Последняя осень

               

      Весна в этом году, как показалось поначалу, будет ранней. На майские праздники установилась погожая, теплая погода. И настроение было соответствующее – праздничное. Грязные кучи снега стремительно таяли, превращаясь в огромные, непролазные лужи, которые приходилось обходить  далеко стороной, чтобы перейти на другую сторону улицы, стараясь при этом не попасть под фонтаны брызг от проходящих мимо машин. Женская половина города сменила зимние наряды на легкие куртки и плащи, обнажив скрытые под шубами и пальто, красивые ноги, затянутые в колготки, что, несомненно, радовало глаз оставшейся второй половине. Исчезли меховые шапки и платки, распущенные волосы теребил ласковый майский ветерок и все уже практически поверили, что вот-вот наступит лето. Но, к середине месяца обширный арктический антициклон с Новой Земли принес с собой северо-восточный ветер, испарил лужи и сковал землю легким морозцем. И только ближе к концу мая теплый циклон с Балтики начал слегка подогревать воздух, временами разрождаясь   сырым моросящим дождем и резким порывистым ветром. Сквозь кучевые облака временами проглядывало совсем нежаркое северное Солнце, но неуловимо чувствовалось, что еще день, другой и, наконец-то придет долгожданное тепло.

   …Ларин вошел домой, весело насвистывая мотив марша «Прощание славянки», скомандовал сам себе: «Стой! Раз – два!», положил пакет с хлебом на тумбочку в прихожей:
- Кто живой есть дома? Этот мотив почему-то привязался к нему с самого утра и оттого настроение весь день было приподнятое - рабочая неделя закончилась и впереди были два полновесных выходных дня:
- Погода налаживается. В гараже поковыряемся и так, по мелочи. Туда - сюда. Что не говори, а военные марши умеют поднимать настроение!

 - Па! Тебе кто-то звонил! Дядька какой-то. Утром, когда ты на работу ушел - дочь, выглянула из комнаты и снова исчезла за дверью.
- Опять за компьютером сидит, не иначе. У нынешней молодежи одна забота – сидеть «в контакте» целыми днями, а ближе к ночи умотать куда-нибудь с подружками до утра. А отсыпаться днем! Вот жизнь – никаких тебе забот! Папа с мамой кормят – чего не жить! Скоро уж двадцать лет исполнится, а все ветер в голове! Еще и машину ей покупай –  собирается в сентябре на курсы - сдавать на права и теперь достает: «Обещал же!». Хотя, если разобраться по существу, да и сравнить себя в этом возрасте с ней, то, что получится то? А получится, что ты, Ларин к этому временному моменту своей жизни не имел ничего, только первый год начал работать, комиссовавшись по болезни из военного училища. И не было у тебя ни кола, ни двора, потому как ты только что переехал в город из деревни (чего там делать – ни работы, никаких перспектив – поселок, считай, умер – все разъезжаются) и только-только начинал жить полновесной гражданской жизнью. А она – окончила музыкальную школу, заканчивает педколледж – получит специальность «финансист», собирается с подружками поступать заочно в институт и устраивается на работу в коммерческом банке. Вроде - все слава Богу! Нечего и сравнивать!
- Чего уж тут плохого? Радуйся малому, а большое само придет! Бабушка так говорила, покойная. Людмила Андреевна, царство ей небесное! Мудрейшая была женщина! Когда он уезжал поступать в военное училище, она его напутствовала такими словами:
- А больше всего бойся не пьющих! Или - дурак, или - больной! Все будет хорошо!
 
- Обещал, обещал. Сказал, значит куплю. Дал слово – держи. На то ты и отец. И дочь у тебя, Ларин, одна. Лапуля! Балует он ее, хотя и ворчит на нее. Такова уж их отцовская планида. Поворчит, поворчит, а все равно сделает так, как ей надо. Для чего и жить тогда, как не для них. У его поколения, в этом возрасте  что было? Лишних брюк и то не было. Так пусть у нее будет.

- Кто звонил-то? Ларин снял летную кожаную куртку и повесил ее на вешалку. Аккуратно поставил ботинки в угол, подравнял носки: «Почистить бы надо. Ладно, пусть высохнут пока». 
- Сказал?
   Голова дочери снова показалась из-за двери и также стремительно исчезла:
- Сказал, что вечером перезвонит. Говорит, пусть это для тебя сюрпризом будет!
- Интересное дело! Что еще за сюрпризы тут?! Не надо нам сюрпризов – мы теперича спокойно живем!
- Разберемся. Позвонит, так позвонит. Там и поглядим, что за сюрприз.
   Шутливо пробасил: «Что день грядущий мне готовит!?» «А, дочь?!».
   Заглянул в  зеркало прихожей:
- Для своих пятидесяти мы еще в форме! Животик только-только начал проклевываться – работа то сидячая! Где мои семнадцать лет и рубаха с петухами?! Не пора ли лыжами снова заняться!  Эх, были времена – бегали, знаем! Лишний то жирок сразу слетит! И снова замуж! Ларин полтора года уже был в разводе. Но со своей бывшей женой жил вместе – проклятый российский квартирный вопрос! Так – существуют параллельно, не замечая друг друга. На ближайшие тридцать лет у него совсем другие планы. И в этих планах ее нет. Что случилось, то случилось:
- Зима – не лето, переживем и это! Почему-то был уверен, что все разрешиться само собой. Зная себя, особо и не дергался. Главное, чтобы человек хороший попался.  Прошел на кухню:
- Ужинать пора. Эй, Лапуля, есть будешь? За компанию? Опять ведь ничего не ела с эти компьютером! Говоришь, говоришь, а хоть кол на голове теши!
- Не-а, я потом! И не теши, а чеши!
«Тьфу» на тебя! Чему их учить?! Да и не надо их учить и доставать своими нравоучениями. Они сами - кого хочешь научат. С ними надо быть на равных. И отличать хип-хоп от брейк-данса. И знать, кто такой Роберт Паттинсон, не путая с Гарри Поттером! А иначе – будешь выглядеть в их глазах последним «лохом». Ну - и деньги подбрасывать - по требованию. В разумных пределах, конечно.

   Звонок раздался поздно вечером. Ларин сидел на кухне, смотрел телевизор, время от времени переключая каналы:
- Программ куча, а смотреть абсолютно нечего! И реклама эта уже достала! Какую только  хрень не рекламируют! И кому это все надо!? Забываешь, что и смотрел!

   Он поспешил взять трубку первым, может ему? А то подружки бывшей жены сядут на телефон, тут уж никто и никогда не дозвонится! Все кости перемоют, хоть святых выноси! Жертвы сериалов!  Прости господи!

   Голос в трубке кричал:
- Колька, друг ты мой разлюбезный, ты!? Здравствуй, пропащая  душа! Наконец-то я тебя нашел! И, не останавливаясь, продолжил стихами:
  Ты не печалься, не грусти напрасно!
   Разлуки ведь не вечны на Земле!
   Но, почему, я так грущу ужасно,
   А сердце рвется, рвется в даль – к тебе!
   Ларин обомлел:
- Да это же его стихи! Написанные, Бог знает когда! Еще в военном училище. Лет тридцать с лишним назад! У каждого на «гражданке» была своя девушка и они писали им всякую любовную чушь, что у девушек вызывало соответствующие эмоции! Он уж и не помнит, кому первому помог написать в их группе письмо - то же чьей-то девушке. А потом пошло – поехало! В Ленинской комнате, под диктовку, по нескольку человек, высунув языки, старательно скрипели перьями и писали «любовные письма» своим любимым. Менялись только имена. Успех превзошел все ожидания! Любимые отвечали, что никогда в жизни не получали от них таких писем и не слышали таких слов!  Ну и стихи там тоже, конечно, присутствовали. Он уж и забыл про их существование (это – про стихи, не про девушек)!

- Саня?!?
- Саня Голышев!?  Ты!?

   В чем-то их судьбы были схожи. Сашка тоже вырос без отца. Мать нашла себе другого, а его воспитанием занималась бабушка. Оба кареглазые, оба пошли в военное училище вполне осознанно. Вообще, в их время в армию пойти считалось честью, не в пример нынешнему поколению. Не взятых туда звали «белобилетниками» и это было как клеймо неполноценности. Сашка отменно стрелял из пистолета и по этому качеству даже превосходил командира первого взвода Соболева, который был постоянным членом сборной училища. Ларин сам был любителем пострелять, правда, ему больше по душе был карабин, считай - то же ружье – с детства охотился.

   Сашка Голышев, с которым он сидел за одним учебным столом. Сашка, кровать которого стояла рядом с его кроватью. Сашка – из Гродно, который первым на их курсе женился и исхитрился привезти сюда молодую жену – Людку и устроил ее на работу в гарнизонном магазине в этом славном городишке с двенадцатитысячным населением, где и было то всего: военное училище и – программа партии по созданию молодых советских семей в действии! – педагогическое училище – в противовес мужскому переизбытку.  Из-за этого педучилища в городе постоянно случались стычки курсантов с местными «кавалерами», которым явно не фартило в благосклонности женской половины к ним, что вызывало справедливый, на их взгляд, гнев. И драки были довольно жестокими. Доставалось даже офицерам, хотя большинство командного состава училища были мужиками бывалыми, прошедшими  Вьетнам и Ближний Восток, многие имели боевые ордена и умели постоять за себя. Как образец - командир первой батареи - капитан Ужеловский! Четыре боевых ордена – три «Звездочки» и «Знамя»!

   Самым знаменитым выпускником училища был майор Шелудько, входивший в состав расчета наведения,  когда сбивали У-2  Гарри Пауэрса. Орден Боевого Красного Знамени получил за это – между прочим!

   Но тут другое дело! Женщины! Это – тебе не во Вьетнаме воевать! Завоевать женщину посложнее, чем сбить F-4 «Фантом» ракетой класса «земля-воздух»! Однажды, в ноябрьские праздники, вечером, после торжественного концерта – они учились тогда на первом курсе – произошла, самая, пожалуй, грандиозная драка за все время существования училища. Случилась она возле городского Дома культуры, после последовавших за концертом танцев.  Началась еще в фойе, причем задирались почему-то именно на офицеров, которые были с женами и при полном параде, затем плавно перекочевала на улицу, где на площади и рядом, небольшом – метров десять в длину – дощатом мостике через протоку возле капитального городского моста через реку Великая сошлись уже серьезно.  В драке приняло участие никак не меньше человек ста пятидесяти, согласно потом оглашенных милицейских протоколов. Дрались насмерть, всем, что попадалось под руку. Бляхами ремней, обмотанных вокруг кистей. Кольями, палками, бутылками. Пленных не брали. Счет разбитым головам, челюстям и другим частям тела шел на десятки! Финальным аккордом драки стал со страшным треском обвалившийся мостик вместе со всеми на нем находившимися. Десятки тел, барахтающихся в черной, с отблесками неоновых огней, ноябрьской воде. Женский визг! Мат – перемат! Атака слонов под Фермопилами! Такие сцены не забываются никогда! Положение спас лично командир второго дивизиона по прозвищу «Дуче» - полковник Чернов, чем-то неуловимо похожий на настоящего Дуче и выправкой и манерой своего поведения.
   
    Чернов был военным еще старой закваски. Вид молодецкий и бравый. Как он печатал шаг на парадах! Прямо летел над плацем, ноги прямые, спина, как струна! Грудь в орденах! Залюбуешься! Говорили, что он имел семь первых спортивных разрядов по различным видам спорта.  Начинал воевать еще в Великую отечественную, а в училище был переведен за старые заслуги и уже готовился уходить в отставку, дав дорогу молодым, как он сам и говорил.  Здоровье у него было, дай, Бог, каждому! Легко делал прямой угол на перекладине – жесть! И при этом еще проводил политучебу для молодого поколения!
- Забудьте про все эти разговоры «Миру – мир!»  Вас готовят к войне и не питайте на этот счет никаких иллюзий! Наша профессия – Родину защищать, а дороже ее у нас с вами ничего нет! Так-то, сынки!

   В самый критический момент драки над площадью разнесся громоподобный голос «Дуче»:
- Училище! Ко мне! Поротно – становись!
  Отход был организован безупречно! Раненых унесли с собой. Потерявшихся не было.
  Наутро стали считать раны. По-ребячьи, наивно, надеялись, что обойдется.
  Не обошлось.
  Худшее было впереди.
 
    Комбат построил батарею в казарме:
- Навоевались! Мать твою! Хорошо хоть, наших там практически не было. Старшие курсы в основном. Сегодня - по «Голосу Америки» («Слушает!» - отметил Ларин: «А как же «глушилки? Все «вражеские голоса» в те годы глушили специальные передающие станции), в шесть утра, прошла информация, что в нашем городе, в день празднования Великой Октябрьской Социалистической Революции – голос его звенел в мертвой тишине, готовый вот-вот сорваться – произошла массовая драка между курсантами высшего военного училища и местным населением! Результатом драки стало обрушение моста через реку Великая и десятки изувеченных человек! Каково! Обвалился мост! Через реку!
 
- Пойди, там разбери, мостик или мост! Мост как стоял, так и стоит! Обвалился-то деревянный мостик! А ведь прозвучало-то – мост!
 
- Несколько человек в реанимации! И ведь, что, суки, «шьют» – комбат перешел на полублатной жаргон – политическую подоплеку под все это подводят! Мол, недовольны советские люди своей властью и ее славными Вооруженными Силами! И (тоскливо) откуда они все это узнали?! Нет! Враг не дремлет!
   Ну, теперь жди привета из Москвы!
   Что бы у меня ни «гу-гу»!
   С их батареи один попал в санчасть с выбитым передним верхним зубом – Сашка Истраткин, думали: «Ерунда, подлечат!». Вышло все с точностью до наоборот. Уж чего там с ним сделали в санчасти, да и санчасть ли виновата, но только всю верхнюю челюсть у него разнесло так, что  через два дня его  отправили в госпиталь  Пскова, где он,  через несколько  дней, умер от заражения крови. В Пскове и хоронили, откуда и был родом. Вся семья – потомственные военные. Отец – майор в отставке. Брат –  лейтенант, тоже выпускник их училища. Убитая горем мать.
   Ларин, вместе с отделением, был на похоронах – они несли гроб - и все это оставило в его душе гнетущий след.

   Комбаты старших курсов получили по строгому выговору с занесением. Дело спустили на тормозах. Полученные раны залечили. «Дуче» тихо спроводили на пенсию. Вместо него пришел не менее бравый, новый командир дивизиона – моложавый майор Тетерев. И никакого прозвища не надо! Тетерев и тетерев!

- Птичник, какой-то, получается! – подумал Ларин. Комдив – Тетерев, а замполит у него – подполковник Воробьев!

   Представлять нового комдива из Ленинграда прибыл сам начальник училища – генерал-майор Гончаренко со свитой из штаба военного округа.
 
   Провожать «Дуче» выстроилось все училище. Над плацем стояла звеняще морозная тишина и этой тишине как-то особенно веско звучали слова Гончаренко о боевом пути старого комдива.
   «Дуче» стоял перед строем, под развернутым, бардово-вишневым с золотым шитьем  знаменем, бледный, как-то разом постаревший, без шинели, блестя иконостасом наград.
    Резко взял под козырек: «Честь имею!»:
- До свидания, товарищи!

   Пауза в несколько секунд между его словами и последовавшим ответом показалась Ларину вечностью.

   Восемьсот с лишним человек ахнули: «До свидания, товарищ полковник!», да так, что в окнах казармы зазвенели стекла, с тополей посыпался первый - зимний иней и с крыши столовой испуганно сорвалась стая ворон, бестолково заметавшись под свинцово-серым, нависшим небом. Отразившееся эхо несколько раз повторило: «…ковник! …ковник, …ковник..». Оркестр заиграл «Прощание славянки». Глаза Чернова  блестели на каменно застывшем лице, а они шли мимо него  торжественным маршем – все восемь батарей, в каком-то едином порыве, неистово вбивая каблуки юфтевых, с подковками, сапог в подмерзший асфальт плаца, выворачивая головы в равнении налево.

- Эх, Саня, Саня!

   Свадьбу играли здесь же. В городе, на съемной квартире. А Ларин был приглашен свидетелем. И был отпущен в субботу до 23.00. Сашке то что – он молодожен и был отпущен до понедельника!
- И чтобы ни в одном глазу! – дежурный по батарее – старший лейтенант Соболев, подписав увольнительную, передал ее Ларину.
- Лично проверю!
В том, что проверит, можно было не сомневаться. Педант, «Соболь», был еще тот. Казалось, ничего, кроме службы, его не интересовало.

   К отбою Ларин еле-еле успел. Вечерняя поверка уже закончилась и все уже практически улеглись спать. В помещении казармы горел только синий дежурный свет.  В коридоре никого, кроме дневального – Славки Васильева - на «тумбочке» не было. Из помещения казармы в туалет пробежал кто-то в одних кальсонах, завязки волочились по полу – кто – он не разглядел, потому что смотрел вопросительно на Славку, держа в руке увесистый портфель со спиртным и закуской, которые ему насовали «молодожены» на дорожку:
- Ребятам унесешь. Пусть за нас тоже выпьют. По чуть-чуть!

- Где взводный?
Славка пальцем ткнул в сторону комнаты офицеров и прошептал:
- По телефону говорит!  Тебя спрашивал!   Давай быстро, на мягких лапках!
- Портфель заныкай, а я доложусь, что пришел!
  Славка, не растерявшись, тут же засунул его в тумбочку, возле которой и стоял. И снова встал, как вкопанный, штык в ножнах на ремне. Бдит! Враг не пройдет!
   Дверь комнаты открылась:
- Товарищ старший лейтенант! Курсант…
Соболев остановил его жестом руки:
- Вижу-вижу. Потише! Потянул носом, секунду размышлял:
- Идите спать, курсант Ларин!
  Внимательно смерил его с головы до ног, козырнул Славке и взялся за ручку входной двери:
- До завтра! Спокойной ночи!

- Фу, ты! Пронесло!

- Какое там пронесло! Вместо ушедшего «Соболя» из каптерки незамедлительно материализовался старшина батареи Надеждин и, ухмыляясь, экспроприировал из тумбочки  портфель, подхватил Ларина под руку и потащил его к себе:
- А ну-ка, давай сюда пирог! И все к нему причитающее!

   Цирк, да и только! Картина Репина – «Приплыли»! Он и так-то уже был изрядно пьян. А тут, в тепле, в каптерке у старшины, его развезло окончательно и после выпитого стакана портвейна, который щедро налил ему старшина, его перегнуло в рвотном позыве так внезапно, что Надеждин даже не успел подставить какую-нибудь посудину. Смутно он видел еще, как старшина затирает пол вафельным полотенцем. Старшина убирает за ним – «салагой»! Чудеса! Чьи-то лица в раскрытой двери каптерки и все – провал!

   Очнулся он только утром, на своей кровати, встретив сочувствующий взгляд «дедушки «Ш» - своего друга Юрки Шахина, прозванного так за три волосинки на подбородке и отдаленное сходство с лидером Вьетнамских коммунистов - Хо Ши Мином:
- Ну, ты, блин, вчера и дал! Чего пили то? Даже завидно! Вся батарея от хохота помирает! Как старшина-то за тобой! Ты теперь у него за место крестника! Ларина опять согнуло в рвотном позыве! «За каким чертом надо было портвейн то пить?! Водка, пиво, портвейн – ужас! И так желудок хандрит».

- Ты как меня нашел то?! И где ты сейчас?!
- Да ты чего? Забыл что ли?! Совсем там у себя на Севере мозги отморозил! Сашка смеялся в трубку:
- Сам же на сайте училища, в гостевой книге свой телефон оставил! Мне «Стас» - Серега Стасевич с Питера звонит: говорит – Колька нашелся!

- Фу, ты, ну, ты! Как он мог забыть! Он вышел на этот сайт совсем недавно.  И совершенно случайно. Чудеса в жизни иногда случаются! Училище было расформировано еще в 95-году, последние 17 лет находилось на территории незалежной Украины, куда было переведено из их города в 78-году и видимо тогдашнему руководству страны было совершенно ни к чему. Какой с него навар? Училище то расформировали, но сайт существовал какой-то своей независимой жизнью, благодаря ребятам, выпускникам этого же  училища, ставшего им всем родным домом и давшим путевку в жизнь.

- А ведь в этом году у нас юбилей – тридцать лет выпуску! Сашка продолжил: 25-го июля собираемся. Кто сможет. Ты-то как, сможешь? А живу я сейчас в Архангельске – у Ларина брови полезли вверх от удивления!
– В Архангельске!? Совсем рядом! Он уж и не гадал, что когда-нибудь они снова увидятся!
- А как ты в Архангельске то оказался?!
- Да, просто! По распределению попал в 10-ю армию ПВО. Служил здесь – в Рикасихе. А, демобилизовавшись, решил тут и остаться! Подполковник в отставке! Сейчас в бывшей школе ДОСААФ преподаю. К тебе поближе – был уверен, что все равно встретимся! Живу в Варавино, жена, двое детей. Все, как положено! Я, кстати, не один, в Архангельске-то! Еще Сашка Булыгин тут работает в Талагах – старшим инженером аэронавигации. Помнишь такого?! Он тоже в курсе, что ты нашелся! Давай, прилетай! На машине рванем на встречу! Там всех и повидаем!

   Всех повидать не удалось. Работы было не в проворот – все равно бы не отпустили. Да и приболел он как раз в июле, старый шейный радикулит прихватил. Голову не повернуть. Прокололся, вроде отошло.
- Вот в сентябре отпуск беру и лечу в Геленджик, по путевке. Грязями полечусь. В море теплом покупаюсь. К вам заеду заодно – он разговаривал с  Сашкой по телефону – билет специально взял через Архангельск на Анапу. И разнос во времени приличный между рейсами – успеем наговориться! Теперь уж не потеряемся! До встречи!

- Эх, Саня, Саня!

…Равняйсь! – Командир батареи - капитан Левашов – в быту Виктор Петрович, тридцати пяти лет отроду, невысокий (метр с кепкой, как шутили за глаза), сухощавый, подтянутый, поднялся и опустился на носках хромовых начищенных сапог, придирчиво внимательно оглядел слева направо весь личный состав стоящей перед ним вверенной ему батареи. Батарея – это они – 108 человек первого курса шестой батареи высшего зенитно-ракетного командного училища ПВО, в большинстве своем семнадцатилетних вчерашних выпускников школ, успешно сдавших в июле вступительные экзамены, прошедших августовский курс молодого бойца и принявших присягу в сентябре.
- Смирно!
   Еще раз поворот головы слева направо.
   Комбат уже сколько раз пытался безуспешно бросить курить. Жена доставала. Сегодня утром, он, в очередной раз громко объявил всем находящимся в курилке:
- Все! С сегодняшнего дня бросаю окончательно!
  Но все прекрасно знали, что пройдет максимум три дня и комбат снова примчится в курилку и виновато просяще одолжит у кого-нибудь папиросу:
- Бросишь тут с вами!

  Курил он примечательно. С наслаждением набирал полный рот ароматного дыма, смешно раздувая щеки и выпускал уголком губ тончайшую струйку, за которой следовало уже плотно сформированное и густое кольцо, плавно улетавшее  под потолок. И вдогонку ему еще несколько. Размером и плотностью поменьше. Многие пытались подражать. Не получалось.

- Вольно!

   Не глядя, передал планшет со списком личного состава влево - стоявшему рядом старшине батареи – Надеждину. Тот сунул его под мышку, продолжая молча крутить в руке длинную цепочку с ключами, позвякивая ими в стоящей тишине. Впереди и напротив его, стоявшие в строю, заворожено водили за ней глазами. Туда – сюда! Туда – сюда! Надеждин - курсант третьего – выпускного  курса, по совместительству - первые полгода - исполнял роль старшины батареи -  как дядька-наставник - и скоро уже собирался передать дела новому старшине – Витьке Королю – долговязому нескладному верзиле, тоже  пришедшему с армии и поступившему в училище вместе с ними. Надеждин пришел в училище с армии и по их ребячьим меркам, был воистину конкретным «дедом». А таких, как Витька, в батарее было еще шестеро и они тоже считали себя «дедами» и относились к ним – «салагам» – довольно снисходительно, не пытаясь, впрочем, уж очень-то выставляться: шестеро против ста – маловато будет! Замнут количеством! Поначалу то: дернулись было установить свои армейские порядки, да не тут-то было! На том и успокоились. Себе дороже. Но до Надеждина им было далеко. Пожалуй, он был даже не «дедом», а патриархом военной службы. И прозвище имел соответствующее – «компас земной». Так была обыграна его фамилия в свете модной в это время песни Анны Герман:
- Надеждин – наш компас земной!
  Только текст у песни был другой, была она написана и исполнена Лариным в курилке на гитаре и принятая обществом на «Ура». Ларин хорошо играл на гитаре и частенько устраивал импровизированные концерты по заявкам постоянных слушателей. Какие еще в армии развлечения?! Учеба, служба и снова учеба. Свободного времени не было совершенно. Ну и стихи, соответственно, писал сам, на мотивы известных песен. По поводу этой песни старшина как-то раз вызвал его в каптерку и сказал:
- Я, конечно, польщен, такой громкой оценкой моей скромной персоны, но, мил человек (сам Надеждин был с Вятки) не надо больше ее исполнять. Очень прошу. Покрутил свою знаменитую цепочку:
- Вопросы есть?
- Нет? Тогда свободен! И отвернулся к окну, показывая, что разговор окончен.
   Ларин внял совету, но прозвище «компас земной» прижилось, тут уж ничего не попишешь. А что до цепочки, то ее Надеждин использовал в качестве хлыста, которым время от времени стегал по отдельным частям тела особо не расторопных при отбое. Припечатает тебя такой по заднему месту – быстро научишься раздеваться за сорок пять секунд и вовремя принимать горизонтальное положение!

 - Вольно!

   Все расслабленно блаженно, как бы выдохнув разом, уже готовы были разбрестись по всем углам казармы, кто в курилку, кто в Ленкомнату, короче, готовясь уже отходить ко сну, после вечерней переклички. Поднялся легкий шумок, нетерпеливое топтание, кто-то громко зевнул.
   Но привычной команды «Разойдись!» не последовало.
- И последнее! - Комбат поперхнулся. Старшина рыкнул: «Тихо мне!».
   Замолчали.
   Прокашлявшись, продолжил:
- В связи с наступлением зимнего периода, через неделю, то есть в следующую субботу, в училище намечается первый зимний кросс на лыжах. В связи с этим, командирам взводов – посмотрел в сторону двух взводных, стоявших чуть поодаль - организовать получение полагающегося инвентаря и выдачи его по подразделениям. Проверить комплектацию и подготовиться в лучшем виде. Вот предыдущий курс был не очень, что бы очень. А хотелось бы!
   Какие уж тут чемпионы могут быть. На первом то курсе. Как любой командир подразделения любой строевой части комбат был искренне заинтересован в любых достижениях вверенной ему батареи, будь то учебный процесс – это святое! – или спортивные достижения, что тоже ценилось очень высоко. Ну и - прочие общественные дела, такие, как участие в различных культурных мероприятиях, что, по своему, тоже неплохо, но, это - уже для души и - к Уставу особого отношения не имеющее. Учеба и спорт – вот это - вынь, да полож. Тут тебе  почет и уважение. Ну и, само собой – шаг к внеочередному званию. Не война ведь, другие критерии в ходу.

- Берите пример с курсанта Булыгина! Левашов рукой показал в сторону первого взвода. Это же надо – метнул гранату на 84 метра! Да такого, отродясь в училище не бывало! Орел!

   Сашка Булыгин, по прозвищу «Сэм», с Яренска, был земляком Ларина, оба с Севера, с одной области и прославился еще при поступлении своими отменными физическими данными, как-никак сын плотогона. Сила у него была неимоверная и гвозди – «двухсотку» он сгибал двумя руками, жилы мышц на руках и на лице надувались, казалось – вот-вот – лопнут! Раз! И гвоздь послушно гнулся, будто это была и не сталь вовсе, а какая-нибудь резина! А на перекладине легко крутил «солнце» и играючи делал по полсотни раз подъем переворотом, что намного превышало все мыслимые нормы Всесоюзного спортивного комплекса. Что и говорить, фигура у него была – глаз не оторвать! Мускулы так и играли!
Командир первого взвода – старший лейтенант Соболев – «Соболь» - то же метр с кепкой - цвел, как новенький пятак в майский день. Сашка был из его взвода и он уже заранее предвкушал все дивиденды от этого свалившегося на его голову нечаянного счастья. Вот, уж, повезло, так, повезло!
   - Во, что засмущался-то как красная девица!?
   Конопатый и рыжеволосый Сашка, правофланговый первого взвода,  стоял весь пунцовый от всеобщего внимания, потупив глаза – сама скромность!:
- Я что, я – ничего!
- Может - и на лыжах отличишься? А, Булыгин? – комбат засмеялся:
- Северные ребята мне по душе! Побольше бы нам таких - скромных! Ух, мы им покажем! -  неизвестно к кому обращаясь и, кого имея в виду, махнул рукой вверх, где на третьем этаже обитал третий и последний курс, только еще среднего, а не высшего профиля военного училища. Надеждин заиграл желваками - хрен вы нас возьмете – у нас свои два кандидата в мастера спорта! - продолжая крутить цепочку. Комбат покосился на нее, но ничего не сказал.  Начиная с этого года, набор на средний профиль обучения был произведен последний раз. На дворе стоял 75-й год и  высшим, политическим и военным руководством страны было принято решение о полном переводе военных училищ на высший профиль обучения. Научно-технический прогресс движется вперед. Да - и страны НАТО не дремлют. Как гласил здоровенный щит наглядной агитации под окнами их казармы: «Любая Революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться!» (В.И. Ленин). А для того, чтобы правильно и грамотно защищаться – надо учиться. «Учиться, учиться и еще раз учиться!» То же - Ленин. Так-то!
   Этих транспарантов на территории училища было навешено невероятно много. Наглядная агитация, нечего и добавить! У входа в учебный корпус висел другой, не менее впечатляющий: «В науке нет широкой столбовой дороги. И только тот может достичь ее сверкающих вершин, кто не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам! (Карл Маркс).
- Каждый день в течение года походи-ка мимо! До смерти не забудешь!

  … Ларин почувствовал холодок в груди, под ложечкой засосало. Знакомое предстартовое чувство предстоящего соревнования. Да, это ему было знакомо. Еще как знакомо. Чем-чем, а лыжами он занимался с детства. Как на Севере, да без лыж! Последние два года учебы в Нижне-Пешском интернате они с ребятами только этим и занимались – компания подобралась отменная – окружные соревнования по лыжам выиграли в легкую: как в эстафете, так и в личных гонках. Имели первые взрослые разряды и на этом останавливаться не собирались. Что-что, а дух соревновательности - физрук – Николай Павлович им привил, дай Бог! Встать в шесть утра и до завтрака сгонять «десятку» было в порядке вещей.
- Быть надо только первыми! – говаривал он.
- Вы у меня теперь чемпионы округа. Надеюсь - и в дальнейшей спортивной жизни не потеряетесь.
- Знай наших!

   В том, что Ларин для себя выбрал еще в школе, а именно: пойти после десятого класса в военное училище – ничего необычного не было. Впрочем, и вариантов-то было не много. Учитывая то, что он, начиная с пяти лет и до этого дня, жил с отчимом, от брака с которым у его матери было еще три сестры, последние два года - учеба в интернате, где они вшестером жили в небольшой комнатушке и где было шесть панцирных кроватей, две тумбочки на всех, да выступающая на полметра из стены печь, которая топилась с другой стороны, а другой стороной был кабинет заведующей этим самым интернатом, короче, тоска зеленая, так что выбирать было не из чего, а в дальнейшей жизни нужно было полагаться только на самого себя и не ждать манны небесной в виде голубого блюдечка или доброго дяди, который сам по себе ни откуда не возьмется. Да и не было у него под рукой никакого дяди. Одни тетки по материнской линии, у которых была своя жизнь и свои женские «заморочки». Так что, как не крути, но он вполне осознанно принял это решение, которое устраивало всех и его в том числе. Тем более, у его друга – Витьки Мельника - старший брат Сергей тоже окончил военное училище и сейчас служил где-то под Ленинградом. Витька гордился  братом и не раз показывал ему его фотографии. Да, что далеко ходить – двоюродный брат – Валерка Малыгин тоже был офицером и служил в войсках ПВО. Так, что примеров достаточно. Предлагали после школы поступать в Архангельский пединститут на специальность учителя физкультуры, но он отказался:
- Это-то уж точно не мое. Так, для души побегать на лыжах – это можно. А посвятить этому всю жизнь!? Нет уж, дудки! Характер не тот!

- Разойдись!

- Ну, что, господа – будущие офицеры?! Какие будут предложения? Старший лейтенант Петров – командир  взвода, имевший прозвище «Угрюмый» по причине постоянно мучающей его язвы, собрал группу в Ленинской комнате.
- Ларин! Ты у нас вроде того – на лыжах занимался? Полу утвердительно вопросительно поглядел в его сторону, остановил взгляд на значке первого разряда, прикрученного к кителю на правой половине груди.
-   Чего тут думать, личные дела проштудировал, сразу видно. Кто – чего, кому  и сколько.
И продолжил:
- Тебе и карты в руки! Давай! Что скажешь?
Ларин встал:
-  Что тут сказать? Дайте мне трех человек и всю группу мы упакуем в лучшем виде. Лыжи я сам получу, чтобы - хлам какой не подсунули. Крепления там подогнать, подобрать палки по высоте, тоже немаловажно. Дело то знакомое. Смолы, вот, неплохо было бы достать, да просмолить все лыжи. Лампу паяльную, тряпки. Смазку для лыж. В город бы выбраться – в увольнение. Там, в спорттоварах посмотреть. Должна же быть. Хуже других не будем!
- Лучшими надо быть! Лучшими! Они, вон, гранаты метают на сто метров, а мы чего ж, рыжие? – Ребята прыснули от смеха – на «Сэма» намек! Ясное дело, старлей досадовал, что «Сэм» достался не ему.
- Григорьев!
- Я! – командир группы Генка Григорьев – «Зэра» - поднялся с места. Генка – с Великих Лук - был старше их почти на год – в школу пошел поздно и отличался своей рассудительностью и стремлением к порядку. Год в таком возрасте много значит. Как никак, старший, в многодетной семье. Привык, что бы во всем был порядок. Он – единственный, кто был назначен заместителем командира взвода не из пришедших с армии, получив сразу лычки младшего сержанта. В группе его уважали. Здоровьем тоже Бог не обидел. Если что – мог и врезать. Но, только за дело.
- Выдели ему троих на его усмотрение. Получите все на группу, а увольнительную я вам сделаю. Лампу из дома принесу. Тряпки у каптенармуса получите. Скажете, я разрешил. Вопросы есть? Нет? Петров поморщился, погладил живот – опять, наверное, язва заныла?
- Тогда разойдись!

- Мама! Зачем ты меня мальчиком родила!? – «дедушка «Ш», обхватив голову руками, сидел на двухярусной кровати. Первое время, спрыгивая при подъеме с этих кроватей, сколько раз садились на голову внизу лежавшего. Потом приноровились: нижний вставал влево, а верхний прыгал вправо!  Юрка прославился на все училище тем, что    находясь в своем первом наряде - в лесу - на базе ракетной техники, наслушавшись разговоров о вражеских лазутчиках, шпионах и прочей дребедени, с перепугу - насмерть подстрелил лося, забредшего на территорию части, чем вызвал всеобщую тревогу по училищу, последовавший за этим «разбор полетов», три наряда вне очереди и проникновенное «спасибо» от офицерского состава за неожиданную прибавку к рациону столовой.
- Вам-то хорошо! А я в своем Туапсе снег то  видел всего два раза, да и тот на следующий день растаял!
- Какие тут, на фиг, лыжи! Десять километров! Ой, убейте меня сразу, чтобы не позориться! Или на губу сошлите! В его глазах читался неподдельный ужас:
- Гена! Поставь меня в наряд куда-нибудь! А!? Он с надеждой посмотрел на «Зеру».
- Да, ладно ты, раньше времени то себя хоронить! Генка приобнял его за плечи и сел рядом:
- Чего-нибудь придумаем.
-Товарищ младший сержант! Меня может тоже того? В наряд? Сашка Черняков, щуплый и нескладный паренек с Минска, несмело протиснулся к ним.
- И ты туда же?! О, господи! У вас что, в школе элементарной физподготовки не было что ли? – Генка оглядел присутствующих:
- Еще кого - туда же? В наряд!? Остальные молчали.
  Что тут сказать? Не всем же быть такими, как «Сэм». Черняков был прекрасным математиком и неоднократным призером различных школьных олимпиад. Но на перекладине висел, как сосиска, болтая ногами в сапогах, с трудом подтягивался всего пару раз и то с неимоверным трудом.
- Гонять надо вас, как «сидоровых коз», да побольше! Ничего, дайте срок! Все у меня будете крутить подъем переворотом на первый ВСК! – «Зера» встал с кровати, одернул «пэша»*, расправив его под ремнем и  приняв командирский вид: « Не ныть раньше времени! Развели нюни! Детский сад!»
- С вами разберемся по ходу! Кивнул в сторону Юрки с Сашкой. И всем остальным: «Действуем по принятому плану, как «Угрюмый» сказал.  Все. Отбой!»

  Что и говорить, а состав батареи был разнороден, как по национальности, так и по степени подготовки к прохождению военной службы. Московским ребятам, да и вообще городским, было в диковинку наматывать обычные портянки. И первое время не раз можно было видеть такую картину: идет взвод – все в сапогах, дружно печатают шаг, а сзади – двое-трое – одна нога в сапоге, другая в спортивном тапке, хромают, стараясь не отстать от остальных. Стерли ноги от неправильно намотанных портянок. Обычное дело! Ничего. Со временем научились. В армии не зря говорят: не можешь – научим, не хочешь – заставим! Да и перспектива быть отчисленным из училища тоже не очень то радовала. Отчислят то все равно в армию. Рядовым. Как не крути, а свои два года отдай Родине. И с другой стороны, чего тогда сюда поступал?  Не на курорт же ехал! Стисни зубы и терпи! Через боль, через слезы и сопли! Как говорил товарищ Островский: «Умей жить тогда, когда жизнь становится невыносимой!».
  У них вот тоже с гимнастикой, например, в школе проблемы были. Приоритет отдавался беговым дисциплинам. А что там до перекладины, или «козла», так этого почти и не было – Ларин тоже, по первости, не умел подъем переворотом делать. Ничего, научили – ничего особенного. Да, тут особой силы  и не надо. Пресс накачать – другое дело. И на брусьях – в школе у них их вообще не было! – тоже быстро научился. Всему можно научиться – было бы желание. А что касается национальности, то, большинство, конечно, русские. Были украинцы, беларусы, молдаване, грузины, пара осетин, да один полумолдаван - полуцыган, черный, как смоль Яшка Дробязко – которому приходилось бриться по два раза на дню из-за постоянно растущей иссиня-черной щетины. Вот наказание человеку! Не позавидуешь!

   Больше разговоров. Все прошло, лучше не бывает. Юрка с Черняковым благополучно отсиделись в наряде по батарее. Ларин пришел в общем зачете вторым. А первым был ясное дело кто! «Сэм»! Правда, он и стартовал раньше. Соревноваться со старослужащими не пришлось. Бегал только первый курс, да и лыжи-то не беговые.  Крепления под сапоги. В шинелях. Еще бы мешки вещевые заставили взять! И карабин в придачу! Комбат ходил довольный, взводные тоже. Батарея показала абсолютно-лучший результат среди первых курсов.

   …Они сидели на скамейке перрона Архангельского аэропорта, беседуя уже третий час. Ласково припекало уже не яркое осеннее  солнце, но настроение было грустным. Шутка ли – тридцать два года не виделись! Перебрали всех, Сашка, конечно, знал намного больше его – был же на встрече! Хотя и он не мог сказать о некоторых – где и как они. Жизнь раскидала всех по необъятным просторам страны и времени. Достал из портфеля старую записную книжку:
- Вот, помнишь?

- Сохранил! - Ларин смотрел на выцветшие чернила стихов – в училище все предпочитали писать только перьевыми пишущими ручками – скорость написания была намного выше, чем у шариковых. Попробуй, попиши лекции по шесть часов подряд – рука отвалится!

- Да, у меня тоже дома несколько таких лежит! Сидел тут недавно в гараже, перебирал. Знаешь, аж слезы наворачиваются! Как ребят вспомню!  Ларин достал очередную сигарету, смял пустую пачку и выбросил ее в урну:
- Не получилось у меня военным стать! Все бы могло быть в жизни по-другому!

- Да, ладно, тебе! Мы предполагаем, а Бог располагает. У меня, вон тоже, с Людкой не сложилось. Сашка положил руку ему на плечо:
- Семь лет прожили вместе, дочь родилась. А потом спуталась с молодым лейтенантиком и - пошла писать губерния! Не смог простить! Второй раз женился. Уже здесь – в Архангельске. Пихнул Ларина в бок:
- А курить надо бросать!  Я уже три года как бросил. Мотор барахлит. Сашка постучал себя ладонью в районе сердца,  помолчал немного, легкий ветерок качал поседевшую прядь у его виска.
- Ты про Юрку то ничего так и не сказал. Что он, где сейчас? Я последний раз от него письмо получил еще восьмидесятом. Он тогда в Янгиюле служил. Южнее – только Кушка. Писал, что жара, с водой проблемы! А потом все, как отрезало. Ларин смотрел на Сашку.
   К их ногам спланировал воробей. Скок – скок! Повертел головой по сторонам - нет ли чего поклевать? Скок – скок! И ускакал к соседней скамейке, где две молодые мамаши, не обращая ни на кого внимания, щелкали семечки, сплевывая шелуху себе под ноги, наперебой обсуждая свои семейные проблемы: « А я ему говорю! А он мне!»
- Да ты что!?

- Объявляется регистрация билетов и оформление багажа на рейс номер 705 «Архангельск – Анапа». Голос уличного динамика, заглушаемый привокзальным шумом, заставил его прислушаться: «Его рейс!». Стойка номер один!

- Пропал Юрка. Без вести пропал. Давно уже. Еще в начале восьмидесятых. Был военным советником в Афгане. Их транспортный АН-12 «стингером» сбили. Самолет упал в горах, на территории, подконтрольной моджахедами. Не хотел тебе говорить. Положил руку ему на колено: «Ты береги себя».


   
Воробей – скок-скок.
- А я ему, живи один тогда!
- Да ты что!? А он?!

- Помнишь, как он после первого отпуска привез настоящую «Кока-колу» и жвачку «Bubble Gum»? Тогда это была такая диковинка!   А сейчас! Вон – в любом ларьке!    Перелистнул несколько страниц.
- А эти?
  Ларин посмотрел на ровные строчки стихов:
- А-а. Это! Это была их игра, которую придумал Лешка Малинин – «Малина» - из шестьдесят третьей группы их взвода. Скобарь из Пскова. Страстный любитель «белой гвардии» и духа царского офицерства. Это он первым назвал Ларина «полковником», себе присвоил чин штабс-капитана: «Штабс-капитан Малинин! Честь имею!». Многие у него были поручикам, подпоручиками и прапорщиками. И на эту тему был сочинен свой цикл песен:

Нас уже не хватает в шеренгах по восемь
И героям наскучил солдатский жаргон!
И кресты вышивает последняя осень
По истертому золоту наших погон!
 
 …Он еще отдохнет в Геленджике, погостит в Новороссийске у служившего вместе с ними Олега Вертилецкого, теперь, на «гражданке» занимающегося строительством бассейнов по всему побережью Краснодарского края. Посмотрит у него диск с записью встречи выпускников. Они вспомнят операцию «Оверлорд», но не ту – с высадкой десанта союзных войск в Нормандии, а свою, проведенную по окончанию первого курса – при сдаче экзамена по физике. Ох, уж эта физика! Темнее науки нет! В одной только шестьдесят второй группе было девять «двоек» и мрачные перспективы насчет летнего отпуска. Кафедру физики вела «Термоядерная бомба» - единственная в училище женщина-преподаватель - подполковник Коморина, которую прозвали так за грудь шестого размера и великолепную фигуру. Как они с Юркой прокрались ночью, незаметно на кафедру физики в учебном корпусе и, открыв сейф, переписали порядок лежавших там экзаменационных билетов. Просчитано и учтено было все, вплоть до психологии преподавателя и ее привычек! «Бомба» не раскладывала билеты на столе, а всегда ложила их стопкой на стол и раздвигала веером. И дополнительных вопросов не задавала. Ответил и ответил. Что ответил, то и получи!  Остальное было делом техники! Результат - двенадцать пятерок, тринадцать четверок и только одна тройка! Комбат так и сиял от счастья!
- Вот, мои-то как сдают! И ходил, выпятив грудь, перед другими комбатами.

   Он вспомнит, как провожали его, в конце второго курса, когда  после трехмесячного лечения в госпиталях Пскова и Ленинграда, его комиссуют под чистую, и теперь уже он будет стоять перед строем, взяв под козырек: «Честь имею!», с комком в горле и еле сдерживая слезы:
- До свидания, товарищи! И пауза, как вечность:
- До свидания, товарищ курсант! – дружно ответит батарея.

  В армии не прощаются. В армии говорят: «До свидания!»

   И как ребята соберут ему на дорогу деньги, а комбат подарит свою фотографию, которую он бережно сохранит до этих дней.

   Они будут сидеть долго за полночь, вспоминая прошлое, и Олег расскажет ему, как «Сэм» на выпуске утерял дембельский альбом, думал: «Уже безвозвратно!», но! Спустя тридцать лет, поседевший как лунь - старший лейтенант Соболев (теперь уже майор) торжественно вручит ему этот альбом на встрече выпускников, чем растрогает Сашку до слез: «Сохранил! И ведь молчал - столько лет! Вот «сволочь»!  Ждал момента!» Они вспомнят своего взводного – Петрова, умершего от рака желудка  в начале девяностых и комбата – Виктора Петровича Левашова, который жил теперь в Санкт-Петербурге – для них он все равно остался Ленинградом - совсем постаревшего и на встречу не приехавшего из-за тяжелой болезни. Они вспомнят преподавателя физподготовки – пластичного и невероятно увертливого старшего лейтенанта Смирнова по прозвищу «вспышка слева», который учил их драться по настоящему, используя  приемы  боевого самбо и (подпольно) модного тогда  «карате», начавший первое свое занятие с фразы: «А теперь, господа курсанты, начнем учиться падать!». Падать и подниматься, чтобы продолжать борьбу. Падать и подниматься!
   Что и говорить, а умение драться очень многим помогло в дальнейшей жизни!

   Он покажет Ларину то, что осталось от их училища. Обвалившиеся казармы с черными провалами глазниц выбитых окон. Заросший травой плац, на котором они прощались с полковником Черновым.

   Они встретятся с Сашкой и с «Сэмом» еще раз - на обратном пути, обнимутся на прощание, и будут, молча, думая об одном, слушать мелодию «Прощание славянки», записанную у него на мобильном телефоне.

   И почему-то, глядя на их постаревшие лица, поседевшие волосы и уже не спортивные фигуры он будет видеть их теми семнадцатилетними  молодыми  курсантами, которыми они были когда-то и поймает себя на мысли, что они по существу ими и остались. И это были лучшие годы их жизни.

                *******

Киров – Нарьян-Мар. Март - апрель 2010 г.

• «ПэШа» - полушерстяной китель  – повседневная форма одежды курсантов военных училищ.