Нет ничего невозможного

 Я тогда отправлялась на другой конец страны. На небольшом судне нужно было ехать несколько дней. Пассажиров было очень мало, в основном персонал и экипаж. Билеты на такой вид транспорта стоял намного дешевле, так как судно предназначено, прежде всего, для грузоперевозок. Не обустроено оно было для пассажиров. Но мне так больше нравилось, чем шумные толпы недовольных граждан, которые то напивались, то блескали золотыми часами на палубе.

 Была глубокая осень, когда я уже в четвертый раз ступаю на борт голубовато-зеленого гиганта. Для меня он всегда казался очень большим кораблем. Со мной вместе в этом рейс взошли на палубу несколько молодых офицеров и полицейских, сопровождающих беспризорников. Я ни сколько не боялась, что мне может угрожать опасность. Осужденных и преступников частенько перевозили на этом судне. Преступивших закон или имеющих косвенное отношение к этому перевозили в специальных помещениях совершенно в другом крыле.

  Когда я была уже в своей каютке на судно приняли группу пожилых туристов, возвращающихся с отдыха.
 
 В открытое море корабль вышел лишь к вечеру. Я вышла на лестницу взглянуть на небо к маленькому круглому окошку. С этого окна можно было увидеть еще и главную палубу.
 "Да, в этот раз будет не так скучно!", - произнесла я шепотом, подметив, что на улице поднимается какая-то суматоха: два молодых офицера нервно курили, громко кричали друг на друга, спорили.

 Вроде красивые, аккуратно одетые, на лицо миловидные, а разговаривают как сапожники. И так всегда! Приметишь какого-нибудь красавца в окошко, а как говорок услышишь - разочаруешься.

 Когда они открыли дверь, я поднялась повыше, в лестничный пролет, и затихла. Уж очень интересно было какое-такое происшествие сегодня стряслось. "Сбежал.." -, говорит один. Потом шли долгие диалоги о том, что таких только могила исправит.

 Я поняла о чем идет речь, но не приняла это всерьез.

 На следующее утро я познакомилась с молодым человеком. Сказать даже - с очень уж молодым. Не был он похож еще ни на кого, каких я встречала в своей жизни. Не был он похож ни на одного благополучного или добродушного.

  Огонек авантюры, огонь жизни горел у него в глазах! И я ведь даже не спросила его имени! А столько всего обсудили! И всего-то разговор наш начался из-за какого-то фонаря.
 
 Все уверяла я, что он не сможет отключить главный прожектор на башенке судна. А он мне: " Нет ничего невозможного!". 

 Ни разу из уст его я не услышала грубых, режущих слух, слов. Даже когда совсем близко послышался вдруг топот сапог полицейских, он лишь спокойно произнес: " Я вынужден покинуть вас...". И убежал.

  Завтра вечером я уже сойду на берег, а его совершенно точно поймают. Пока гражданские на борту, полицейские обыск не проводят, ввиду того, что может начаться паника, да и вообще, они могут получить серьезный выговор, если кто-нибудь унает об этом происшествии.

 Утром меня посетила мысль пойти к этому самому маяку. Когда я вышла на палубу, мне в лицо ударил неслабый морозец: холодные воды проплываем.

 Там, наверху, на башенке маяка, все так же ярко, даже при солнечном свете, ярко горел фонарь.Тогда мне стало непременно необходимо пройти к тому месту, где есть вход к этой башенке.

 Даже если его поймали, и он не придет (хотя он не из тех, кто говорит впустую, даже такие невероятные вещи), мне все равно нечем было себя развлечь.

 Через час исканий заветной дверцы, я ее все-таки нашла. На мою радость я обнаружила неподалеку, в холле, кресло, присела и принялась ждать. Мне пришлось еще долгое время изучать скучнейшие брошюры по технике, лежащие на тумбочках холла.

 Уже после обеда я услышала свист, но не такой, что издают при помощи рта, а свист от движения.

Ах, мальчишка! Бежит сломя голову и второпях сообщает мне, что непременно, сиюминутно, взойдет к фонарю. Я не могла сопротивляться этому милому и наивному личику.

  Дверь к лестнице заперта, и, о боже, взрослая женщина, я достаю шпильку из волос и пытаюсь открыть заржавевший замок! Дверной механизм был настолько стар и слаб, что не выдержал и попросту сломался. Дверь распахнулась настежь, и перед нами предстала разломанная узкая винтовая лестница, причем вздымалась вверх она без всяких поручней, а лесенки просто торчали тонкими прутьями из кирпичной стены. Покореженные. Половина из низ валялась внизу на сыром полу и покрылась чем-то вроде сырой плесени.
 
 Через мгновенье после открытия мной двери, завизжала сирена. Тревога! Даже лампочки в холле закрутились в красном свету. Мальчишка только взглянул на меня и с улыбкой произнес: " Нет ничего невозможного!". Тут же, летя, стал взбираться по этой хрупкой старой лестнице.

 Я не отходила от двери. Мне не было страшно, что меня могут застать тут. Мне было весело, радостно! Но в то же время и тревожно: очень, уж, высокая была эта башенка, очень, уж, крутая была лестница к маяку.

 Вдруг резко отключился свет, стихла сирена. А мне к ногам скатился мальчишка. Он был весь в ранах и синяках. Ну, навернулся все-таки.

 Я схватила его за руку и потащила к себе к каюту. Сзади слышались крики и топот полицейских, звонкие звуки, стук по металлу, что-то неприятное. Вот теперь-то мне стало боязно.

 Очень часто, за ужином в столовой, слышала я разговоры о сбежавшем, якобы малолетнем преступнике. Говорили, что, мол, дают парню шанс исправиться, а он опять за старое. Один офицер все время теребил фразу: "..он должен сидеть и молчать, и слушать, что ему говорят...". Другой говорил о могиле, которая обязательно всех исправит. Полицейские расхваливали свою работу и колонию, в которую они "обязательно его упекут".

 И это говорили люди, которые без пяти минут сами же грабят, убивают, обманывают людей!
Я начинала засыпать при виде такого гнусного зрелища, пустого балагана толстых неудачников с пустыми глупыми глазами, я засыпала за столом прямо за ужином.

 Когда мы добежали до моей каюты свет уже включили, но тревога перестала визжать.

 Понимая, что через час, не менее, мне сходить с судна, я стала вытряхивать всю одежду из своего чемодана. Мальчишка, обтирая свои раны моим шелковым платьем, сидел и в недоумении смотрел на меня. Я скомандовала: " Полезай!", указывая на пустой чемодан. Я все боялась, что он откажется и не станет этого делать, но он, оперевшись на меня, ловко поместился в чемодан.

 Не прогодала я: через минуту ко мне в каюту ворвались и осмотрели все углы и полки двое полицейских. Хорошо, что они не обратили внимания на беспорядок и красное шелковое платье (как удачно, что оно было красное!). Ничего не заподозрив, они вышли, напомнив о том, что скоро будет остановка в порту города, и что все равно никто, кроме пассажиров, тут не сойдет.

 Я судорожно собрала свои вещи по пакетам, схватила чемодан и пошла вниз к регистрационному столу.

 Помню как однажды я оказалась на блошином рынке. Ничего мне так не приглянулось, как этот коричневый кожаный чемодан на колесиках. Старый-престарый. Отговаривали - не послушала, купила. И не зря: катится как пушинка.

  На пути мне попалась пожилая женщина с горделивым взглядом, сообщающая пассажирам о том, что через пятнадцать минут корабль прибудет в порт.

 Около регистрационного стола, по обычаю, была очередь : проверяли документы. За кем-то приходили родственники, чтобы помочь нести багаж. За мной тоже должен был прийти человек.

 Вскоре я опомнилась, что все документы и вещи остались в каюте. Да и сама я была чуть ли не в халате! Только чемодан.

 Дотащить не успею. Оставлю: будет проверка - откроют. Скорей бы пришел посыльный.

 У какого-то дедушки я выпросила кусочек бумаги и ручку. Я написала маленькую записку и втиснула в приоткрытый край чемодана.

 Вскоре за мной пришел человек. Он вежливо попросил багаж, мило улыбался и ждал ответа. Я ближе подошла к нему и сообщила: " Передайте мой чемодан Михаилу Александровичу. У него сегодня день рождения, и это мой скромный подарок ему. Передайте мои поздравления и извинения - я отправляюсь в путешествие!"

 Я знала этого человека, он очень порядочен в обязательствах перед Михаилом Александровичем, особенно если об этом прошу я. Он знает, что меня нельзя подвести,и я уверена, что через пару часов мальчишка будет сверкать своими речами на охоте или за большим столом.