Доколь конь доскачет

Сполохами пугачевских пожаров догорал над Россией XVIII век.
В Зимнем дворце хорошо понимали, что при существующем государственном устройстве избежать новых крестьянских волнений не удастся. Слишком велики на всю державу те восемь губерний, что учредил еще Петр, и слишком разобщены многочисленные мелкие уезды в них. А потому при Екатерине был разработан и подписан документ. Назывался он «Учреждение о
губерниях». "Губернатор есть высший государственный сановник,поставленный управлять губеринией от имени  Государя императора на время Его отсутствия".  И лишь только высохли чернила на этом документе, как помчались во все края необъятной державы фельдъегери и закипела поначалу незаметная, а потом все более бурливая работа. В старых губернских городах низвергали наместников - казнокрадов, в новых дворянскими собраниями выбирали честных губернаторов для рекомендации их Екатерине, но в уездах еще несколько лет стыла прокисшая за века жизнь.
Вот отсюда я и начну свой рассказ.

I
В курском городе Тим поймали на базаре пьяного ярыжку, который поносными словами поминал Государыню. Кинули в стылую гаупвахту, а когда тот оклемался, потянули к расправе. И признался тот, в предверии дыбы, что является сыном полатовского городского головы, зовется Остапом Красноперым и совсем недавно ходил в подручных у самого «братка» Емельки Пугачева Никиты Голого.
По сему случаю в пыточную явился Тимский голова Теленьков. К наспех накрытому столу ему подвинули корявый табурет, на скатерку солдат вынес горячий гречневый рубец и чарку тусклого олова. Голова Теленьков опрокинул чарку в бороду, потянул воздух:
— Ты, — ткнул он пальцем в связанного ярыжку, — государев тать и изменник. Таких велено под караулом отправлять в Петербург в розыск. Я бы тебя, сукина сына, уже и отправил бы, кабы ты не был сыном дворянским. У самого такой же оболтус в нетях обретается. Словлю — семь шкур спущу!.. Поди — жрать хочешь?
Остап задвигал кадыком под жиденькой бороденкой, сглотнул слюну.
— Развяжите негодника!.. На, потяни хмельного, да приступим к составлению сыскного листа.
И голова Теленьков с интересом проследил за ярыжкой. Тот, прежде чем выпить, прочел вслух тиснение по окаёму  оловянной плошки:
— «Его же и монахи потребляют».
И  с жаждой выпил.
— Грамотен! — удивился Теленьков и от удовольствия потер руки. — Тогда сослужи мне напоследок службу, голубок. Мой писарь канцелярский в горячке третий день обретается, а в правлении бумага за круглой печатью нечитана лежит. Сам - то я, брат, грамоте не того... Г-м-м, бреду через пень-колоду. Прочти. Тебе, глядишь, и зачтется.
...Грамоту из канцелярии доставили скоро. Теленьков вначале выпроводил палачей вон, остался с Остапом в пыточной. Твердой рукой сломал пе¬чать, развернул лист, подал ярыжке:
— Ну!
— «Дня 29 декабря 1779 года от  Рождества Христова,— начал ярыжка, одним глазом кося на чарку,— Государипи Императрицы Екатерины Алексеевны Учреждение об уездах. Дабы утвердить порядок в управляемых Нами новообразованных губерниях и наместничествах, решили Мы образовать новые уезды числом каждый от 20 до 30 000 человек. Уездный же судья и земский капитан-исправник выбираются дворянством через всякие три года и представляются от уезда губернатору, и буде за ним нет явного пороку, то губернатор подтверждает дворянский выбор. Заседатели же уездного суда и дворянские заседатели Нижнего суда  выбираются дворянством чрез три года, и губернатор подтверждает дворянский выбор. То же и о городничем».
Ярыжка смолк, опять скосившись на чарку.
- Далее! - потребовал Теленьков, -потом выпьешь.
"Городничий же определяется Сенатом по представлению губернского правления».
— Эвона-а, .врастяжку произнес Теленьков.— Важная птица теперь городинчий, самому губернатору не указ... Далее.
-Тут роспись новым уездам, волостным и вотчинным правлениям при них и список новых уездных и заштатных городов.
Весть эта чрезвычайно оживила Теленькова:
— Проследи, братец - мой Тим значится в новых уездных городах?
Арестант повел сломанным ногтем по списку:
-Да, город Тим, Тимского же уезда. Курского наместничества.
Голова довольно перекрестился на густую паутину в углу и вкрадчиво спросил: ...  -А...Верхососенск?..
Ярыжка заскользил взглядом по свитку:
— Нету больше такого города... И Полатова нету, и Ливенска, и Усерда. А есть уездный город Бирюч, куда и стеклись бывшие уезды на правах вотчинных владений.
— Нету Верхососенска... — ошарашенно проговорил Теленьков и тут же засуетился, сам налил чарку, поднес ярыжке:
-Слушай, — горячо зашептал он, оглядываясь на дверь, -сыскной лист на тебя все одно писать грамотеев нету, и я отпущу тебя, коли согласишься сослужить мне службу.
Он ковырнул деревянной ложкой гречневый рубец на деревянной   тарелке, торопливо запил и продолжил:
- В Верхососенске городским головой служит мой брат, Кручина Теленьков. Он, поди, еще и не знает того, что его уездную должность упразднили. А как нагрянет ревизия — тут ему и какрачун! Ты вот что, — потянул он ярыжку за полу, — скачи туда, к голове Кручине, да вели моим именем прятать концы в воду. Он толковый, поймет, что к чему. Я тебе за то коня снаряжу и серебра отсыплю! И Кручина на месте расстарается...
Остап с минуту подумал и согласился:
— Пока ты мне, голова, бумагу проездную выпиши до самого Палатова. Чать и мне батьку спасать приспело. У него, кормильца, рыльце тоже в пуху, признаться...
Голова Теленьков хлопнул в ладоши, вошедшему солдату инвалидной команды велел:
— Доставить сюда из канцелярии бумагу с чернильницей, да вели командиру штатной команды представить к гаупвахте наилучшего жеребца для дальнейшей дороги. Сполняй, дурень!



2
В самое Стерение, почти никем не замеченный, к вотчинному  правлению в Бирюче на обывательских лошадях добрался столичный фельдъегерь. От Воронежа из-за недавней метели добирался он целых три дня и теперь на ярком морозном солнце щурился, обламывая сосульки с усов. На крыльцо вынесли узорную рюмку на серебряном подносе. Потом провели в жарко натопленное помещение.
— Который тут вотчинной? — промороженным басом спросил фельдъегерь, отряхивая капли растаявшего снега с голубой треуголки.
Среди прочих от стены с лавки поднялся один, в волчьей шубе, лысый, с белой бородой:
— Нестор Сычев, ваше благородие.
Фельдъегерь распустил пуговицы на меховой шинели и достал синий продолговатый пакет с пятью печатями на нем:
— Прими и подпишись!
Вотчинный  старшина принял пакет, прошел к своему месту за столом и в особом листе у фельдъегеря вывел корявый крест.
Фельдъегерь опять запахнул шинель, надел шляпу:
— Вели, старшина, выдать мне на посошок да подавай к крыльцу казенных коней. Мои, вишь, в Усерде с тела спали, а на обывательских далеко не уедешь. Тороплюсь же и теперь в Валуйку и далее, на Изюм и Бахмут.
Пока подносили на посошок, Нестор Сычев полюбопытствовал:
- Что за спешка, ваше благородие?
— Али еще ничего не знаете? - удивился офицер.—Так теперь ваш Бирюч из заштатного городка переходит в уездный город. В пакете — царский указ. До избрания городничего тебе, вотчинной, предписано исполнять его обязанности и надлежит нынче же поднять над уездной Бирюченской управой флаг Российской империи.
— Так ить нет у нас трехцветного петровского, -— заикнулся было Нестор, по офицер прицыкнул:
-Изготовить немедля! Тут теперь государственная власть, а не общинная, как прежде!
С тем и проводили фельдъегеря. А потом вскрыли пакет и остолбенели от содержания. Все вновину и в том пакете! И роспись должностям и чинам уездным, и предписанье о созыве дворянского собрания, и повеление провести немедля ревизию по всем бывшим уездным городам, ставшим теперь волостями и вотчинам, и реестр о денежном довольствии к тому ж... Старик Кузьма Лотарев, из гильдейских купцов, даже за голову схватился:
— Это что ж за уездный такой агромадный теперя?.. Сказано ведь было еще царем Алексеем Милайлычем, что быть каждому уезду размером, доколь конь от города за один перегон доскачет. А теперь сколько ж надо скакать, чтоб от Верхососенска до Ровеньки добраться?тут и двух суток не хватит. Что-то тут не так,-с сомнением сказал он, и все бородачи в горнице перекрестились одновременно.
    Может, неторопливая жизнь Бирюча еще некоторое время и не обрывалась бы при старых правителях, но уже в тот же праздничный день из того же Воронежа прибыл новый офицер со свитой. Легко оставив санки, он с удовольствием поглядел, как два городских мальца разворачивали над правлением бело-красно-голубое полотнище и тут же, принимая по обычаю на крыльце стопку, представился:
— Временный капитан-исправник Глеб Кравцов. Принимаю городскую печать и полную власть над уездом. Завтра же приступим к ревизии всех волостей и служб. Пощады не ждите, господа бирючане, а потому лучше содействуйте, а не препятствуйте.
  Капитан Кравцов распоряжался по-хозяйски. Пошли ревизоры по лавкам и лабазам, арестовали лекаря-немца, по всему громадному уезду на конюшнях начали пороть нерадивых работников. И не раз тут поминали теперь Емельку Пугача, потирая посеченные места. А в соборном училище разместился ученый человек — представитель Имперской Академии наук. Дня через три он вызвал Нестора Сычева и попросил:
— Вы бы мне, сударь, представили человека грамотного для составления описи городу и уезду. Мой не справляется.
Нестор поскреб лысину и сказал:
— Не знаю, право, туго у нас с этим... Вот разве что писаря Нижнего земского суда Остапку Красноперого представить? Только как же тогда суд?
Ученый чиновник потер кругляшки медных очков:
— Суд подождет, я условлюсь с исправником. Подавайте писаря.
В этом молодце, гладко бригом и в сюртуке зеленого сукна, вы ни за что не узнали бы недавнего ярыжку из Тима. Были у него теперь справные документы о многолетней службе в Белогородской губернии и он верил, что все, кто знал его по лихим временам, давно перевешаны на глаголях.Да и губернии теперь такой нету - и концы в воду.
Он-то и составил «Описание, учиненное в Бирюченском уездном суде Бирюченским же городничим и нижним Земским судом против запросов учрежденной при Императорской Академии наук Комиссии. Жителей в Бирюче, — писал он, — три с половиной тысячи обоего пола, обустроено 539 обывательских домов. Опричь Усердский селитерный завод.
Городские обыватели по силе данной им привилегии упражняются большей частию в винокурении, промышляют хлебопашенством, шитьем сапог и шапок, торгуют дегтем и рыбой, упражняются в рукоделиях, иконопистве, чеботарстве, столярст ве, кузнечестве, плотничестве».
   Надо заметить, что писаря просто разрывали на части между ученым чиновником и Нижним судом. И в одном месте отмечая, что «на время образования уезд располагал 381012 десятинами и 313 саженями угодий(Это, для сравнения, почти в 2,5 раза больше, чем ныняшняя территория Красногвардейского района)", в другом писарь составлял ревизские сказки по бывшим уездным и вотчинным правлениям. И везли в суд на расправу бывших начальников из Алексеевки и Веселой, из Никитовки и Усерда...
   Заполняя все эти расспросные листы о воровстве и транжирстве, ловкий писарь довольно потешался: ни одна ревизия не нашла нарушений в Верхососенске и Полатове.
Вотчинные старшины  Теленьков и Краснопёров, упреждённые вовремя Остапом, служили там в довольстве до окончания своего веку...