Часть третья. Страница вторая
Когда я пишу эти строки, я понимаю, что чем больше сгущаются тёмные краски, тем больше хочется спросить: неужели всё было так беспросветно? Конечно, нет. Были и светлые дни, праздники, свадьбы. Особенно хорошо об этом рассказала родная племянница моей бабушки - Екатерина Семёновна Никифорова, 1924 года рождения, когда писала о своём детстве. Это были как раз те годы, на которых я остановилась: конец двадцатых - начало тридцатых годов прошлого века. Кажется, что очень давно...
Но я не могу удержаться, чтобы не дать вам возможность сейчас же прочесть, пусть в сокращённом виде, страничку из воспоминаний Екатерины Семёновны. В детские годы она была очень дружна со своей одногодкой, двоюродной сестрой Шурой Коньковой. По праздникам родня встречалась, а дети весело общались друг с другом.
«Моя родина - Деревня Васюково. Семья жила в относительном достатке. Наш дом стоял на самом краю деревни...
Помню, как в праздники мы ездили к тётке Агафье и дяде Ивану в Бородино в гости. Много гостей, шумно, пьяно, полные столы закусок. Запомнились подливы из сушёных грибов, «сладкие похлёбки» - компоты из сухофруктов. Очень интересно было играть в «станке» для телёнка. Это нечто похожее на современную детскую кроватку, только больше, для новорожденного телёнка, который стоял в холодное время в избе...
После Рождества готовили гнёзда для кур. Для этого брали четыре лозы, около метра каждая, связывали их у комля и вершины, а затем переплетали соломенными жгутами, оставляя отверстие, чтобы туда могла залететь курица. В этом коконе делали тёплую и мягкую подстилку из очёса льна, клали «подклад» - деревянное яичко. Куры охотно неслись в такие гнёзда.
По грибы ходили только в дождливую погоду, когда никакие другие работы нельзя было делать. Солили грибы бочками.
Помню, просыпались утром зимой, в избе холод. Мама затопляет печку. А печь русская, большая. Детей, кто поменьше, она сажала на шесток, поближе к огню. И нам это было интересно.
«Убирались» в избе по хозяйству два раза в день. Кормили скот, приносили воду и дрова, подметали пол. По субботам мыли полы. Они были некрашеные, поэтому их скоблили ножами или «косарями», тёрли «голиками», а то и битым кирпичом. Зато уж и хорош был чистый пол, белый, с желтизной, тёплый, так и хотелось походить по нему босиком, пошлёпать ногами.
Парились в печке, бань у нас в деревне не было. Мама мыла в печке всех детей по очереди, а кто постарше - мылись сами. В печке тепло и темно, потому что заслонка закрыта, в уголке чуть видны в «горнушке» под пеплом дотлевающие искры. На под печи постелена ржаная солома. Мать растирает тело, массирует, приговаривая: «Вот по рёбрышкам, по спинке, по ручкам, по ножкам». Из печки вылезали распаренные и чистые, но часто с пятном сажи на лбу, если не остерёгся и высоко поднял голову... Туалетное мыло было роскошью, его мама берегла, умывались им только по праздникам.
О праздниках. Их было много, разных, с разными обычаями. Утром в праздник ходили в церковь. Это было большой радостью, очень интересно и умилительно. По особо большим праздникам был крестный ход: в деревню приносили из церкви иконы, носили их из дома в дом и служили в домах молебны. Перед иконами зажигали ломпадки, на стол стелили чистую скатерть, ставили хлеб и соль... Позже были застолицы с водкой и закусками, как полагается. А потом по деревне ходили «взад-назад» парни и девки с песнями, плясками под гармонь. Часто начинались драки, и тогда бабы и ребятишки бегали за своими мужьями, отцами, старались увести их домой.
Один из самых весёлых зимних праздников - масленица. Масленичная неделя...Прежде всего в каждом доме делают «масленицу» - куклу из снопа соломы, наряжают её, украшают лентами и цветами, сажают на шест, который втыкают в снег перед домом, где она и стоит всю неделю. А в это время хозяйки пекут блины. Блины были, как правило, «кислые», то есть не на соде, а на дрожжах или закваске... Они были пышные, масляные, ели их с маслом, со сметаной, с жареными шкварками, с патокой, с яйцами... В то время ходили друг к другу в гости «на блины», хозяйки угощали соседей победнее...
Очень любили катание на лошадях. Сбрую брали самую лучшую, с начищенными до блеска металлическими частями, с бубенчиками. Расписная дуга с колокольчиком. Лёгкие сани - «возок» - расписаны яркими зелёными и красными цветами. Взрослые ездили в гости в другие деревни, а молодёжь просто лихо каталась вдоль деревни...
Помню одну Пасху, которая была, очевидно, ранней. С вечера, в темноте, со смоляными факелами мы шли в церковь. У церкви народу много, много огней, факелов... Сдержанный шум, говор, радостное настроение, ожидание чего-то необычного. В церкви тесно. Служба долгая, душно, ярко, громкое пение... Но вот оживление, в толпе движение - 12 часов, громко возглашается: «Христос воскрес!» Пение становится светлым, радостным. Начинается крестный ход вокруг церкви с иконами, с хоругвями, с факелами. Все христосуются: целуются, обмениваются крашеными яйцами.
Дома ранний завтрак, «разговление». Много мяса, молока, творогу, сладкий кулич, творожная пасха... На дворе качаемся на качелях, громко поём. А в деревне шумит праздник.»
И тем не менее, нельзя не оставить места и для воспоминаний Екатерины Семёновны о трудных крестьянских буднях. Вот эти строчки:
«Отец наш, Семён Николаевич Фофанов, летом занимался крестьянским трудом, а зимой - извозом, чаще возил в колымаге торф с торфоразработок. Всю жизнь работал очень много и тяжело. Земля в Васюкове плохая, урожаи были низкие, поэтому и приходилось заниматься извозом или каким другим промыслом... У отца не было помощников в семье: один сын, а остальные дочери. Очень много приходилось работать в поле с отцом сестре Фросе, как старшей из детей. Помню, как он пахал плугом, обливаясь потом, налегая на плуг, босыми ногами с усилием ступая по свежей борозде.
Большую часть урожая приходилось продавать, так как неоткуда было взять денег на налоги, одежду... Верным другом и помощником в хозяйстве была лошадь. У нас был Васька Длинный, прозванный так за действительно длинное тело. Работник он был подстать хозяину.
В первые годы советской власти и при коллективизации отец играл видную роль в деревне... Одно время он был председателем сельсовета... В эти годы отец очень много сделал для улучшения жизни своей деревни...
В 1932 году мы переехали в Дмитров. Отец продал дом в Васюкове и купил в другой деревне дом поменьше и поновее и перевёз его в Дмитров. Многие наши деревенские, переехавшие в Дмитров в то время, поселились на Горьковском посёлке...».
Беды уходят, праздники проходят, заботы остаются...
Время идёт... И вот, уже вторая половина тридцатых годов.
После освобождения из Лефортово Пётр Данилович решил не возвращаться в колхоз. Остался в Дмитрове. Снова работал в торговле. Дарья одна растит детей, работает в колхозе. Ждёт помощи от мужа...
Вскоре и дочка Шура перебралась к отцу в город: решила учиться дальше, пошла в пятый класс. В Дмитрове тогда была школа-десятилетка. Жили они в семье Горностаевых, у Екатерины, сестры Петра.
«Отец работал в палатке, торговал. А я училась. На выходной день, в субботу на воскресенье, ходила в деревню к маме, чтобы вымыться, сменить бельишко. В воскресенье опять за 12 километров, пешком, я шла в город. Мне было одиннадцать лет. Отец любил выпить, получал мало. Из деревни носила картошку, молоко, яички - если они были. Вот так и жили. Жили у тёти тесно, у них был маленький домик и своя семья - трое детей да тётя с мужем. Да мы с отцом. Тётя жила очень бедно. Девочки Зина и Тоня и мальчик Марик очень дружно жили и я с ними жила хорошо. Мы с Зиной вместе ходили в 5 и 6 класс».
Следом за школьницей Шурой подрастал и её брат Иван. Александра Петровна вспоминает его как очень весёлого мальчика. В нём сочетались природная сила и добродушие. В те годы он активно помогал матери. Очень любил ходить в лес. Частенько приносил домой грибы, ягоды, орехи. Да и заработать на этом умел: продаст на базаре что-нибудь - и «с выручкой» идёт домой, к маме. Заработал! Иногда и младший, Слава, с ним увязывался...
Да и как же не помогать матери? Все дети помогали, как могли. Александра Петровна очень хорошо помнит то время:
«В колхозе работала одна мама. На трудодни платили мало, урожаи были плохие. А работала мама с утра до позднего вечера. Когда летом я была на каникулах, приходилось много помогать маме. Ходила на полдни - это в стадо ходили, где коровки отдыхали днём. Приходилось мне доить корову, водить в стадо лошадь Белку - была у нас такая лошадка - вот после работы её надо было вести в стадо в ночное. А утром в 4 часа меня мама поднимала, чтобы я шла за ней, привела домой. И мама запрягала её в телегу и ехала на работу в поле - возить сено или снопы ржи, пшеницу. А то ещё - бороновать в поле.
Все лето так и проходило. Я в доме была по хозяйству: ведь мама приходила в обед - поест и опять уходит. А мы четверо сами по себе (я, Слава, Тоня и Алёшка) и питались, убирались, поливали гряды, сено на усадьбе ворошили. Вот так и росли. Было трудно. Надо всем ботинки, пальто и всё другое. А папа мало получал денег.
Но мама никогда не жаловалась ни на что. Тянула свою трудную жизнь. С родными виделась только по праздникам. Жалеть маму было некому: отец её, Дмитрий Ларионович, в 1913 году умер. А отец наш Пётр был горячий, нервный от нужды...».
Моя мама, Антонина Петровна, рассказывала об этом времени. Говорила, что когда маленькой ещё была, любила бегать к отцу в лавку, чтобы заглянуть под прилавок: полакомиться там конфетами и пряниками... Возможно, что ей это удавалось, но и подзатыльники она тоже, наверное, получала. Когда ей было лет семь-восемь она уже начала приглядываться «что к чему» в торговле, а позднее стала помощницей отцу.
Мама помнит, она ещё в подростковом возрасте ходила в город на базар продавать молоко. Пешком туда и обратно! Какой в те времена транспорт? Или своя телега, или свои ноги. «С утра, не поевши, бидончик за спину - и на базар. Продашь молочко, купишь пожевать чего - и обратно. А солнце уже макушку печёт, жарко... Сядем, бывало, с подружкой у дороги на травку, пожуём, отдохнём и, - рассказывает мама и смеётся, - давай голову чесать! Это мы так вшей гоняли. Перевернём пустые бидончики вверх дном, головы гребешком чешем. А вши-то, ой! - так по днищу и щёлкают!».
«Мы и в школу всё с молочком бегали, - рассказывает мама дальше. - Нальёт его мамка в бутылочку, горлышко тряпочкой заткнёт, хлебушка краюшку положит и - идите, учитесь! А мы, ещё и до школы не дошли, а всё и выпили: жрать-то хочется!».
Александра продолжала учиться. В седьмой класс она пошла уже в другую школу: переехала в посёлок Икшу, к старшей сестре, Клаве. Она уже была замужем. Муж Фёдор служил в Красной Армии. У молодых была дочка Валя.
«И мне пришлось помогать сестре нянчить дочку, - пишет Александра Петровна о том времени, - и учиться. Клава работала на Гвоздильном заводе в Икше, получала мало. Жили бедненько, но были все радостные и добрые. В 9 классе мне пришлось бросить учёбу, пойти работать.
Когда пришёл брат Вася из Армии, он меня забрал к себе (1938 год) на работу учеником счетовода. Когда мне было 16 лет, в 1939 году, я поехала в Ленинград на курсы бухгалтеров. Проучилась полгода - началась война с Финляндией - и нас всех отправили домой. В Дмитрове я стала работать бухгалтером. Зарплата моя была 18 рублей, потом - 36 рублей. Что можно было купить на эти деньги? Помогал брат Василий. Но он уже был женат, и ему самому было нужно... Я первый раз надела шерстяное платье в семнадцать лет, и то - поношенное...».
А время было тревожное. По Европе шла война...
24/11/02 - 06/05/08 г.г.
Конец третьей части
Свидетельство о публикации №212042302121