Жизнь иммигрантская

               
Заказ подходил к концу. С новым проектом возникли какие-то серьёзные затруднения. По заводу поползли слухи о грядущих увольнениях. Очень скоро они превратились в печальную действительность. В нашем цехе оказалось немало таких, кто известие о сворачивании производства воспринял как подлинную личную трагедию.
 
Некоторые бывшие советские граждане, попав в капиталистический «рай», буквально ошалели от распростёртого горизонта возможностей. Не задумываясь о последствиях, они тут же бросились навёрстывать недополученное при социализме.

Приобрели квартиры, мебель, машины и всё прочее из стандартного репатриантского набора. На покупку этого добра существовала солидная государственная льгота. Тем не менее, бывшие «совки» с «большими глазами», как говорят в Израиле, по уши влезли в долги. Работая, они ещё как-то могли рассчитываться с банками. Но потеря источника заработка, превращала жизнь этих людей в настоящий кошмар.
 
Один такой "совок" работал и в нашей бригаде. Это был ещё нестарый семейный мужчина. Звали его Феликс. Отец двух детей. По профессии учитель географии. В Полтаве, откуда они прибыли, семья проживала в убогой двухкомнатной «хрущевке» вместе с престарелой тёщей.

 Из личного транспорта имелся только детский велосипед. Откуда у скромного учителя вдруг возникла такая непреодолимая страсть, взять всё и сразу, объяснить не могу. Но кончилось это плачевно. Увольнительное письмо и инфаркт мужик получил почти одновременно.

Машину и квартиру мы не покупали, но нечто подобное со мной случилось тоже. Правда, в несколько иной последовательности. Вначале моему здоровью был нанесён урон, к счастью, не столь серьёзный, а уж потом мне вручили письмо об увольнении.

Впрочем, эти два события не были связаны между собой. Увечье я получил исключительно по причине грубого нарушения правил техники безопасности. Неприятность случилась во время погрузки бетонных плит на транспортный трейлер. На высоте примерно четырёх метров от поверхности земли, где я исполнял роль такелажника.

За пультом управления крана находился мой бригадир Дани. Он как всегда был энергичен и суетлив. Отдавал какие-то распоряжения. Покрикивал на рабочих. Переругивался с шофером. А вот я, похоже, выпал из зоны его внимания.

Дима, вроде бы, имел разрешение на управление краном. Даже иногда на нём работал. Однако достаточным опытом не обладал. В тот день крановщик по какой-то причине отсутствовал, и бригадир на мою беду заменил его. Замена оказалась неполноценной. В результате мне пришлось расплатиться  достаточно болезненной травмой.
 
Произошло это так. Не дождавшись моей команды «вира!», оператор нажал на кнопку. Я почувствовал жуткую боль. Крюк намертво прижал мой безымянный палец к петле панели.

Дикий вой, который я издал, заставил таки Диму обратить на меня внимание. Кран он отключил, но было уже поздно. Меня свезли в больницу. Хирург наложил на рану несколько швов. Больше месяца пришлось провести на бюллетене.

И тут я уже в который раз обязан пропеть гимн гуманизму еврейской страны. Правила техники безопасности исполнялись на нашем заводе, к сожалению, не очень строго. Это правда. А вот по части страхования от несчастных случаев всё находилось в полном, я бы даже сказал, образцовом порядке.

За болезненную, но по-существу несерьёзную травму, в конце концов, мне отписали приличную сумму – более $7000. Не без того, пришлось год продираться сквозь очень густой частокол еврейской бюрократии. Но, как сами понимаете, комненсация того стоила.
   
Когда вернулся на завод, из рядового состава там оставалось человек десять. Около месяца занимались консервацией оборудования. Недельку послонялись без дела. Затем нам вручили письма, и мы пополнили плотные ряды городских безработных.

Так закончился ещё один эпизод моей трудовой биографии. За год освоил с десяток операций по изготовлению весьма оригинальной строительной продукции. Настоящим профессионалом, разумеется, стать не успел. Тем не менее кое-какой строительный опыт приобрёл. Теперь успешно использую его в быту.

Что касается вынужденного отпуска, то в тот раз он растянулся почти на год. Опять пришлось столкнуться с рутиной израильской бюрократии. Однако теперь я уже был вооружён предыдущим опытом. Процесс оформления пособия по безработице прошёл относительно гладко и без больших моральных потерь.

Одновременно упорно искал работу. Проутюжил всю промышленную зону нашего городка. По газетным объявлениям разослал десятка полтора своих резюме. Постоянно теребил наших благодетелей-опекунов, знакомых и незнакомых людей. Но глухо. Найти что-либо мало-мальски подходящее не удавалось.

На интервью, правда, приглашали довольно часто, но заканчивались они безрезультатно. Точнее сказать, после собеседований порой уходил с иллюзорными надеждами, но вскоре о безрезультатности узнавал по почте, получив казённую отписку. Впрочем, если ещё точнее, то результат всегда бывал отрицательным. Я имею в виду финансовые и временные потери. Не говоря уже о моральных.

К этому времени я уже довольно сносно изъяснялся на иврите. Обладал каким-никаким израильским трудовым опытом. В известной мере притёрся к окружающей действительности. Однако мой «перезрелый» возраст сводил на нет все эти достоинства.

Но главное – былой конструкторский опыт применить хотя бы косвенно никак не получалось. Впрочем, фиаско на ниве трудоустройства в немалой степени способствовали еще, по меньшей мере, два фактора. Отсутствие полноценного английского и практически полная компьютерная безграмотность.

И тут, вроде как неожиданно, но очень кстати, подвернулась возможность пополнить багаж моего образования. В бюро по трудоустройству предложили поступить на семимесячные инженерные курсы по повышению квалификации. Или как их называли чиновники, по адаптации привезенных знаний и опыта к условиям народного хозяйства еврейской страны.

Программа включала в себя глубокое изучение иврита, технического английского, знакомство с достижениями израильской промышленности, но главное – основательное штудирование наиболее применяемых компьютерных программ.

Я с радостью записался. Тем более, что на протяжении всего срока обучения за мной сохранялось право получения пособия по безработице. А оно тогда составляло весьма приличную сумму. Что-то около 2500 шекелей в месяц или примерно $1200. Тогда в Израиле, это были приличные деньги. Разумеется, в глазах молодого репатрианта.

После трёхмесячного безделья с удовольствием принялся за учёбу. Занятия проходили в комфортабельных аудиториях и отличных компьютерных классах местного техничекого колледжа. Занимались весьма напряжённо. Ежедневно по три пары лекций вперемешку с практическими занятиями.

Группы курса почти целиком состояли из «русских» репатриантов. Многие преподаватели хорошо знали русский язык. Однако, преподавание, велось исключительно на иврите. По этой причине кое-кто из курсантов был вынужден покинуть уютный стены колледжа.

Остальные, и я в том числе, усиленно занялись ивритом. В этом плане нам повезло. Учительница языка оказалась высококлассным профессионалом. Не чета той, что обучала меня с супругой в ульпане. Несмотря на наличие кондиционеров, пришлось изрядно попотеть, но мой скорбный труд даром не пропал. По крайней мере, так показалось после окончания курсов.

Лично у меня наибольший интерес вызвал курс компьютерного черчения. Особых видов на реализацию приобретаемых знаний, честно сказать, не было. Однако сам процесс изучения программ AUTOKAD увлекал.

Шёл 1991 год, и было занятно приобщаться к достижениям современного компьютерного прогресса. Тогда я даже не подозревал, как далеко он шагнул! То, что раньше за кульманом с карандашом в руках я делал за пару дней, на компьютере можно было выполнить часа за три.

Понятно, творческого начала программа не заменяла, но эффективность конструкторского труда повышала чрезвычайно. Впрочем, на МТЗ, где мне довелось потрудиься почти 30 лет, к подобной производительности труда никто нас не призывал. Впрочем в таком подходе присутствовала определённая логика.

В самом деле, появись в моё время подобные программы, куда бы было девать этакую прорву плодов труда четырёхсот конструкторов, состоявших тогда в штате нашего ГСКБ. Разумеется, плоды приносили не все, но это уже совершенно другая тема. Касаться её не буду.

Учиться было интересно, но. признаться, нелегко. Особенно трудно пришлось мне в последние два месяца учёбы. Они совпали с событием, которого мы долго ждали. После почти трёх лет мытарств, бесчисленных хождений по различным инстанциям и прочей полуформальной суеты нам, наконец, выделили социальное жильё.

Отличную трехкомнатную квартиру в хорошем благоустроенном районе. Правда, малость запущенную. Понадобился ремонт. За ним последовала очень приятная, но хлопотливая поцедура покупки мебели. Одновременно перевозили уже нажитый скарб. Понятное дело, пообщаться с бюрократами тоже пришлось6 оформлять различные там документы и справки. В общем, обычные хлопоты новосёлов.

Время на учёбу выкраивал с трудом. В основном за счёт сна. И всё же курс я одолел. Сдал экзамены, и получил красивое свидетельство, удостоверившее этот, без сомнения  положительный факт моей репатрианской биографии. Можно сказать несколько иначе - свою инженерную квалификацию повысил я основательно. Короче, формальные достижения были налицо.

Что касается конкретных практических результатов, то они оказались несравненно жиже. Конечно, знания, которые я приобрёл, в какой-то мере адаптировали мой былой профессиональный опыт к местным требованиям рынка труда. Однако главной проблемы они не решили. Вопрос трудоустройства по-прежнему оставался невероятно открытым.

А надо сказать, что к его решению я приступил ещё во время учёбы в колледже. Составил резюме с учётом самых последних на то время достижений науки о том, как выгоднее
«продать себя» Естественно, не без известной порции пыли.

Красиво отпечатал на компьютере. Наш куратор разослал многочисленные копии по адресам потенциальных работодателей. Само собой, не забыл одновременно обнадёжить меня сакраментальным «альтидаг, ийе беседер». Что по-русски значит: не извольте беспокоиться, всё будет в полном порядке!

После такого бодрого напутствие, собственно, ничего и не оставалось, как только ждать и надеяться. Впрочем, ждал я недолго. Сразу же по окончании курса вновь отправился утюжить нашу промышленную зону.

И тут, несколько неожиданно для себя, с огорчением обнаружил, что за семь месяцев учёбы рынок рабочих мест оскудел до полного безобразия. Оно и понятно, евреи, причём не только из СССР, продолжали валом валить на историческую родину. Пока я набирался знаний, конкурентов заметно прибавилось. А вот новых предприятий, как говориться, отнюдь.

На мои многочисленные, переполненные профессиональными достоинствами резюме, работодатели практически не откликнулись. Десяток бесплодных интервью, конечно, не в счёт. Должен констатировать - найти работу в Израиле новому репатриантув в начале девяностых было невероятно трудно. 

Тем не менее какое-то время после окончания курсов я пребывал в розовом заблуждении. Почему-то казалось, что моя цветастая трудовая биография обязательно кого-нибудь заинтересует. К сожалению этого не случилось. Уверенно назвать причины затрудняюсь. Кроме разве одной. Это – мои пятьдесят с хвостиком лет, которые как пел Высоцкий уже было «не бросить, не продать»
 
И всё же один очень солидный работодатель обратил таки на меня своё внимание. Но не в связи с трудовой биографией. Виной тому явился мой «рисовый» проект. Признаться, к тому времени я о нём уже почти забыл. О былой инициативе напомнило письмо, которое однажды извлёк из почтового ящика.

Письмецо состояло буквально из трёх строк. Это было приглашение. Фонд одного из богатейших евреев мира миллиардера Шауля Айзенберга совершенно неожиданно проявил интерес к моему проекту. Главный менеджер проектного отдела пожелал со мной побеседовать по этому поводу.

Не скрою, приглашение приятно пощекотало самолюбие. В связи проектом мне и раньше приходилось неоднократно бывать в различных фирмах и организациях. Но в такую серьёзную контору приглашали впервые. Особой надежды на успех, честно сказать, не было.

Соблазняла впервые предоставленная возможность пообщаться с сильными мира сего. Да и как было обидеть главного менеджера своим отказом?! Тем более что на повторное приглашение вряд ли можно было рассчитывать. Домашние традиционно скептически отнеслись к моему желанию прокатиться. Но энергично возражать не стали. В общем, собрав бумаги, я отправился на аудиенцию.

Офис фонда располагался в самом центре Тель-Авива. Он занимал целый этаж элегантного шестиэтажного здания под названием «Дом Азии». Меня встретили, и провели в шикарный кабинет начальника отдела проектов.

Это был крупный импозантный мужчина лет сорока пяти. Он мне сразу напомнил американского буржуя, коих когда-то изображал Маяковский. Цилиндра, правда, на голове у него не было, но огромную сигару менеджер жевал на протяжении всей нашей встречи. В беседе принимал участие ещё какой-то работник фонда, неплохо говоривший по-русски. Так что знание моего иврита практически не понадобилось.

Капитал Шауля Айзенберга имеет японо-китайское происхождение. Он крепко связан с китайской экономикой. По крайней мере, так обстояло дело в 1991 году. Тогда одним из направлений деятельности концерна Айзенберга в Китае являлось сельское хозяйство.

Несколько неожиданно для себя я узнал, что на обширных просторах шанхайской провинции израильские специалисты на протяжении уже не одного года пытались приобщить китайцев к киббуцному движению. О социально-бытовых успехах этой деятельности мне не рассказали.

Зато о достижениях сугубо сельскохозяйственных сообщили вполне конкретную информацию. В частности я узнал, что в тех местах с участием израильтян получены прекрасные результаты по широкомасштабному культивированию экологически чистых (органических) овощей и бахчевых культур.

В районе Шанхая находятся обширные рисовые плантации. Естественно, присовокупить к вышеуказанным чистым продуктам ещё и рис было весьма заманчиво. По этой причине, как я понял, и возник интерес к моему проекту. Не знаю, каким образом моё предложение попало на глаза специалистов фонда, но это был реальный шанс.

 Ведь проект действительно предполагает возможность выращивать рис без применения гербицидов, пестицидов и прочей химии. То есть получать такой же экологически чистый продукт, как уже названные помидоры, арбузы и дыни. Имелся ещё один благоприятный фактор. Выяснилось, что Китай производит тракторы конструкции американской фирмы «Джон Дир». На их базе вполне можно было бы реализовать идею проекта.

В общем, обсудить было что, но разговор получился чисто познавательным. Собственно, произошёл простой обмен информацией. Я сообщил о своём проекте. Взамен приобрел скупые сведения о деятельности концерна в Китае.

 Беседа продолжалась больше часа. Мне показалось, что собеседники проявили некую заинтересованность. Но не более того. Кроме каких-то расплывчатых фраз о перспективности проекта я ничего конкретного не услышал. Разве что чётко уяснил один факт.

В случае если даже туманная перспектива и превратиться когда-нибудь во что-то осязаемое, то вряд ли мне найдётся тёплое местечко в Израиле. Придется, как минимум, на пару лет отправиться в далёкий Китай. Причём, скорее всего, одному.

Я хорошо испытал на себе климатические условия рисоводческой зоны Средней Азии и особенно Казахстана. Резонно было предположить, что приморская провинция Шанхая, расположенная значительно южнее, в этом смысле выглядит ещё непривлекательней. Проверять эту гипотезу у меня не было ни малейшего желания.

Впрочем, до этого дело не дошло. Так далеко ехать не понадобилось. Всё ограничилось несколькими поездками по родной стране. Пару раз я ещё встретился с какими-то экспертами и консультантами, после чего принял точку зрения супруги.

Её взгляд на проблему, как всегда, был конкретным и сугубо прагматичным. Собственно, никакой проблемы жена не видела. Мою деятельность по «проталкиванию» проекта она уже давно воспринимала не иначе, как напрасную трату времени и денег.

Если начистоту, то к этому времени я и сам пришёл примерно к такому же выводу. С горечью пришлось констатировать, что реализация проекта – дело «дохлое». Можно, конечно, справедливо посетовать на бюрократизм, безразличие чиновников, отсутствие связей и т.д.

Но всё это вторично. Истина же заключалась в том, что израильская реальность за пару лет мой проект так и не востребовала. Именно этот аргумент является объективным фактом. Оспаривать его было совершенно бессмысленно.

Придя к такому кардинальному выводу, я засунул пухлые папки проекта на дальнюю полку книжного шкафа, и всерьёз принялся за поиск работы. И вскоре она подвернулась. К сожалению, применить полученные знания не получилось.

 Зато приобретённый в Израиле опыт, как говаривали в Одессе, таки да. В общем, я опять подался в строители. И опять на знакомый мне уже завод железобетонных изделий.

Прилежно трудился ровно год, в течение которого довольно быстро продвигался по службе. К сожалению, исключительно по горизонтали. От одной технологической операции к другой. К концу года неплохо разбирался в весьма оригинальном процессе изготовления панелей и перекрытий.

Уволился по личной инициативе. Иными словами по собственному желанию. В результате выяснилось, что инициатива наказуема не только при социализме. Капиталистический строй относиться к ней тоже не совсем лояльно. По крайней мере, один раз у меня была возможность в этом убедиться.

Впрочем, если откровенно, то государственная система здесь ни причём. Мои искусственные трудности на пути к пособию по безработице возникли исключительно по причине скороспелой инициативы. Тем не менее с задачей, в конце концов, я справился. Благополучно преодолел собственноручно воздвигнутые преграды, и опять оказался на содержании у государства.
 
На этот раз безработица растянулась на долгие семь месяцев. В бюро по трудоустройству ничего не предлагали. Сам работу искал вяло. Не потому, разумеется, что хотелось погулять. Просто больше надеялся на политические связи супруги.

Окончание моего безделья всецело обусловливалось появлением вакансии в нашем муниципалитете. И надо же, случилось такое историческое совпадение! Долгожданная вакансия открылась буквально в последний день моего пребывания в статусе безработного.
 
Определили меня в отдел охраны окружающей среды. Круг обязанностей оказался весьма обширным. Пришлось поработать на уборочной машине. Обслуживать оборудование городского рынка. Дежурить на фестивалях, которые периодически случаются в нашем городе. Бывало даже, что охранял окружающую среду, орудуя метлой. То есть исполнял обязанности дворника.

Исполняю их и сейчас, уже находясь на пенсии по старости. Не скрою, какое-то время пришлось потратить на адаптацию. Что там не говори, данный род занятий был знаком мне только понаслышке. Однако приличная по репатрианским меркам зарплата и прочие льготы и привилегии, положенные работнику муниципалитета, значительно ускорили этот процесс.

Сергей Довлатов когда-то остроумно выразился по поводу аналогичной ситуации: «Либо это временно, либо справедливо». Спору нет, сказано красиво. Однако в жизни не всё так однозначно. Хоть и на пенсии в дворниках я хожу до сих пор. Так что выходит работа не временная.

А вот вторая часть сентенции писателя вызывает во мне стойкий дух противоречия. Поясню. Ещё в 1990 году квалификационная комиссия при министерстве образования признала мой инженерный диплом и присвоила вторую академическую степень.

 Более того, в том же году завкафедрой «Тракторы и сельхозмашины» Техниона, профессор Манор, изучив список моих изобретений, опубликованных работ и ссылок на них, предложил подать документы на соискание стипендии Шапиро.

Со слов профессора я понял, что такие предложения он делает только советским кандидатам и докторам наук. Таким образом, официальные органы еврейской страны, хотя и косвенно, но признали мою высокую квалификацию.
 
Может быть для иммигрантской судьбы это и нормально. Но как-то не хочется признать справедливым положение, при котором высококвалифицированному специалисту метлой приходиться зарабатывать на хлеб насущный. Пускай даже с маслом.

 Впрочем, и эту возможность мне никто не предложил. Работу добыла для меня супруга благодаря своей чрезвычайно высокой коммуникабельности и очень хлопотливой околополитической деятельности. По секрету сообщу – не обошлось и без протекции.

Естественно, поначалу я искренне надеялся, что снижение социального статуса – проходящий эпизод в моей трудовой биографии. Но, увы, так не случилось. Можно, конечно, попытаться найти достойное объяснение произошедшему.

Привести нужное количество объективных причин и аргументов. Но не стану этого делать. Для чего? Ведь и так ясно, что всё, чего достиг пятидесятилетний репатриант, спустя десять, максимум пятнадцать лет пребывания в стране и есть реализованный потенциал его возможностей.

  По натуре я не революционер. А потому, следуя теории Карнеги, попытался вписаться в окружающую меня среду обитания. И в какой-то мере это удалось. Впрочем, я не оригинален. Многие репатрианты в Израиле поступили так же. Ну а справедливо это или несправедливо каждый решил для себя сам.

Что касается дворницкой работы, то по этому поводу я никогда не комплексовал. Каких-то отрицательных эмоций не испытывал. Не потому конечно, что вспоминал затёртое коммунистическое клише, будто бы труд являлся делом чести, доблести и геройства.


В стране еврейской я не проявлял никакой доблести и тем более геройства. Просто к моменту начала этого периода в моей трудовой биографии уже хорошо понимал, что другим способом таких приличных денег мне не заработать.

Да и, вообще, в Израиле, стране иммигрантов, о социальном статусе, престиже работы и прочих подобных глупостях говорить непринято. Особенно в рядовых репатрианских кругах. Здесь чаще судачат о материальном достатке. Не сглазить бы, но в этом плане у нас в семье относительный порядок.

В заключение я хочу высказать одну мыслью. Её я уже давно сформулировал и проверил. По крайней мере, своим жизненным опытом. Звучит она так: в иммиграции вначале надеешься, что всё скоро наладится, изменится к лучшему. Однако со временем приходит твёрдое убеждение, что такое может произойти только в одном единственном случае - когда изменишься сам.