Тихон Иванович

Тихон Иванович.
  В комнате -- кромешная темнота да легкое похрапывание Ивги. Осторожно, чтобы не н.атолкнуться на что-нибудь, Тихон Иванович сделал несколько тяжелых со сна шагов к двери, ведущей на веранду. На веранде было уже посветлее.
Выйдя во двор, он направился к конюшне. Чуть скрипнули ворота в поржавевших за зиму петлях, в потемках тихо заржал Серый. Тихон Иванович насыпал в ясли корма коню и потрепал его по теплой ворсистой шее.
   На дворе, у собачьей будки, позванивая цепью, уже вертелся Каштан, всем своим видом, хитрой мордой и пушистым хвостом выражая восторг при виде хозяина. Тихон Иванович к собаке не подошел, недовольный ею, а зашлепал по мокрому снегу обратно в дом. Каштан поджал хвост, вид у него был виноватый: ведь он не услышал, как хозяин прошел к конюшне, а проснулся только тогда, когда заржал Серый.
  В доме Тихон Иванович снова забрался на теплые полати на припечке, улегся, но сон окончательно покинул его.
   Постепенно в комнате развиднялось, все явственнее проступали тускло-молочные квадраты окон.
   Хлопнула дверь на веранде, спустя какое-то время послышалось шарканье лопаты -- Михаил расчищал от снега дорожки во дворе.
   Прежде Константинов жил в станице Випокосовской. Был там у него надел земли, который выделил тесть-казак его жене -- Евгении. Сеяли на нем хлеб, держали огород -- словом, занимались обычным крестьянским делом. Но не было их семье удачи: то град хлебное поле побьет, то скотина передохнет. Дети тогда еще были маленькими, не помощники, жена -- тоже. Какая из нее помощница, если, считай, через два года рожала, год носит, год кормит. Тринадцать детей было у Тихона Ивановича, правда, пятерых господь бог еще во младенчестве прибрал. Как ни крутился Константинов, а из нужды не выбивались. Вот тогда и решил он попытать счастья в городе. На деньги, вырученные от продажи домика и земли в станице Виноксовской, купил кирпич, толь и стал строиться. Завел извоз. Бился за копейку от рассвета до поздних сумерек. Случалось, зарабатывал рубль в день и тогда приезжал домой веселый, привозил детям баринок -- сдобных фигурных пряников. Уже по крику его у ворот чувствовали удачу:
-- Ивга! Встречай кормильца!
А когда заработок был малый, злился на всех:
-- Ивга! Витчиняй! И дэ тэбэ носэ!..
Когда Яков и Ананий пошли работать грузчиками в порт, стало легче. Парни удались в отца -- рослые, ширококостные. Казалось, играючи бегали они по сходням с шестипудовыми мешками на плечах. Зарабатывали в день по полцелковому, а то и по целковому. Вот тогда и смог наконец Тихон Иванович закончить, строительство -- дом из трех комнат. Позже пристроил веранду, застеклил. Посадил тополь возле окна, а посреди двора -- шелковицу. Она быстро разрослась, разбросала над двором тенистые ветви. Густо усеивали их летом красновато-черные нежные ягоды. Для малышни благодать: заберутся на дерево, по куску хлеба в руки и пасутся -- сахара не надо.
Но недолгим оказался век у сыновей: Анания германская война сгубила, а Яков умер от разрыва сердца в порту. Хорошо еще, к этому времени дочки подросли. Дуня и Марфа пошли в прислуги. Дуня вскоре вышла замуж и уехала с мужем на Кубань, а потом и другие дочки обзавелись семьями и отделились -- Катя, Марфа, Нюра, Феня. Жила теперь с Тихоном Ивановичем только младшая дочь -- Ксеня. Четыре года тому назад она тоже вышла замуж, но родительский дом пока не оставила.
Молодой зять сначала не очень понравился Тихону Ивановичу -- гордый, а у самого угла даже не было. Жил у товарищей, то у одного поживет, то у другого. Голодранец, одним словом. А к тому же еще и безбожник.
Но шло время, и Тихон Иванович стал мягче, покладистее к Михаилу. Был он в доме работник, крестьянское дело знал, ухаживал за бахчой, что плелась на пригорке за садом. Всегда улыбчив, жизненная сила так и рвалась из него. Вернется с ночной смены утром -- бахчу прополет. Придет пыльный, уставший, а все равно поет, переиначивая на свой лад слова известной тогда песни:
Мы -- Путивцы, и дух наш молод,
Куем мы к счастию ключи...
Вздымайся выше, рабочий молот,
В стальную грудь сильней стучи.
Все, что зарабатывал, Михаил приносил в семью, не пил. Жить стало легче.
За лето Тихону Ивановичу теперь удавалось поднакопить немного деньжат, и в ненастные дни, зимой, когда ревматизм скручивал, не выезжал он к вокзалу или в порт, чтобы заработать несколько гривен, а пережидал непогоду дома, у печи, грел старые кости.
В свое время без охоты пустил он в дом Михаила, а теперь уже был не рад, что зятю обещали квартиру от завода. Уйдут они скоро с Ксеней от них, и в доме останется одна старость -- он да Ивга.