Фаня и Абраша

Фаня и Абраша

Этот «старый дедушка» не произносил ни слова, а только беззубо улыбался. Старик сидел на пружинном диване с откидными катушками по бокам и всем своим видом выражал радушие,(как библейский Авраам у своих шатров). Взрослые, и моя бабушка, и все дяди, и тёти, подобострастно сгибались перед ним: поправляли скатерть, пододвигали тарелочки, брали за руку, заглядывали в глаза. Мне было странно, что взрослые так суетятся вокруг этого тихони, стараясь ему угодить. И, даже я, пятилетняя, вслед за взрослыми, пригибалась и никогда при нём не привередничала. А он молчал,  как трава,  и в молчании его не было ничего царственного. Но только один человек не подобострастничал, и не преклонял перед ним голову, пожилая, черноволосая женщина - баба Фаня.
Старик сидел на своём продавленном троне в отглаженной хлопковой рубахе и домашних брюках, а баба Фаня всегда молодилась: лёгкие блузки в мелких розочках, всегда подкрашенные губы, аккуратно убранные волосы. 
Старика она называла не иначе как Абрашик, (никогда Абрам), все мои взрослые и старшее поколение, и дядья помладше говорили о нём  -  «дедушка Абраша».  Все они и в глаза и за глаза, выражали безусловное обожание этого улыбчивого старика, любое его желание перешептывалось из уст в уста и тут же «принималось к исполнению». Но желал дедушка мало, говорил тихо, и только баба Фаня была его собеседником и переводчиком.
Обычно, мы приходили к старикам, после демонстраций, «закусить» Советские праздники. Но едва взрослые переступали порог дедушкиного дома, как тут- же бравада лозунгов и призывов, оставались в далеком  прошлом. В доме царил культ улыбчивого молчуна и пахло сладким печеньем и мясным «кисло-сладким», из графинчика разливалось приторное домашнее вино, и никаким «строительством коммунизма» не пахло вовсе.  Принаряженная баба Фаня, и тихий «старый дедушка»... За день, он мог не проронить ни слова, но чем больше он молчал, тем ниже нагибались к нему, его, уже постаревшие  дети, словно под благословение. Так любой Советский парад оканчивался обрядом почитания дедушки Абраши.

Баба Фаня была разговорчива и любила угощать. Когда бы мы не приходили в однокомнатную коммуналку к дедушке Абраше, на столе тут же появлялись «изысканные яства». Из обычных круп и овощей баба Фаня чудесным образом наколдовывала деликатесы, у неё был талант не только вкусно готовить, но расхваливать свои блюда, (сегодня она могла бы делать рекламу).
- Кушай, деточка, посмотри, какой румяный пирожок, так и просится к тебе в ротик, обязательно покушай винегретик, в нём полезные витамины, понюхай, "зунэлэ",  как он пахнет…
Обычно я плохо уговаривалась поесть. Бабушка всегда жаловалась, что её «мэйделэ», совсем ничего не кушает. Но баба Фаня могла уговорить любого:
– Да, что ты, Рухалэ, смотри как девочка хорошо поела.
Выйти из этого дома без печёного гостинца было невозможно.  Фирменным любимым печёным, были «штруделя» с изюмом и тёртыми орехами, и каждому был приготовлен пакетик с изрядной порцией домашнего печенья.

Дедушка Абраша был моим прадедушкой. Всю жизнь он портняжил, и говорят, слыл очень хорошим специалистом, особенно ему удавались мужские костюмы, а это -  высший пилотаж портновского мастерства. Так мой дед, познакомился с бабушкой, придя заказать костюм у лучшего портного.
Со мной дедушка Абраша, почти не разговаривал, но всякий раз гладил по головке, невесомой рукой и улыбался.  Для меня навсегда осталось загадкой, магия его всеобщего обожания, ведь и после смерти прадедушки, разглядывая фотографии с его изображением, любой из взрослых светлел и произносил ласково: - Это наш дедушка Абраша. 
Баба Фаня стала его женой, после смерти моей прабабушки. Её я совсем не знала. Всю жизнь она рожала детей, и спасалась от голода. Голод на Украине унёс девять её малюток, и лишь трое остались в живых, что бы родить всех нас. Фаня пришла в нашу семью, когда у выживших детей, были уже свои дети, и о её прошлом, я узнала от бабушки.

Баба Фаня была бездетна: Во время войны фашисты загнали всё её местечко в болото. Люди захлёбывались, или живьём поглощались трясиной. Прямо на головы тонущих, фашисты положили доски, на которых стояло несколько фрицев стрелявших в каждого, кто пытался вырваться из под них. Тогда, ещё молодая Фаня, оказалась сверху уже захлебнувшихся родных, она не могла пойти ко дну, так как лежала на трупах, и не могла выбраться из под досок. Глубокой ночью, когда выстрелы стихли, она выползла на берег, и ушла в лес. В том болоте, она застудилась и больше не могла иметь детей. 
С тех пор Фаня жила для других. Она легко вошла в нашу семью, её  все любили.
После смерти прадедушки, она говорила о нём: - Он был добр, как ангел.
При этом, она скоро вышла замуж, за другого дедушку, наполнила его дом теплом и вкусными запахами, а когда он слёг, ухаживала за ним до самой его смерти. Отсидев положенный траур,  баба Фаня встретила другого старика, и история повторилась. Б-г дал ей долгую жизнь, и всю свою старость, она выхаживала, ухаживала и достойно провожала на тот свет, стариков, чаще всего, совсем одиноких. И чем старше она была, тем короче было время жизни её мужей. 
Когда я пришла к ней в гости в последний раз, в её кухне стоял всё тот же пропахший приправами, старинный буфет с окошками, створками и деревянными шарами. Баба Фаня, по - прежнему украшала дом мелкими розочками и подкрашивала губы. Ходила она с палочкой, ноги её тряслись, и хотелось подхватить её, лёгонькую и переставить, что бы её не качало сквозняком, но она удивительно точно, словно прицеливаясь, ставила и клюку и ноги так, что упасть ей было невозможно:
- «Фэйгеле», говорила она, что же ты не подкрашиваешь губки, ведь ты же замужем, муж должен видеть тебя всегда красивенькой и аккуратной.   
Бабе Фане было тогда около ста лет…