Время встречи изменить невозможно окончание

Витек  открыл  глаза.
Потолок  был  белым.
  И  стены  тоже.
Он  лежал  в  постели.
 Под  горло  была  вставлена  трубка.
И  вообще, от  него  тянулись  провода  во  все  стороны.
 Точно  он  комп.

Вошла  Галя, встала  у  кровати.
 Он  сразу  её  узнал, со  спины – вернее, по  большой  круглой  попе, обтянутой  белым  халатом. Была  она  в  маске  и  в  шапочке. Пол-лица  под  маской  не  видно, зато  руки-ноги  целы.

Слава  Богу …

- Ну, вот  видишь, - произнес  голос  над  ухом, - впрочем, без  особой  радости, -  бычара  в  рубашке  значит, родился. И  типа  с  крестом  на  шее.

Мужик  был  типа  Айболит  в  молодости, с  темной  бородкой.
В  его  голосе  сквозила  вполне  естественное   классовое  чувство  интеллигента, по  отношению  к  таким, как  он.
На  руке  у  врача  были  часы.
Электронные.

14.52.00 …01…02 …03 …

Оказывается, он  уже  почти  три  месяца  лежит  в  Склифе  в  состоянии  овоща – после  той  аварии  на  Можайском  шоссе.
  Не  в  общей, а  в  отдельной  палате – ребята  постарались, партнеры.
 Компаньоны. Бывшая  братва.
 Оплатив  ему  и  ВИП-палату  и  лучший  уход.
 За  это  время  и  ребра  сломанные,  и  нога  в  гипсе  успели  срастись.
А  морда  почти  не  пострадала. Только  синяк  на  лбу.
Могло  быть  намного  хуже.

Вечером  Галя  снова  вошла  в  палату. Уже  без  маски.
Он  обрадовался, что  и  на  лице  у  неё  ни  царапины. Прическа   другая, современнее – челка  до  бровей  и  обрезаны  волосы  прямо, почти  до  плеч. И  глаза  немного  подкрашены. А так – все  на  месте. И  рот. И  глаза. И  родинка  между  бровями. И  даже  шрам  на  руке – типа  ожог.
 И  пахло  от  неё, как  привык  – яблоками  с  корицей.

- Галь, ты-то  как? – спросил  он, с  непривычки  язык  во  рту, точно  несмазанный,  ворочался  туго. – В  порядке?
- Откуда  вы  меня  знаете? – удивилась  она.

Вот  тебе  здрасьте, приехали …

- Ну, как … Савушкина, Галина.
-  Савченко, - поправила  девушка. – Я  в  медицинском  учусь, а здесь  на  практике  в  травматологии.  Какое-то  дежавю, - добавила  она  чуть  тише, точно  про  себя.

- Чего? 

-   Мы  в  вами  в  жизни  никогда  не  пересекались. И  не  могли, - она  одернула  халатик, подошла  ближе. – Но  я  вас  как  будто  раньше  видела. Очень  странно …

- Что  ж  тут  странного? – усмехнулся  Витек,- типичнейшее  братковское  рыло.

- Ну, нет, - возмутилась  она, - у  вас  глаза  совсем  другие!  И  вообще …
 
- Да  ладно, не  звезди, -  перебил  Витек, сверкнув  на  всю  палату  джеклондоновской  улыбкой,- ты  просто  втрескалась  в  меня  с  первого  чиха.

- Что-о?!

-  Так  что  в  этом  плохого?  Ты  мне  тоже  сразу  понравилась!- она  опустила  голову, залившись  краской, волосы  как  крылья  упали  на  щеки. – Так  что  у  меня  там  с  глазами, конкретно, я  типа  не  совсем  понял …

- У  тебя  синяки  под  глазами, - сказала  она  шепотом.  – Ты  вообще, очень  сильно  похудел …
- Вот  ты  меня  и  откормишь, -  Витек  сжал  ей  руку, так  сильно, насколько  смог. – Интересно, я  хоть  теперь,   молочка  дождусь, или  опять  помешают?

 Её  глаза, карие, чуть  раскосые, глядели  знакомо – точно  слезились  от  солнца.

Он  понял, что  перетащил  её  сюда.
 В  своё  время  и  свою  жизнь.
 А  то, что  фамилия  теперь  у  неё  немного  другая  и  типа  родилась  здесь – это  так, перезагрузка. Правила  что  ли, такие. У  времени, как  в  физике – все  по  законам.

Главное, что  это  она. Не  клон, не  двойник, и  даже  не  внучка  там, или  правнучка. Это  Галчонок – один  такой  во  Вселенной, весь -  до  единой  родинки  и  до  последнего  атома.
И  пусть  не  помнит  места  и  обстоятельства  встречи – главное, что  его  помнит. Потому  и  торчит  здесь, как  привязанная, в  нарушение  всех  инструкций  и   правил, и  никто  её  отсюда  не  просит.

И  ещё  он  понял, самое  главное – она  ИМ  тогда  не  поверила, ни  секунды  и  ни  единому  слову. И  никому  бы  не  поверила. Даже  если  бы  целый  мир  говорил  против  него.
 Поэтому  сейчас  здесь,  с  ним. И  он  тоже  здесь, с  нею.
  Вместе.
 До  самой  смерти, а  может  быть  вообще – навсегда.

Главное,  было  теперь, когда  очухался, и  вынули  все  эти  трубки – связаться  с  Валеркой.
Чтоб  снова, как  только  на  ноги  встанет, эту, не  по  его  вине  сорвавшуюсю  стрелку  довести  до  конца. Хоть  с  братвою, хоть, как  раньше  назначили, один  на  один, без  всякой  братвы.
Об  отмене  и  речи  быть  не  могло.
Такие  вещи  не  отменяют.
Если  ты  мужик.
Настоящий.


Оказалось – стрелки  не  будет.
 Потому  что  в  тот  же  самый  день,  вернее, ночь, с 8-го  июля  на  9-е,  когда  на  него  наехала  фура,  в  охотничьем  доме  на  ….м  километре  Минского  шоссе  случился  ночью  страшный  пожар – скорее  всего, по  пьяни. А  утром  на  пепелище  нашли  восемь  трупов, один  из  которых, с  щербатым  зубом  в  обгорелом  черепе  принадлежал  московскому  предпринимателю  Валерию  А,. известному  в  криминальных  кругах  под  кличкой  Вэл.
 Дело  вначале  завели, но  вскоре  похерили,   закрыли  ещё  месяц  назад, как  несчастный  случай.

Витек, когда  об  этом  узнал, весь  день  пролежал  молча, глядя  в  потолок.
 Никого  не  пуская  к  себе. Даже  Галю.
Дорожки  слез  бежали  по  щекам,  то  и  дело попадая  в  уши.
Того  Валерки – длинноносого, с  хитрющей  щербатой  улыбкой, вруна  и  приколиста, заебистого, в  драке  кусавшегося, как  лис, сочинявшего  по  английски  песни  под  электрогитару, Валерки, с  которым  лет  с  десяти  точно  пополам  делили  одну  жизнь,  уже  не  существовало, он  точно  умер  ещё  четыре  года  назад …

Вот  по  нему  он  сейчас   и  плакал. 

Светка  не  появилась  ни  разу,  говорили, вроде  бы  она  очень  крупный  контракт  подписала  и  уехала  за  бугор, насовсем.
Больше  он  её  никогда  не  видел.

Дела  в  его  строительной  фирме  шли  неплохо,   выдержали  без  него  ещё  два  аудита  и  три  наезда.
А  он  рулил  делами, пока  ещё  на  расстоянии, дни  считая до  полной  выписки.
Рулил  не  как  раньше, на  автопилоте, а  на  крутом  вираже, с  азартом, не  выпуская  из  рук  Моторолу  в  серебристом  корпусе. Ребята  были  надежные, на  них  можно  было  положиться, пока  ещё  можно.
 Бывшая  братва. Компаньоны. Сотрудники.

Вот  только  друга  теперь  не  было.
 И  вряд ли, наверное, будет.
 Настоящая  любовь  если  и  бывает, то  очень  редко, а  дружба – ещё  реже. Не  было  пока  таких  людей  вокруг.
 Кроме, пожалуй, одного …

Майор  Федор  Апраксин,   хмурый  следак  из  послевоенного  МУРа  вспоминался  почему-то  не  раз, и  не  два.
 С  глазами  темно-серыми, точно  присыпанными  пеплом,  с  морщинами  не  по  возрасту  и  кожаными   складками  от  носа  к  длинному  сжатому  рту.
  Витек  точно  скучал  по  нему, его  как  будто  конкретно  не  хватало. В  жизни – его  собственной  и  вообще. Только  с  ним  хотелось  поговорить, конкретно, по  человечески, об  очень  многих  вещах.
  Разумеется, совершенно  в  иных  обстоятельствах.
 Жаль, что  изменить  ничего  нельзя…
             Невозможно.

С  Галей  все  уже  было  решено, он  уже  и   ключи  ей  передал  от  своей  квартиры.
 Но  отлучалась  она  ненадолго.  Он  привык, засыпая, держаться  за  её  руки.
 И  днем  была  с  ним.
 Кормила  его  с  ложечки, помогала  побриться,  меняла  бельё.
Своими  руками  делала  ему  уколы, массаж, когда  требовалось – ставила  клизму.
Утку  из  под  него  выносила – пока, наконец, не  поднялся  на  ноги.
               
     А  через  две  недели  после  выписки, Витька  Малышев, немного  похудевший, красивый, как  бог, в  костюме  сером  от  Версаче,  нес  на  руках  к  длинному  белому  лимузину  у  входа  в  Кутузовский  загс  –  её, роднушу  свою, кровиночку, королевну …