Предчувствие

Ивана  Николаевича  Кузякина  терзал  жуткий  сон: с фатальной неизбежностью
надвигалось  на  него  нечто  огромное и ужасное, грозя  стереть  с  лица  земли.

ОНО  было  совсем  уже близко, когда Иван  Николаевич, издав жалобный стон,
успевает  в  последний момент разомкнуть  цепкие  объятия ночного кошмара и
очутиться  в  более  привычной  для  себя  обстановке:  в  собственной  спальне,
в   собственной  кровати   и   с   собственной,  храпящей   под   боком,  женой.

С перекошенным от страха лицом и бешено бьющимся сердцем, он  судорожно
хватает  ртом   воздух, пытаясь   поскорее  отогнать  от   себя  злое  наваждение.

Да, ему  приходилось  видеть  дурные  сны, но  этот  был  особенно  нехорош!
Чем — объяснить трудно, но сердце подсказывало — жди беды.

Заснуть  снова   Иван   Николаевич   уже  не  мог, да   и  светящиеся  в  темноте
цифры  электронных  часов  снисходительно  намекали: утренний  подъём  не  за
горами, не  за  лесами, а  притаился  где-то  рядом, готовый  громко  возвестить
о себе через  истошный  визг  будильника-экзекутора. Иван  Николаевич  очень
не  любил  этот  визг  и давно мечтал сменить его на что-то более благозвучное
(к примеру, на пение птиц), однако  супруга  резко  выступила  против,  заявив,
что  ни  под  какой  другой  звук  она  просыпаться  не  намерена, и  если муж,
судя  по  всему, озабоченный  кризисом  среднего возраста, желает  просыпаться
под птичьи голоса  —  пожалуйста, пусть  перебирается  жить  в  лес, а ещё лучше,
пусть вообще не просыпается, если он настолько эгоистичен, чтобы не думать
о больных нервах жены. И Иван Николаевич как всегда уступает,
щадя бесценные нервы супруги — ценой убийства собственных.

Слегка оглушённый мощным храпом «нервнобольной», он с тоской выжидает
наступление утра, то и дело, поглядывая на часы, и вскоре, вконец
обессиленный, с головой проваливается в наисладчайший предутренний сон.

 — Ты думаешь вставать или нет? — внезапно донёсся до его сознания
раздражённый голос жены.

 — Сейчас встану, — машинально пробурчал Иван Николаевич, с трудом
разлепляя свинцовые веки.

«И ведь буквально на минуту глаза закрыл», — подумал он, неприязненно
поглядывая на ядовито-зелёные цифры часов, которые на самом деле были
красного цвета, однако для Ивана Николаевича эта разница никогда не имела
особого принципиального значения.

 — Иван, ты не забыл? — супруга стояла в дверях спальни и нервно теребила
золотую цепочку на шее.

 — Что? — насторожился Иван Николаевич, заранее проклиная в душе
собственную забывчивость.

 — Забрать результаты анализов.

  «А чтоб тебя!» — мысленно выругался Иван Николаевич, а вслух сказал:

 — Ну что ты, Наташенька, конечно, помню.

Жена удовлетворённо хмыкнула, исчезая в дверях, а Иван Николаевич стал
лихорадочно соображать, как ему лучше поступить: опоздать на работу,
но сберечь бесценные нервы супруги, или...

  «Никаких «или», — строго приказал самому себе Иван Николаевич.

К воспоминаниям о дурном сне он больше не возвращался.


                ***


Секундная стрелка настенных часов натужно и со всхлипом перепрыгивала
с одной чёрточки на другую, приводя Ивана Николаевича в состояние
тихого бешенства.

"И чего они там копаются? Платишь деньги — и всё равно приходится ждать.
Безобразие! Вечно у нас так, а всё туда же: «евростандарт», «евроремонт»,
«качество на высшем уровне». Ну, наконец-то", — он заметно оживился,
увидев приближавшуюся к нему девушку-регистратора. Улыбнувшись, она нежно
прощебетала:

 — Придётся ещё немножко подождать. Павел Сергеевич скоро освободится.

 — Хорошо, — Иван Николаевич тоже улыбнулся, но улыбка у него вышла кривая,
что, по-видимому, не ускользнуло от внимания девушки, так как в следующую
секунду её улыбка засияла во сто крат ярче.

Ивану Николаевичу стало не по себе: пауза затягивалась, словно петля на шее.

Девушка-регистратор хищно улыбалась, Иван Николаевич покрывался испариной,
часы натужно всхлипывали.

«А чёрт с ней», — подумал он и мучительно выдохнул:

 — Конечно-конечно, я подожду.

Улыбка девушки лениво сползла с лица, уступив место тупому безразличию.
Клиент доволен. Проблем — нет.

Извинившись, она спешит вернуться к своим профессиональным обязанностям.
А Иван Николаевич, рассеянно проводив взглядом её спину, снова погружается
в томительное ожидание.

«Да-а, втравила меня Наталья в историю, нечего сказать. И, главное, чего ради?
Ну, печень немного пошаливает, давление скачет, то да сё, в общем, всё как
у людей. Нет, заладила: «Сдай анализы, сдай анализы...только иди в платную
клинику, там надёжнее, а то будет, как в том анекдоте:
 - Здравствуйте,  бесплатный доктор!
 - Здравствуйте,  безнадёжно больной пациент!

Собрался, пошёл, сдал. Теперь сижу, как дурак».

И снова на горизонте замаячила улыбчивая девушка-регистратор.
Царственным жестом она пригласила вскочившего с кресла Ивана Николаевича
следовать за ней.

«Наконец-то!» — обрадовался Иван Николаевич, приходя в состояние крайнего
возбуждения, казалось, самое сложное осталось позади.

Подойдя к дверям кабинета, девушка указала ему на кресло, а сама пошла
докладывать врачу о прибывшем пациенте.

Иван Николаевич внимательно прислушался к разговору за дверью.

По всей видимости  (а, точнее, слышимости) в кабинете находился ещё один
врач, судя по той россыпи медицинских терминов, которой обильно перемежали
разговор собеседники.  Девушка-регистратор что-то тихо сказала —
Иван Николаевич успел лишь расслышать свою фамилию. В кабинете ненадолго
наступила тишина, только слышно было, как врач шуршит какими-то бумагами.

 — Так...Коагулопатия и гипоальбуминемия...Гиперспленизм на фоне
портальной гипертензии... Н-да, прогноз малоутешителен...Ты зайди через
полчаса, а то у меня пациент, тогда всё и обсудим...

Иван Николаевич в сильном волнении поднялся на ноги и быстро пошёл прочь
от кабинета.

«Прогноз малоутешителен, прогноз малоутешителен...», — тревожным набатом
гудела мысль в голове. 

Он судорожно хватал ртом воздух, задыхаясь с непривычки от быстрой ходьбы.

А разговор за дверью тем временем продолжался:

 — ...тогда всё и обсудим, а пока, Светочка, будь добра, возьми карту этого
самого Кузикова и отнеси Сергею Дмитриевичу.  И пригласи пациента...м-м...
Кузякина.

Дойдя до конца коридора, Иван Николаевич оказался рядом с дверью туалета.

Грузно ввалившись внутрь и заперев дверь на задвижку, он только тогда
почувствовал себя в относительной безопасности.

«Прогноз малоутешителен! Прогноз малоутешителен!» — продолжало стучать в голове.

Открыв дрожащими руками кран, он набрал в ладони пригоршню холодной воды и
сполоснул лицо.

«Это конец...что же делать, Господи, ведь и не пожил совсем, —
прикрыв глаза рукой, Иван Николаевич беззвучно плакал.

Он не плакал уже давно, с тех самых пор как похоронил мать. Тем острее сейчас
ощущалась горечь утраты: мать приласкала бы и утешила, как когда-то утешала
в детстве, когда он приходил домой с разбитыми коленками, а теперь вот,
когда ему по-настоящему плохо, —  матери рядом нет. Никто ему не поможет.
Никто...

Дверная ручка яростно задёргалась: судя по всему, кого-то сильно прихватила нужда.

Иван Николаевич поспешно вытер слёзы, спустил для конспирации воду, и,
постаравшись придать лицу безучастное выражение, щёлкнул задвижкой замка...


                ***


День выдался, на редкость, солнечным.  По небу плыли пушистые облака.
Оголтелые от любви птицы так весело щебетали, что хотелось забросить все дела
и махнуть за город. Совсем незнакомые люди улыбались друг другу, подпадая под
чары чудесного дня.

Иван Николаевич Кузякин уныло брёл по тротуару, равнодушный ко всему вокруг.

Он думал о том, что доведись ему снова прожить свою жизнь, то он, конечно же,
прожил её иначе. Ну, во-первых, выбрал бы себе другую специальность, ведь он
пошёл в "строительный", что называется, «за компанию», а на самом деле,
душа стремилась к другому — любил Иван Николаевич сочинять стихи, правда,
никто в целом мире не знал о его тайной страсти, даже жена. С женой тоже вышло
как-то слишком гладко и буднично: познакомились на танцах, поженились. Год за
годом, Наталья Владимировна медленно, но верно прибирала супруга к рукам, пока
не добилась абсолютного главенства в семье — Иван Николаевич не возражал,
потому что, как говорилось выше, ценил хрупкие нервы жены. Детей им Господь
не дал, с чем супруги, удручённые поначалу, мало-помалу свыклись...

«А ведь всё могло быть по-другому», — вздохнул Иван Николаевич, вспоминая свою
тусклую и однообразную жизнь. От этой мысли ему стало совсем нехорошо.

Остановившись, он стал рассеянно водить глазами по сторонам, пока случайно
не наткнулся на «Райский уголок» — кафе, одно название которого внушало
всем гражданам «в печали»  светлую надежду.

«А пойду-ка и выпью 100 грамм, — расхрабрился Иван Николаевич, — мне можно,
у меня эта, как её, кугла...кагула... в общем, прогноз малоутешительный».

Да и то сказать, такой редкий шанс: рабочий день в разгаре, суета-маета вокруг,
а он будет сидеть в уютном кафе, вкушать водку и наслаждаться жизнью...пока.


                ***

Наталья Владимировна нервно теребила цепочку на шее, с недоверием поглядывая
на телефон. Час назад позвонили с работы мужа — там потеряли Ивана Николаевича.
Что за напасть? Пришлось на ходу выкручиваться,  придумывать оправдания. 
Потом позвонили из клиники — Ивана Николаевича потеряли и там. Из разговора
с врачом Наталья Владимировна поняла, что анализы хорошие, так что особо
засиживаться в клинике  было нечего. Куда же он тогда делся? Будучи
здравомыслящей женщиной Кузякина знала, что отправляться в полицию
с заявлением ещё рано (если бы произошёл несчастный случай, её, конечно бы,
оповестили), а обзванивать друзей и знакомых мешала гордость — все знали:
Иван Николаевич держится на коротком поводке и без ведома жены шагу лишнего
не ступит — пойдут досужие разговоры, а этого допустить никак нельзя.

Не успела Наталья Владимировна пожалеть свои бедные нервы, как загремел замок
входной двери, и супруг предстал перед глазами благоверной — целый, невредимый
и изрядно "навеселе".

Брови Натальи Владимировны поползли вверх.

Кузякин, глупо улыбаясь, отвесил жене шутливый поклон:

 — Натали, услада сердца моего...

«Услада сердца» брезгливо поморщившись, приступила к допросу.

 — Иван, ты где был?

Игнорируя вопрос супруги, Иван Николаевич затарахтел как пулемёт:

 — Наташка, теперь всё будет по-другому, вот так будет, — он поднял большой
палец вверх, — погоди, не перебивай, — замахал он руками на удивлённую жену, —
ты только пойми, что я хочу сказать...у меня эта, как её, каглу...гукалу...
чч-чёрт...жизнь, Наташка, понимаешь, вот что по-настоящему важно, а я не знал...
а тут — гукла...гакала, — слёзы навернулись Ивану Николаевичу на глаза, мешая
говорить. Подавив спазм, он яростно ударил кулаком себя в грудь, — жить будем...
будем жить, поняла, Наташка!

 — Я поняла, — спокойно произнесла Наталья Владимировна, внимательно разглядывая
мужа. — Кстати,  когда проспишься, позвони на работу и объясни Битюкову, почему
ты сегодня не вышел. И ещё, анализы, которые ты сегодня должен был забрать... 
судя по тому, что сказал врач, ты в полном порядке. Да я и сама, без анализов,
это вижу, а вот кто подумает о моих больных нервах?

 — А кугла? — покрылся испариной Кузякин.

 — У тебя что — «белая горячка»? Совсем разучился говорить по-русски? 

 — Прогноз малоутешительный, — тихо прошептал Иван Николаевич, уставившись
невидящим взглядом в пространство.

Наталья Владимировна, поджав губы, с гордым видом удалилась в кухню.

Секунду-другую Иван Николаевич стоял, не шелохнувшись, как вдруг,
одна мысль, промелькнувшая в мозгу,  преобразила его лицо до неузнаваемости:
 «Так это значит...это значит...».

 — Наташенька, я буду жить! — вскричал протрезвевший вмиг Иван Николаевич,
влетая вихрем в кухню и подхватывая визжащую жену на руки. — Понимаешь...
он сказал...я думал...а теперь всё в порядке, всё хорошо!

 — Пусти меня, ненормальный!!! — отбивалась Наталья Владимировна.

Отпустив жену, Иван Николаевич — радостный и с сияющими глазами — шутливо
расшаркался:

 — Что я могу сделать для милой жёнушки, чтобы загладить вину?
Исполню все твои желания, дорогая, только прикажи!

 — Ты, Иван, сегодня странный какой-то, — Наталья Владимировна посмотрела мужу
прямо в глаза. — Если и дальше так будет продолжаться, меня надолго не хватит,
запомни это! Пока ты развлекался — я полдня больницы и морги обзванивала!

Иван Николаевич разом сник.

 — А теперь, будь так добр, сходи в аптеку и купи мне успокоительное
(нервы совсем расшатались), надеюсь, тебя это не сильно затруднит, 
учитывая твоё состояние.

Супруг молча кивнул и поплёлся к входной двери.

              ***

В ожидании сигнала светофора Иван Николаевич думал о том,  какая сегодня
выдалась чудесная погода, и как прекрасны лица людей вокруг, и вообще,
жизнь — замечательная штука...

Появился зелёный сигнал, но люди почему-то не спешили переходить улицу.

"Ну что за народ! — усмехнулся Иван Николаевич, вышагивая вперёд и опережая
остальных. — Совсем одурел от весны...".

Боковым зрением он успел заметить нечто огромное, надвигавшееся на него
с фатальной неизбежностью.

И ОНО было совсем уже близко.

Отчаянный скрип тормозов тяжёлого грузовика резанул слуховой нерв.

Толпа позади Кузякина ахнула... 

Сон Ивана Николаевича оказался вещим.