Штучка

Однажды Няшин поссорился со своей любимой женщиной.

Тут сразу следует сделать отступление и определиться. Вот как ее называть, женщину эту? Просто женщин, женщин как таковых – много. Примерно половина человечества. Есть мнение, что сия половина – лучшая, но это неподтвержденная информация. Поэтому мы ее проигнорируем. Тем более что она отвлекает нас и превращает стратегическое отступление в позорную ретираду, так что сосредоточимся и вернемся к нашим… ээ… женщинам.
Итак: их много, некоторые из них – любимые. Но каждую из них любит кто-то конкретный, следовательно, они обобщению не подлежат. Нет, никак не получается, кроме «любимая женщина Няшина». Можно, конечно, и подсократить до «ЛЖН», однако такая зубодробительная аббревиатура вызывает эстетическое содрогание даже у меня, человека циничного и профессионально владеющего русским матерным. Вот если вас назовут «ФИО» – понравится оно вам?
То-то же.

Любимая женщина Няшина. Какая, кто и чья – самое оно, полный титул!
Если уж совсем навязнет в зубах, будем опускать детали, но постоянно иметь их в виду. Держать в уме, как остаток деления.

Няшин как раз сидел и думал. У него был мыслительный процесс. А любой мужской процесс требует полного сосредоточения и концентрации души и организма. А вот любимая женщина Няшина ничего не думала и примитивно готовила  обыкновенную еду. Тоже процесс, не спорю, но сравните их значимость! Прикиньте на весах вечности! Еду можно готовить и с пустой головой, на одних рефлексах. Для этого, собственно, и существуют женщины.
Любимой женщине Няшина было и тревожно за свою биологическую карму, и любопытно, что же там творится в няшинской голове. Поэтому она задала вопрос, послуживший причиной ссоры: «О чем ты думаешь?»

С точки зрения Няшина, это был дурацкий вопрос, не объяснять же ей нюансы квантового резонанса в наведенном гомеостазисе третьего рода? А с  точки зрения его любимой женщины – вопрос был очень важный и животрепещущий. Некоторые бессовестные женоненавистники называют такие вопросы «риторическими», но мы-то с вами любим женщин, да? Как неопознанный ментально-летальный субъект бытия! Их вопросы всегда глобальны: ты меня любишь? почему ты молчишь? меня эта юбка не полнит?.. На них невозможно ответить, но в них нельзя усомниться.
Няшин тоже любил свою женщину. Поэтому на вопрос «О чем ты думаешь?» он ответил: «Да, конечно»

Это было ошибкой. И они поссорились.
Не будем пространно описывать сам процесс ссоры, возникший из двух амбивалентно индивидуальных процессов, хотя это и занятная идея: проследить закономерность сублимации локальных мыслительных эго в вербальный срач, но так мы никогда не закончим теоретическую интродукцию. Пусть заинтригованный читатель обратится ко мне приватным образом, и мы с ним обсудим – в теплой обстановке с хорошим алкоголем и высокой духовностью.

Ссора проистекала стандартно: няшинские аргументы и доводы насмерть блокировались универсальным «Не кричи на меня!» Под занавес было сказано: «Ты меня не любишь».
И она ушла.

***

 Для Няшина настали трудные времена.
Во-первых, постоянно хотелось жрать. Нет, не кушать, не есть, а именно жрать – аж зубы потели!.. Сам себе готовить пищу Няшин не умел. Он был выше этого.
Во-вторых, Няшин тосковал. Ядовитая смурь заполнила всё его существо, разлагая логику и обращая интеллект в невнятный серый тлен.

Няшин попробовал питаться в ресторации, но там играла избыточная современная музыка, от которой у него возникала немотивированная ненависть к человечеству в целом. В общественных же едальнях попроще наглые подавальщицы преувеличивали плату в одной им известной пропорции, а лживое меню предлагало унылый эрзац под псевдонимом натуральной снеди.
Вечерами Няшин маялся еще сильней, ходил кругами по комнате, мысленно проговаривал последний диалог ссоры, пытаясь найти уязвимость своих доводов, логический просчет, некорректный резон. К исходу второй недели он деградировал окончательно: слова в его голове внезапно обрели парность и стали складываться в рифмы! Это так напугало Няшина, что он отринул мужскую гордость и немедленно позвонил своей любимой женщине.

Я виноват и сожалею, говорил Няшин, жарко дыша в трубку. Прости. Люблю, скучаю. Ты самая-самая лучшая.
Самая-самая слушала эти банальности и загадочно молчала. Няшин тревожно внимал мистическим шорохам помех, стараясь определить, дышит ли она в трубку так же жарко или дышит равнодушно в сторону? Или вообще не дышит!
Взволнованный Няшин уже было хотел просить ее подышать немного в такую дырочку внизу трубки, которая называется микрофоном, но тут самая-самая женщина нарушила многозначительное молчание и задала наводящий вопрос: ты меня любишь?..
Да я! встрепенулся Няшин. Да безусловно! Всеми фибрами!
Не надо фибрами, попросила она. Не надо определений. Скажи просто, да или нет?
Да! закричал Няшин. Он даже подпрыгнул на месте от переизбытка чувств. Всё для тебя! Что только пожелаешь! Сделаю!
Вот и сделай, сказала любимая женщина Няшина (какая, кто и чья – не забываем!)
Няшин очень обрадовался и спросил, что именно она хочет пожелать?
Опять ты нудишь, Няшин, грустно ответила она. Ты же сказал – всё. Вот и сделай это всё.

Надо отметить, что две недели тоски и недоедания благотворно подействовали на сообразительность Няшина. Он не стал уточнять и плодить сущности, он пренебрег словами – и просто стал делать.
Молодец, хороший Няшин!..

Сначала он решил изобрести универсального собеседника для своей любимой женщины. Умеющего отвечать на любые вопросы, в том числе и (ладно! воспользуемся еще раз гадким термином) риторические. Это было несложно технически. Топология эмоций, эвристическая прогностика – не Бином Ньютона, чай! Ну, конформизм на углеводородной основе, в разумных дозах. Собрать встык, залить нано-эпоксидкой, покрасить в розовое.
Однако, новый (просветленный) Няшин вдруг засомневался. Что ж это получается, думал он, я убоялся трудностей? бегу живого общения? решил отделаться няшной говорилкой?
Совесть! жуткая штука, если кто понимает…

Няшин в срочном порядке стал модифицировать говорилку во что-нибудь полезное. Например, в стиральную машину, решил он. Универсальную по самое не балуй: всережимную, всепогодную и с бантиком. Зачем нужен бантик, Няшин пока не придумал, но сама идея  была отличная.
Будет очень-очень полезный помощник для моей самой-самой, радостно думал Няшин, компилируя вакуумные константы, центробежные производные и температурные переменные. Освобождение от бытового рабства. Полный контроль над чистотой и порядком одним нажатием кнопки (или даже голосовой командой). И главное – с бантиком!..
Потом Няшин вспомнил про постпроцесс утюжки и добавил гладильный модуль. Тоже универсальный, с освобождением, полным контролем и главным бантиком. Потом прикрутил кухню целиком: плита, посуда, мойка, кот на табуретке. Коту Няшин повязал атласную ленточку на шею – такую, знаете, розовую. Очень красивую. Очень-очень. С бантиком, естественно.
Потом… потом Няшин опять засомневался. Я увлекся, понял он. Я чересчур умный и чрезмерно логичный. Но логика подразумевает количественное решение проблемы: контактность, полезность, даже эстетичность – алгебра гармонии. А как же тонкие материи и душевные движения? Вот пылесос, он умеет сосать пыль, аннигилировать ее внутри себя и даже увлажнять поверхности интерьера. Но чувствовать он не может! Он нечуткий, отстраненный от пользователя, пылесос ради пылесоса – вещь в себе. Это неправильно. Это методологически неверно! Он должен внимать настроению, угадывать желания, симпатизировать, в конце концов! Людям – а тем более людям женского полу – нравится, когда им симпатизируют!

И Няшин принялся дорабатывать свое удивительное устройство.
Смонтировал контур чуткости. Допилил вербальную периферию до полной проникновенности. И обильно оснастил все это дело эмоциональными реле. Даже бантик был теперь не абы как, но со смыслом: он символизировал бесконечную любовь Няшина к своей женщине. И хотя она, скорее всего, не знала этого математического символа, все равно он был концептуальным шедевром и Няшин им очень гордился.

Так прошло пять часов времени, а всего их было три дня. Да, именно в таких хронологически неуклюжих формулировках Няшин ощущал полет своего вдохновения: дни сжимались пружинно и взрывались, рассыпаясь осколками мгновений, каждое из которых было отмечено печатью озарения. Где-то там, далеко на дне первоначального замысла остался первичный автоответчик, кипели базы данных, бурлили алгоритмы, вся женская суть, все тайны и подоплеки непротиворечиво ассемблировались и адаптировались во всеобъемлющем синтезе универсального универсума. К исходу третьего дня Няшин знал про женщин все. И даже больше.
Это больше лежало прямо перед ним.
Няшин потер ладонями небритые щеки лица (он так устал, что не мог сразу определить: где у него лицо, а где щеки) и сказал:

– Я сделал это.

Это никак не отреагировало на няшинское заявление.
Тогда он осторожно ткнул это пальцем. Оно брезгливо отодвинулось.
Няшин растерялся.

И тут появилась она. Как раз вовремя. У нее был свой ключ, она им открыла дверь и появилась – любимая женщина Няшина.

– Какая милая штучка, – сказала она.
Действительно, подумал Няшин, штучка. Как я не догадался!
А штучка, приятно зажужжав, поправила свой бантик.
– И что она может? – спросила вовремя пришедшая.
– Всё, – скромно, но с достоинством ответил Няшин.
Любимая женщина Няшина сделала глаза на размер больше обычного и задала штучке коварный вопрос:
– О чем ты думаешь?
¬– О тебе, – сказала штучка с такой обезоруживающей искренностью, что даже у меня – человека грубого, несентиментального и толстокожего – и то навернулась слеза умиления.


***

И воцарились мир, согласие и безмятежность.
Штучка заполнила собой все критические швы в отношениях Няшина и его любимой женщины: порхала по дому, наводя блеск и благорастворение воздухов, сама выносила мусор, готовила всякое вкусное, стирала всякое грязное, заинтересованно слушала и согласно кивала, вставляя всякое коммуникативное в монологи любимой женщины Няшина: «угу», «ха-ха», «совсем недорого», «вот это да» и «какой подлец!».
Сам же Няшин с радостью и облегчением полностью посвятил себя научной деятельности на благо остальному человечеству. То есть мужской долг он исполнил, надо было подумать и о чем-нибудь теоретически всеобъемлющем,  на сытый-то желудок. Весьма способствует, кстати. Глупые враки про голодных и нищих гениев – это… в общем, глупые враки! Туфта в шоколаде, как про наивность девственных принцесс, например. Или про сексуальную потенцию вампиров.
А измыслил Няшин такое хитрое нечто – катализатор хронотопа… С бозонным приводом и кварковой трансмиссией! Ну, это просто: локализуем единицу времени, возводим ее в степень, синергетически совмещаем на лингво-базе, потом суммируем перфекты – и получаем промежуточный результат, будущее прошедшее или прошлое будущее. А из них уже можно лепить любую топологию…
Няшин увлекся – и традиционно выпал из реальности. Престал замечать и реагировать.
Вы спросите: а было что замечать и на что реагировать? Я пока отвечу уклончиво: будем посмотреть. Или даже так: будем почитать дальше.

Любимая женщина Няшина со своей штучкой в это время занималась совместным шопингом, дансингом и фитнесом. Они возвращались вечером, полные свежих эмоций и впечатлений, о чем сначала пытались поведать увлеченному хронотопом Няшину, но тот не внимал им с должным рвением, поэтому они решили его больше не беспокоить и даже поговорили меж собой на тему милых мужских слабостей, которые надо снисходительно терпеть. И прекрасно обходились без. Такой вот социальный парадиз.

Время (не локализованное и никуда пока еще не возведенное, а простое линейное) шло. Няшин все глубже проникал в тайны и секреты того, о чем уже сообщалось выше по тексту. Не хочу повторять, дабы не вызвать у читателя комплекс научной неполноценности.

И вот, одно за другим, произошли события.

Сначала Няшин рассыпал кварки. Какая досада, подумал он и полез под стол их собирать. А собирать рассыпанные кварки – очень трудно, это вам не семечки! Тут требуется внимание  и зоркость, чтобы не спутать отборный кварк с каким-нибудь мусорным глюоном. Так, в полной тишине и сосредоточенности, Няшин и лазил под столом на карачках, извините за столь низменные детали.
Хотя – почему в тишине? Полной тишины не существует в природе, как не существует абсолютного вакуума  и вечного кайфа! Всегда кто-то должен бубнить, что-то гудеть и где-то зудеть.
Няшин удивился сему парадоксу и вылез из-под стола. Встревожено прислушался.

Тишина.
Никто, нигде и ничего. Не бубнил, не гудел, не зудел.

Но что-то жужжало. Еле-еле, на пределе слышимости.

Няшин прошел в соседнюю комнату и увидел следующее: его любимая женщина полулежала в кресле в такой… как бы это сказать… двусмысленно-расслабленной позе и дышала. Жарко дышала и даже издавала странные звуки. А вокруг ее головы, чувственно жужжа, вращалась штучка.

– Кхм, – сказал Няшин.

Сия односложная и сугубо нейтральная реплика произвела удивительный эффект: штучка сбилась с ритма, рухнула на пол и, вжав опавший бантик, стремительно укатилась под шкаф. И там затаилась, дрожа. А любимая самая-самая, румяная, как снегурочка, или, допустим, матрешка – вскочила с кресла.

– Ты все не так понял! – сказала она высоким голосом.
– Я вообще ничего не понял, – честно ответил Няшин.

Давайте подвесим мизансцену на тонкой ниточке паузы.
И даже перелистнем ее, тактично потупив взор. Она не нова, увы. И поверьте, ничего интересного или сюжетообразующего в ней нет. Все соответствующие ситуации слова давно известны, зачем сотрясать воздух? Или, в нашем случае, осквернять непорочную стройность стиля  сорными труизмами. Это ведь не реалити-шоу с прописанными профи репликами, студийным светом, визажным гримом и каскадерским мордобоем – всё гораздо обыденней и неприятней.
А мы пока воспользуемся сей умолчательной паузой и отметим одну очень важную деталь.
Может сложиться впечатление, что описываемый Няшин – эдакий умозрительный гений, беспомощный в быту и лох по жизни. Что не знает, чем отличается мальчик от девочки и откуда берутся дети.
Ничего подобного.
Няшин прекрасно разбирался в репродуктивной технологии и знал, где у женщин грудь и где прочие первичные органы. Конечно, у него возникли определенные идеи относительно произошедшего, но он решил их пока не озвучивать явно и вслух. Потому что это было методологически неверно!
Он тоже взял паузу и стал наблюдать за дальнейшим развитием событий.

Любимая женщина Няшина стала невнимательной и рассеянной, причем, не вообще, а только по отношению к нему. Она отвечала на его вопросы с ощутимым лагом. Она не смеялась его шуткам. А когда у него возникало желание поумничать и произнести речь, она слушала, глядя ему в переносицу.
И забывала положить в няшинскую тарелку самый вкусный кусочек жареной курицы! Что ж это такое, думал Няшин, я теперь до гроба буду гузками питаться?..
Еще она стала непредсказуемо разговорчивой. Даже когда Няшин не был расположен к беседе (и не давал команды что-либо говорить!), она заводила бесконечные монологи про штучку, какая она прикольная, и какая она классная, и какая она остроумная, и как она ее защищает, и как она отшила на улице мерзкого пикапера («…и по яйцам его! ха-ха-ха!...»), и советует ей, и покупает ей, и говорит комплименты в стихах, и смотрит вместе сериалы, и делает массаж спины, и чешет пятки…
Няшин слушал этот навязчивый бред и чувствовал, что сходит с ума.
Он даже испытал некоторое облегчение, когда она закончила свой очередной речитатив неожиданным сообщением:

– Знаешь, я беременна.
– От кого? – уточнил Няшин (не забываем: он был великим ученым и понимал важность корректного сопоставления причины и следствия).
– Тебя это не касается, – равнодушно ответила любимая женщина Няшина и пошла спать.

А Няшин сидел на кухне и молча смотрел в остывший ужин. Такой же холодный и безразличный, как и его самая-самая.
Потом встал, навел порядок у себя в кабинете, выключил тестовую сборку хроно-катализатора – и спустился в подвал.

Теперь так: все, кто предвкушает кровавую расчлененку с помощью бензопилы, могут быть свободны. Вместе с любителями суицидных финалов. У нас история не про спецэффекты, а про любовь. Не зря же я – человек немногословный и строгий стилистически – не поленился раз за разом писать одно и то же слово «любимая», хотя легко мог найти ему сотни синонимов. Но иногда к любви трудно подобрать синоним.
А подчас и невозможно.

Гляньте там, ушли эти ребята с попкорном?..
Хорошо, тогда продолжим.

В подвале у Няшина было секретное место, в котором он хранил свое первое изобретение: отладчик органики с удаленным доступом.
Няшин никому про него не рассказывал – стеснялся. И вообще не любил о нем вспоминать. Даже воспользовался он им всего один раз, на заре туманной студенческой юности, когда любимая  девушка Няшина  увлеклась ездой на мотоцикле вместе с прилагающимся к этому мотоциклу крутым байкером.
Подключившись к спящей женщине, Няшин зашел в ее биопрофиль. Никакой беременности там и близко не было, что весьма его озадачило. Был непринципиальный глюк в геноме, смещение эмоций, и Няшин слегка подправил пару молекул. Обесточил отладчик,  спрятал его в секретное место. Потом поднялся наверх.
Ему было стыдно. И он решил завтра сделать своей любимой женщине что-нибудь… что-нибудь… цветы, например. Просто так, без всякой пользы и научной подоплеки. Цветы ради цветов.

В комнате пахло ее сном, потому что она бесхитростно спала, и даже спящая, заведомо лишенная таких безусловных аргументов, как жесты, позы и широчайший ассортимент взглядов, все равно она была прелестна.
Она была – любимая.
Няшин поцеловал свою любимую женщину и радостно заснул рядом с ней, положив руку на ее теплое бедро.

Утром обласканный и тщательно накормленный Няшин обильно разглагольствовал и парадоксально острил, размахивая вилкой, а его любимая женщина весело смеялась и слушала, глядя в глаза. А когда он невзначай спросил про штучку, сказала:

– Да выкинь. У меня от ее жужжания голова болит.

Так закончилось существование штучки в этом мире.
А может, и не закончилось. Может, ее кто-то нашел. Например, вы.
А знаете что? Подарите ее своей любимой женщине. Дарите же вы ей мобильники, айпады, кофеварки, массажеры, автомобили и тому подобную труху? Вот и подарите – штучку.
Потом расскажете.


***

Любимая женщина Няшина прекрасно знала все его секретные места.
И пока наверху ее любимый мужчина пронзал хронотических драконов квантовым копьем, она задумчиво полистала свой профиль в отладчике – и оставила все, как есть.
Но женщина – существо более неожиданное, чем любой мужчина, пусть даже и любимый. Она зашла в его профиль, нашла свободный виток ДНК, и написала там: «Дурак ты, Няшин!»

И, подумав, добавила: «Я тебя люблю».