Анжелика Габриелян. Счастье

http://www.proza.ru/2009/08/12/358

Анжелика Габриелян

Счастье


У Али с Андреем было четверо детей: старшие сыновья-близнецы, уже школьники, и совсем маленькие Алёша и Рена. Размолвки в семье бывали и раньше, и очередная длительная ссора могла бы и не закончиться разводом. Последнее и решающее слово оказалось за Карабахом – территориальным конфликтом между двумя соседними республиками. Аля не желала слышать ни о чём кроме Армении, а Андрей категорически отказывался туда ехать, он не был армянином. Семья развалилась.
В районе, где оказалась Аля с детьми, не было русской школы. Начинать учёбу в армянской школе с седьмого класса было сложно, поэтому вопрос с Вовой и Вадиком решился сам собой – Андрей приехал за старшими сыновьями. Але ничего не оставалось, как отпустить мальчишек с отцом в Прибалтику.
Пансионаты, гостиницы, общежития… приезжих расселяли, где только могли, вплоть до бывшей тюрьмы. Найти съёмное жильё было трудно, а родственники, тем более пускающие к себе, были не у всех.
Бывшая cоюзная республика стала самостоятельным государством с новыми властями и хозяевами. Правительство лавировало между правами собственников и невозможностью выставить людей на улицу. Беженцев перемещали из района в район, из дорогих гостиниц в студенческие общежития. Семья Али оказалась в Ереване. После развала страны жизнь была сложной: на границе шла война, вся республика находилась в энергетической блокаде, с работой было плохо. Аля не чуралась никакой работы, и её дети не бедствовали. Приходила помощь от Андрея и сестёр Али, уехавших в Америку. На жизнь хватало, но откладывать деньги на покупку жилья не получалось. Пришлось много лет дожидаться своей очереди: медленно и с трудом, но беженцев  обеспечивали собственным жильём.
Начали учиться в школе Алёша и Рена. Девочка была младше, и её отдали уже в армянскую школу: система образования республики начала преобразовываться в соответствии с законом о языке.
– Реночка учится на армянском! – удивлялись Вова и Вадик, перезваниваясь с матерью. Мальчишки росли в другой стране – в другом мире. Врастали в этот мир, осваивали другие языки: эстонский, немецкий, иврит.
Первых детей Аля родила около тридцати, но и рядом с младшими выглядела очень моложаво: худенькая и невысокая, подвижная, улыбчивая и чисто по-мальчишески лёгкая в движениях, повадках, разговоре. В детстве Аля проводила лето в деревне, в  мальчишечьей компании без устали и боязни змей лазила по горам. С тех пор она несильно изменилась. В старших классах Алёша начал курить. Поняв, что отучить сына от курения уже невозможно, Аля давала ненавязчивые советы по выбору сигарет и сама «стреляла» у сына.
Чаще всего Але приходилось работать в чужих домах – убирать в семьях состоятельных людей или просто нуждающихся в подобных услугах, регулярно или периодически, брать стирку на дом. Так она оказалась в квартире Нары.
Нара была молодой и собиралась замуж. В квартире с Нарой жил малыш – племянник, сын старшей сестры. Сестра сидела в тюрьме, и формальным опекуном ребёнка была Нара. Павлик был ненужен тётке, она не испытывала к нему привязанности, он осложнял её личную жизнь. Вдобавок ко всему ребёнок был слаб, болезнен, поздно начал ходить и разговаривать, плохо набирал вес и нуждался в лечении. Павлику недоставало ухода и любви. Аля постепенно привязывалась к ребёнку и вникала в сложившуюся ситуацию. Решение забрать его к себе пришло само собой. Нара легко отдала племянника. Официальное усыновление было более длительным, но несложным – родной матери ребёнок тоже не был нужен.
Алёша и Рена приняли Павлика сразу и полностью: они были детьми Али. Обожание – то, что окружало Павлика в новой семье с первых же дней. Казалось, будто бы Аля нашла своего потерянного ребёнка: очень уж сильно был похож Павлик на своих близких - такой же худощавый, невысокий для своего возраста, рыжеватый и с тонкими чертами лица; как старшие брат с сестрой обаятельный, компанейский и нахальный; к тому же изрядно избалованный, как самый младший.
Об Але и усыновлённом Павлике я слышала часто, но первый раз увидела при выезде на пикник за город. В общежитии я уже не жила и бывала там нечасто. Меня удивила худощавость мальчика и запомнилась лёгкость, с какой я сумела поднять его, шестилетнего, – слегка обхватив за плечи. Руки хорошо помнили тяжесть двух-трёхлетних малышей – рослых и круглолицых.
– Он умирал, – объяснила мне Аля моё удивление. Прожив в уходе и заботе несколько лет, Павлик так и остался плохим едоком: ел мало, медленно и с уговорами.
Пару раз за день, проведённый на природе, мне хотелось устроить ему хорошую взбучку:  слишком уж сильно его любили и баловали. Не зная близко Али, я не решилась – боялась испортить всем отдых.
Следующая наша встреча была уже осенью. Павлик стал первоклассником, и Аля вела его из школы.
– Лиса! Лиса! – увидев меня на расстоянии и вспомнив летние игры, закричал Павлик.
Рыжеватый, улыбчивый, похожий на мать и осень вокруг, красивую армянскую осень, – Павлик. Живой, здоровый, имеющий семью... и Аля, его мать, – счастье.