Совершенные

          Деревья плотной стеной окружали узенькую каменистую тропинку. Кроны их причудливым лабиринтом сплетались вверху, сплетались так, что ни клочка неба не было за ними видно. Наверно, уже близился полдень, но под сенью леса царил полумрак, судя по всему, практически не зависящий от времени суток.
          Мэтт шёл шагов на десять впереди меня. Его массивная фигура то скрывалась за чёрными, покрытыми морщинистой корой стволами при каждом повороте тропинки, то вновь ненадолго появлялась в поле зрения на мало-мальски прямых её участках. Вернее, даже не появлялась, а скорее угадывалась по слабому серо-стальному отблеску его доспехов и шлема. Мэтт шёл быстро и легко, я с трудом выдерживал это расстояние в десять шагов и, как ни пытался, не мог сократить его. Тяжёлые, неповоротливые доспехи сковывали мои движения, и мне хотелось их сбросить, но лес был полон опасностей, и покрывавшие моё тело куски железа служили пусть слабой, но хоть какой бы то ни было защитой.
          - Мэтт, постой, не так быстро, не поспеваю за тобой, - окликнул я.
          Мэтт остановился.
          - Надо поторапливаться, - хмуро произнёс он. - До темноты надо быть хотя бы в Эвкренте. Там есть постоялый двор. Иначе придётся ночевать посреди леса. Царский ужин для апаргусов, согласись, Дэрр.
         Ни согласиться с Мэттом. ни возразить ему я не успел. Успел только крикнуть что-то нечленораздельное. Но Мэтт понял меня правильно, ибо апаргус был лёгок на помине. Чёрная шкура его была практически неразличима среди древесных стволов, но я явственно увидел жёлтые глаза хищника, которые смотрели на Мэтта, не мигая. Апаргус готовился к прыжку. Они всегда так себя ведут: затаятся среди деревьев до поры, до времени, пока жертва не подойдёт совсем близко, и потом бросаются, не давая той опомниться, впиваясь острыми когтями, рогами и клыками, и вся надежда в этом случае только на прочность железных доспехов. Вот почему ходить по Эвкрентскому лесу нужно с превеликой осторожностью, притом обвешанному этими далеко не невесомыми железяками.
          Но в этот раз нам повезло. Грузная фигура Мэтта с неожиданной лёгкостью развернулась, доспехи его сверкнули молнией. Рука выхватила меч из ножен и нанесла первый удар хищнику раньше, чем тот успел прыгнуть. Затем второй, третий, а потом на помощь Мэтту подоспел и я. Собственно, пара моих неуклюжих ударов была уже излишней - издав утробный вой, апаргус повалился набок, несколько раз дёрнулся и затих.
          - Вовремя ты выдохся, - усмехнулся Мэтт. - Что ж, будь по-твоему, давай передохнём.
          Но отдохнуть нам не удалось. Только присели, как Мэтт заметил ещё одну пару жёлтых глаз - уже за моей спиной.
          - Осторожно сзади, - крикнул он мне.
          Я вскочил и вновь выхватил меч из ножен. Вот откуда, успела мелькнуть мысль, рождается прыть: осознание угрожающей лично тебе смертельной опасности заставляет шевелиться, не обращая внимание на какие-то там не слишком удобные железки на теле. Удар мой был точен. Не менее точны был и второй, и третий. Но зверь будто ничего не чувствовал. Он стоял, не шелохнувшись. Немигающие жёлтые глаза продолжали смотреть прямо на меня. А под ними я отчётливо видел полуоткрытую пасть с рядами неестественно крупных для апаргусов белых зубов.
          "Это не апаргус!" - мелькнула вдруг в голове мысль.
          - Это големион! - услышал я позади себя истошный крик Мэтта. - Мечом не возьмёшь, скорей инициируй бластер! Держись, Дэрр, я с тобой!
          Инициация бластера занимает буквально мгновение. Но этого мгновения оказалось достаточно для звериной атаки. Тяжеленная лапа големиона с шестью растопыренными когтями, словно детскую игрушку, разбила вдребезги оказавшиеся совершенно бесполезными железные доспехи и, уже не встречая противодействия, вошла в моё беззащитное тело. Успевший инициироваться, но не успевший мне помочь, бластер выпал из моей руки.
          - Кажется, ещё одну жизнь ты потерял, дружище, - сквозь боль и угасающее сознание услышал я голос Мэтта, - может, ну его, пойдём отсюда?
          - Давай в Лавамор, - предложил я.
          - Давай.

          И вот мы посреди огромного города. Белые, причудливых форм небоскрёбы, кажется, упираются в сине-голубой купол неба. Мэтт уже не Мэтт - это теперь не он, а она, и зовут её Эолея, и я здесь уже не Дэрр, а Логрэн. Мы стоим на широкой площади посреди белых небоскрёбов, мы облачены в такие же белые, длинные, волнами ниспадающие одежды, а ещё у нас есть крылья. Несколько взмахов ими, практически без усилия - и небоскрёбы остаются где-то далеко внизу. Но Эолея увлекает меня ещё выше и выше, и город уже почти скрывается в белёсой дымке, его почти уже нет, и остаёмся только она, и я, и величественная, сине-голубая, залитая светом небесная полусфера. Мы смеёмся и кувыркаемся в тёплом, плотном, прозрачном воздухе, ловя крыльями его невидимые потоки. А потом Эолея вдруг распахивает свою белую одежду и сбрасывает её с себя - одежда летит вниз, а я вдруг понимаю, что никогда и нигде прежде не видел ничего более совершенного, чем открывшееся моему взору её тело. Оно манит к себе, желание овладевает мной, но я вдруг осознаю, что это не просто желание овладеть Эолеей, как я неоднократно овладевал другими. Это какое-то совершенно новое, незнакомое мне чувство. Это невообразимый трепет, заставляющий забыть обо всём. Это желание слиться воедино и уже не разъединяться никогда. Ещё мгновение - и я коснусь этого совершенного тела, и мы станем одним целым... Но донёсшийся откуда-то из другого мира пронзительный звонок останавливает нас буквально в шаге, вернее, взмахе крыла, от вершины блаженства.
          - Но ведь мы ещё сюда вернёмся, Эолея?
          - Вернёмся, Логрэн, вернёмся...

           Опять эта школа. Как всегда, в самый неподходящий момент. Звонок привёл нас в опостылевшее замкнутое пространство класса. Здесь у нас нет ни полов, ни даже имён. Нас в классе сорок два, и обращаются к нам по номерам и в среднем роде. И мы должны обращаться друг к другу именно так. Эолея уже не Эолея, а Двадцать Пять. А я Тридцать Семь. У учителей тоже нет имён, они отличаются друг от друга лишь предметами, которые ведут. Так надо. Мы Совершенные Разумные Существа и можем сами создавать себе любые миры, и в каждом из них создавать себя сами такими, какими хотим. И имена себе давать любые. А в школу мы обязаны приходить предельно обезличенными, ибо там в нас вкладывают, как сами учителя говорят, базовые знания. Вот только зачем они нужны, если создавать миры и себя в них есть врождённая и неотъемлемая способность каждого Совершенного Разумного Существа? И никаких базовых знаний для этого не требуется. Говорят, что школу скоро отменят как пережиток прошлого. Но пока не отменили, приходится терпеть.
          - Двадцать Пять, какой урок сегодня первый по расписанию?
          - История.
          - А потом?
          - Потом естествознание.
          - А на переменке давай в Лавамор опять сгоняем?
          - Я бы лучше, наконец, до Эвкрента добралось. Давно хочу поглядеть на этот Эвкрент.
          - Да ну тебя. Меня в твоём Эвкрентском лесу уже третий раз убивают. Два раза апаргусы и сегодня вот големион. Я лучше пойду в Лавамор с Восемнадцать.
          - Ну и сволочь же ты, Тридцать Семь!
          - А за ругательство тебе ща влетит. В Эвкренте своём ругайся, сколько хочешь, а тут школа. Вон идёт Учитель Истории!
          - Прости, Тридцать Семь, больше не буду. Надеюсь, он не слышал.
          - Ладно, только тихо давай. А то за разговоры на уроке влетит точно, и на этот раз нам обоим.

          Учитель Истории быстро, как бы между делом, ответил на приветствие класса и приступил к не самой приятной в учебном процессе процедуре контрольного опроса.
          - Так, Пять, напомни мне, пожалуйста, тему предыдущего урока.
          - Принципы переходного периода от Низших Разумных Существ к Высшим, или Совершенным, - отозвалось Пять с заднего ряда.
          - Молодец, Пять. Двадцать один, и что ты нам про эти принципы можешь рассказать?
          - Жизнь Низших Разумных Существ была невыносимо трудной и примитивной, - начало рассказывать Двадцать Один. - Им приходилось укрывать своё физическое тело от внешних воздействий при помощи трансформированных материальных предметов, которые им же приходилось для этого и трансформировать. Им приходилось постоянно заботиться о поглощении питательных веществ, а также о своевременном выделении отходов жизнедеятельности. Им приходилось осознанно переносить болезни и увечья как неотъемлемые спутники физического существования. Им приходилось создавать приспособления для перемещения своих материальных тел в пространстве, опять же из трансформированных материальных предметов, ибо поначалу они могли обмениваться информацией только находясь физически вплотную друг к другу. Кроме того, им приходилось не только самим воспроизводить себе подобных, но и заботиться о воспроизводимых, ибо в первые годы жизни Низшие Разумные Существа были малоразумны и практически беззащитны перед агрессивной внешней средой.
          - Двадцать один! - прервал Учитель Истории. - Вижу, что ты готовилось к уроку, но отвечай, пожалуйста, короче, иначе нам просто времени на всё не хватит. Сорок, дай мне, пожалуйста, определение Низшего Разумного Существа.
          - Низшее Разумное Существо - затараторило Сорок, - это сущность, способная, в отличие от неразумных существ, осознавать себя, но чьё виртуальное тело неотделимо от физического, подчинено его потребностям и всецело зависит от него.
          - Совершенно верно! И что из этого следует, Двадцать Пять?
          - Низшие Разумные Существа осознавали своё физическое тело, а не виртуальное, как мы, - услышало я рядом с собой голос Двадцать Пять. - Они могли лишь примитивным образом изображать свои виртуальные фантазии. Но никак не существовать в них.
          - Ну и в чём же выразился переходный период, Тридцать Семь?
          - В том, что начался переход... к Высшим... - я замялось. - В общем, Низшие стали переходить...
          - Так, Тридцать Семь, к уроку ты не готово. Сколько миров ты обошло за утро, а, Тридцать Семь? Ты даже не можешь извлечь из памяти заложенное на предыдущем уроке. Очень плохо. Шестнадцать, помоги ему.
          Ну, слава Высшим Потусторонним Силам, как говорит наш Учитель Религиоведения, я отделалось малой кровью. Зная крутой нрав Учителя Истории, рискну утверждать, что могло бы быть гораздо хуже.
          - Сначала Низшие Разумные Существа научились обмениваться информацией на расстоянии, - сказало Шестнадцать. - Первоначально для этого использовались электромагнитные импульсы. Затем были изобретены устройства, позволявшие хранить, систематизировать и анализировать информацию, а также трансформировать её по заданному Разумным Существом сценарию.
          - Так, правильно. Ну, Тридцать Семь, попробуй продолжить.
          Попытка номер два. Нужные знания, заложенные Учителем Истории на прошлом уроке, наотрез отказывались выходить из памяти - в ней было только обнажённое летящее тело Эолеи, и больше ничего. Пришлось воспоминания об Эолее над крышами небоскрёбов Лавамора насильно отправить на второй план - заложенные школьные знания потихоньку начали ко мне возвращаться.
          - На смену электромагнитным импульсам, - оттесняя голую и прекрасную Эолею, извлекались из моей памяти нужные факты, - появилась возможность манипулирования на микро- и наноуровнях. Эти манипуляции позволили Разумным Существам вместо унизительного добывания входящих веществ для обмена синтезировать их на молекулярном уровне из окружающих веществ и осуществлять входящий обмен без участия сознания, а также тем же образом утилизировать исходящие вещества. А ещё, используя экологически чистую световую энергию, синтезировать кислород для дыхания.
          - Ну вот, совсем другое дело, - произнёс Учитель Истории, - можешь ведь, если захочешь. Повнимательнее надо быть. Знаю вас - витаете в мирах, и нет вам дела до истории. Но знайте, что путь наших предков к нынешнему положению вещей был труден и тернист. Три, продолжай.
          - Благодаря развитию технологий Разумные Существа лишились необходимости заботиться о физиологических своих потребностях, - откуда-то из заднего угла класса заговорило Три. - Это сделало возможным  осуществить переход сознания Разумных Существ из физической реальности в виртуальную. Так и возникли Высшие, или Совершенные, Разумные Существа. То есть мы с вами.
          - Отлично, Три, - сказал Учитель Истории. - А теперь о главном нам расскажет Тридцать Два.
          - Главное, Учитель, - заговорило Тридцать Два, - то, что в переходный период было побеждено зло. Разумные Существа перестали убивать и калечить друг друга, а также красть и прелюбодействовать. Последнее обусловлено тем, что размножение Совершенных Разумных Существ стало происходить по случайному принципу без участия сознания. Мы можем ради драматического эффекта населять виртуальные миры любыми пороками. Но на физическом уровне побеждено всякое зло. Кроме разве что смерти.
          - Превосходно! - воскликнул явно довольный ответом Учитель Истории. - Ко всему сказанному замечу, что благодаря оптимизации существования Совершенные Разумные Существа, в отличие от Низших, не наносят никакого ущерба физической окружающей среде. И это есть безусловный плюс. Ну, - подытожил он, - я вижу, что принципы перехода от Низших Разумных Существ к Высшим, или Совершенным, вами усвоены. На сегодняшнем уроке я я заложу в вас имена и даты переходного периода. Открываем память...

          Новая порция исторических знаний - на сей раз имена и даты - были в нас заложены, и тот же противный звонок, который вырвал нас из Лавамора, возвестил о начале перемены.
          Я уже готово было уступить Двадцать Пять и отправиться в Эвкрентский лес. Перемена короткая, думало я, и злые апаргусы с големионами вряд ли успеют мною закусить, хотя с них, возможно, и станется. А вот из Лавамора противный звонок опять рискует вытащить нас в самый неподходящий момент.
          Но обсудить вслух наши планы на перемену мы с Двадцать Пять так и не успели. К нам подскочило Восемнадцать.
          - Вы, небось, опять в свой Лавамор собрались? - затараторило оно. - Да скукотища же там! Летай. кувыркайся да перепихивайся - только и всего. А знаете, что у меня есть?
          - Ну-ка, выкладывай, - ответило ему Двадцать Пять.
          - У меня там красное небо с тремя светилами, синие горы, жёлтые города и для любви нужны не два пола, а три. Не Он и Она, как в вашем примитивном Лаваморе, а Оню, Оня и Онё. Я там Онё, разбирайте два оставшихся и вперёд. Пока идёт перемена, хочу вот попробовать, каково это - перепихиваться тремя полами.
          - А двое без третьего никак? - не без насмешки в голосе спросило я. Картина, которую нарисовало в моём воображении Восемнадцать, меня почему-то не впечатлила.
          - Двое в этом мире - он, кстати, называется Мир Трёх Стихий - так же одиноки, как и один, - не услышав никакой насмешки в моём вопросе, ответило Восемнадцать серьёзным тоном. - Зато подумай, Тридцать Семь, насколько больше сюжетов может быть. И насколько ярче ощущения, когда все трое, наконец, сходятся вместе.
          - Ух ты! - в отличие от меня, Двадцать Пять, похоже, восприняло идею с восторгом. - Давай, Тридцать Семь, решайся. А то желающие быть третьим найдутся.
          Я нехотя согласилось.
          - Значит так, - продолжало Восемнадцать. - Я Онё, меня зовут Эмилё - моё имя должно на "ё" кончаться. Про себя говорю: я сделалё, ну там пришлё, ушлё, поднялёсь и так далее. Я большоё и красивоё, а вы соответственно красивою и красивоя. И никаких склонений. Всё гораздо проще, чем то, что позавчера заложил в нас Учитель Грамматики. С языком всё понятно? Тогда придумывайте себе имена.
          - Чур, я оню, - сказало Двадцать Пять. - А звать меня будут... например, Лонжемю. Всё я правильно сделалю?
          - Всё отлично, - ответило Восемнадцать. - Теперь ты, Тридцать Семь.
          - Ну, тогда я оня, - произнесло я. - А имя моё пусть будет Эолея.
          - Так Эолея - это же я в Лаваморе! - удивлённо воскликнуло Двадцать Пять.
          - Знаешь, Двадцать Пять, - сказало я тихо, понизив голос, - сегодня в Лаваморе я, похоже, влюбился... влюбилось в тебя в образе Эолеи. Поэтому хотело бы... хотеля бы... сохранить таким образом тот образ в памяти... пусть он возникает в моём воображении каждый раз, когда вы будете обращаться ко мне по имени...
          - Так не пойдёт! - возразило мне Восемнадцать. - Мы с Лон... Лон...
          - Лонжемю, - напомнило Двадцать Пять своё новоявленное имя.
          - Мы с Лонжемю, - подхватило Восемнадцать, - будем ревновать тебя к той Эолее. Ты этого хочешь? Лучше придумай себе какое-нибудь другое имя. Например, Оремия. По-моему, вполне красивое имя.
          - Ладно, буду Оремия, - нехотя согласилось я.
          - Ну так пойдёмте скорее, а то перемена кончится, - торопилось Восемнадцать. - Эскизы внешности готовы, память личных историй тоже, ну а отдельные детали на месте доделаете.

           Церемония должна начинаться с восходом Третьего Светила и продолжаться до захода Первого. Так заведено. Так было, есть и будет. Ритуал церемонии священен, никто и ничто не вправе изменить его.
          Площадь Церемоний представляет собой круг. С трёх сторон под одинаковым углом друг к другу к ней подходят три улицы; пространство между ними занято тремя ярко-жёлтыми зданиями, фасады их украшены колоннадами и лестницами, а по бокам каждого, как бы обрамляя собой улицы, возвышаются островерхие башенки.
          Всё замерло в ожидании. Замерли трое жрецов на небольшом каменном возвышении в центре. Замерли выстроившиеся вдоль колоннад хористы и барабанщики. Замерли стоящие вдоль трёх ведущих к центральному возвышению ковровых дорожек ритуальные танцоры в трёхцветных одеждах. Из-за зданий с колоннадами с площади невозможно увидеть появления Третьего Светила над горизонтом, но об этом должны возвестить колокола на башенках.
          И вот над круглой площадью разносится протяжный звук первого колокола, а мгновение спустя ему почти синхронно вторят пять остальных. Жрецы на возвышении сбрасывают капюшоны и ударяют посохами о камень. Церемония начинается.
          Барабанщики задают громкий и торжественный ритм, вслед за ними вступает громовым многоголосием хор. Танцоры будто оживают в такт музыке, движения их плавны и величественны. Началось! Я иду по светло-зелёной ковровой дорожке по направлению к возвышению в центре площади Церемоний. На мне такое же светло-зелёное длинное одеяние. Справа по дорожке тёмно-фиолетового цвета и в такого же цвета длинном плаще к каменному возвышению приближается Лонжемю. Слева в огненно-оранжевом плаще по такого же цвета дорожке к центру площади идёт Эмилё. Всё ближе и ближе мы друг к другу, всё быстрее ритм барабанов, всё громче поёт хор, всё неистовее движения оранжево-фиолетово-зелёных танцоров. Но когда мы подходим к центру и останавливаемся перед жрецами, всё смолкает, танцоры застывает на месте и воцаряется полная тишина. Никто и ничто не смеет шелохнуться.
          - Эмилё, согласнё ли ты сочетаться законным браком с Лонжемю и Оремия? - в тишине громко вопрошает жрец-Онё в оранжевом одеянии - того же цвета, что и плащ на Эмилё.
          - Да, - слышу я ответ Эмилё.
          Тот же вопрос жрец-Оню задаёт Лонжемю, ответ также утвердительный. Потом очередь доходит до меня. И мне почему-то вдруг вместо памяти личной истории вспоминается обнажённая Эолея. Но ведь Лонжемю - это та же Эолея, только в другом обличье, думаю я. И громко говорю слово "да".
          - Именем Мира Трёх Стихий, - в один голос в тишине произносят жрецы, - объявляем вас Законной Брачной Триадой.
          И вновь три посоха синхронно ударяют по поверхности каменного возвышения, и вновь торжественно вступают барабаны, и многоголосый хор поёт Гимн Любви и Брака. И опять ритм становится всё быстрее и неистовее, и в этом ускоряющемся ритме танцоры подхватывают три разноцветные дорожки и соединяют их вместе. И мы идём по ним, Лонжемю в фиолетовом плаще посередине, Эмилё слева, я справа. Мы направляемся в самое величественное из трёх зданий с колоннадами, лестницами и башенками - Дворец Первой Ночи. Сегодня с захода Первого Светила и до восхода его весь огромный дворец в нашем распоряжении.
          Красное небо становится темнее, хор и барабаны внезапно смолкают, и во вновь наступившей тишине гулко и протяжно звонят шесть колоколов, возвещая о том, что Первое Светило опустилось за горизонт. Мы поднимаемся по каменной лестнице, проходим между колонн и входим в огромные резные двери, которые бесшумно затворяются за нами. Перед нами огромный, величественный зал, освещённый факелами. Посередине его, занимая почти всю поверхность каменного пола, возвышается Брачное Ложе. Наверно, на нём могла бы уместиться не одна сотня брачных триад, но сегодня Ложе предназначено для нас троих и ни для кого другого.
          Мы с Эмилё переглядываемся. Лонжемю между нами нет.

          - Лонжемю, ты где?
          Короткое эхо - и тишина в ответ.
          - Лонжемю!
          Опять короткое эхо - и молчание.
          - Ну где ты есть, Лонжемю! Отзовись!
          - Слушай, Эмилё, оню случайно не осталюсь на улице, за дверями? - предполагаю я.
          - Да не, я точно помню, как оню входилю сюда с нами, я держалё оню за руку, - отвечает Эмилё. - Да и ты тоже ведь держаля оню с другой стороны, разве не так, Оремия?
          - Да, держаля, и вообще странно это все, - говорю я. - Но делать нечего. Бери со стены факел и пойдём искать.
          Я тоже беру факел. Мы забираемся на Брачное Ложе и прочёсываем буквально каждый его клочок. Потом спускаемся вниз и обходим зал по периметру. К залу примыкает несколько небольших комнаток - мы буквально прочёсываем каждую из них. За одной из боковых дверей лестница, которая ведёт вверх. Мы идём по ней.
          Лестница ведёт на второй этаж. Там не такие высокие потолки, как в главном зале. Тянутся анфиладой причудливо оформленные комнаты, тоже освещённые факелами. Лонжемю нигде нет. Мы идём на третий этаж. То же самое. Только комнаты не идут анфиладой, а с двух сторон выходят в длинный коридор. Мы заглядываем в каждую. Эмилё в те, что справа, я в те, что слева. Безрезультатно.
          Больше этажей во Дворце Первой Ночи нет. Есть только узенькая лесенка, ведущая на крышу. Эмилё поднимается туда. Я следом.
          Второе Светило уже зашло вслед за Первым, и Мир Трёх Стихий освещён только тусклым светом Третьего. Внизу чернеет круглая опустевшая площадь Церемоний. Вокруг желтеют кварталы города, а где-то вдалеке кажутся совсем чёрными Синие Горы.
          - Лонжемю!
          - Лонжемю!!
          - Лон-же-мю!!!
          Нам отвечает только эхо. Мир Трёх Стихий кажется безжизненным. Лонжемю в нём нет. Оба мы вдруг явственно это понимаем. Будто кольнуло что-то: поиски тщетны. Не дождавшись удара шести колоколов, должных возвестить о восходе Первого Светила, мы с Эмилё уходим из Дворца Первой Ночи. Уходим самой короткой дорогой. То есть просто прыгнув с крыши вниз, на площадь. Пусть испытав боль, ударившись о каменную мостовую, пусть даже потеряв при этом по одной жизни, но что такое телесная боль по сравнению с болью нашей утраты? И вообще, зачем нам здесь эти виртуальные жизни, если рядом с нами нет Лонжемю? Двое в этом мире так же одиноки, как и один, разве не так? И поэтому, не дождавшись звонка, призванного возвестить о начале урока естествознания, мы покидаем Мир Трёх Стихий.

          Мы с Восемнадцать вернулись в класс, когда перемена ещё не закончилась. Первая мысль была: может, Двадцать Пять наскучил облик Лонжемю из Мира Трёх Стихий и оно вернулось в класс? Но среди тех нескольких наших соучеников, кто предпочёл коротать перемену в классе, а не в других мирах, Двадцати Пяти не было.
          - Загуляло наше Двадцать Пять, - проворчало Восемнадцать. - Вообще нехорошо так поступать - ведь мы из-за него так и не перепихнулись в три пола. А то потом проходи опять все эти церемонии...
          - Ты ж выдумало эти церемонии, - ответило ему я. - Если так хочешь перепихиваться, кто тебе мешает делать это сразу и без лишних телодвижений?
          - Без церемоний некрасиво, - обиженно сказало Восемнадцать. - И ещё а-мо-раль-но.
          - Мораль в каждом мире своя, и мы её устанавливаем сами, - возразило я. - Это только тут, в школе, нам её устанавливают директор и учителя. Меня вот вчера Тридцать Три звало куда-то, где считается неприличным ходить одетым. Все там ходят голые и одеваются лишь для того, чтобы, как ты это называешь, перепихнуться. То есть всё наоборот. Такая вот мораль.
          - Ну и как оно там? - мигом забыв обиду, полюбопытствовало Восемнадцать.
          - А что как оно? - ответило я. - Думаешь, я туда пошло? Скучно это всё. Надоело. Ты лучше подумай, где сейчас может быть Двадцать Пять.
          - Да что ты заладил - Двадцать Пять, Двадцать Пять... - раздражённо вследствие неудовлетворённого любопытства прошипело Восемнадцать, - Сейчас будет звонок, он, как ты знаешь, проникает всюду. Вернётся твоё Двадцать Пять, как миленькое... Хоть из своего Эвкрентского леса, хоть из Лавамора из вашего, хоть из этого - как он там называется - ну, где перепихиваются одетыми, о чём ты мне сейчас говорило.
          Недолгий остаток перемены мы провели молча. Вскоре прозвенел звонок. Но Двадцать Пять в классе так и не появилось. Странно это, мелькнула во мне мысль. Может, заплутало оно где-то в таких мирах, куда не проникает вездесущий звонок? Возможно, Восемнадцать ошиблось, утверждая, что звонок проникает во все миры без исключения. Но миров же бесконечно много, откуда знать обо всех этому тупице Восемнадцать? Бесчувственному убожеству Восемнадцать, у которого все мысли сводятся к тому, что оно само именует словом "перепихнуться". Нет, плотские удовольствия, конечно, занятие приятное. Мы, помнится, неплохо это сделали недавно в Лаваморе с Теалиной, так там зовут Восемнадцать. То есть мне казалось, что это было неплохо, пока я не увидел Эолею.
          Эолея... Эолея, где ты? Эолея, вернись! Мэтт... Лонжемю... Двадцать Пять... Мне. похоже, уже не важно, в каком ты обличии. Я готов... готово... готовя принять тебя в любом. Такого раньше со мной не случалось. Может, во мне вдруг проснулся анахронизм, именуемый Любовью? В школе нас учили, что Любовь присуща низшим существам, что это обусловлено потребностью сознательно размножаться и защищать новых существ от угроз их жизни. Теперь слово "любовь" - это редко употребляемый синоним любимого слова тупицы Восемнадцать. Но ведь мог же случиться где-то какой-то сбой, который и привёл к тому, что в отдельно взятом Существе, то есть во мне, вдруг ни с того, ни с сего проснулся анахронизм...

          От раздумий меня отвлёк приход в класс Учителя Естествознания. Он почему-то выглядел растерянным и даже не ответил на приветствие класса. Я огляделось и мне тоже почему-то стало не по себе. Двадцать Пять было не единственным отсутствующим. Вместо положенных сорока двух учеников в классе находилось от силы тридцать. то было более чем странно, потому как вообще-то пропускать уроки в школе нельзя, наказание за это не менее суровое, чем за сквернословие. Например, повесят на целые сутки индивидуальный звонок - будет трезвонить так, что точно станет не до Лаваморов. Мне как-то на одну восьмую суток повесили за опоздание - наверно, это была самая малоприятная восьмая часть суток в моей жизни...
          - Вот мы устраиваем диспуты на тему, называться нам Высшими Существами или Совершенными... - вместо положенного опроса начал говорить Учитель Естествознания, и если бы я не видело бы его прямо перед собой, я вряд ли узнало бы его голос. Повисла пауза. Видно было, что Учитель с трудом подбирает слова. - Вот мы живём в придуманных мирах... Вот мы хвастаем друг другу, что победили зло... что победили болезни... страдания... боль... и вот-вот победим смерть... разве не так?
          - Так, Учитель, - робко произнёс кто-то из класса.
          - Но поймите... - продолжал Учитель Естествознания. - Поймите... что это всё никуда не ушло... никуда не делось... мы просто переселились из реального мира в придуманные... иллюзорные... ненастоящие  миры... ведь даже класс, в котором мы находимся, есть не что иное, как иллюзия... и в этих придуманных мирах мы можем вообразить себя кем угодно и тем самым приписать себе совершенство, разве не так?
          - Но, Учитель, - осмелилось возразить Двадцать Один, - на прошлом уроке Вы заложили в нас схему нашего физического тела, и оно совершенно настолько, что позволяет сознанию существовать отдельно от него. В этом и есть главная особенность Высшего, или Совершенного, Разумного Существа, так ведь нас учили.
          Заложенная на прошлом уроке схема, подробностям которой и должен был быть посвящён сегодняшний опрос, выплыла у меня из памяти, на мгновение затмив тревожные мысли об Эолее-Лонжемю-Двадцать Пять. Всё совершенное должно быть предельно просто. Вон внизу происходит входящий и исходящий обмен питательных веществ. Вон наверху поглощается свет Светила и вырабатывается кислород, часть которого тратится на окисление питательных веществ и выделение энергии. А посередине идут каналы, связывающие одно с другим. Всё вместе обусловливает поддержку жизнедеятельности без участия сознания. Вот что надо бы было рассказать на сегодняшнем опросе. Но Учитель Естествознания к положенному опросу так и не приступил.
          - Но тебе не кажется, - спросил он вместо этого, - что в заложенной на прошлом уроке схеме чего-то не хватает?
          - Схема совершенна и самодостаточна, - ответило Двадцать Один.
          - В таком случае расскажи мне, Двадцать Один, - произнёс Учитель, - каким образом в нашем совершенном организме осуществляется самозащита?
          - Самозащита Высшим Разумным Существам на физическом уровне не требуется, - уверенным голосом сказало Двадцать Один, - потому что зло побеждено, и Совершенные Разумные Существа не могут нанести физического вреда друг другу. А на случай агрессивного воздействия внешней среды наше физическое тело способно к регенерации, то есть к восстановлению органов в случае повреждения или даже утраты.
          - Так-то оно так, - ответил на это Учитель Естествознания, - но регенерация, увы, не всесильна. От целенаправленной агрессии Низших Существ мы не защищены ничем. Мы только можем не замечать опасности и не думать о ней, витая в иллюзорных мирах и гордясь этим. У вас нет желания посмотреть, как мы выглядим не на схеме, а на самом деле?
          И, не дожидаясь ответа, он включил на стене класса экран, предназначенный для демонстрации наглядных учебных пособий. На прошлом уроке на нём была изображена казавшаяся совершенной схема. Но на этот раз экран показал совершенно другую картину. На нём отобразилось что-то, отдалённо напоминающее Эвкрентский лес, только деревья были ниже, росли реже и кроны у них были зелёного цвета и не такие густые. Поодаль возвышались некие предметы, отдалённо напоминавшие небоскрёбы Лавамора, только значительно ниже, серее и преимущественно уныло-прямоугольных форм.
          - Вот это мы и есть, - сказал Учитель Естествознания, направляя конец своей учительской палки-указки на подобие Эвкрентского леса. -Вот, полюбуйтесь на себя, Совершенные. Есть что-то общее со схемой, не правда ли? А вон там, - он указал на серые прямоугольные строения, - стоят постройки Низших Существ. А теперь приблизим-ка картинку.
          На крупном плане стало видно, как там, где кончался лес, копошились существа, чем-то похожие на обитателей Лавамора, только без крыльев и в грязно-серых одеждах, примерно такого же цвета, как и прямоугольные строения. Рядом сновали существа покрупнее, в железных доспехах, будто для защиты от апаргусов, с круглыми колёсами вместо ног. Некоторые из этих существ имели по единственной руке, в которой держали странное оружие, напоминавшее ковш, которым в некоторых мирах черпают воду. Только эти ковши черпали не воду, а будто делали дыры в поверхности Планеты. У других круглые колёса, заменявшие ноги, были обтянуты железными ремнями; рук у этих существ не было, зато впереди у них были страшные железные щиты, сметавшие всё на своём пути. Были и другие закованные в доспехи существа, всех описать просто невозможно. Это была целая армия, жестокая и беспощадная, какой не было, наверно, ни в одном из наших миров, даже тех, которые называются "милитаристскими" и где идут бесконечные войны между разными армиями. Я, если честно, не очень люблю такие миры и редко в них бываю. Но в таких мирах армии воюют друг с другом. А эта жуткая армия в железных доспехах воевала с беззащитными деревьями, они падали, их, уже упавших, резали на части...
          Я отвернулось от экрана, не в силах смотреть на это. И с ужасом обнаружило, что класс ещё поредел, в нём осталась примерно половина учеников, если не меньше.
          - А ведь это сейчас убивают не кого-то-там, а нас с вами, - раздался за спиной голос Учителя Естествознания. Чувствовалось, как он изо всех сил пытался сохранять спокойный тон. - А мы, став, как мы сами выражаемся, Совершенными, никак не можем этому противостоять, ибо утратили всякую на то способность. Такое происходит давно, только раньше это происходило где-то ещё, и мы, живя в виртуальных мирах, не замечали, как убивают других, нам подобных, и продолжали считать себя венцом Творения. Но вот армия тех, кого мы считали Низшими, добралась и конкретно до нас с вами. Так что...
          Голос Учителя замолк. Я обернулось. Там, где он стоял ещё мгновение назад, было пусто.

          ...К другим новостям: властями города Х принято решение о вырубке Y-ского леса на северо-западной окраине города, рядом с микрорайоном Z. На этом месте планируется построить новый бизнес-центр, многоэтажный торговый комплекс с подземным паркингом и развлекательный центр с 3D-кинозалом и уникальным аквапарком. Планируется, что уже через два года новый комплекс - самый крупный не только в городе, но и во всём Регионе - сможет принять первых посетителей. Компромисс с выступавшими против строительства защитниками природы также найден: более 200 га заброшенных сельхозугодий Х-ского района выделено под лесопосадки. И в завершение выпуска о погоде...

          ...Эолея... Значит, тебя они одной из первых... Возможно, тебе даже повезло: ты не испытала этого ужаса, имя которому - бессилие и обречённость. Когда знаешь, что это сейчас в любой момент произойдёт с тобой, и спасения нет, и ты ничего не можешь сделать. Но я уже ничего не боюсь. Потому что мне хочется верить, что со смертью жизнь не кончается. Что ты уже там, в ином, прекрасном мире, который Учитель Религиоведения, помнится, называл раем. Что тот мир настоящий, а не выдуманный, как наши миры, и что там есть свой реальный, а не иллюзорный Лавамор, в котором мы обязательно встретимся. Как мы говорили тогда: но ведь мы ещё сюда вернёмся, Эолея?
          Вернёмся, Логрэн, вернёмся...