Глава Третья

Глава третья, в которой читатели знакомятся с новыми персонажами, а также становятся свидетелями сложного выбора. В конце же прозвучат ошеломляющие известия.
    14 июня. Ридиол. Замок Журавлиный Насест, в окрестностях Гавани Слез.
Журавль был кривой. Совсем кривой. Правое крыло у него было в несколько раз больше левого, а клюв был длиннее тела и вдобавок змеился. Кроме того, у него не было лап. И глаз тоже не было. И вообще он напоминал не птицу, а кусок серого теста, на который кто-то наступил.
   Франческа вздохнула, и вонзила иглу  - тоже, между прочим, кривую, в ткань, в нескольких дюймах от предполагаемого журавля. Протолкнула её  и вытянула нить. Потом взглянула на результат своего труда. Лучше не стало. Просто теперь, посреди бескрайнего моря унылой белой материи, красовался одинокий алый стежок. Вышивать она не умела. И не любила. И прясть тоже. Что шокировало окружающих. То, что ей нравилась ездить на лошадях, наблюдать за тренировочными боями в замковом дворе и – вот ужас то, читать, шокировало  еще больше.
 - Когда ты вышиваешь – сказала Беатриса – создаётся ощущение, что ты кого – то заколоть своей иглой хочешь.
  Франческа фыркнула и передернула вышивание на коленях. Потом подняла глаза на сидящею напротив девушку. Безо всякого удовольствия подняла. И было отчего. Та была на год её младше и на две ладони ниже. На этом преимущества Франчески заканчивались.
Беатриса была красивее – у неё были длинные вьющиеся черные волосы, нежная молочная кожа, правильные, даже чересчур, черты лица, руки, ноги… и все такое прочее. Помимо этого она прекрасно умела петь, вышивать, танцевать, читать, считать – все, как и положено девушке её возраста. И положения – она была дочерью Вильгельма, лорда Журавлиного насеста и прилегающих земель. Немалых земель. Других детей у него не было – она была единственной наследницей. Франческа же была воспитанницей – так во всяком случае её представляли гостям.
      Шесть лет своей жизни она провела в Насесте, замок стал её домом…. Почти, стал. Потому что помнила она и другой дом – уютный  скрип деревянных половиц, пляшущие на полу пятна сочащегося сквозь слюду окон лунного света, запах старого дерева, прохладный камень стен….  Позади она оставила не только холодный камень и безжизненной дерево. Был в этом доме человек, которой был ей рад, когда она вбегала с улицы, топоча, как целый табун лошадей, который пытался по мере сил оградить её от того кошмара, в который постепенно превращалась их жизнь после смерти матери. У неё был брат. Но именно что был – о его судьбе она ничего не знал. И лорд Вильгельм, сколько его она не расспрашивала тоже не знал. Или не хотел говорить.
   - Хочу – сказала Франческа, пронзая иголкой журавля – только вот не знаю кого.
 Беатриса невинно затрепетала длинными ресницами и ничего не ответила. Что было не удивительно. Искусство изящной беседы, особенно в мужском обществе, будущей леди Журавлиного Насеста не давалось. Сама Франческа в этом искусстве тоже не преуспела – при её участии беседа быстро скатывалась до того состояния, которое университетские риторы деликатно именовали: argumentatio, probrum.
 - Иногда – сказала Беатриса, усердно окаймляя золотой нитью крылья уже третьему журавлю – я тебя не понимаю. Совсем не понимаю.
    - А я и сама себя не всегда понимаю.
    Заскрипела, открываясь дверь. Девушки обернулись к вошедшей – старой, но еще не дряхлой женщине, с вышитым на лифе платья журавлем.
 - Франческа – сказала она – тебя желает видеть лорд Вильгельм – служанка нахмурила брови, слова не одобряя это, но лицо её быстро разгладилось.
 - Сейчас – Франческа обернулась к прикрепленному к стене зеркалу из полированной меди – подожди чуток.
  Негоже появляться перед Лордом Насеста растрёпой. Многого, конечно, сделать было нельзя, но все же. Девушка пригладила рассыпанные по плечам рыжие волосы – свою гордость, растекавшуюся по спине  водопадом расплавленного метала. Оправила платье из тонкой зеленой шерсти.
 - Идем – недовольно молвила служанка – милорд ждет.
   Кивнув напоследок Беатрисе, девушка выскользнула из комнаты, следом за своей провожатой. Выходя она поймала взгляд подруги, странный взгляд – будто бы… просящей. Что же такое? И почему это лорд Вильгельм решил удостоить её личной беседой? Обычно этим он свою племянницу не баловал – учтиво здоровался при встрече, бывало расспрашивал о здоровье, но не более того.
  Они остановились перед массивной дубовой дверью, скреплённой медными полосами и украшенной резьбой по краям. За ней – Франческа это знала – был личный кабинет владельца замка. Посторонние туда допускались редко, даже дочь свою лорд приглашал в эти покои, только если хотел обсудить с ней некий важный вопрос. Или сделать серьезное внушение. Что же все- таки случилось. Сделав глубокий вдох девушка толкнула дверь и вошла. Остановилась. Огляделась. Принюхалась. Присмотрелась.
   Пахло пылью, корицей, старой кожей и старым деревом. Что неудивительно – поскольку три из четырех стен комнаты были заняты стеллажами. Стеллажами заставленными книгами. Разными книгами – тут были здоровенные фолианты, одетые в кожу, с металлическими уголками, были маленькие книжицы ложащиеся в ладонь, были рассыпающие от времени писания древних мудрецов, были труды на неведомых ей языках, с причудливыми, будто корчащимися от боли буквами. Помимо книг в изобилии имелись пачки пергаментных и бумажных листов, а также  свитки, которые были засунуты промеж книг.
  В центре комнаты, на козлах, был установлен стол. Разуметься заваленный книгами. На крошечном пятачке свободного пространства лежал аккуратно расправленный лист пергамента, наполовину заполненный рисунками каких- то растений и пояснениями к ним. Буквы смахивали на жирных крыс. За столом сидел лорд Вильгельм и читал некую растрепанную книгу, рассеянно подергивая себя за ус. Вислые усы, цвета речного песка, круглая блестящая лысина и умиротворенная улыбка придавали ему сходство с котом, с головой залезшим в крынку со сметаной.
 -  Франческа, милое дитя – воскликнул он – налей мне вина. Вот того из серебряного кувшина. Да, вот… - он порыскал глазами по странице, нашел нужную строчку, подпер её пальцем и начел читать, гудя себе под нос будто шмель  -  листья вытянутые, покрытые крошечными волосками, цветки алые и имеют три лепестка…гм, вот,… особенно же примечательно то, что смешав сок этого растения с растертым медовым корням, можно получить… гм, напиток дарующий великое помрачение чувств….
  Девушка нашла среди бутылок с чернилами кувшин с вином и кубок. Наполнила его и отнесла на стол. Встала за спинкой кресла и стала ждать. Пыль щекотала нос, мучительно хотелось чихнуть.
  Обнаружив подле себя чашу лорд Вильгельм оторвался от книги и сделал большой глоток. Огляделся и, похоже, очень удивился обнаружив свою племянницу у себя за спиной.
 - Садись, девочка, садись. Куда? Гм…да вот хоть на эту скамейку, только убери с неё книгу… и подсвечник тоже. Осторожнее, дитя, это очень ценные хроники, времен Южной войны, я выкупил их у лорда Перси….
 - Вы меня приглашали, милорд?
 - Конечно, приглашал, раз ты здесь – он отложил книгу и строго поглядел на свою воспитанницу – нам предстоит серьёзная беседа.
  Серьезная – это какая?  - подумала Франческа, изо всех сил сдерживая кашель – наверняка, что – то важное случилось. Только вот что? Что?
 - Четыре года – торжественно начал лорд Вильгельм – четыре года ты провела в нашей семье. Это долгий срок. В него вместилось и плохое и хорошее… последнего все таки больше. Ты стала хорошей подругой моей дочери, поддерживала её… она тебя любит. И все мы любим.
   - Я рада это слышать, милорд.
 - Хорошо. И тем не менее – он наставительно воздел палец – тем не менее…. Древен и благороден род властителей Журавлиного Насеста… и ты к нему не принадлежишь. Ты носишь другое имя. Помнишь ли ты его?
 - Франческа, милорд.
  - Полное имя, девочка.
 - Франческа Сарингуя, милорд.
 - Да. Ты тоже принадлежишь к древнему роду, но некоторые семьи с теченьем времени угасают, как задутые свечи, а иные возносятся к вершинам. Увы, Разящий уготовал роду Сарингуя  первый путь. Истлело ныне гордое его знамя, земли распроданы, замок разрушен, и осталось в мире лишь двое носителей гордого некогда имени. Одна из них – ты.
 - Я знаю, милорд. Второй – мой брат.
 - Если он жив – лорд Вильгельм пожевал губами – то да. Твой брат. О нём я собираюсь с тобой поговорить. Понимаешь?
  - Стараюсь, милорд. С ним что-то случилось?
 - Не знаю. Дело в другом. Распроданные и разоренные земли – не худшее из несчастий случившееся с твоим домом. Преступление запятнало герб и честь твоего дома. Страшное преступление против законов божеских и человеческих. Отцеубийство.
  - Мой брат – голос девушки звенел – не  преступник. Он….
 - Совершилось то, что совершилось. Бесполезно отрицать это. Отец твой Маркуин, пал от руки брата твоего Маладина. Пролившей кровь отца своего, да будет проклят богами и людьми.
 - Нет  - прошептала Франческа  - все было не так.
 - А как же по твоему? Он сам признался в содеянном. Застрелил отца, и друга своего отца.
 - Друга!? Отец был пьян, а этот шулер хотел его задушить! Мэлл спас бы его, но стрела….
 - Быть может. Но твой брат уже угрожал Маркуину прежде. Он был не почтительным сыном – и плохим братом. Оставил тебя на мое попечение и уехал. Бросил тебя.
 - Не говорите так. Он защищал меня… и от отца тоже. И от Расти. И он мой брат. Последний кто у меня остался.
 - У тебя остались мы – он глянул на неё с легким неудовольствием – разве этого мало?
Но не будем судить его. В нем было намешено и хорошие и плохое…, как и во всяком человеке. Но на нем клеймо отцеубийцы… и ты, девочка моя, тоже запятнана. Никто не возьмет в жены дочь опозоренного дома. Никто. Твоя красота истлеет и пропадет в туне, ты не родишь сына, не обнимешь мужа, люди будут сторониться тебя, будто прокаженной, и когда ты умрёшь – род Сарингуя последует за тобой. Я не хочу тебе этой судьбы – он ласково пригладил пальцем её волосы – и люблю тебя, как дочь. Ты красива, умна, станешь хорошей женой какому – нибуть рыцарю, например, гм-м-м… впрочем, не важно. Нужно лишь снять с тебя клеймо. С тебя и дома Сарингуя.
  - Как, милорд?
  - Когда яблоко загнивает, мы срезаем пораженную часть.
 - Я знаю, милорд. Но чего вы хотите от меня?
 - Хотя поступки твоего брата опозорили его дом, он по прежнему принадлежит к роду Сарингуя. Дом должен отречься от него.
 - Дома больше нет.
 -  Ты то  есть – он вытащил из под груды бумаг чистый лист пергамента и положил его перед девушкой – пиши, диктую: «Я Франческа, дочь Маркуина, урожденная Сарингуя, как последняя носительница этого имени, объявляю, что брат мой Маладин урожденный Сарингуя, пролив кровь отца своего, утратил право носить имя Сарингуя. Прошу ваше величиство лишить его титула….» Что такое? Чернил нет?
 - Я не буду это писать – Франческа аккуратно положила перо поперек девственно чистого листа.
  Лорд Вильгельм, похоже, впал в ступор. Он не привык, что бы ему противоречили. В лицо – особенно.
 - Что за глупость! Почему!?
 - Он мой брат. Могу я идти, милорд?
 - Нет, не можешь! Это… это просто смехотворно. Чем он тебе дорог? Когда ты последний раз его видела? Четыре года назад? Да он о тебе и думать забыл.
 - Возможно. Но он по прежнему мой брат.
 - Это не довод. Девочка моя, обычно ты разумна, но сегодня с тобой что- то твориться. У тебя был брат, он о тебе заботился, как умел…, но он ушел. Сгинул. Вы пошли разными путями. Он теперь остался в прошлом. А настоящие – вот оно, вокруг тебя. Надо сказать – он понизил голос – я подобрал выгодную партию, для тебя и Беатрисы. Двое братьев  - старший и младший. Вы могли бы стать сёстрами – тебе бы хотелось этого, правда? И у тебя будут дети. Дети, которые унаследуют имя Сарингуя. Быть может, они вернут честь твоему дому.
  - Если я отрекусь от брата, то я потеряю уже свою честь. Нельзя предавать свою кровь и платить прошедшим за будущие.
 - Какие слова. Ты любишь своего брата?
 - Да.
 - Напрасно. Ты любишь мальчика, который был твои братом. Его больше нет. Остались лишь воспоминания. Четыре года  - долгий срок. Он мог умереть. Или измениться в худшую сторону.
 - Или в лучшую. И я не верю, что он умер. Потому, что я о нем помню. И он будет жить, покуда я буду о нем помнить. Пусть даже только в моей памяти.
  Лорд Вильгельм расстроенно дернул себя за усы.
 - Не могу я тебе убедить. Но это… глупость. Абсурд. Бред. Решение, принятое импульсивно, под воздействием чувств, не может быть верным.
 - Нет, милорд, не может. Решение, наверно, неверное. Но я его приняла.
  Лорд Вильгельм сказал что-то на незнакомом ей языке. С чувством сказал. И снова дернул себя за ус. Несколько раз. Молчание затягивалось.
 - Могу я идти, милорд? – вновь поинтересовался Франческа.
 - Пока нет. У тебя есть характер. И воля.
 - К сожалению, милорд.
  - Действительно. Но не перебивай. У тебя есть характер, воля… ум тоже есть – ты ведь читала книги из скриптория, тайком, при свечах. Читала я знаю. Не будь у тебя всего этого я бы приказал положить тебя поперек лавки, и сечь до тех пор пока дурь не выйдет у тебя из головы. Но я не буду этого делать. Не хочу.
 - Я рада, милорд. Могу я идти?
  - Налей мне еще вина. И слушай. Когда я тебя отпущу, подумай. Хорошенько подумай. Я хочу, что бы мне отсюда был слышен скрип твоих мозгов. Перо и пергамент будут ждать тебя. Ждать пока ты одумаешься.
 - А если – она коснулась языком губ – я не одумаюсь?
 - И долго ты собираешься испытывать мое терпение? Теперь можешь идти.
      Франческа выскользнула из комнаты. Затворила за собой дверь. И  нырнула в сплетение замковых коридоров. Ноги сами принесли её в замковую капеллу. Хотя она их об этом не просила. Капелла ей не нравилось. Служители нравились ей еще меньше.
  Поскольку размеры замка не позволяли выстроить два отдельных храма – для Разящего и Оберегающей, обоих божеств почитали в одном помещении, разделенном на два предела.
   Стены храма были облицованы белым мрамором и прорезаны узкими стрельчатыми окнами. Под самым потолком был пущен барельеф со сценками, повествующими о земной жизни Разящего и его сестры. Пределы разделялись невысоким каменным барьером.
  Она прошла на половину Оберегающей. Остановилась перед изображающей её статуей – довольно – таки топорно сделанной. Перед скульптурой стоял заполненный песком ящик, в котором теплилась одинокая свеча.
  Девушка опустилась на колени. Безо всякого религиозного воодушевления. Молиться она не могла. Не умела. И не хотела. Потому что молитвы оставались безответными. Всегда. Никогда. А одностороннее беседа  - это не беседа. Она потрогала пальцем холодный камень постамента.
Молиться она не любила и не умела. Но думать в прохладном полумраке капеллы было хорошо. Мысли ползали в её голове, колючие, будто ежи. Голодные ежи. И злобные.
  - Решается твое будущее – твердил в её голове голос рассудка, нудный, как лорд Вильгельм – беги в покои милорда,  напиши то, что от тебя требуют. Потому что иначе тебя заставят. Неприятными способами. Болезненными.
 - Подумай – вплетался в речи рассудка другой голос, слащавый и мерзкий – подумай о перспективах. Ты можешь стать женой, матерью, воспитывать детей, растить…, но ведь тебе этого не хочется не так ли? Тебе хочется иного. Совсем иного.
 - Я не зная чего я хочу – прошептала девушка, касаясь лбом холодного камня пола – не знаю.
   - В твоем возрасте, лицам твоего пола не положено знать – желчно молвил голос рассудка – и решать. Решение примут за тебя. Лорд Вильгельм добр, но лишь до определенного предела. И предел этот он определяет сам. Если будешь упрямится слишком долго… что же письмо можно написать и без твоего согласия. Твое мнение, решение, которое ты принимаешь – вещи фиктивные. Бессмысленные. От тебя ничего не зависит. С этим продеться смириться. Там покорись же обстоятельствам. Сделай свою жизнь чуть – чуть легче.
 «Какой же противный у меня рассудок – подумал Франческа – слишком он… рассудительный. Но ведь это правда, я знаю это. От меня ничего не зависит. Совсем ничего. Обстоятельства. Покориться обстоятельствам. Смириться. Подчиниться».
 - Неприятная перспектива, правда? – съехидничал рассудок – не подчиняться ты любишь. Слишком нахальна. Смела. Горда. И молода. Но шансов у тебя нет. Никаких. Подчинись обстоятельствам, коли ты не вольна их изменить.
 - В конце концов – встрял в дискуссию слащавый голос, очевидно принадлежащий самой мерзкой части её мозга – кто он тебя. Ах да, конечно, он твой брат, наш брат. Но он оставил нас, сбежал от нас. Кто он ? Никто! Никто! Никто!
  Голоса кричали, визжали, бесновались, требовали, взывали к разуму, умоляли, просили – будто в голове обосновался ведьминский шабаш.
 - Хватит – вскричала она – отстаньте! Замолчите!
  Поднялась с колен. Огляделась. Увидела стоящую у входа Беатрису и поняла, что кричала похоже она не только мысленно.
 - С тобой все в порядке? – робко поинтересовалась она.
 - Нет – ответила Франческа – ничего не в порядке.
 - Я искала тебя… не думала, что ты будешь здесь. Ты уже слышала?
 - О чем?
 - Долго тебя не было. Отец собирает всех в главном зале. А челядь – во дворе.
 - Что случилось?
  - Война – прошептала Беатриса – отец созывает знамена – она всхлипнула. Вечно у неё глаза на мокром месте….
 - С кем? Кто? Почему? Откуда ты знаешь?
 - С голубем прислали письмо. Я видела. Там все рассказано. Еретики напали. Черное Солнце – она закрыла лицо руками.
  В воздухе пахло бедой.