Рождение

               

1963 год. Бразилия...
       - Почему нет металлоконструкций, Мигель?! Я же не могу закончить монтаж. Учтите, вы срываете контракт! – так распекал своего помощника Уэйн Стронг, американский инженер, работающий по контракту на строительстве рудника, расположенного в джунглях Амазонии.
       - А что я могу сделать, мистер Стронг, - оправдывался бразилец. -  Я уже, который день на телефоне, а у них; то вертолёты не в порядке, то погода не лётная...
       - Погода действительно нелётная, - согласился Стронг, оглядывая затянутое мохнатыми тучами небо.
       - Смотрите, мистер Стронг, ваша жена! – Мигель указал рукой на приближающуюся со стороны посёлка женщину.
    Стронг сделал шаг ей навстречу:
       - Патриссия, дорогая, что случилось? – спросил он, оглядывая большой живот жены.
    Женщина виновато улыбнулась:
       - Пора мне, Уэйн, - тихо произнесла она на ломанном английском. - Схватки скоро начнутся...
       - Как всё не вовремя... Что я говорю! Мигель, зови лётчика. Надо лететь в Манаус.
       - Это невозможно, мистер Стронг. Посмотрите на небо. Может, лучше остаться? Наши женщины помогут, - возразил Мигель.
       - О чём ты говоришь! Зови лётчика!
       Они вылетели через два часа. Перед этим Уэйну пришлось изрядно постараться, чтобы уговорить пилота. Несколько комплиментов, насчёт его мастерства и обещанное вознаграждение сделали своё дело...

                ...
     Маленький двухмоторный самолёт вот уже второй час парил над бескрайним зелёным морем.
       - Ещё сорок минут лёту и будем на месте, - стараясь перекричать раскаты грома, сообщил пилот, сидящему рядом Стронгу.
       - Хорошо бы...  – американец с тревогой смотрел на прорезаемое молниями небо. – Как ты, дорогая? – спросил он, обернувшись.
       - Всё хорошо, Уэйн, - через силу улыбнулась жена, сидевшая внутри  небольшого салона.
    Спустя минуту мощный тропический ливень забарабанил по крыльям стальной птицы. Потом машину встряхнуло.
       - Что это, Роберто? – с тревогой выкрикнул Стронг.
        - Двигатель отказал. Наверное, молния... – озабоченно произнёс пилот, щёлкая тумблерами. – Чёрт! Всё бесполезно.
        - На одном долетим?
        - Откуда я знаю? – огрызнулся Роберто. – По такой погоде ничего гарантировать нельзя
       Словно подтверждая его слова, последний двигатель закашлял, будто подавившийся чем – то человек.
        - Будем садиться. Вон туда, - принял решение пилот, показывая рукой на узенькую поляну.
       Самолёт, ведомый его рукой, сделал небольшой круг и пошёл на посадку. Им не хватило нескольких десятков метров. Несмотря на отчаянные усилия пилота, машина на скорости врезалась в вековые деревья. Последнее, что услышала Патриссия, это были испуганные крики мужа и пилота. Потом всё стихло...
      Она пришла в себя через пол часа. С трудом, подняв отяжелевшую голову,  осмотрелась. Дождь прекратился. Сквозь поредевшие тучи пробивалось солнце. «Уэйн! Что с ним?» – выплыло в мозгу.
     Муж и пилот сидели, как и сидели. Но их позы были пугающе – неподвижны. Холодея от страшного предчувствия, Патриссия, подошла поближе и ужаснулась. Разбив стёкла, толстые ветки деревьев, словно шпаги, пронзили тела двух мужчин, не оставив им ни единого шанса на спасения.
     Она заплакала, но внезапная боль в низу живота заглушила рыдания. Женщина стала лихорадочно смотреть по сторонам. Сорвав шторки с окон, побросала их на пол. Вытащив нож из-за пояса пилота, бросила его рядом и легла.
      «Только бы не потерять сознание...» – думала она, ощущая первые движения нарождающейся плоти...
     Вспотевшая, почти без сил, она обрезала пуповину, завязала её  и слегка стукнула ребёнка, чтобы закричал. Всё это она делала машинально, повинуясь какому-то могучему инстинкту, заложенному в ней природой.
     Ребёнок закричал. Это была девочка. Пододвинув стоящую рядом канистру с водой, Патриссия,  попробовав, не холодная ли, омыла новорожденную смоченной  тряпочкой.
                ...
     Ещё двое суток она оставалась в самолёте, в обществе двух трупов, прежде, чем решилась идти. Она не могла не понимать, что выйти живой, с маленьким ребёнком на руках, из этих пугающих джунглей, кишащих всевозможными тварями, почти не возможно. Но, и оставаться здесь не имело смысла.
      Патриссия собрала остатки еды – две пачки галетного печенья, которые она нашла в «бардачке» пилота, набрала воды в фляжку убитого мужа. С него же сняла брюки и одела на себя. Из оставшегося тряпья сделала заплечную сумку, наподобие тех, что есть у африканских женщин. Её удачей было то, что она нашла карту и компас. Проанализировав всё, Патриссия поняла, что ей идти километров 25-30. Она в последний раз взглянула на бездвижное тело мужа.
- Прощай, Уэйн... – глотая слёзы, произнесла она.
                ...
... Они познакомились в Париже...
   Она – француженка и он – американец, учились в одном университете. Когда поженились, он увёз её к себе, в Штаты. Он был хорошим мужем. Добрым и сильным. Из тех, за кем женщины чувствуют себя, как за каменной стеной. И вот  теперь, эта стена рухнула...
                ...
      Патриссия вытерла слёзы, положила ребёнка в заплечную сумку и, полная решимости, сделала первый шаг навстречу неведомому. Ей было тяжело идти. Не успев полностью восстановиться после родов, она быстро уставала. К тому же, необходимо было регулярно кормить ребёнка. Самой себе она установила более чем скромный рацион; одно печенье и два-три глотка воды за раз. Немного отдохнув, Патриссия вставала и двигалась дальше, рубая ножом вездесущие ветки деревьев.
     Первая ночь выдалась особенно трудной. Фонарика, взятого из самолёта, хватило ненадолго. Когда он погас, ей стало казаться, что вся мерзость земная, ползучая и летающая, устремляется к ней, одинокой и беззащитной.
       - Ну вот, Жозефина, видишь, нам совсем не страшно, - говорила она вслух, успокаивая больше себя, чем маленькую дочку.
     Ребёнок, словно понимая, что матери сейчас нелегко, вёл себя на удивление тихо и если плакал, то по делу.
     Проснулась Патриссия от ощущения опасности. Увидев ползущую рядом небольшую змею, она вскрикнула и, схватив в руки нож, стала бить по ней с таким остервенением, что вскоре от пресмыкающегося осталось кровавое месиво.
     Покормив ребёнка, женщина пошла дальше, поглядывая на компас. Потом была ещё одна тревожная ночь. Не выспавшаяся, почти без сил, она упорно двигалась вперёд с одержимостью, удивительной даже для неё. Была бы Патриссия одна, она бы сдалась. Но то, что с нею ребёнок, её плоть и кровь, придавало силы. Она знала, что пойдёт до конца и последнее своё дыхание отдаст дочери.
      На исходе третьих суток, в конец измотанная, Патриссия услышала неподалёку от себя визг моторов и пошла на шум...

                ...
     Рабочие, валили лес… Увидев людей, Патриссия, опустилась на землю, достала ребёнка и стала кормить его грудью. Делала она это просто и буднично, будто всё  происходило в каком-нибудь парке, во время обычной прогулки...