В поисках мамы. Павел Лючинша

       На улице стояли стабильно трескучие морозы. Как и положено в феврале, мела поземка. Шершавые льдинки били по щекам, лбу, натрамбовывались за воротник, под неплотно сидящую на голове шапку. Эти агенты леденящей стужи норовили заполнить все пустоты вблизи тела, образовавшиеся от неумело застегнутой одежды.
      Вовка в школу ещё не ходил, ему было всего пять лет. Себя одеть он как-то ещё мог, хоть и весьма некачественно, но собрать сестру было неразрешимой проблемой. Светка была двумя годами моложе и не умела и половины того, что умел Вовка. Но в этот вечер обстоятельства заставили детишек выполнить весь процесс облачения в зимние одежды самостоятельно: мамы дома не было.

      Державные праздники время от времени давали стране повод расслабиться и, в зависимости от благосостояния, попить коньяк, водку или одеколон. Одним словом, 23 февраля праздновали все и пили всё, что горит. Вовка же в силу своей молодости ещё не понимал, почему мама, сообщив о мужском празднике, покинула их.
      Папы у Вовки никогда не было, но иногда заходил дядя Коля или ещё какой-нибудь друг мамы. Все они радовались встрече по одному и тому же сценарию: пили водку, давали им со Светкой горсть конфет, выключали свет и долго боролись с мамой на диване.

      Сегодня же у собравшейся компании в программе наметился какой-то сбой. Исправить недоразумение решили в Майме у тёти Нины, маминой подруги. Позвонив ей, мама радостно сообщила, что там собрался «девичий монастырь». С лучезарными улыбками на лицах мужчины засобирались.
Уже в дверях мама, вспомнив о детях, с тоской глядящих на сборы из своего угла, резко выхватила из рук впереди идущего мужчины пакет и достала батон дешевой колбасы. К неописуемому восторгу детворы, она хотела оставить его весь на столе, но, не устояв перед натиском ограбленного, отрезала краешек, а батон спрятала обратно в пакет.
       На столе лежали какие-то черствые кусочки хлеба, обглоданные закусывающими мужиками (благо, что они имеют привычку нюхать, а не кусать, - сколько детских жизней спасено благодаря этому). Визуально оценив изобильный «натюрморт», мама решила, что детям пережить праздник хватит и плотно притворила дверь.

       Вовка любил сестренку и никогда её не обижал. Оставленные припасы он поделил поровну: изобилия» им хватило ровно на один жевок. Время начало тянуться очень медленно. В нетопленной комнате они со Светкой собрали на себя всё тряпьё, которое было в доме, и укрылись им, прижавшись друг к другу. Но когда чувство голода дошло до критической точки, Вовка на правах старшего решил действовать и начал собирать Светку в дорогу.

       С трудом отыскав в ворохе грязного тряпья колготки и натянув их на голые ноги малышки, Вовка решил, что они ещё не очень рваные и для тепла хватит одних. В остальных вещах выбора просто не было и всё, что попалось под руку, Вовка с нежностью водрузил на стройную, как модель, больную дистрофией сестру. Светка была безразлична к происходящему. Она доверяла брату во всем. Ближе и заботливее существа она просто не знала. Маму Светка видела нечасто, и Вовка заменял ей всех на свете.
       Кое-как одевшись, ребята подпёрли дверь стоящей рядом палкой и отправились в сторону автобусной остановки.

       Дул встречный ветерок, и хотя он был не слишком силен, озноб пробирал до костей. Мужественно они дотащились до остановки, и народ, ожидавший транспорт, был возмущен, увидев полуголых детей. Многие искренним матом высказывались в адрес родителей, допустивших столь возмутительно раздражающий их взор вид двух оборвашек. Почти трезвые благообразные граждане брезгливо расступились, пропуская детей в раскрывшиеся двери майминского автобуса.
Очень габаритная женщина (автобус даже слегка накренился, когда она ступила на подножку), входившая сразу после них, была, пожалуй, красноречивее всех, награждая сочными эпитетами нерадивых родителей. Из ее не менее огромной, чем она сама, сумки пахло копченостями и чем-то еще…

      Вовка уловил запах чутьём голодного зверя. Он не знал, что это так вкусно пахнет – рыба, мясо, колбаса, - ему был незнаком вкус подобных деликатесов. Он знал только запах, и запах сводил мальчугана с ума, сводя судорогой весь организм. Начало ломить желудок и пищевод, к горлу подступила тошнота, слюна заливала дыхательные пути…
Он силой увлек сестру подальше от вожделенных ароматов. Кондуктор, потребовавшая было денег за проезд, с досадой отступила перед давлением общественного мнения и сбивчивыми объяснениями ребенка цели их путешествия.

       Вовка смутно представлял, где живет тётя Нина, поэтому, выбравшись из теплого автобуса на конечной остановке, они растерянно огляделись вокруг. Но жизнь всегда ставила перед Вовкой сложные задачи и уже научила принимать решения. И они с сестрой стали заходить в каждый дом, откуда доносился звук веселья, с вопросом: нет ли здесь их мамы?

      Во всех домах люди были уже изрядно пьяны и встречали пришельцев не слишком ласково. Какой-то представительный мужчина был сильно возмущен, когда незнакомые дети в лохмотьях озадачили его этим вопросом. Обращаясь к яркой партнерше, энергично двигающей бёдрами, он спросил её, что общего может быть у него с мамой этих оборванцев? "Будь моя воля, - размышлял он вслух, - этих блудных баб я бы стерилизовал и отправил на принудительные работы в счет алиментов. А вот эти «недоразумения» ссылал бы в военизированные приюты для воспитания послушного электората". Присутствующие были солидарны с ним. Видимо, дядя был босс.

      Вовку однажды забирали в приют, и ему там сильно не понравилось, хотя о «хлебе насущном» заботиться было не нужно. Но он по-скорому решил ретироваться, забрав сестру. Светка не хотела уходить: она знала только голод, мучивший её столько, сколько она себя помнит, и страха казённой жизни ещё не понимала.

      После посещения двух более скромных застолий, где закусывали селёдкой и картошкой в мундире – хозяев мысль об угощении детей даже не посетила – синие от холода, покачиваясь от слабости, они, наконец, отворили дверь, откуда раздавался визгливый пьяный голос, выводящий незатейливую мелодию, и услышали окрик, обдавший их волной радости. Это был голос мамы.
      В компании, стержнем которой были мама с тётей Ниной, случилось затишье. Кончилось спиртное, и пара гонцов отправилась на промысел. Увидев детей, мама издала слегка фальшивый вопль восторга и посадила их за стол прямо в одежде, чтобы они быстрее согрелись. Им дали косточки, на которых мясо было обглодано не до конца.
      Костей было немного, и лучшие кусочки мама отдавала Вовке. Светка ревниво следила за её руками, но Вовка тут же восстанавливал справедливость, ловя на себе благодарный взгляд сестры.

      Светку мама не любила, наверное, потому, что не знала, кто её папа. Про Вовкиного же отца она всегда с уважением говорила, какой тот чистюля – уже много лет парится на нарах.
      Вовка маму и Светку любил одинаково, но Светку жалел больше. Иногда и маму бывало жалко, особенно,когда какой-нибудь дядя таскал ее по комнате за волосы… Но чаще всего мама была изрядно выпившей, а пьяных Вовка недолюбливал.

      Наконец принесли спиртное и поднялся невообразимый гвалт. Добытчики в деталях описывали свои подвиги и те ухищрения, на которые пришлось пойти для решения столь сложной задачи. Вовку с сестрой оттеснили на широкий сундук в прихожей, сунув по большой краюхе хлеба, и больше уже никто не обращал на них внимания.
       Дети пригрелись и, слегка утолив чувство голода, задремали под шум продолжающейся пьянки. Они давно привыкли к этим звукам и были счастливы. Они нашли маму.