Лизонька

На белый лист бумаги аккуратно ложатся мелкие буковки. Слагаются нежные слова. Ровные строчки одна за другой быстро заполняют белое поле листа. Ручка увлеченно двигается по бумажному бездорожью, оставляя на нем мысли и чувства своей госпожи. Лист в свою очередь ощущает тепло и трепет женской руки. Какие же они все-таки особые, эти любовные строчки!
       Лизонька спешит поставить точку.  Не забывает добавить тысячное «люблю». Улыбаясь, подписывает конверт и приклеивает марку. Вот и этот день прожит не зря – она написала любимому целых три письма! Когда он их получит, то несказанно обрадуется. А она, Лизонька, обязательно почувствует его радость, и ей станет тепло и спокойно на душе. Не так больно, как последние несколько месяцев. Возможно, во всем виновата эта больница с ее персоналом. Это они расстраивают Лизоньку. Несмотря на всю обходитель-ность, доброту и  даже нежность по отношению к пациентам, Лизоньке они неприятны. Слишком уж много фальши и наигранности в их жестах и словах, в манере говорить и  двигаться, нелепых диагнозах и мудреных лекарствах. Но хуже всего становится девушке, когда кто-то из персонала по-особому смотрит на нее. Смотрит так, словно она, Лизонька,  умалишенная и безнадежная. Эта жалость в их взглядах просто злит ее и раздражает.
       Соседка по палате тетя Клава, божий одуванчик, совершенно не помнящий что сегодня за день, но отлично запомнивший любимые духи Клары Цеткин и запросто цитирующий Ленина, единственная, кто успокаивает девушку. Ну, какая же она сумасшедшая! Да она, светлая душа Лизонька, имеет два высших образования, музыкальную школу и танцкласс за плечами, спортивные награды и даже призы за участие в интеллектуальных играх. Где уж тут быть сумасшедшей! Она молода, красива, стройна. И ей всего-то 23 года! Вся жизнь впереди. Ошибаются врачи, тетя Клава знает точно! Да, не то время. Сталина на них нет, считает тетя Клава. Уж он бы сразу решил все проблемы: на Соловках бы  эти недотепы строили себе психушку!
     Лизонька вдруг вспомнила удивленный взгляд и покачивания головой в недоумении нового заведующего отделением Олега Ивановича после трехчасового тестирования. Кстати, она его прошла блестяще. Комиссия была удивлена и озадачена, а новенький-то просто ошеломлен. Вполне нормальная, вменяемая, привлекательная женщина и с…таким диагнозом. Обещал пересмотреть записи в истории болезни и поставить вопрос о признании Лизоньки здоровой. Не век же ей по ошибке врачей куковать в больнице! Правда, с того дня прошел уже месяц, диагноз не снимался, а врач не баловал ее своим вниманием и объяснениями.  Ничего. Она девушка терпеливая — подождет.
       Дописав письмо, Лизонька положила его в верхний шкафчик стола. Пусть полежит до завтра. Одна из ее подруг, молоденькая медсестричка Катя, завтра, как обычно, отнесет все написанные письма на почту.  Лиза снова улыбнулась.
Искренне, душевно, доверчиво. Ее письма дойдут до любимого, она верит!
         Вот и прошел тихий час. Сейчас она вместе с остальными пациентами этой особой больницы пойдет пить чай с булочкой, «полдничать» значит, говоря местным наречием. Потом выслушает новости от соседок по отделению, снова посетит столовую (ужин — дело святое), после чего, насладившись каплями холодной воды, называемыми душем и якобы обеспечивающими бодрость духа и гигиену, девушка поспешит в постель. Пора и отдохнуть.
       Самое любимое время суток Лизоньки — ночь. Затихают шаги и возня в коридоре, за окном становится совершено темно. В небе проступают звезды. Тетя Клава мирно посапывает. Никто не мешает Лизоньке представлять любимого и говорить с ним. Она удобно укладывается в кровати, кутается в одеяло, словно в объятья Андрейки, и тихо шепчет ему нежности. Иногда она рассказывает ему весь свой день. Иногда плачет. Но это редко. Он всегда утешит ее и не даст долго плакать. Он же любит ее, свою Лизоньку. Нашептавшись вдоволь, поцеловав фотографию любимого, надежно спрятанную в своей любимой книге Экзюпери «Маленький принц», Лизонька засыпает.
       Чаще всего снится ей один и тот же сон. На перекрестке дорог, ярким, солнечным летним днем, созерцая синеву неба и бесконечные поля золотой пшеницы, они с Андрейкой сидят на лавочке. Солнце греет, но не печет. Дует приятный ветерок. Андрейка нежно обнимает ее за плечи, она положила голову ему на плечо. Лизонька проговаривает всего одну фразу: «Господи! Как я соскучилась!» Он отвечает, словно вложив в слова всю свою жизнь без нее: «Если б ты знала, как я соскучился!» Наступает мгновение, когда им в этом мире больше ничего не нужно! Они счастливы. Есть он, она, синь неба и золото пшеницы, есть перекресток дорог в бесконечность, а на перекрестке скамья, на которой две половинки целого. Лизонька замирает от счастья, боясь спугнуть его мыслью, дыханием, движением ресниц. И безмолвно, словно это и не она вовсе, молит Бога об одном: не просыпаться! Остаться с ним во сне навсегда. Теперь –то она понимает Фауста. Остановить бы мгновение!
      Но сон не вечен, увы. Если она не просыпается сама, то обязательно об этом позаботится кто-то из медперсонала. Тетя Клава их ласково называет «стражниками». Сон заканчивается, а Лизонька потом еще долго украдкой плачет, умываясь в душевой. И зачем она проснулась?!
      Скоро у Андрейки день рождения. Лизонька готовит ему подарок— свитер! Тут, в больнице, «стражники» не разрешают хранить острых предметов, и уж тем более не разрешают иметь при себе спицы. Но тетя Клава научила, что вполне неплохо можно все связать обычными карандашами! Рисовать-то тут можно, а значит и попросить медсестру Катю купить ей пару-тройку карандашей не проблема. Катя не отказала и принесла карандаши. Нитки приобрели по плану тети Клавы якобы для обучения искусству макраме. Врач долго не мог понять, как можно плести макраме из пряжи, но тетя Клава все пояснила четко и категорично: «Вы все равно не разрешите настоящие веревки купить. Побоитесь, что мы тут всех удушим. Так пусть девочка хоть на мягких нитках тренируется!». Что ж тут ответишь? Врач согласился.
       Вязала Лизонька свитер из полосок разного цвета. Нешироких- насколько хватало карандаша, ведь лески тут днем с огнем не сыскать! Пришлось обойтись без нее. Процесс вязания начался. Дело это было утомительное, но радостное – для любимого старалась. Все полоски потом нужно будет сшить. За неимением иглы, тетя Клава уже нашла где-то булавку и даже, на всякий случай, скрепку позаимствовала! Смотрела на Лизонькины старания и улыбалась: «Все как при Сталине — тюрьма не меняется!».
       До дня рождения Андрейки осталась всего неделя. Лизонька прошла уже все тесты и ждет заключения комиссии. Но ждет она его не столько, чтоб узнать, как они ошиблись на этот раз, а чтоб спросить, не отпустят ли они ее к Андрейке на день рождения? Хоть бы отвезти подарок, всего на пару дней. А потом она вернется, чтоб продолжить лечение. Если уж она и вправду больна, то она все вынесет, вылечится. Ради любимого, ради их будущего ребенка.
       В кабинет заведующего отделением тихо вошла Катя. Она со вздохом протянула ему три свежих письма. Не выдержала и заплакала. Олег Иванович не ругал ее, равно как и не успокаивал. Не впервой — поплачет и успокоится. Впрочем, если плачет, значит он не ошибся. Когда всхлипывания Катерины растают за дверью кабинета, шарканье ног перестанет тревожить ночную тишину, Олег Иванович достанет письма. Все письма, написанные Лизонькой за те полгода, что она тут. По три ежедневно! Перед ним возникнет целая гора писем, еще пока умещающихся в большом шкафу. Он начнет перебирать их. Большинство из них он знает наизусть. Как много бы он отдал за то, чтобы кто-то писал ему такие же письма. А так он, словно вор, украдкой читает письма пациентки! Конечно, у него есть оправдания — он обязан знать все о ней:  чем дышит и что делает, что пишет и как спит. Она его особая пациентка. И все же последние полгода его душа не знает покоя. Он не может без боли читать любовные письма!!! Письма, адресованные тому, кто их никогда уже не прочтет! Письма той, кто вряд ли поймет и осознает то, что ее письма навсегда останутся без ответа. Умрут в этом большом шкафу, задохнувшись от пыли!
     Олег Иванович нервно прохаживается по кабинету. Он поражен: девушка вяжет свитер карандашами! Нет, это не она сошла с ума, а он, если верит в это. Хотя он своими глазами видел на днях, как Лизонька прятала пестрые полоски в тумбочку и при этом загадочно улыбалась. Нет, он не сошел с ума. Девушка вяжет любимому свитер! Но и она, Лизонька, не сумасшедшая! Говоря меди-цинским языком, она просто в шоке. Узнав о смерти любимого, ее мозг отка-зался в это поверить! Он заблокировал всю боль! Нервный стресс, временная амнезия, легкая дезориентация в прошлом… И все! Все остальное у Лизоньки во сто крат лучше, чем у любого «нормального». И даже более чем. Да она вообще одна на миллион — любит настолько, что не смирилась со смертью. Ее любовь стала выше боли. Намного выше. Как долго продлится такое состояние девушки, не скажет ни один врач. Всем им остается лишь наблюдать за ней и ждать. Ждать, когда боль пересилит любовь, а сознание откроет Лизоньке все, что в нем таится. И то роковое известие о смерти Андрея, которое она получила полгода назад, и тот крик, который слышали соседи по многоэтажке, и истерику, из которой ее двое суток не могли вывести медики. Возможно, Лизонька вспомнит, как спрашивала у милиции, нашли ли ту машину, сбившую Андрейку посреди тротуара на глазах у прохожих в чужом городе, где он был в командировке… А может, ее любовь будет настолько сильной, что оставит Лизоньке эту призрачную надежду на встречу с любимым, даст сил и терпения жить в мире снов и памяти, ждать и надеяться на чудо, свято веря в его исполнение? И кто же она тогда? Неужели сумасшедшая?
      Вот уже полгода молодой заведующий не может себе ответить на этот вопрос. Как не может он понять, сила ли любви создала тот мир, в котором живет Лизонька, или же налицо последствия сильнейшего нервного стресса, вызванного болью утраты, и как результат— нарушение деятельности нервной системы и головного мозга. Как медику, ему ближе второе объяснение: логично и аргументировано. Как человеку, ему все же понятней первое. Загадочное, извечное, алогичное, глубокое и до сих пор не изученное чувство может вот так запросто защитить кого-то от мира реалий, от боли и страданий, заставив его жить в мире иллюзий, достаточно здраво при этом соображая и ориентируясь в окружающей обстановке. Человек при этом рад своему пребыванию в этом созданном собственным подсознанием мире, счастлив в нем и способен на подвиги, подобные вязанию свитера из разноцветных полосок на карандашах. Да за такое изобретение нужно давать Нобелевскую премию, а не койку в психиатрической лечебнице!
      Утром, как обычно, Олег Иванович сдаст ночную смену. Тихонько пройдет по коридору, заглянет в приоткрытую дверь палаты, где мирно спит Лизонька. Некоторое время просто постоит на пороге палаты. Потом его шаги утонут в утренней суете города. Он будет идти в свою холостяцкую берлогу и рассуждать о том, есть ли любовь в этом мире или нет, и если мы любим, то не являемся ли мы все сумасшедшими?