Офисная сага. Часть 1. Ты не ведьма. Главы 1-4

ЭТА ВЕЩЬ ЗАКРЫТА И ДОПИСЫВАТЬСЯ НЕ БУДЕТ.
ВРЕМЯ, КОГДА ХОТЕЛОСЬ ДОНЕСТИ ВАЖНЫЕ ВЕЩИ ХОТЯ БЫ ЧЕРЕЗ СКАЗКИ, ЗАКОНЧИЛОСЬ.




Берегись, порождение тьмы – охотник вышел на тропу, он идет за тобой. Легкий шорох его шагов преследует твои сны, и дрожью полнится обступающий мрак. Вселяй ужас, пока не кончилось время – выйдет срок, кончится тропа у края твоей тьмы, и отступающий перед охотником ужас погонит тебя.



Глава 1

Алка положила трубку, откинулась на спинку стула и, прижмурив глаза, улыбнулась.

- Даш, прикинь, я его все-таки добила…

- «Онтарио»?

- Ага.

- Офигеть. И сколько?

- Полный пакет.

- Да ты что?!

- Ага! Представляешь? Ивашов подписал договор. Теперь точно отпуск гуляю в Италии! Ты как, не надумала? Поехали, полакируем наши прекрасные тела на италийском побережье!

С Алкой мы работаем вместе уже года четыре – познакомились на предыдущем еще месте работы. Это была мелкая фирмешка, тоже занимавшаяся рекламой, которая в один прекрасный момент бесследно испарилась в неизвестном направлении вместе с нашими зарплатами и комиссионными от сделок за последние три месяца. Я тогда рвала и метала – у меня за то время прошли четыре большие сделки и несколько мелких, денег фирма должна мне была прилично, и на это богатство у меня были большие планы, которые я по мере сил уже начала воплощать в жизнь. Когда окончательно стало ясно, что денежки мои «ухнули», а мечта пока так и останется мечтой, я впала в неистовство. Именно тогда мы с Алкой и сблизились, а к нынешнему моменту нас только водой разливать и осталось. В смысле – не разлей вода.

Сейчас она жмурилась, как довольная кошка, и я могла ее понять. Переговоры с «Онтарио» сильно затянулись. Ивашов не говорил ни да, ни нет, тянул время, перенаправлял ее к замам – а в нашем деле общаться имеет смысл только с теми, кто обладает правом самостоятельно принимать решения. Сами подумайте – готовишься к встрече, тратишь время, силы, на переговорах выкладываешься по полной, а в результате слышишь: «Оставьте мне ваши материалы, я покажу их директору, и мы сообщим вам о нашем решении». И в лучшем случае тебе придется делать еще раз все то же самое, но только уже на встрече с высоким начальством, а в худшем про тебя либо забудут, либо так «подадут» главному ситуацию, что все твои усилия пойдут прахом.

В общем, переговоры с «Онтарио» тянулись, если я ничего не путаю, уже месяца полтора и стали офисным анекдотом. Когда Алка сообщала Светлане, нашей начальнице, что завтра у нее встреча с Ивашовым, девчонки начинали хихикать, и даже сама Светлана не могла сдержать улыбки. Сидя в кофейне после работы, Алка рычала и плевалась, жалуясь мне на жизнь и рассказывая, как достал ее сам Ивашов, его зам по рекламе, его секретарша, из чистой вредности перенаправлявшая алкины звонки именно этому самому заму, и вообще вся фирма «Онтарио» в полном составе.

Между тем, дело того стоило. Ивашову нужен был полный пакет – от разработки рекламной стратегии до мониторинга, включая все промежуточные пункты и этапы. На комиссионные с этой сделки Алка могла развернуться по полной программе.

В этом и заключалась вторая причина ее ликования. Она давно хотела отдохнуть в Италии –да не просто так, а на широкую ногу. Теперь ее ничто не остановит.

Близился конец рабочего дня, и мы решили смыться с работы пораньше и хорошенько отметить алкину победу над гнусным тираном. Алка уже готовила умильное выражение лица, чтобы подкатиться к Светлане, а я кидала в сумку свои многочисленные причиндалы, валявшиеся по всему столу, когда в офис зашел какой-то хмырь. «Хмырем» я его окрестила мгновенно, и совсем не потому, что он был как-то непрезентабельно одет. Одет он был как раз по высшему разряду – я питаю слабость к высоким домам моды и узнаю стиль ведущих модельеров с первого взгляда. Ну или со второго. Насколько можно познакомиться с этим самым стилем, разглядывая одежду в бутиках и на дефиле по Fashion TV.

Так вот. Выглядел мужик обалденно, а вот впечатление от него было не айс. Неуютное впечатление, а вдобавок выражение лица посетителя было хмурым и неприветливым донельзя. Оглядев комнату, он безошибочно определил, кто здесь главный, и, не глядя по сторонам, прошел прямо к Светлане, разговаривавшей по телефону, и расположился в кресле перед ее столом. Переглянувшись – при клиенте к начальнице не подъедешь – мы, не сговариваясь, решили смыться без соизволения начальства и быстренько выскочили за дверь.

Придя на работу наутро, я узнала, что у меня проблемы. Вчерашний хмырь оказался действительно клиентом, и Светлана, в отместку за вчерашний несанкционированный побег, «наградила» им именно меня. Алка избежала этой участи благодаря только что принесенному фирме большому заказу – а значит, большим деньгам. У меня с договорами сейчас не слишком густо, и хмырь меня не миновал.

После вчерашнего кутежа я пребывала в легкомысленном настроении, поэтому сия весть не слишком омрачила мне утро, но некий осадок, оставшийся после визита этого типа, все же присутствовал. Алки как назло не было, она переживала триумф над «Онтарио», то есть оговаривала первый этап выполнения заказа.

На глаза мне всю дорогу попадалась Валерия, «наша фифа», менеджер по работе с корпоративными клиентами, вы только подумайте. По какой-то (не известной мне) причине в нашей конторе менеджер по корпоративным клиентам стоит выше в неофициальной иерархии, чем «обычный» менеджер, и Лерочка чувствует себя почти что королевишной, ежедневно снисходящей к простым смертным вроде нас. Даже на корпоративах, когда в нашем коллективе – преимущественно дамском – наступает временное перемирие в подковерной возне и всевозможных склоках, Валерия Валентиновна не поддается всеобщей эйфории и строго держит марку.

Сейчас ее постная физиономия так и маячила у меня перед глазами, и это меня немного нервировало – я терпеть не могу снобов, поэтому с Лерой поддерживаю вооруженный нейтралитет, иногда, правда, все-таки переходящий в состояние холодной войны. В обычном настроении я бы ее просто не замечала, но сейчас перспектива регулярного общения с неприятным клиентом делала меня уязвимой к любому внешнему раздражителю.

Но делать нечего, клиент ждет, давай, Дарья, ноги в руки – собирайся с духом, приводи себя в соответствующее состояние и звони. Чего кота за хвост тянуть…

Разговор – если это можно было назвать разговором – меня ошарашил. Клиент, то есть Елецкий Андрей Евгеньевич, слушать меня не стал, услышав мое «Добрый день, я Дарья, рекламное агентство «Динамит», он коротко сказал: «Подъезжайте» и отключился. Я обалдело уставилась на трубку, зачем-то еще подержала ее в руке и только потом положила.

Девчонки кучковались за Наташкиным столом – Наташка приволокла новый каталог нижнего белья французской (а может, рязанской) фирмы «Экселенс», она там подрабатывает распространителем, и мы все нещадно пользуемся возможностью покупать через нее офигенно красивое белье с приличной скидкой. За своим столом сидела только Лера, демонстрирующая молчаливое неудовольствие перерывом в рабочем процессе.

А я пребывала в некотором ступоре. Не то чтобы я не привыкла за пять лет работы, что клиент то и дело попадается невоспитанный или попросту хамоватый, не то чтобы я сильно чувствительная дама, а как бы объяснить…

Разговор получился неправильный. В нашем деле есть правила, по которым – при любом уровне воспитания (ну почти при любом) – играют все. И заказчики, и мы. Так вот, правила игры не подразумевают подобного стиля. У менеджера, например, могут быть другие переговоры прямо через пять минут после звонка – и поэтому имеет смысл договариваться о встрече, состыковывая свое время и время партнера. Кроме того, менеджеру на встрече могут понадобиться какие-то материалы, и при созвоне лучше заранее очертить примерный круг вопросов, который будет затронут. Да и вообще. Откуда, к слову, мне знать адрес фирмы заказчика? Свое местоположение поэтому неплохо бы сообщить…

Елецкий все это проигнорировал.

Осадок у меня в душе всколыхнулся еще больше, но я решила не поддаваться пессимизму. Сегодня у меня в общем выдался свободный от встреч день, который можно было посвятить поиску новых клиентов, но, раз уж так, я стала собираться к Елецкому. Сборы мои заключались в том, что я стала пить необыкновенно вкусный чай, который нам поставляет Юлька, вхожая в какую-то компанию БАДов и чаев, и который мы пьем всем офисом.

Заварив себе чашечку, я не торопясь насладилась любимым напитком, не спеша сходила сполоснуть чашку, вальяжно собрала свои шмотки со стола и с чувством, с толком, с расстановкой поправила макияж. Также я мстительно не стала брать с собой никакие материалы. Елецкий не узнал у меня, могу ли я сейчас к нему приехать, не дал мне возможности выяснить его первичные потребности в рекламных технологиях – так что пусть ждет и пеняет на себя, если нам что-то понадобится, а у меня этого не будет с собой.

Добиралась я долго. Что-то такое сегодня, видимо, витало в воздухе, что водители то и дело не могли разъехаться, и весь город стоял в пробках. Поэтому до места я добралась в состоянии некоторого отупения.

И среагировать не успела.

Подходя к крыльцу, слева от себя я увидела краем глаза какую-то тень, которая метнулась мне прямо под ноги, я, не успев остановить начатое движение, шагнула – и оказалась в полной темноте.

От неожиданности я замерла. Считается, что широкий кругозор выгоднее зашоренности – и сейчас я в полной мере оценила справедливость этой революционной идеи. Я не верю ни в бога, ни в черта, ни в черную – да хоть и белую – магию, фантастикой не увлекаюсь и о подобных ситуевинах никогда ни от кого не слышала. И оказалась совершенно не готова к происшедшему.

Успешно освоив состояние ошарашенности, я поняла, что совершенно не знаю, что можно предпринять в такой ситуации. Белый день (между прочим, ясный и солнечный) внезапно сменился полной темнотой, и ничего в этом не меняется, день не спешит вернуться и снова вступить в положенные ему временем суток права.

Меня разобрал ужас – может, я ослепла?..

Я рискнула пошевелиться и, помня о том, что ступени крыльца находятся прямо передо мной, стала нашаривать их ногой, осторожно переступая маленькими шажками и негармонично размахивая в воздухе руками.

Пройдя таким макаром шагов пятнадцать, я спохватилась. Ничего не нашаривалось. Ни руками, ни ногами. Перед тем, как чертова тень пересекла мне дорогу, до крыльца мне оставалось не больше пяти шагов. Неужели я так сильно отклонилась от прямой? Но крыльцо было очень широкое, даже если бы я немного и сбилась с пути, я бы все равно в него уперлась. Тем не менее, крыльца не было. Видимо, дело все-таки не в моем зрении…

Только тут я осознала, что вокруг стоит полная тишина – это в центре-то города! – которую нарушает только один едва различимый звук. Я опять остановилась и прислушалась. Где-то справа от меня чуть слышно капала и журчала вода – судя по звуку, в некотором отдалении.

И вот тут мне стало страшно.

Жуть происходящего, наконец, проложила себе путь сквозь первоначальный шок и навалилась разом. Меня затрясло, но, вместо того, чтобы завизжать во всю мочь, как мне нестерпимо хотелось, я едва смогла прошептать: «Мамочки…».

А потом все-таки завизжала.

Повизжав некоторое время, я замолчала и присела на корточки. Почему-то казалось, что так безопаснее, что если я буду продолжать стоять, то случится что-то еще более страшное – хотя куда уж более… Посидев, я начала ощупывать поверхность под ногами. Поверхность оказалась каменной, небольшие каменные блоки, неприятно холодные и почему-то воспринимавшиеся как склизкие, хотя были совершенно сухими, неплотно прилегали друг к другу, многие потрескались, и в паре мест из трещин росло что-то высохшее и неимоверно колючее.

Я в изнеможении села прямо на… пол?, обхватила себя руками и заплакала. Страх немного притупился, зато появилось чувство полного бессилия. Такого ощущения собственной беспомощности я никогда в жизни не испытывала. Ощущение усиливалось абсолютным непониманием происходящего, но при этом, как ни банально это звучит, почему-то все время казалось, что надо мной просто подшутили, или, может, я упала и потеряла сознание, и мне все это кажется, у меня приступ, что ли – например, сердечный, очень просто, - а мало ли что привидится в помраченном состоянии…

Видимо, от переживаний я совсем выпала из реальности, потому что, когда меня резко дернули за руку с выкриком «Быстрей!», для меня это явилось полной неожиданностью. Этот кто-то бежал быстрее меня, я все время спотыкалась в темноте, и всякий раз меня тянули за руку, вынуждая увеличить скорость. Когда я от непривычки начала хватать ртом воздух и спотыкаться еще сильнее, я вдруг поняла, что темнота становится менее плотной, что вокруг понемногу становится светлее. И тут змейка ледяного холода, внезапно скользнувшая по моей взмокшей спине и комочком угнездившаяся на шее, окатила меня таким ужасом, что я рванула вперед как «Бугатти», уже сама увлекая за собой неведомого бегуна.

Когда мы вырвались наконец из этого туннеля, я была готова упасть и умереть на месте. Невероятный рывок забрал у меня все силы, и я не могла больше бежать даже под угрозой немедленной смерти. Я все-таки не спортсменка. Йога не в счет, тип нагрузки другой.

Девушка, бежавшая рядом, не дала мне упасть, она опять, как в пещере, подняла меня за руку:

- Не садись, надо немного походить. Здесь уже можно, сюда она не выйдет, просто после такой гонки сидеть нельзя. Давай, хоть на месте потопчись.

Я тупо подчинилась. Ноги не держали, коленки подламывались, из легких с хрипом и свистом рвалось дыхание, но я послушно потопталась некоторое время, а потом сил не осталось совсем, и я рухнула как подкошенная.

Девушка, немного отдышавшись, вернулась к выходу из туннеля и некоторое время напряженно всматривалась туда, непроизвольно ощупывая странной формы нож, висевший у нее на поясе. Я рассматривала ее без единой мысли в голове. Длинные темные волосы, кремового цвета рубашка, пояс, на котором, кроме ножа, висело с другой стороны нечто вроде большого кошеля и большая вроде бы фляжка непонятной формы, светло-коричневые штаны непривычного покроя, вроде из замши, и мягкие на вид полусапожки, обнимавшие ее икры так плотно, что казались одним целым со штанами.

Но самым неожиданным для меня стал лук, висевший у нее на плече, и небольшой колчан, или как он там называется, полный оперенных стрел.

Это было как удар под дых, в голове у меня зазвенело, я тупо смотрела на лук и чувствовала, как что-то в моем животе отрывается и стремительно летит куда-то вниз…

Я могу не знать каких-то новых тенденций в моде. Цвета одежды, неактуальные уже несколько лет, и непривычный покрой одежды со скрипом, но можно было бы списать на неизвестного мне модельера. Ну или на провинциальность девушки. Но ни один модельер ни в одной провинции мира не откроет новую тенденцию сезона средневековой стрелялкой.

Насколько я знаю, лук и стрелы на нашем шарике сейчас актуальны только в какой-нибудь Амазонии. Ну или Папуасии. Да и то Папуасия не факт.

Девушка на папуаску не походила. Да и с индейцами Амазонки, которых я неоднократно видела в фильмах ВВС на телеканале «Моя планета», она не имела ничего общего.

В пустой моей голове мелькнул смутный образ папуаски в подобном наряде – и я рядом с ней в таком же. Обе мы ловко орудуем луками и стрелами, а вокруг пляшут объевшиеся коки амазонские индейцы.

Или кока не там растет?..

Я хохотала как сумасшедшая, захлебываясь слезами и воплями, я не могла остановиться, слезы текли ручьем, я хохотала и сквозь хохот вопила что-то невразумительное. Девушка деловито направилась куда-то в сторону, а появившись опять в поле моего зрения, резко плеснула мне в лицо ледяной водой.

Я мгновенно замолчала и, тяжело дыша, слизнула капли, стекающие по губам.

Где я?



***

- Как ты меня разглядела в темноте?

- Хорошее зрение...

- Какое, на фиг, зрение? Там было хоть глаз коли, тьма беспросветная!

- Ну, хорошо, я вижу в темноте – легче тебе стало?

- Как это?

- Ты о нархи слышала?

- О чем?

- О «ком», а не о «чем». Нархи.

- Нет.

- Странно. Насколько я знаю, они есть во всех мирах. Ладно, это не срочно. В общем, нархи – это потомки первых людей и духов ночи. От духов ночи им досталось в том числе умение видеть даже в полной темноте. Я – нархи.

Я молчала. Потомок духов ночи – это было как-то чересчур.

Хорошо, я оказалась в каком-то другом месте. Ну, в конце концов, бывает всякая там телепатия, телекинез и тому подобное. Об этом постоянно трындят из ящика, рапортуя о достижениях науки в изучении всех этих явлений. Или вот – мало ли, попала я в пространственную дыру какую-нибудь. Вон по ящику недавно в какой-то передаче рассказывали о таких дырках. Червоточины они называются, что ли... Я, пока своего сериала дожидалась, послушала немного. Офигительная вещь – куда хочешь через них можно попасть. Вот я и угодила в одну такую. А что? Даже наука их существование признает.

Допустим даже, что там, куда я попала, люди экипированы всякими средневековыми штуками, вроде луков и стрел. Допустим! Мало ли на Земле всяких мест… странных. Ну, пусть не таких странных, как это. Но все-таки.

И Дари (почти тезка) говорит со мной по-русски. То есть это даже не Европа, это, как ни крути, родные просторы. Так или иначе.

Какие потомки духов ночи?! Нархи или как их там…

Позвольте, она сказала… «Во всех мирах»?

Я что, с ума сошла?..

- Дария, что с тобой?

Это она мне. «Дарья», по ее версии, звучит именно так.

- Что?

- Ты что, никогда не попадала в другой мир?

- Ну, попадать-то я, конечно, попадала, с кем не бывает, но вот чтобы в другой мир…

- Дария, я не понимаю.

- Слушай. Я не Дария. Я Даша, Дашка. Ладно?

- Ладно. Но я все равно не понимаю.

Конечно, я никогда не попадала в другой мир, неужели так трудно догадаться? Можно подумать, она сама только и делает, что по мирам шастает туда-сюда.

По другим.

В общем, примерно так оно и оказалось.

Оказалось, что я действительно нахожусь в другом мире. Мамадорогая, как говаривала героиня сериала прошлых лет. Оказалось, что в этом мире пропасть всяких чудес. Магия у них тут точно так же присутствует, как у нас, скажем, наука. Обычное то есть дело. Банальное даже. У нас адронный коллайдер, а у них – нархи вот например. Делов-то. И гуляют они по другим мирам тоже совершенно спокойно, а чего беспокоиться-то?

Ну, то есть гуляют-то не все, ясное дело, у нас с коллайдером вон тоже не все подряд играются. Но сам факт наличия гуляющих общеизвестен и никого этим не удивишь. Проще простого.

И в мире этом я – котенок. Ничего не знаю, ничего не могу. Ни о чем существенном не имею ни малейшего понятия. Как, например, здесь мне может помочь знание расценок на наружную рекламу по всем районам города, включая праймовые места?

Дело труба.

…Или она сумасшедшая?

Точно! Как же я сразу не сообразила? Свихнулась, бегает с луком и стрелами, считает себя потомком духов ночи. Ффффу. Сказать, что мне полегчало – ничего не сказать. Просто камень с души свалился. Здоровенный такой каменюка.

Значит, так.

Я провалилась в эту… червоточину. Куда-то меня вынесло. Раз эта ненормальная по-русски говорит, значит, вынесло меня где-то на родине. Уже лучше, это существенно упрощает возвращение домой. Добраться до ближайшего населенного пункта, позвонить Алке. Или Артему.

Артему я звонить не хотела. Слишком уж все непросто у нас с ним.

И родственникам звонить ни за что не буду – чтобы всех на уши поставить, и чтобы мама потом рвала на себе волосы и кричала, что она не может больше мне позволить жить где-то там, где я во всякие передряги попадаю!

Значит, позвонить Алке.

И проблема решена.

…стоп. Телефона-то у меня с собой нет… Ладно, спрошу там у кого-нибудь трубу, а алкин номер я так помню, он легкий.

Я немедленно взбодрилась. Теперь только Дарьку не насторожить. Разозлится еще, что ее бред на меня не распространяется…

- Дари…

- Что?

- Слушай, я что-то есть так хочу, очень. От переживаний, наверное. Где тут у вас поблизости люди живут? Давай скорее доберемся, к кому-нибудь попросимся. Не могут же не пустить, правда? И поедим уже наконец.

Дари хмыкнула.

- До ближайшей деревни три дня пути. Да и не надо тебе туда.

- Почему это?..

- А она не по дороге. В другой стороне. Но поесть и правда пора, я тоже проголодалась. Ты жди меня тут, я скоро. Далеко не уходи, тут заблудиться легко очень. Веток пока поблизости насобирай для костра, ладно? Я недолго. Темнеть скоро начнет. Если задержусь, на вот…

Она кинула мне какую-то довольно большую коробочку.

- Если я все-таки задержусь, как сумерки начнутся, разжигай костер. И ничего не бойся, дневные звери к людям не подходят, а ночные огня все-таки опасаются.

И скрылась в зарослях.

Я ошарашенно взвесила коробочку на ладони, потом машинально потрясла. Внутри деревянно застучало. При дальнейшем исследовании коробочка оказалась коробком спичек, только странных каких-то. Спички были длиннее и толще обычных, и головки не коричневые, а синие почему-то. Каминные, наверное. Пожав плечами, я сунула спички в карман.

«Не по дороге», видите ли, мне деревня! «В другой стороне» - в другой от чего, елки-палки?

И тут я сообразила, что у меня нет не только телефона, сумка моя со мной в червоточину тоже не провалилась. Почему-то. Черт знает, как эти червоточины себя ведут, может, они неживые объекты не пропускают? Хотя одежда моя цела, барахло в карманах тоже на месте. И цепочка с серьгами на мне – слава богу, очень я этим гарнитуром дорожу. Мама дарила мне его на восемнадцатилетие. Дорогое удовольствие – настоящее лимонное золото и колумбийские изумруды, но даже не в этом дело. Мама с самого детства звала меня «кисуля», «киса» - я родилась в год Кота. Кошки этого гарнитура – мой талисман… Потеряй я его – все равно, что свою удачу потеряла.

А сумку жалко, черт… купила всего пару месяцев назад, разорилась на отличную сумку – и даже толком не насладилась. Плюс телефон, плюс кошелек… и так далее. Документы, в конце концов! То ли сумка осталась там, где я провалилась в червоточину, то ли уже в провале утратилась – один черт. Считай, что сумки и прочего больше нет. Даже если она там на асфальте осталась, сразу и прихватил кто-то.

Настроение резко испортилось. Пока я ползала по окрестным кустам, собирая все, что так или иначе могло называться дровами, между невнятными ругательствами вполголоса пару раз я таки всхлипнула.

Но, как говорится, полезная деятельность успокаивает. Ладно, придумаю что-нибудь. Хорошо хоть алкин телефон помню, дозвониться смогу.

А куда это, кстати, Дарька направилась? Вроде как за едой – получается, у нее где-то поблизости припасы припрятаны? Да нет, вряд ли, зачем ей прятать еду в лесу… Значит, она недалеко где-то живет. Но почему тогда просто не позвала меня туда? Зачем нам у костра сидеть в лесу? Тем более, если (я содрогнулась) здесь есть какие-то ночные звери – видимо, потенциально опасные для человека? Непонятная все-таки нормальному человеку логика у сумасшедших.

Постепенно наваливалась усталость, мысли текли вяло, меня охватило оцепенение, и думать стало лень. Когда Дари вернулась, я сидела, откинувшись на кучу собранных дров и бездумно глядя, как по листве скользят оранжевые блики заходящего солнца, пробивающиеся сквозь деревья. Подумать только, она ухитрилась из своего… лука подстрелить зайца. За едой сходила. Я нервно хихикнула.

- Ты что? – Дарька сноровисто разделывала зайца. Свежевала, вот. Так это называется.

- Да так, - пробормотала я, отворачиваясь. Одно дело покупать кусок мяса или уже разделанную тушку индейки в магазине, и совсем другое – смотреть, как у тебя на глазах сдирают шкуру с совсем недавно живого длинноухого, разрезают его на куски… Я знаю, конечно, что коров и свиней тоже не по головке гладят, когда обеспечивают меня мяском, но…

Меня передернуло. Но есть хотелось все сильнее, и, глядя, как куски зайца, натертые какой-то найденной Дарькой в кустах травкой, шипят над углями, я глотала слюнки и никак не могла дождаться, когда же уже будет готово.

Потом мы вовсю наслаждались мясом, кстати, надо узнать, что за траву использовала Дари, обязательно покупать буду – потрясающий аромат и вкус придает. Засыпая, я смутно видела, как Дари обходит нашу стоянку по кругу, чем-то посыпая траву и шепча какие-то непонятные мне слова…

…Я проснулась среди ночи и долго смотрела на дотлевающие угли. Дари дышала совсем неслышно, и если не смотреть в ее сторону, казалось, что я совсем одна. Почему-то ощущение одиночества меня совсем не пугало. Было что-то то ли романтическое, то ли ностальгическое в этой ночевке у костра. Как когда-то, когда мы с компанией одноклассников удрали от родителей, собиравшихся отправить нас в летний лагерь. Никому оно было не надо, Лешка подал идею, я подхватила, вдвоем мы быстро уломали остальных и, оперативно раздобыв рюкзаки и палатки, затарившись продуктами, мы укатили на электричке в лес и встали лагерем на поляне у ручья. Выяснилось, правда, что мы не учли ночную прохладу, и спать приходилось не столько в палатках, сколько вокруг костра. Кто-то периодически вставал, подкидывал дров, и огонь грел нас до самого утра.

Блин, это было классно. Почему-то сейчас я отчетливо сознавала, что потом уже никогда больше в моей жизни не было ничего настолько же настоящего… Крысиные бега торговцев рекламой, калейдоскоп заказчиков, вечное балансирование между клиентами и начальством, работа, дом, дом, работа, пару раз в неделю йога, пару раз в неделю кафешка или кино с девчонками, напряжные выходные с Артемом, раз в году отпуск в теплых краях… И это – моя жизнь? Я мечтала когда-то именно об этом? Разве я хотела – так?

…Не просыпайтесь посреди ночи, а если проснулись – перевернитесь на другой бок и скорее закрывайте обратно глаза. Не вздумайте начать задавать себе вопросы…

Утро началось отвратительно. Кто-то дышал у меня над ухом, что-то легонько щекотало лоб. Я смертельно не хотела просыпаться, но пришлось. Открыв глаза, я увидела перед собой зеленую мохнатую морду неведомого зверя. Он обнюхивал мне лицо, рассматривая меня в упор желтыми, неправдоподобно яркими глазами. С перепугу я даже не сразу поняла, что передо мной – здоровенный кот.

Зеленый.

Мама…

На визг примчалась Дари, увидев мизансцену – зеленый котище ростом с хорошую собаку и я, одним прыжком оказавшаяся в кустах, - она вскрикнула, что меня совсем не удивило, но вот дальше… Она рванула к котяре с радостным кличем:

- Ну, наконец-то! Где тебя носило так долго? Нас вполне могли сожрать уже несколько раз!

Сердце у меня оборвалось, когда кот преспокойно ответил:

- Гхорты снова появились. Пришлось задержаться.

- Проклятье, - Дари слегка побледнела, – их не было уже двести лет, откуда же… - тут она осеклась.

- Вот именно, - подтвердил кот. И скосил на меня желтый глаз.

Я не кричала, не металась по поляне, я сидела тихо, неподвижно, смотрела на него молча – и вообще вела себя смирно. Очень смирно. В голове было пусто, и единственная мысль, которая там кружилась, – что я не в России. И даже не в Папуасии. Ну не водится в нашем мире зеленых говорящих котов…

Я не дома.

И Дари – не сумасшедшая.



***

Пока мы с Дари шли по неширокой лесной тропинке, Агайресаолл (так звали кота) пробирался лесом, периодически появляясь возле нас.

- Куда мы идем, Дари?

- К Верейе. Это наша ведара… Ну то есть ведунья высшего посвящения. Одна из самых-самых.

- Зачем нам туда?

- Понимаешь, я, как нархи, могу многое, но далеко не все. Вернуть тебя в твой мир я не могу. Я даже не знаю, почему ты здесь оказалась. Да еще в таком месте, - Дари передернула плечами.

Я вспомнила ледяную змейку у себя на шее и вздрогнула.

- Что это было? Там, в пещере?

Она коротко глянула на меня и, помолчав, неохотно сказала:

- Шорга… очень древняя тварь. Живет и нападает только в темноте. Давно о них не слышали. Считалось, что их истребили полностью еще во время последней войны с гхортами – а она закончилась пятьсот лет назад. Откуда она взялась, как сохранилась – непонятно…

- Мне там в какой-то момент стало так жутко, думала, свихнусь от ужаса.

Дари вопросительно посмотрела на меня:

- «Свихнусь»?

- Ну, с ума сойду в смысле…

- Ужас шорги. Она насылает его на жертву, чтобы обессилить. Шорга питается только человеческой сущностью. Выпивает личность и разум, после нее от человека остается живое, но совершенно бессмысленное тело - шоргел. Это тело ходит, спит, добывает себе пищу. Размножается. Это даже не животное, потому что у животного есть хоть какое-то соображение, и оно способно чувствовать. У шоргела не остается ничего. Только инстинкты, и эти инстинкты хищные - ее опять передернуло от какого-то воспоминания, - если тебе встретится шоргел – беги или сражайся. Сразу. Иначе станешь либо пищей, либо… самкой.

- Что же мне теперь, от каждого встречного убегать… Как-нибудь можно шоргела отличить от человека?

- Ну, по движениям… Повадке… А так – только по пятну на шее. Спереди – там, где присасывается шорга.

- А что такое ужас шорги?

- Она, когда догоняет, насылает на человека ужас – и он почти живой. Выглядит как темный сгусток и предпочитает спину. Взбирается вверх, под самые волосы, и там остается, обессиливая жертву. Между ним и пославшей его шоргой, похоже, есть какая-то связь. Если ужас шорги человека нагнал, но человеку каким-то образом удалось от нее ускользнуть, - она его везде найдет. Чувствует, наверное, где ее посланник.

Я похолодела. Ледяная змейка там, в пещере… скользнувшая по моей спине вверх и оставшаяся под волосами… Правда, я не обессилела, а наоборот, рванула вперед, но потом я очень быстро выдохлась. Да и вообще…

- Дари… - севшим голосом сказала я.

Она остановилась, взглянула на мое лицо и вдруг резко развернула меня к себе спиной, одновременно откидывая мне волосы с шеи. По последовавшему за этим молчанию я поняла, что дело плохо.

- Дари, оно… там?..

- Да. Гхорт, как я могла забыть!..

Она сорвала с пояса свой кошель, вывернула его содержимое на тропинку и стала быстро перебирать, ища что-то конкретное. А я стояла неподвижно, глядя на нависающие над нами зеленые ветви, и страх морозными волнами гулял по моей спине, доходя до самого затылка и приподнимая волосы...

Дари встала, прикоснулась к моей шее чем-то мягким, мгновенная резь на коже – и все.

- Можешь поворачиваться.

Я медленно повернулась. Мне страшно не хотелось смотреть на то, что сняла с меня Дари, но взгляд сам упал на ворсистую ткань, на которой сгустился комок серой тьмы – и по спине опять пробежала знобкая волна страха.

Дари внимательно рассматривала сгусток.

- В первый раз вижу вживую… Ладно. Нужно развести огонь. Придется тебе, ты его не удержишь, да и я не удержу долго, поэтому давай, шевелись.

Я беспомощно оглянулась. Я знаю, как разводят костер, видела не один раз, но сама… Черт, да я даже в школе костры не разводила. Ветки нужны сухие…

- Гхорт шхота! – интонация не оставляла сомнений, Дарька испустила ругательство и, судя по страсти в ее голосе, ругательство неслабое…

Я рванула в сторону от тропы, немного углубившись в лес, обнаружила под ногами сухие по виду ветки, вытащила их из-под слоя прошлогодней листвы и выволокла на тропинку.

- Скорее, Дария, - сквозь зубы проговорила Дарька. Я посмотрела на ее напряженное лицо и кинулась разводить первый в своей жизни костер.

Что сказать – костер в конце концов разгорелся. Сначала он только дымил и дымил – ветки оказались все-таки сырые, разгораться не хотели, Дари, ругаясь вполголоса неизвестными мне словами, начала мной руководить. Я переложила ветки так, что из них получился некий шалашик, и только потом стала поджигать сложенные в его глубь самые тонкие веточки.

Как только пламя загудело, Дари, побелевшая от напряжения, бросила в него серый комок – вместе с тканью, на которой она его держала. Я непроизвольно вскрикнула, но ткань, к моему удивлению, не загорелась. А вот ужас шорги вспыхнул ослепительно зеленым пламенем и мгновенно исчез. Дарька веткой вытащила ткань из огня на траву.

Как только она остыла, я взяла ее и рассмотрела. Странно, но даже тонкие нити по ее краям не обгорели. Что там обгорели – их даже не опалило. Совсем. Ничего себе тканюшка… В костюмчике из нее, наверное, в костре плясать можно…

- Плохо, - из-за моего плеча сказала Дари, - эта дрянь просидела на тебе слишком долго. Не уверена, что…

Она замолчала. После недолгого молчания проговорила:

- Теперь только к Верейе, и как можно быстрее. Нам все равно туда, она знает, как отправить тебя домой, а вот с ужасом шорги вообще если кто и поможет, то точно только она. Снять я его сняла, но на тебе остался его след. Я такое вижу впервые. Да и вообще я – не везри, я только страго, это не мой уровень… Так что пойдем очень быстро, без отдыха – нам до темноты надо добраться до реки, а до нее день пути обычным шагом. К Верейе сегодня не успеть, но у текучей воды шорга не должна напасть.

- А Агайре?

Дари улыбнулась:

- Не беспокойся… Он нас не потеряет.

На закате, лежа в изнеможении на прибрежной траве и оцепенело наблюдая, как Дари сноровисто собирает ветки для костра, я никак не могла понять, как после такой гонки у нее есть силы двигаться и что-то делать. Я не могла пошевелиться. Марафон без отдыха по буеракам вымотал меня полностью. Я не знаю, что такое буераки, кажется, что-то труднопроходимое, но иначе назвать места, которые мы прошли, у меня бы язык не повернулся.

Лес довольно скоро кончился, и дальше мы гнали по открытой местности, под палящим солнцем. Сначала – после свежести лесного сумрака – я еще повосхищалась красотой лугов, их разноцветьем и ароматами трав. Но вскоре жара дала себя знать, лес все время мелькал где-то поодаль, то слева, то справа, дразня недоступной тенью и прохладой, а мы все шагали, то спускаясь вместе с тропинкой в овраги, то поднимаясь на небольшие холмы. Воду пришлось экономить, потому что фляга у Дари была невелика, поэтому максимум, который мы могли себе позволить – иногда глотнуть немного прямо на ходу.

И сейчас я могла только лежать, запаленно переводя дыхание и пытаясь облизнуть сухим языком губы. А Дари не только по пути еще добыла утку на ужин, но и сейчас споро занималась обустройством ночевки.

Сгущались сумерки. Дарька принесла воды из ближайшего ручья, и, пока она разжигала огонь, я напилась. Она уже поняла, что с готовкой я ей не помощница, и сейчас сноровисто ощипывала утку для ужина. Чтобы не сидеть трутнем, я взялась принести еще воды и натаскала дров, а потом Дари, натирая утку полюбившейся мне травкой, велела достать мне из ее поясной сумки мешочек из тонкого полотна.

- Если тебе надо в кустики, иди заранее. Ночью за круг выходить нельзя.

- За какой круг?

- За охранный. Я на ночь поставлю защиту от нечисти. Но выходить за границу нельзя. Пересечешь ее – и откроешь дорогу для всех, от кого защищалась.

- И… много тут нечисти? – голос у меня невольно дрогнул.

Дари подняла голову и посмотрела на меня внимательно.

- Достаточно, Даша. Без круга ночевка в лесу не рекомендуется…

Я помолчала. Мне все-таки как-то… не верилось в это во все. В другой мир, в шоргу, в Агайре, в нечисть эту вот...

- Значит, нарушишь круг – станешь добычей нечисти… А возобновить защиту нельзя?

- Можно. Если успеешь.

- То есть?

- Даша, ты представляешь себе, сколько всякой нечисти бродит в темноте? До того ли будет? Мяукнуть не успеешь, не то что круг восстановить…

В кустах зашелестело. Я подпрыгнула.

- Ох, уж эти мне городские жители… - покосился на меня с откровенной иронией Агайресаолл, выбираясь из зарослей. – Нервные, того и гляди от котов бегать начнут. Кто здесь про мяуканье мяукал?

Дари хмыкнула.

- Ужин сам себе добывай. Нам не до того было.

- Ну, люди… Как охранять – так бегут, умоляют, а как покормить… - кот усмехался.

Если коты могут усмехаться.

Этот – мог. Я наконец-то смогла рассмотреть его толком. Кот как кот. Здоровый только и зеленый. Хм, зеленый. Может, он из общества защитников природы? Гринкис, да и только. Я скрыла улыбку.

- Дарь, да ладно, утка большая, хватит нам всем, - сказала я. Мне было бы как-то неудобно есть на глазах у голодного спутника.

- Не беспокойся, Даша, Агайре наша пища не подойдет…

А кот серьезно посмотрел мне в глаза.

- Спасибо, Дария, но я действительно питаюсь иначе, чем вы. И сегодня мне больше не нужно.

И помолчав, вдруг сказал задумчиво:

- Ты не ведьма.

И они с Дари обменялись долгим взглядом.

- Дари, расскажи мне про ваш мир, - попросила я, когда мы умяли утку почти целиком. Стемнело, защитный круг был установлен, Агайре дремал вполглаза у границы, а мы лежали и смотрели в огонь, думая каждая о своем.

- Это сложно. Вот представь: оказалась я у вас и прошу тебя – расскажи, мол, про ваш мир. Что ты сможешь рассказать?

Я задумалась. А правда, что бы я стала рассказывать? Что у нас есть Россия и Америка? Что в Европе стало неспокойно, потому что местные арабы недовольны запретом носить платки и экспансивно требуют разрешения продолжать их носить?.. Что у нас капитализм, а еще в России был Пушкин? И Достоевский. И это было, когда еще были цари…

Как вообще взять и рассказать, в каком мире живешь? Да еще так, чтобы собеседнику стало понятно…

- Ну, не знаю… Ну, расскажи мне про магию.

Дари хмыкнула.

- Нет, подожди, вот – магия у вас всегда была?

Дарька озадаченно помолчала.

- Ну да… А как может быть иначе?

- Ну, не знаю, мало ли! Вдруг у вас была война! Ядерная. И ваша магия – от радиации… - я сбилась и замолчала. А Дари, наоборот, оживилась:

- Что такое – радиация? Какой-то вид магического воздействия?

- Ну… не совсем… - Промямлила я, лихорадочно пытаясь вспомнить механизм действия радиации. Но все, что всплывало – это «ионизирующее излучение». И еще «мутации». – Понимаешь, это не магия. Это физика. – Я опять сбилась. – Ну, закон природы, понимаешь?

Дари молча смотрела на меня, и было совершенно ясно, что ни лешего она не понимает. Я вздохнула.

- В нашем мире все состоит из очень мелких частиц. Ну, то есть так считается. И эти частицы настолько мелкие, что человеку их не видно. Совсем. Чтобы их увидеть, надо смотреть… по-особенному. Ну, с помощью специальных приспособлений, – тут я подумала, что то, что я описываю, наверное, тоже вполне может сойти за магию, - и эти частицы тоже состоят из частиц. Еще более мелких. Ну и иногда этих частиц становится очень много, они сталкиваются, и получается большой взрыв. Ты знаешь, что такое взрыв?

- Да, наши маги с начального уровня овладевают стихией огня и могут использовать ее в бою для взрыва…

Н-да, поговорили. Объясни вот человеку, который преставления не имеет о существовании физики, что такое атомная бомба и радиация…

- Слушай, давай о радиации потом как-нибудь, а? Не знаю я, как объяснить…

- Ну, хорошо. Так что тебе рассказать о нашем мире?

- У вас есть города?

- Конечно, - удивленно посмотрела на меня Дари, - Зарена – это столица, а еще Класень, Долога, Сторина и Белгор. Они на границе стоят… С соседними странами.

- И все?.. Всего пять городов? – не поверила я.

- Почему – всего? – Дари, кажется, даже немного обиделась. – В Кевориче, на границе с которым стоит Долога, вообще всего один город – их столица, Кевор… А у нас – пять. Больше ни в одной стране нет. Даже в Атарико городов только четыре. А Атарико больше, чем Роса… Роса – это наша страна, - пояснила она, заметив мое недоумение.

- А большие города?

- Ну, Зарена – да, большая, там даже дома трехэтажные уже строят.

М-да, перенаселенным этот мир не назовешь… И с цивилизацией как-то оно… не очень. Столица, большой город. С трехэтажными домами.

Я вздохнула.

Ладно, зато воздух чище. И нервы целее. Хотя… что там Гринкис про нервных городских жителей говорил?..

- А кто у вас правит?

- Князь, кто же еще, - опять удивилась Дари.

Князь?.. Меня как стукнуло.

Мы говорим с ней на одном языке! Черт, я же заметила это сразу! Еще решила, что это говорит о том, что я дома! И забыла потом.

Что же это получается? Как это возможно? Неужели в другом мире говорят по-русски?..

- Каждая из вас говорит на своем языке, - не открывая глаз, проговорил вдруг кот, - вам просто кажется, что вы говорите на одном, - тут он открыл глаза и внимательно посмотрел на меня.

Дари взглянула на него с изумлением. Заметив это, Агайре пояснил ей:

- Ты не знала этого раньше, потому что в вашем мире так было всегда. Вы с того момента, как начинаете разговаривать, знаете, что любой человек понятен любому – в какой стране не родился бы собеседник. Вы считаете, что все жители вашего мира говорят на одном языке. На самом деле это не так.

- Но… как же?.. - Дари помолчала, переваривая информацию. - Значит, в каждой стране – свой язык? Но почему же мы понимаем друг друга?

- Это тоже дело Хранителей, - коротко сказал кот, и на лице Дари появилось понимание.

Она спросила:

- А из людей об этом кто-то знает?

- Конечно.

Она замолчала и задумалась. А меня распирали вопросы.

Как может быть, что люди, говоря на разных языках, понимают друг друга и думают, что говорят на одном? Кто такие Хранители?

И самое главное.

Я ведь не успела спросить вслух. Я только подумала. Агайресаолл ответил мне на незаданный вопрос…

- Спокойной ночи, Не-Ведьма, - едва заметно усмехаясь, проговорил кот.

Я проснулась посреди ночи как от толчка. На самом краю сознания бродило что-то неясное, какая-то смутная тревога подняла меня на ноги. Костер догорел, едва заметно тлели угли, переливались оранжево-красным, ничего не освещающим светом. Я, не двигаясь, всматривалась в ночь. Темнота не была беспросветной, но не давала толком увидеть окружающее. Случайно повернувшись в сторону реки, я увидела их и замерла.

На фоне воды, отливающей серым в темноте, они были хорошо видны. Бесформенные, точнее, постоянно меняющие форму, темные фигуры медленно бродили вдоль какой-то линии, не приближаясь к нам.

Круг!.. Конечно! Они бродили вдоль круга, не в состоянии пересечь его. Нечисть.

Стало жутковато. Я не сильна в классификации нечистой силы. В нашем ненормальном мире, переполненном самыми разнообразными историями о вампирах, колдунах и прочих хоббитах, мудрено совсем уж ничего не знать об этих персонажах. Знаю и я, но как-то несолидно – так, по верхушкам. Ну, черти там еще, русалки, гномы и тому подобное. Но то, что я видела сейчас, не было похоже ни на что известное мне ранее.

- Чего не спится? – ворчливый голос Агайре раздался прямо около меня, и я подпрыгнула от неожиданности. – Навок не видела?

- Знаете же, что нет… Нет ничего такого в моем мире…

- Есть и в вашем, - неожиданно сказал кот, - знаю, бывал.

Я на мгновение забыла о навках.

- Как?.. Когда? Но тогда и меня… Да?.. – от переполнявших меня чувств речь моя несколько утратила обычно присущие ей изящество и выразительность.

Кот хмыкнул. Я никак не могла этого увидеть, но услышала очень хорошо.

- Нет. Твой путь домой лежит через Верейю.

- Но почему?

- Потому что только она может подсказать способ заключить Тмерр, - спокойно сказала Дари. Она тоже проснулась и встала рядом со мной, глядя в сторону реки.

- О чем ты?

- Даша. Сейчас ночь, нас ждет завтра трудная дорога. До Верейи еще больше дня пути. Текучей воды по дороге больше не будет, так что либо мы до темноты доберемся до ее дома, либо шорга доберется до тебя. И я не уверена, что смогу тебе помочь. Их никто не видел уже пятьсот лет как, поэтому способы уничтожения шорги страго изучают несколько… поверхностно. Не на ком учиться. Меня учили сражаться с ней, но только в теории, понимаешь?

Это я понимала. «Теоретически» было любимым словечком алкиного отца, гениального хирурга по профессии и философа по жизни. В его устах «теоретически» звучало примерно как «фантастично». В животе у меня заныло. Да что ж такое, сколько ж можно всяких ужасов на меня на одну! Я вам что, подопытный кролик, что ли?!

Выразив мысленно свое возмущение происходящим кому-то «там наверху», я глупо спросила:

- И что?

- И то. Мы встанем рано и будем двигаться очень быстро. На пределе возможностей.

- Что, быстрее, чем сегодня? – спросила я с ужасом.

- Гораздо. Если хочешь жить.

Этот лаконичный ответ неожиданно меня успокоил. Что ж.

Если на меня на маленькую столько всего валится… а жить мне точно хочется… долго и счастливо, между прочим!  Значит…

Значит, доберемся до Верейи в срок. А там я от вас не отстану... Все мне расскажете.



Глава 2

Меня разбудил шум. За деревьями небо посерело, скоро рассвет, значит, проспала я недолго. Я никак не могла разлепить глаза, но громкий голос Дари быстро привел меня в чувство:

- Агайре, скорее! Я не могу!..

Тихое, но полное обессиливающего ужаса шипение, отрывистые возгласы Дари, рычание – я вскочила, пытаясь понять, что происходит. В сереющей темноте было ничего не разобрать, я слышала глухие короткие звуки, как будто кто-то стучал молотком по дереву, и застыла, не зная, что предпринять. Постепенно во мгле проявились силуэты Дари и кота – и рядом с ними нечто настолько жуткое, что у меня подкосились ноги. Нависающий над моими спутниками силуэт был настолько огромен, что их фигурки рядом с ним казались игрушечными. Тем не менее, они сражались.

Дари действовала своим ножом, больше похожим на кинжал, Агайресаолл стремительно увеличивался в размерах и когти на его лапах уже больше напоминали сабли, но им обоим явно приходилось нелегко. Я стряхнула оцепенение. Надо что-то предпринять – но что? Нож в руке Дари казался спичкой на фоне твари, но у меня не было даже ножа.

- Даша, в воду! Быстро! – вдруг крикнула Дари, и я каким-то шестым чувством поняла, что тварь берет верх.

Оказавшись по шею в воде, я напряженно всматривалась в сумрак, пытаясь разглядеть, что происходит на берегу. Шум схватки нарастал, шипение твари звучало уже почти как визг, и от этого визга меня охватывало нестерпимое желание зажмуриться, зажать уши и без памяти мчаться прочь, куда угодно, но только прочь, прочь отсюда. Я все-таки зажмурилась, всеми силами пытаясь удержаться от паники, я откуда-то хорошо знала, что нас настигла шорга, и что стоит мне выскочить из воды – и тварь меня достанет. Рычание кота тоже становилось все громче, приоткрыв один глаз, я увидела, что он непомерно вырос, казалось, что кончики его ушей царапают небо над лесом, а шорга отступала…

И вдруг одним резким броском она оказалась в тылу у моих защитников, кот мгновенно перехватил ее, располосовав ей бок, из которого фонтаном брызнула отвратительного вида жидкость, но шоргу это не остановило. Она упорно пробивалась ко мне, не обращая ни малейшего внимания ни на Дари, которая, забравшись ей на спину, рубила ножом ей шею – или то, что твари шею заменяло, - ни на то, что когти кота выдирали страшные даже на вид ошметки из ее тела. Казалось, ее жизнь зависела от  того, достанет она меня или нет…

«После нее остается живое, но совершенно бессмысленное тело... даже не животное» - всплыло вдруг у меня в сознании, и, безотчетно шагнув к торчащей из воды недалеко от меня коряге, неимоверным усилием я отодрала от нее огромный сук и встала как вкопанная, без единой мысли в голове, ни на миг не отрывая глаз от твари, бешено рвущейся ко мне. Это было единственное оружие, которое я могла добыть, в голове у меня звенела пустота, и стоять я была готова насмерть, как панфиловцы под Москвой.

Но тут кот одним прыжком взмахнул твари на спину, закрыв от меня Дари, и от души полоснул страшенными зубами. Из головы шорги выстрелила мутно-грязная струя, а тварь остановилась и завизжала так, что по воде прокатилось длинное, гулкое эхо ее визга. Из леса вдруг выметнулась фигура с длинным… мечом, решила я, и коротким взмахом вонзила меч прямо в брюхо шорги. Не знаю, что именно оказало решающее значение, но шорга вдруг начала таять. Вот сквозь нее уже прорисовался лес и рассветное небо за ним, вот уже видна таинственная фигура, вот Дари провалилась сквозь мглу, которой становилась тварь, и оказалась на земле. Агайре, стремительно уменьшаясь в размерах, тоже стоит на траве. Еще мгновение – и от мглы не осталось ничего. Даже следа.

Фигура нагнулась, сорвала пучок травы и вытерла меч.

Нет, все-таки вытер.

Несколько мгновений я еще стояла, вцепившись в сук, а потом меня затрясло, и, я, так и стоя в воде и не выпуская дубинку из руки, заревела в голос.

Невыразимый ужас и слепая ярость загнанного в угол животного отпустили меня, и пережитый кошмар выходил из меня короткими, сотрясающими все тело рыданиями. Кот мгновенно оказался около меня, вытащил меня, как котенка, на берег, и я села прямо в луже текущей с меня воды, одной рукой зажимая себе рот, а другой намертво стискивая свое грозное оружие. Дари обняла меня за плечи, а воин отцепил с пояса фляжку, опустился на корточки и в промежутке между рыданиями заставил меня отхлебнуть.

Горло мне перехватило, я поперхнулась, закашлялась, бросила сук и замахала руками. Не знаю, что за зелье было у него во фляжке, в которой нормальные люди воду носят, но это было еще похлеще, чем самогон, который мы пили с Алкой в гостях у ее дальнего родственника, в деревне. Самогон был крепчайший, но зелью негаданного помощника он в подметки не годился. Таким напитком хорошо недругов изводить. Выпил чарочку – и амбец. Можно панихиду заказывать.

Убедившись, что я пришла в себя, воин обошел нашу стоянку, внимательно осматривая землю. Дари села на землю рядом со мной, положила нож и потерла ладонями лицо. Кот куда-то делся, я не успела заметить – куда. Говорить не хотелось, но я все-таки спросила:

- Она вернется?

- Не думаю, - нехотя ответила Дарька, - после таких ран она должна отлеживаться месяца два. По идее.

- А на деле?

- А на деле – не знаю. Шорга никогда не нападает у текучей воды. Встретив упорное сопротивление, она отступает. Будучи раненой, сразу прекращает нападение и спасается в свое убежище, чтобы восстановиться. По крайней мере, так нас учили…

- Или учили вас неправильно, или шоргу учили чему-то другому… - сказала я, мрачно прикидывая, переживу ли я второй «визит дамы».

Дари вскинулась было, видимо, желая защитить своих учителей, но остановилась и махнула рукой. А помолчав, тихо произнесла:

- Мне кажется, ее гнало что-то вперед. Как будто она должна была тебя достать во что бы то ни стало…

Мы переглянулись. Такое же впечатление сложилось и у меня. А это означало, что у бессмысленной, хищной твари имелся какой-то определенный мотив – более сильный, чем тривиальное желание поесть...

- Охотничью собаку видели когда-нибудь? – спросил незаметно подошедший гость. – Хозяин посылает ее на дичь, и собака приносит ему добычу.

Дари прищурила глаза:

- Ты думаешь, ее послали?..

- Тмерр, - ответил воин.

Дари коротко выдохнула. Воин бросил на меня короткий взгляд.

Мы с Дари смотрели на него.

- Асдайр Лаоч, саорсекран, - назвался гость, явно прочтя вопрос в наших глазах.

Дари едва слышно ахнула.

- Асдайр!.. Тот самый?..

Асдайр усмехнулся. Опомнившись, Дари тоже представилась:

- Дари Ар Аис, страго.

И Асдайр посмотрел на нее с интересом и уважением.

Я вдруг почувствовала некоторое раздражение. Было совершенно ясно, что собеседники наслышаны друг о друге и сейчас всячески выражали друг другу свое уважение, и все это было страшно интересно и здорово, но вообще-то тут сидит потенциальная жертва кошмарного чудовища, которое может вернуться в любой момент (по крайней мере, теоретически) и все-таки меня сожрать, а они тут политесы разводят.

- Дарья, гость из другого мира, - мрачно сказала я.

Вот и познакомились.

Пока Асдайр добывал дичь всем нам на завтрак, Дари, разводя огонь, коротко меня просветила. Оказывается, он известная фигура в этом мире. Саорсекран – это странствующий воин-маг второго посвящения (выше – только третий), но известен Асдайр вовсе не этим, поскольку здесь такой воин – явление хоть и не распространенное, но встречающееся. Оказывается, он какой-то местный герой, несколько лет назад в одиночку сорвавший какой-то особенно пакостный замысел местных сил зла, грозивший серьезными неприятностями здешнему человечеству. А еще до этого он обучался у какого-то совсем запредельно крутого местного мага, выше которого ващще только небо, как я поняла. Причем волшебник этот страшный мизантроп, и последние двести лет (мамадорогая!..) наотрез отказывался брать учеников. А Асдайр вот как-то сумел к нему найти подход. Благодаря чему и получил в результате второе посвящение. В общем, занятный тип.

За завтраком было решено форсированным маршем двигать к Верейе. Шорга, по словам моих спутников, вела себя нетипично для представителя своего вида, защитить меня, как было установлено опытным путем, они могут, но попусту рисковать никто не хотел.

После недолгого завтрака мы двинули с низкого старта. Вчерашний марафон, который казался мне страшным испытанием, с позиции сегодняшнего дня увиделся мне совсем в ином свете. Мы гнали почти бегом, останавливаясь каждые пару часов всего на 15-20 минут для передышки. Дари всю дорогу гнобила себя за то, что вся эта эпопея застала ее без меча (я не совсем поняла, как это случилось, по всему выходило, что с мечом она не расстается даже во сне) и даже без нормального снаряжения для пешего туризма, типа дорожной сумки с необходимыми причиндалами и прочего. Из ее кратких и очень эмоциональных высказываний я уловила, что нечто сорвало ее с места внезапно, без какой-либо возможности экипироваться как следует.

Я в обсуждение не вступала, по той простой причине, что дыхалки мне на это не хватало. Я едва выдерживала заданный темп, на разговоры ни сил, ни легких уже не оставалось. А вот Дари с Асдайром регулярно перекидывались отрывочными фразами, смысл которых быстро начал ускользать от моего затуманенного сознания. Все, что я помню из этого дня – жарящее сверху солнце и пыльная, хорошо утоптанная дорога под ногами. Не спрашивайте меня, как я выдержала это путешествие – я не имею об этом ни малейшего понятия…

К вечеру мы наконец вошли в лес, сразу стало прохладнее, но движение замедлилось. Мы свернули с тропы и шли по нехоженому лесу – со всеми вытекающими последствиями. Вы давно гуляли по бурелому? Я до этого – никогда, и у меня нет никакого желания повторять этот подвиг. Поднырнуть или вскарабкаться на огромный поваленный ствол, сразу же за которым как будто из ниоткуда возникает следующий, продраться сквозь полосу кустарника, отвести ветки, бьющие по глазам, преодолеть овражек, перейти ручей, бегущий по его дну, поднырнуть под упавшее дерево…

Уже темнело, когда Асдайр сказал, что мы пришли. Эта новость никак не всколыхнула моего отупения, мне было уже почти все равно. Но мы действительно пришли. Осмотревшись, я разглядела посреди кустарника искусно вписанный в него добротный бревенчатый дом. Ни забора, никакого огорода рядом…



***

Я очнулась резко, рывком, но приснившийся прямо перед пробуждением сон, смутный и темный, никак не хотел меня отпускать. Перед глазами струились его жуткие тени, и я как будто все еще бежала и бежала сквозь бесконечный мрак и ужас, как будто все еще дралась не на жизнь, а на смерть, загнанная в последний угол, из которого нет спасения…

Я открыла глаза. Чистый, белый – почему-то так и хотелось сказать беленый - потолок надо мной успокоил бы меня, если бы не три ярко светящихся зеленых… шара? – размером с апельсин каждый, круживших в воздухе прямо над моим лицом. В полном офигении я следила взглядом за их причудливой траекторией, как вдруг внезапно они исчезли. Все три сразу. Как будто кто-то нажал на выключатель. Краем глаза уловив какое-то движение, я повернула голову.

У дверей в комнату стояла темноволосая женщина средних лет. Брови ее слегка хмурились, смотрела она на меня как-то уж очень внимательно, от чего где-то внутри меня шевелилось какое-то неуютное ощущение, а рука еще завершала движение, которым, видимо, она и выключила эти самые… шары.

Наверное, какое-то колдовство – это было первое, что пришло мне в голову. Что это были за шары, и зачем они ей были нужны – да еще прямо надо мной – было непонятно и поэтому немного тревожно, но сдаваться я не собиралась. Я села в постели, глядя ей прямо в глаза.

Женщина слегка усмехнулась:

- Доброе утро, Дарья. Пора вставать.

И вышла, тихо и плотно закрыв за собой дверь.

Видимо, это и была Верейя, хозяйка этого дома, стоящего прямо в самой гуще леса, и таинственная могущественная ведьма, к которой мы так спешили. Вечером, добравшись, наконец, до ее дома, я была уже не в состоянии, так сказать, осматривать достопримечательности. Усвоив, что хозяйки нет дома и что располагаться мы будем самостоятельно, я немедленно расположилась – вполне самостоятельно – в уголке около теплого бока печки и прикрыла глаза, намереваясь сидеть так, пока тихо переговаривающиеся Дари и Асдайр не покажут мне место, где я могу устроиться на ночь.

Что ж, место мне не понадобилось – я отрубилась мгновенно, по крайней мере, последнее что я помню – это как я закрыла глаза. Открыла я их уже тут. Кто-то сердобольный раздел меня и уложил в постель. Надеюсь, это была Дари, потому что белье на мне сегодня было не самое впечатляющее…

Стоп, о чем это я думаю? Я разозлилась. Еще мне не хватало на всяких тут героев местного разлива засматриваться! У них тут и своих… героинь навалом. Разозлившись еще сильнее, и почему-то теперь – на Дарьку, я оделась, застелила постель и, мимоходом глянув в окно, застыла на месте, как заколдованная.

За окном был сад. Или лес? Нет, наверное, все-таки сад, но он был такой же естественный, как лес вокруг, только потрясающе красивый. Все оттенки зеленого, просвечивающие солнцем на голубом фоне небес, создавали такой ансамбль, что перехватывало дыхание и в животе что-то екало. Безмятежное, светящееся летнее утро было за окном, сквозь цветущие деревья просвечивала ярко-синяя вода – речка?.. озеро?.. Тишина, легкость и радость, исходящие из сада, сладкие запахи трав и  цветов, доносящиеся в открытое окно…

Стоп. Я отлично помню, как вчера мы ломились сквозь непроходимую чащу и бурелом, и дом стоял прямо в самой гуще этого самого бурелома, и не было никакого сада вокруг – мрачное и неприветливое в густеющей вечерней мгле место… Черт возьми. Ну да, да, хозяйка же ведьма, черт бы вас всех побрал! Как там? Ведара – ведунья высшего уровня, блин!..

Сказать, что мне стало тошно – ничего не сказать. Я хотела домой. Где, может, и нет таких вот берущих за душу своим очарованием мест, но зато все понятно и знакомо, все известно, привычно и удобно, где я знаю, кто я и что мне делать в следующий момент! И пусть кто-то скажет мне, что я дура, что это так интересно – попасть в другой мир, где есть магия и все такое, но я хочу домой, ясно? Да, там воздух воняет выхлопными газами, там жуткие пробки на дорогах, там в городе серо и грязно даже летом, там я трачу свою жизнь на всяких идиотов только потому, что они, эти идиоты, заработали себе на жизнь и на бизнес, а я – нет. Но там я знаю, что мне делать, я не беспомощная овца, которую куда-то волокут, я могу там сама!..

Наверное, я заплакала бы от злости и отчаяния, если бы не это утро за окном. Зеленые листья, просвечивающие золотом солнца, синяя вода, ослепительные цветы на поляне – все это было другим. Злость и отчаяние не могли здесь существовать, им не было сюда хода – их не пускало что-то, что сильнее отчаяния и любого горя. Сама жизнь, что ли…

Я чувствовала, как стихает накал эмоций, сменяясь тупой мрачностью.

А еще я страшно хотела искупаться.

Двое суток марафона по лесам, по долам; жара, пыль, пот, страх – все это лежало на моей коже ощутимым, плотным слоем, и безумно, нестерпимо хотелось окунуться в прохладную воду, смыть с себя все это, ощутить всем телом свежесть и невесомость… течение воды…

Не хотелось ни с кем разговаривать, отвечать на вопросы, узнавать о дальнейших планах, никого не хотелось видеть и слышать, хотелось уйти далеко, далеко, и молчать, и лежать бездумно на солнце, и плыть в освежающей воде…

Словом, я вылезла в окно. Проявив чудеса ловкости – то есть зацепившись за что-то так, что чуть не загремела в полный рост, как подкошенная секвойя (интересно, откуда возникла эта самая секвойя и кто вообще сумел бы ее подкосить), я босиком, прямо по сочной траве, в которой тонули ноги, отправилась к воде, видневшейся сквозь деревья.

Это оказалась река. Под деревьями росла густая и мягкая трава, дальше начинался желтый песок. Мечта, а не пляж. Чистое дно, прозрачная вода, даже есть тенек, куда можно уйти с солнцепека, если станет совсем жарко.

М-да, купальника у меня с собой нет, не подумала я как-то захватить купальник, направляясь к клиенту… Представив себе лицо Елецкого – когда я, заявившись к нему, вместо рабочих материалов выложила бы из сумки купальник – я неожиданно для себя хихикнула. Лицо представилось как-то совсем смутно и немедленно растаяло, не оставив по себе никакого воспоминания.

Эх!.. Ну нет у меня купальника, да и фиг с ним. Я разделась до белья и, подумав немного, разделась и дальше. Черт с вами со всеми, имею я право наедине с собой побыть в неглиже?!

Прошло довольно много времени, я уже успела переползти в тень и даже слегка одеться, когда меня отыскала Дари. Она молча села рядом и некоторое время глядела на воду, не говоря ни слова. А я смотрела в небо сквозь листву дерева, в голубые промежутки между зеленым, в голове моей не было ни одной мысли, и мрачное настроение к этому времени сменилось какой-то отрешенностью и слабой печалью.

Что-то заканчивалось здесь, на этом берегу, прямо сейчас что-то во мне, какая-то существенная часть меня уходила в прошлое. И не было возврата, и было страшно, страшно, как перед прыжком в пропасть на «крыле», и что-то поскуливало в душе и просилось обратно… да ведь вот в чем фишка – ну не было здесь и сейчас никакого «обратно», да и где оно теперь есть? Даже если я прямо сейчас вернусь домой – я что, стану прежней? Слепой, визжащий ужас, овладевший мной, когда шорга яростно рвалась ко мне, и мое бессмысленное, упрямое, безнадежное стояние с суком в руке против чего-то, что хуже смерти – куда я дену все это? Разве оно уйдет куда-то, даже если я попаду к себе домой?..

Что-то менялось во мне, безвозвратно, неотвратимо – и с этим ничего нельзя было поделать. Я встала, ухватившись за поданную мне руку, и пошла за Дарькой к дому, навсегда оставив прежнюю себя на берегу неизвестной мне реки...

Уйти торжественно, как того требовал момент, не получилось – запутавшись ногой в высокой траве, я таки грянулась оземь, породив небольшое трясение земли и даже, вероятно, некоторое цунами в близлежащем водоеме.

Вот ведь!..



***

Приканчивая завтрак, я пыталась осмыслить все, что узнала за его время. Кратко резюмируя, дела обстояли так.

В этом мире я оказалась по вине некоей Тмерр – чудовищное порождение тьмы, появившееся на свет, если можно так выразиться, невообразимое количество времени тому назад. Шорга действует по ее воле, и в пещере шорги я оказалась именно поэтому. Коротко говоря, шорга – охотничья собака Тмерр. Твари, уже тысячу лет назад бывшей легендарной, но от этого не ставшей менее реальной. Сильно вникать в то, что именно она из себя представляет, я пока не стала – успеется, судя по всему, мне придется задержаться здесь на какое-то время.

И это было то, что беспокоило меня наравне с интересом персонально ко мне какого-то страшенного чудовища. Мама с ума сойдет дома… С работы уволят. Алка опять же, и вообще девчонки – что подумают...

Несколько успокоило меня то, что Агайре пообещал «договориться со временем». С ума сойти, он мог сделать так, что все то время, пока я не вернусь, никто не будет осознавать моего отсутствия. Или не будет осознавать этого самого времени. Или еще как-то, я так и не поняла. Верилось в такое с трудом, но хоть о маме и родственниках беспокоиться не надо. Да и девчонки будут в порядке…

А застряла я, видимо, и правда надолго. Дома Тмерр достанет меня в любой момент, ей ничего это не стоит, и предугадать, где я окажусь после ее «вызова» - не сразу ли в ее логове? – не может никто. И защиты пока от этого нет. Надо выяснить, зачем я ей понадобилась, надо обучить меня минимальным способам защиты, надо… надо…

Асдайр смотрел на меня с видимым сочувствием. Видимо, выглядела я не айс со всеми этими известиями. Агайре, появившийся непосредственно перед завтраком, все время непроницаемо молчал, изредка обмениваясь взглядами с Верейей. Дари кусала губы. Все что-то такое понимали про меня, одна я ничего не понимала из того, что они понимают, но я была занята своими мыслями и не обращала никакого внимания на всю эту разведенную вокруг меня таинственность.

Все-таки я сильно рассчитывала оказаться дома уже прямо сегодня. Всю дорогу мне казалось, что вот дойдем до Верейи, она – хоп! – и отправит меня обратно, и все мое несладкое приключение на этом кончится. Я уже почти чувствовала себя дома, в привычной обстановке, в безопасности. Добраться домой, облиться тугим душем, сильно, сильно массируя тело, лечь в ароматную, полную пены ванну, поставить на бортик полный стакан мартини со льдом и забыть обо всем происшедшем хотя бы на сегодня. Позвонить маме, поболтать с ней немного ни о чем, поговорить с Алкой, потом позвать Артема… Да и пусть у нас с ним все непросто, пусть он мной недоволен, но пусть просто будет рядом, я сама дорисую все остальное, главное – не чувствовать себя беспомощной и одинокой, черт!..

Я вздохнула. Сегодня все это точно не случится. Разочарование не проходило. А ведь если бы я немного подумала головой, я бы не надеялась на такое счастье. Не нужно даже было узнавать всего того, что я сейчас узнала, чтобы понять, что так просто все не кончится. Что коли уж меня выдернули из моего мира один раз, так же легко меня оттуда могут выдернуть и второй.

С другой стороны, а когда мне было думать-то? Во время экстремального марша, что ли? Все происходит слишком быстро, я не успеваю за событиями. Вот опять – все вокруг меня что-то знают и понимают, а я нет. Я выплыла из своих нелегких мыслей и огляделась.

Все молчали. Дари глядела прямо на меня, от ее взгляда мне сделалось немного не по себе. Асдайр задумчиво смотрел в окно, слегка прищурившись, как будто решал какую-то задачку. Прикрытые глаза Агайре создавали впечатление, что он дремлет, но откуда-то я знала, что это не так. И только на лице Верейи не было и тени хмурого выражения, она смотрела то на Дари, то на меня, и искорки мерцали в ее улыбающихся глазах.

Молчание прервал Агайресаолл. Открыв свои неправдоподобно желтые глаза и тряхнув ухом, он коротко глянул на меня и сказал:

- Добро пожаловать, Не-Ведьма.

И усмехнулся. Улыбка Верейи стала явной, она покачала головой, укоризненно глядя на кота. Он улыбнулся ей в ответ и, потянувшись совсем по-кошачьи, сел.

- Думаю, нам всем надо решить, что мы делаем дальше, - Агайре осмотрел всех сидящих за столом, - Не-Ведьму мы привели к Ведьме, и здесь каждому предстоит решить, куда лежит его путь дальше.

- Я ухожу, - коротко сказала Дари.

Я ошеломленно посмотрела на нее. Поймав мой взгляд, она твердо сказала:

- Даша. Я точно знаю, что сейчас не нужна тебе, как не нужен никто из нас, кроме Верейи. Я не знаю, сколько времени это будет так, но сейчас тебе нужна только она.

Асдайр одобрительно кивнул:

- Она права. Тебе сейчас нужна только Верейя.

Я молчала, глядя в стол. Каким-то непонятным способом я успела привязаться к ним – за неполные два дня! – и сейчас мысль о том, что я останусь одна… ну, пусть не одна, пусть с Верейей, но я познакомилась с ней – если это можно назвать знакомством – всего пару часов назад, а с ними мы преодолевали вместе трудный путь, мы спали, ели и даже сражались вместе, они спасали мне жизнь – совершенно незнакомому, постороннему, чужому им человеку, человеку даже не из их мира, и на этом пути в сплаве страха, ярости, усталости, отупения и упорства во мне родилось какое-то чувство к ним. И мне казалось, что и у них ко мне – тоже.

А сейчас они уходят. Что ж…

Стиснув зубы, чтобы не заплакать, я подняла глаза и наткнулась на внимательный взгляд Агайре. Почему-то я была уверена, что все они знают, что я чувствую, но я бы скорее умерла сейчас, чем показала свое состояние – и постаралась выдержать взгляд кота.

После долгой паузы Агайресаолл сказал, не отводя от меня своих желтых глаз:

- Тебе нужно многому научиться. А нам нужно многое узнать за это время. Мы не сможем ничего узнать, если будем без толку сидеть рядом с тобой, оберегая твой душевный комфорт.

Я почувствовала облегчение. Они уходят не насовсем. А я уж подумала…

- Тебе пора взрослеть, Не-Ведьма, - сурово сказал кот, по-прежнему не отпуская моего взгляда.

Откуда-то я знала, что все они – кроме Верейи – сейчас смотрят на меня как смотрят взрослые на равную им по возрасту, но упрямо держащуюся за свое детское платьице девицу. Верейя опять улыбалась, я знала об этом, даже не видя ее – я не могла видеть ничего, кроме нестерпимо желтых кошачьих глаз.

- Перестань ее так называть, - вдруг сказала она коту. - Разве ты не видишь?

Он наконец отвел от меня глаза и с тем же выражением посмотрел на нее.

- Вижу. Как вижу и то, что у нее впереди слишком долгий путь. Если она не повзрослеет.

Я опомнилась. Это что еще за воспитательные… и тут же опомнилась снова. Ну да. Он прав.

Он прав.

Дари обняла меня. Я чувствовала улыбку у нее на лице. Так, как чувствовала и то, что меня никто не осуждал за слабость – каким-то непонятным образом я ощущала, что взрослые, окружавшие меня, на собственном опыте знали, что такое подобные слабости, и принимали себя и окружающих такими, как есть. Я спокойно встретила взгляд Агайре, угадывая теплоту за непроницаемостью глаз.

Что-то произошло. Я откуда-то знала, что происходит вокруг, какие чувства испытывают окружающие, я знала, что происходит НА САМОМ ДЕЛЕ вокруг меня – даже не глядя. В какой-то момент мне показалось, что вокруг меня стремительно вращается тугой вихрь всего того, что настойчиво переполняло мои ощущения, голова у меня закружилась, и темнота в глазах рассеялась только спустя некоторое время.

 Я обнаружила себя сидящей в глубоком кресле у окна, напротив меня сидела Верейя. Больше в комнате никого не было.

- Они уже ушли?

- Ну что ты. Ушел только Агайре, но даже в этом я не очень уверена, - она опять улыбнулась, - Дари и Асдайр уйдут завтра на рассвете. Им надо передохнуть после ваших приключений.

- А что со мной произошло?

- Первый уровень. Эмпатия.

Слово было знакомое, но смысл я не помнила. И потом – что это за первый уровень? Я посмотрела на Верейю.

- Первый уровень силы, - ответила она на мой невысказанный вопрос, серьезно глядя мне в глаза, - твоя сила просыпается. Ты начинаешь чувствовать других, воспринимать их непосредственно, а не через зрение или слух.

- Какая еще сила? – спросила я в совершеннейшем офигении.

- Магическая, - ответ прозвучал совершенно обыденно.

Как будто тут каждый день у кого-то магическая сила просыпается! Ну то есть тут-то, может, и каждый день, а вот там… Черт, но я же тут! Блин, но я же из другого мира, нет у нас там никакой магической силы, не бывает просто, откуда она у меня-то взялась? Вон и Гринкис меня все время Не-Ведьмой обзывает…

- Ты пока еще не ведьма, - прозвучало в ответ на мои мысли, - ты просто девочка из другого мира. Не больше, но и не меньше…

Верейя пристально смотрела мне в глаза и после некоторой паузы, наполненной каким-то непонятным мне смыслом, тихо повторила:

- Не меньше.



Я нашла Дари у реки. Она смотрела на воду, и мысли ее были неспешны и печальны. Я ощутила ее отстраненность и едва уловимую печаль так ясно, будто это я сидела там, у воды, на стволе упавшего дерева, скользя взглядом по речной глади.

…интересно, я теперь всегда буду ощущать эмоции окружающих? Неудобно это, наверное, разбираться все время – где твои чувства, а где чужие, да и вряд ли окружающие рады, когда кто-то их «читает» как открытую книгу… но сейчас я отодвинула эти мысли – успею еще понять, что к чему, а вот с чего загрустила Дарька?

Сев рядом, я так же молча уставилась на воду. Есть что-то завораживающее в течении реки, когда струящиеся в глубине потоки едва морщат водную гладь, унося куда-то вдаль все подхваченное течением – прошлогоднюю травинку, пожелтевший раньше времени лист дерева, осыпавшиеся лепестки. Так сидела бы и смотрела часами…

- Когда-то у меня был дом, - тихо сказала Дари. И продолжила после некоторого молчания:

- У нас всегда было удивительно уютно. Наверное, это из-за мамы. И, наверное, потому, что отец как-то очень ее любил. Она была удивительная. Да… у меня были родители, были сестра и брат, в нашей же деревне жили мои тетки и дядья, бабушки и дедушки...

- Что с ними случилось? – спросила я, когда молчание стало казаться нестерпимым.

- Гхорты. На деревню напали гхорты. Это было последнее их нападение, после которого нам всем все-таки пришлось объединиться, чтобы уничтожить эту заразу. Их выбили почти всех, вырваться и сбежать удалось совсем немногим. Но мою деревню это не вернуло.

Я молчала. Страшненькая история, рассказанная почти спокойным тоном, от этого становилась еще страшнее. Я попыталась представить – вот в нашу квартиру, в которой я выросла, врываются какие-то гнусные твари, убивая всех на своем пути. Маму, брата. Мою любимую тетку, мамину сестру, гостившую у нас недавно. Потоки крови, мертвые разодранные тела. Во всем городе творится кромешный ужас. Вот я оказываюсь у дома деда – и вижу, что твари добрались и сюда тоже…

Меня затошнило, пальцы похолодели. С усилием отогнав кошмарное видение, я вспомнила сказанные Дарькой ранее по другому поводу слова.

- Дари… Когда это было?

- Двести лет назад, Даша. Это было двести лет назад.

Откинувшись на ствол дерева, я прикрыла глаза. Сколько же ей лет? Уж в любом случае больше двухсот.

Я просто котенок рядом с ней.

Я вообще здесь котенок. Я не знаю, что такое борьба добра и зла – ну, если не считать таковой схваток на карьерной лестнице или войны за парковочные места. Я не воевала с тварями, убивавшими людей, я не теряла своих близких, не убивала чудовищ, не… не…

Я и живу-то как-то очень уж недолго.

И на кой я сдалась этой самой Тмерр?



Глава 3

Я медленно выдохнула, изо всех сил сдерживая злость. Чертова огненная магия никак не давалась. Пульсары не получались, а редкие выходившие из-под моих пальцев оказывались разнокалиберными, слабосильными и выглядели какими-то кривобокими. Свеча загораться тоже не хотела, и я тратила кучу времени и сил, пытаясь щелчком пальцев засветить огонек на фитиле. Чувствовала я себя после этих тренировок как выжатый лимон.

Верейя в процесс тренировок вмешивалась мало. Показав, что и как делать, и добившись от меня правильного исполнения, она покидала тренировочную подземную комнату, которую я про себя называла полигоном. Комната была старая, на зачарованных каменных стенах виднелись следы огня, кое-где камни были выбиты со своих мест, и местами выглядело это, честно говоря, как дом Павлова в кино про сталинградскую битву. Зачарованы стены были на совесть. Мои экзерсисы не оставляли на стенах никакого следа, я вообще увидела, как огненный шар веером выбивает из стены каменную крошку, только однажды – когда Верейя показала мне, как должен выглядеть полноценный боевой пульсар. Сравнивая потом выемку в стене от этого опыта и некоторые старые следы, я пыталась представить мощь того, кто создавал пульсары такой силы. Становилось страшновато.

Верейя объяснила мне, что у каждого мага своя специфика, то есть стихия, которая ему родственна и является основной в работе с энергиями, но владеть всеми магическими стихиями – это база для любого мага. По всему выходило, что огонь – не моя стихия. Начиналось овладение стихиями именно со стихии огня, и я тщетно билась над первым этапом, пытаясь научиться хоть чему-то.

Упорно не поддающееся пламя вызывало злость и отчаяние, и вечерами, лежа в постели, я смотрела во тьму перед собой, безнадежно думая, что ничего у меня не выйдет. Ну какая из меня ведьма, магичка? В моем мире даже магии нет, так откуда она у меня? Они ошиблись и теперь не хотят признать, что ошиблись, а я теряю остатки веры в себя. Ничего у меня не получится. Даже если у меня есть магия, я просто никогда, никогда не научусь ей владеть. Так все и ограничится простой эмпатией…

Вот с эмпатией не было никаких проблем. Все получалось само собой, легко, стремительно развивалось – казалось даже, что вообще без какого бы то ни было моего участия. Я легко включала и выключала – к своему неимоверному облегчению – эмпатические способности. Воспринимать других непрерывно оказалось крайне тяжело, и когда я смогла выключать восприятие, я вздохнула с облегчением. Со своим бы разобраться, куда мне еще чужое… А дар развивался стремительно, скоро я могла уже считывать при необходимости не просто чужие чувства или образы чужих мыслей, но даже сами мысли. Правда, считывание оформленной мысли требовало сильнейшего напряжения, после которого мне требовалось время, чтобы восстановить магический резерв, но Верейя только качала головой недоверчиво, когда я в очередной раз почти дословно повторяла вслух ее мысленные указания. По всему выходило, что такой уровень эмпатии – телепатия – здесь редкость. Но легкость, с которой мне давалось это умение, вызывало ощущение, что я здесь ни при чем. Получилось так.

В общем, пребывала я в раздрае и депрессии. От того, что огонь не давался совсем, а эмпатия давалась слишком легко. Я люблю делать что-то сама и чувствовать, что у меня получается. А какая радость в том, что само собой происходит? Ну то есть здорово, когда везет и все такое, но радость творения в том и состоит, чтобы – самой. А то получается, как с красотой. Ну да, я красивая, и сознавать это приятно, но своим достижением это не сочтешь. Природа так распорядилась, от меня не зависело. Осознать, что – я смогла, сумела, я молодец и все такое – здесь не получится.

Агайре все это время появлялся и исчезал непредсказуемо. То его не было неделями, а то не проходило и двух дней, как он появлялся, насмешливо щуря желтые глазищи, уединялся с Верейей, отделываясь от моих расспросов крайне туманными и расплывчатыми фразами. Асдайра не было совсем, а Дари с момента ухода появилась только однажды. Вечером выехала из леса на гнедой лошади, серая от усталости, запыленная, с дорожной сумкой вроде рюкзака и луком в налучи у седла и рукоятью меча над левым плечом.

Я смотрела на нее, узнавая и не узнавая. Вот эта воительница – Дарька? Дарька, которая заинтересованно спрашивала у меня, к какой разновидности магии относится радиация? Сейчас даже издали была видна внутренняя сила этой девушки, ее глаза смотрели спокойно и мудро, и я совершенно точно знала, что за ее плечом мне ничего не грозит. В душе что-то слегка царапнуло. Передо мной, соскочив на землю и пошатываясь от усталости, стягивала с лошади поклажу молодая женщина, каждое движение которой – экономное, полное силы – выдавало в ней бойца, и при этом она в полной мере оставалась женщиной, красивой, тонкой, женственной, гибкой, как хлыст.

Невольно залюбовавшись ей, я опять с легкой горечью подумала, что мне никогда не стать такой. Надо вырасти в мире, где люди спят с оружием у изголовья, где дети растут на лошадях, где с младенчества ребенок развешивает в воздухе над своей люлькой магические светлячки, еще даже не научившись говорить. Где отбивают набеги врагов, где после яростной схватки хоронят друзей и близких, где умеют ходить по мирам – и сам факт этого умения никого не удивляет.

Мне никогда не стать такой. Несмотря на усилия Верейи, я до сих пор едва умела даже просто сидеть на лошади, не говоря уж ни о чем другом. Несмотря на ежедневные экзекуции, меча я до сих пор попросту боялась, да и удержать его моя рука не могла никак – никогда бы раньше не поверила, что эта железка такая тяжелая… И магия мне не давалась.

Этот червячок, раз поселившись в моей душе, сильно отравлял мне существование. В своем мире я умела, могла, справлялась, знала и разбиралась достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно. Здесь я знала и умела меньше, чем любой ребенок. Знания и навыки, приобретенные мной дома, здесь ничего не давали и практически ничего не стоили. Кроме разве что упорства и умения сцепить зубы и добиваться, добиваться, добиваться… чтобы с пальцев наконец сорвался этот чертов пульсар, пусть маломощный и кривобокий, но пульсар, черт его побери! Чтобы отцепиться наконец от проклятого седла и взять в руки поводья, преодолевая дрожь в пальцах и страх высоты – на лошади оказалось чудовищно высоко, и мне так и казалось, что при малейшем ее движении я скачусь с седла и непременно попаду под копыта. Чтобы выхватить наконец меч из ножен одним слитным движением, пусть даже сил пока больше ни на что не хватает.

Что ж, мое упорство – а иной раз и тупое упрямство, ставшее притчей во языцех в нашей компании – выручало меня дома, выручит и здесь. Не мытьем так катаньем, но я добьюсь своего.

Дари привезла тогда неутешительные известия. Что-то злое сгущалось в этом мире, то тут, то там снова встречались гхорты – редкие, но регулярные эти встречи насторожили людей, отцы семейств снова достали из схронов оружие и держали его на расстоянии вытянутой руки. В городах участились стычки с темными магами, и наемники роились по трактирам, дожидаясь клиентов на свое ремесло.

…Иногда мне кажется, что мой мир мне просто приснился.



***

На третий месяц лед тронулся во всех отношениях. Лето клонилось к закату, и хмурым моросящим утром я вышла к завтраку невыспавшаяся и злая. Смутный, ускользнувший сразу после пробуждения сон оставил после себя гнусное чувство безнадежности. Неуловимые обрывки были полны страха и безысходности, и я то и дело непроизвольно передергивала плечами, когда очередной такой обрывок проносился в сознании, мгновенно ускользая из памяти, но неизменно оставляя после себя гадкое ощущение беспомощности. Не чувствуя вкуса, я вяло сжевала пирожок, влила в себя некоторое количество бодрящего травяного настоя и пошла на полигон.

Спускаясь по каменным ступеням, освещенным желтыми «светлячками» Верейи, я вдруг краем глаза увидела метнувшееся ко мне черное нечто. Рука среагировала прежде, чем я успела вообще что-то сообразить. Яркий синий пульсар размером с хороший грейпфрут прочертил огненную прямую и столкнулся с черным нечто, ослепив меня вспышкой. «Светлячки» погасли, кругом царила тьма, в глазах плавали разноцветные круги, и в охватившей меня плотным покрывалом тишине я слышала только свое сбившееся дыхание. Щелкая пальцами, я понавесила под сводами несколько белых «светлячков» и осмотрелась.

Не найдя никакого следа ни от моего пульсара, ни от черной тени, напугавшей меня, я постояла еще некоторое время, приходя в себя, и только потом до меня дошло, что я одним махом сотворила вполне себе функциональный пульсар, да еще следом и «светлячков» понаделала, не притормозив ни на секунду. Повертев эту мысль так и этак, я вдруг испугалась, что это получилось случайно, и, сделав кистью нужный жест, с восторгом уставилась на синий огненный шар размером с апельсин, оказавшийся у меня на ладони.

Так меня и нашла Верейя, спускавшаяся в полигонный подвал, чтобы дать мне следующий урок. Под сводом лестницы плавали белые «светлячки», а я стояла и как дура создавала и впитывала обратно синие и иногда еще почему-то зеленые пульсары. Меня охватил полный восторг, ощущение было непередаваемое, и я никак не могла наиграться новой для меня силой. Оставив в покое пульсары, стала развешивать в воздухе теперь почему-то желтые «светлячки», и только после третьего наконец заметила молча стоящую несколькими ступенями выше Верейю.

Понимающе усмехнувшись в ответ на мою счастливую улыбку, она внимательно осмотрела стены и ступени. Улыбка на ее лице поблекла, она молча махнула мне рукой, приглашая идти за собой, и поднялась наверх. Перед дверью я оглянулась. Белые и желтые «светлячки» под сводами лестницы чем-то напоминали новогодние фонарики и выглядели празднично. Гасить их не хотелось, и, осторожно прикрыв за собой дверь, я оставила их висеть. Пусть себе светят.

Верейя сидела за столом и, нахмурив брови, напряженно о чем-то размышляла. Я сидела себе тихонечко, не вмешиваясь в этот многотрудный (по себе знаю) процесс и тихо радуясь покорившейся мне наконец силе огня. Я ощущала эту силу как теплые течения там, где, как мне кажется, у меня проходили вены – ну или артерии, кто его знает, не помню я уже школьный курс биологии. Точно знаю, что какие-то сосуды проходят там, где щупают пульс, еще на внешней стороне кисти, если ее напрячь, проявляются жилки. И вот всеми этими жилками я чувствовала текущее тепло. Следовательно, теплые потоки по всему остальному телу тоже, видимо, проходили именно по сосудам. Занятно.

Чувствовать это было странно, но скорее приятно. Как будто у меня появилась еще одна кровеносная система, движение в которой, если прислушаться к себе, можно было ощутить. Интересно, я всегда буду чувствовать это движение? И если да, то как я с этим освоюсь? А вдруг мне надоест? Или будет отвлекать от чего-то важного? Что тогда?

- Расскажи подробно, как ты попала сюда, - вдруг прервала мои мыслительные экзерсисы Верейя.

Глянув на ее озабоченное лицо, я прониклась ситуацией и сжато и четко изложила события, благодаря которым появилась в этом мире. Начиная с черной тени перед крыльцом, метнувшейся мне под ноги. Воспоминание об этой тени мгновенно проассоциировалось у меня с давешней черной тенью на лестнице, и мне стало как-то нехорошо.

- Нехорошо, - задумчиво ответила моим мыслям Верейя, - нехорошо… Черный нагон – это совсем нехорошо…

- Черный нагон?..

- Охотник, черный охотник Глерта, - рассеянно ответила Верейя, явно не замечая, что ее ответ вызвал у меня еще больше вопросов. Я поднапряглась и закрыла-таки рот, решив не мешать ее раздумьям. Расскажет чуть позже, ясно же, что происходит что-то серьезное. Тем более что у меня самой на периферии сознания уже некоторое время смутно маячила какая-то мысль, которую мне никак не удавалось выцепить. Что же такое у меня крутится в голове, никак не выходя на поверхность?..

Дошло до меня только пару дней спустя. Впервые за все время утром Верейи дома не обнаружилось, посланий мне никаких оставлено не было, и, пользуясь случаем, я спокойно пила травяной настой, лениво закусывала оладушками, потом валялась на траве в саду, потом пошла на реку и валялась уже там, наслаждаясь солнцем и свободой, в твердой решимости провести так весь день – ну или хотя бы столько, сколько будет отсутствовать Верейя.

Но уже через пару часов солнечных и речных ванн мне стало как-то беспокойно и, повозившись, я осознала причину своего беспокойства.

Мне хотелось на полигон. Да, здесь солнце и река, и тишина, и нега – какая только бывает в конце жнивня, тьфу, то есть августа, когда солнце ласкает теплом, а не пышет расплавленным жаром, когда небеса уже по-осеннему высоки и прозрачны, и сладко пахнут разогретые травы, и речная вода уже то и дело проносит мимо первые желтые листья.

Но меня неодолимо тянуло поиграть с энергиями, освоить хитрый прием, который я не так давно подсмотрела у Верейи, в общем – размять свои магические «мускулы». Осознав это, я хмыкнула. Я никогда не была особенным трудоголиком и охотно била баклуши, как только мне представлялась возможность делать это безнаказанно. Но вот поди ж ты. Моя новая природа требовала своего. Как тело, привыкшее к физическим нагрузкам, требовало движения и занятий, так и моя магическая природа тоже нуждалась в «движении».

Глянув на солнце и решив, что пара часиков занятий вполне удовлетворит мою потребность в тренировках, и я еще вполне успею потом наплаваться и поваляться на предвечернем солнышке, я отправилась в дом, бросив все свои причиндалы прямо на берегу. Я уже давно освоила выход из дома (и вход обратно) через окно в своей комнате – люблю кратчайшие пути, и поскольку мое окно выходило к реке, то вот уже третий месяц я преспокойно лазила напрямую. Наверное, поэтому мы с гостями и разминулись.

Ну то есть если их можно было назвать гостями. Я заметила их только тогда, когда зашла на кухню за очередным оладушком – мельком глянув в окно, я увидела две темные фигуры, маячившие у калитки, выходившей к лесу. По спине просквозил холодок, я безотчетно отшагнула к стене и замерла. Что-то неприятное шло от этих фигур, и, включив эмпатию, я стремительно присела, чтобы они не засекли меня. Две темные сущности, принявшие человеческий облик, и пришли они за мной. Что-то привело их именно сюда, что – я не знала. На самом деле в них не было ничего человеческого, от них несло ощущением жути и безнадеги – как в некоторых моих снах.

Я сидела, затаив дыхание, как будто они могли меня услышать, сердце колотилось так, что меня потряхивало в такт его ударам. Надо было что-то делать, но что? Почему они не заходят? Не знают, что Верейи нет? Или не могут? Я вспомнила, что как-то Верейя обмолвилась, что забор вокруг дома зачарован так, что никто враждебный не сможет его преодолеть. Это немного успокоило, но уж больно мощная волна от них шла. Выдержит ли защита? А главное – что мне теперь делать, когда меня, мое убежище обнаружили? Что, если этот домик станет полем боя, непрерывного нашествия темных посланников?

И что сейчас-то делать, черт возьми?!

Я «прислушалась» к ним снова – очень аккуратно, очень осторожно, совсем легонько, невесомо, чтобы эти твари не смогли учуять моего присутствия в их мозгах, если у них таковые были. И остолбенела от неожиданности. В «мыслях» одной из тварей я отчетливо увидела мужское лицо, показавшееся мне смутно знакомым в первые мгновения. И узнанное мной в мгновение третье.

Елецкий. Тот неприятный заказчик, по дороге к которому меня подкараулил черный нагон, отправив сюда. Господи, как давно это было, мне уже начинает казаться, что и не было никогда…

Вот это сюжет. Елецкий. Черт!

Картинка внезапно сложилась. Он сразу мне не понравился – как только я увидела его в дверях нашего отдела. Он не был неприятен, но что-то неуловимое в его облике четко говорило, что от него надо держаться подальше. На подходе к его офису меня подкараулил черный нагон. Но откуда он мог знать, что его заказ отдадут именно мне? У нас несколько менеджеров в отделе, могли послать любую…

Или не могли? Что, если он сам выбрал меня и договорился обо всем со Светланой? Она в курсе? Или ее использовали втемную?..

Я остановила стремительный хоровод мыслей. Потом. Я еще успею все обдумать потом. Надеюсь. Сейчас надо что-то делать…

Встав на карачки, чтобы меня не видно было от калитки через окно, я быстро поползла к стене, которая оттуда не просматривалась. Все, что я умела – только пульсары. И сейчас, прислонившись к стене, я старательно «лепила» пульсар побольше. Пульсар опять выходил синий, и я не знала, хорошо это или плохо. Держа огненный шар на ладони, я колебалась. Каким бы мощным он ни был, он только один, а тварей – две. Одним махом двух гадов побивахом? Это вряд ли, я реально оценивала свои нынешние возможности. А если они перемещаются стремительно? А если я каким-то образом нарушу защиту вокруг дома? А если…

- Твой левый, - прозвучало рядом, и я подпрыгнула от неожиданности, едва не шарахнув пульсаром по Верейе, которая в какой-то момент совершенно неощутимо возникла рядом со мной. Она быстро глянула на меня, и я поразилась, увидев цепкий холодный взгляд – взгляд воина, готового убивать. Нет, уже примерившегося к жертве…

- На счет «два», - сказала ведунья и взмахом кисти засветила на ладони ярко-алый пульсар.

Я отлепилась от стены. На счет «раз» мы синхронно вышагнули в поле зрения темных, а на счет «два» твари с негромким хлопком исчезли в двух огненных вспышках.

 - Неплохо, - прозвучал спокойный голос ведуньи, - но нужно поработать с меткостью и с расчетной мощностью, кстати, тоже. Ты почти промахнулась, а пульсар был втрое мощнее, чем нужно.

- Ну и что, - пробормотала я почти неразборчиво. Сказывался стресс, опасность миновала, и меня начало потихоньку трясти. Амплитуда трясения все увеличивалась, и уже через полминуты я сильно смахивала на припадочную. Съехав спиной по стене, я уселась прямо на пол.

- Ну и то, - Верейя продолжала говорить как препод на зачете, размеренно объясняя мне совершенные мной ошибки, - даже если ты столкнулась с одним врагом, такая расточительность может оказаться гибельной. Сильный противник способен отбивать пульсары, отклонять их еще в полете, послать встречный… Способов противодействия не так мало. И тратя на огненные шары энергии больше, чем нужно, ты рискуешь остаться без сил лицом к лицу со своей смертью. С сегодняшнего дня я буду тренировать тебя сама.

За обедом я рассказала ей о Елецком.



Глава 4

С того дня все понеслось сломя голову. Свой рассказ о загадочном заказчике мне пришлось проиллюстрировать мыслеобразом Елецкого. Верейя встретила известие таким непроницаемым молчанием, что мне сразу стало ясно, что ей известен этот персонаж. В тот вечер она гоняла меня так, что под конец тренировки я – без преувеличения – оставляла на полу полигона мокрые следы. Занятия превратились в курс молодого бойца, которого надо срочно натаскать и бросить в решающую битву.

Огненная магия сменилась воздушной, и иногда, очумев от усталости, я неожиданно для себя с разгона мешала пульсары и воздушные стрелы, и тогда занятие мгновенно превращалось в настоящий балаган. Фейерверк, который начинался в этом случае, даже Верейя не могла погасить сразу. Все-таки воздух отлично подкармливает огонь. Только раздувай… Основной упор в занятиях Верейя делала на прикладном, а именно – боевом – направлении, неустанно приговаривая, что основные положения я и в процессе могу прекрасно освоить, а вот от врага отбиться знание Всеобщей Теории Магии не всегда помогает.

А еще – сосредоточение, контроль, управление собой и потоками силы, знакомство с ними на эмпирическом уровне, отработка чувствования, освоение методов контроля и остановки… Ну и физзарядка, так сказать. К моей обычной дозировке йоги добавились-таки полноценные занятия верховой ездой, спарринг с холодным оружием – меч я пока не тянула, поэтому тренировались мы на длинных кинжалах, - бег по пересеченной местности и так далее по списку. Жизнь пошла такая насыщенная, что нечастые визиты остальных членов нашей теплой компании проходили для меня почти незамеченными.

Проходили бы, вернее, - если бы в верховой езде меня натаскивала не Дари, ведение боя на кинжалах показывал не Асдайр, а особо хитрые магические «фокусы» заставлял отрабатывать не Гринкис. Изредка появляясь на закате – почему-то они всегда прибывали на закате, - каждый из них весь следующий день обучал меня чему-то новому, помогал отработать навык, и, проведя вечернее совещание с Верейей, наутро исчезал так же внезапно, как и появлялся.

В суть этих бесед меня не посвящали, а я почему-то совершенно не рвалась узнать, что же именно они так регулярно и подолгу обсуждают. Словно стоял какой-то ограничитель, не пускающий меня за какую-то неведомую черту. За прошедшее время я привыкла доверять своим ощущениям и наитиям, поэтому не противилась движениям души.

Вот только сны… Дом, родные и подруги к этому моменту мне снились уже просто каждую ночь. Я отчаянно скучала по дому, по близким – когда у меня выдавалось на то время…

Водная магия, которую я теперь рекордными темпами осваивала, шла у меня как по маслу. Как эмпатия в самом начале пути моего ведовства. Казалось, что мы с водой – одной крови, что вместо крови в моих жилах течет именно вода, я так четко чувствовала ее потоки и законы, что моя магия в данном случае просто помогала реализоваться потаенным желаниям самой воды. Придавала им импульс там, где его не хватало.

Конечно, помогало и то, что к этому моменту я уже неплохо освоила навыки самоконтроля, научилась различать потоки своей и внешней энергии, произвольно соединять и разъединять их, направлять и контролировать их течение, делая все это почти на автомате.

Наработке автоматизма весьма способствовала методика занятий, введенная Верейей с некоторых пор. Спарринг на кинжалах – и одновременно магическая схватка. Попробуйте метать пульсары в непрерывно и непредсказуемо движущегося противника, отбиваясь от его пульсаров и кинжала и параллельно выстраивая магический щит от его попыток захватить контроль над твоим телом и разумом! Отработаешь, пожалуй, навыки. Куда денешься!

…А по вечерам ощутимо холодало, под утро пожухлую траву прихватывало первыми морозцами, и чтобы набрать воду для утреннего чая в колодце, приходилось разбивать первый ледок на ее поверхности.

Когда мы заканчивали ужин, когда затихал наш разговор, я выходила в сад, до пяток укутавшись в огромную пуховую шаль Верейи, смотрела в небо – когда-то чужое, а теперь знакомое больше, чем небо родного мира, и проживала свою тоску по дому в стылом безмолвии ночей руена. Октябрь, в моем мире этот месяц называется октябрь. В моем мире нет магии, там я не ведьма, там другие созвездия – какие, какие там созвездия? Не помню…, - там другие законы, другие люди.

Там все другое, и есть ли там теперь мне место? Вот такой, какая я теперь есть: с эмпатией, с умением мгновенно, не думая, срезать пульсаром беспорядочно мечущуюся в воздухе огненную «шутиху», с неплохими навыками владения мечом и кинжалом – с кинжалом все-таки до сих пор я управляюсь лучше, подозреваю, так оно и останется, все-таки с чем-то нужно родиться… с нашептыванием воде, с умением вызвать дождь движением кисти…с навыками выживания в неблагоприятных условиях и ориентирования на местности. Ориентируюсь я, кстати, м-да… не очень… Неважно, не суть! Кто я теперь? Какая я теперь? Найдется ли мне место там, где был мой дом, когда я смогу вернуться?

И даже больше того. Все чаще ледяной змеей вползал в сердце почти беззвучный, но от этого не менее оглушающий вопрос: смогу ли я вообще когда-нибудь вернуться? Что, если в моем мире стерся мой след, на месте той пустоты, что возникла в момент моего исчезновения, что-то – кто-то – появился? Природа не терпит пустоты, и теперь, после того, как я начала практиковать магию, я понимала это очень ясно. В том месте, где получилась пустота, практически мгновенно возникает что-то, занесенное… откуда? Откуда бы то ни было, но пустота исчезает, заполненная новым содержимым.

Что, если в моем мире на месте той пустоты уже что-то возникло, и места больше мне там нет?

А если есть? Как я буду жить там – без этой силы, без этого чувствования, без движения магических – ставших необходимыми – потоков?

Я – ведьма? Или еще нет? Где мое место? Как мне жить дальше?..



В одну из таких ночей, когда мысли так и не дали уснуть, я сидела на крыльце, глядя в темноту, когда неслышно и непонятно откуда рядом возник Агайресаолл. Его теплый бок рядом непонятным образом смягчил неизбывную горечь, поселившуюся в моей душе. Он молчал, молчала и я, и это было так хорошо, что снова стало можно дышать.

Только теперь я осознала, каким камнем на груди лежали эти мысли, как тяжелее они становились с каждым днем – так, что даже просто дышать становилось все труднее, словно все эти камни приходилось поднимать своей грудной клеткой на вдохе.

Агайре же просто молчал, но его молчание словно помогало мне снимать эти камни с груди – один за другим, один за другим, и вот можно дышать, можно просто дышать, какое счастье, господи!..

Закрыв глаза, я наслаждалась тишиной и почти забытым ощущением легкости, наслаждалась воздухом – холодящим, словно мята, оставляющим вкус предзимья на языке, наполненным этим необыкновенным безмолвием, беззвучием, какое бывает только в ноябре, в предощущении скорой зимы. Воздух ноября всегда полон обещаний – он обещает снегопады, метели, ледяные узоры на стеклах, пушистые, только что наметенные сугробы, хрустальные утра зимы. Этот воздух полон неизъяснимого покоя – того покоя, какой бывает только перед самой зимой, когда мир наконец замолк и прилег, только-только прилег и ждет теперь только белого толстого одеяла, чтобы заснуть – крепко, крепко…

Надо же, за всеми своими переживаниями я и забыла, как любила всегда это время – уже не осень, еще не зима, беззвучие, отсутствие ярких красок, запах близкой зимы по утрам и покой, абсолютный, полный покой замолчавшего мира. Листопад, так здесь называют мой любимый месяц. И еще – полузимник.

Я дышала и дышала, а потом повернулась к Агайре и улыбнулась ему в ответ на его улыбку – не видимую в беспросветной тьме полузимниковой ночи, но совершенно явственную мне. Кот прищурил свои невообразимые глазищи и исчез так же неожиданно, как и появился.

Я опять ни о чем не успела его спросить. Но зато теперь я могла жить и дышать.

Я улыбнулась снова и ушла в дом. Мне гарантирован ранний подъем, надо забрать отпущенное мне до утра время. И терпеливо дожидающиеся меня сны.



***

Проснулась рывком, как от толчка, села в постели, впившись взглядом в темноту. Елецкий! Теперь я знала, кто он, как будто история о нем приснилась мне в одном из этих темных снов, регулярно тревожащих мои ночи. Не думая, быстро натянула рубаху, спустилась вниз, в белую половину дома.

Не плавали под потолком «светлячки», но зеленым огнем вдоль стен горели свечи, и лицо Верейи, склоненное к широкой плоской чаше, наполненной водой, жутко и хаотично озарялось сполохами играющих в глубине воды огней. Подняв на меня темные, как бездонные провалы, глаза, она сказала:

- Идем.

Говорить и не надо было, я шла сама, зная, что так надо, что все правильно, что это то, чего я ждала. Шаг, еще шаг. Я не могла оторваться от нечеловеческих глаз, смотрела – и меня затягивало в бездну, в пропасть, у которой не то что нет – не может быть дна.

Подойдя, опустилась на скамью напротив, и Верейя отпустила мой взгляд. Я склонилась над чашей, нашептывая воде нечто сокровенное, потаенное, скрытое от меня самой. Мои губы выпевали незнакомые слова, я слушала их отстраненно, понимая и не понимая смысл своего шепота.

По воде бежали тени моих слов, складываясь в узоры, в картины, неведомые моему разуму, но отчетливые для моей новой сущности, я шептала-наговаривала, вода отвечала, разгорались зеленые огни свечей, приближалось нечто новое, странное, неизвестное, но зеленые огни, мерцающие в неуловимом, хаотичном ритме, не давали разглядеть это приближение, в глазах мелькало и мигало, и, не выдержав этого невыносимого мельтешения, я закрыла их.

- Стрейе! – услышала я резкий возглас и не вдруг поняла, что голос был мой.

Распахнула глаза.

Вода в чаше была обычной водой, Верейя уже стояла, молча, напряженно прислушиваясь к чему-то неведомому за стенами, зеленые огни не горели, но я видела ее отчетливо, как белым днем. Кончики ее пальцев и прищуренные глаза светились алым…

Тяжелый удар сотряс дверь.

Жалобно запели-заскрипели бревна в стенах, горестно жалуясь кому-то на черную свою судьбу, дверь стонала, стон ее выматывал душу безысходной болью, беспросветной тоской, бесконечным страданием, и в груди что-то отвечало этому стону, клонилась голова, слабели колени, я упала на пол, сраженная непреодолимым горем, в окнах потемнело…

Оплеуха сразу привела меня в чувство.

- Быстро! – Верейя тащила меня за руку. – Быстро, девочка, давай, ты можешь. Наше спасение только вместе, давай, приходи в себя...

Другой рукой она удерживала Знак Запирания, я видела, каким чудовищным усилием ей это давалось – этот знак один самых энергозатратных, зато и защита ого-го, от всего и всех, на все четыре стороны света, вот только держать его в одиночку…

Дом сотряс еще один тяжкий удар, стены перестали стонать и жаловаться, но обессиливающее ощущение беспредельной тоски не проходило. Верейя неразборчиво выругалась сквозь зубы. Резко развернув меня лицом к себе, впившись темным взглядом мне в глаза, она заговорила:

- Даша, слушай меня. Этой боли нет, этой печали нет, слушай меня, Даша, только меня, Даша, есть я и ты, есть твой дом, есть мой дом, а боли нет, тоски нет, ничего этого нет, Даша! Слушай меня, я тут, ты тут, ты справишься! Я не могу отпустить ни тебя, ни Знак – если я это сделаю, он заберет тебя или уничтожит дом вместе с нами. Ты сама должна справиться, Даша, Дара, слушай меня, Дарие, Даро, Дарута, слушай меня! Ты слышишь меня? Отвечай!

- Я слышу тебя, - едва слышно выговорили непослушные мои губы.

Удар.

- Хорошо, Даро, Дарие, ты слышишь воду?

Вопрос был таким неожиданным, что на мгновение я очнулась. И тут же поняла, что – да, я слышу воду. Темная чаша с водой на столе пела для меня – тихо, тихо, едва слышно, на самой границе слышимости, но вода звала меня… тяжкие удары, сотрясавшие дом, не могли заглушить ее голос.

- Да, слышу, - в этот раз выговорилось легче.

Удар. Удар. Дом трещал, но пока держался.

- Слушай воду, Дара, слушай меня и слушай воду, Дара, ты должна услышать, что вода поет тебе. Что она поет?

Я вслушивалась до звона в ушах, вода звучала так далеко, удары обрушивались на стены все чаще и все мощнее, я слушала, слушала… и вдруг осознала, что тоска оставила меня.

И тут же увидела полную луну сквозь зазмеившуюся в стене трещину, стремительно расходящуюся в стороны, это уже не трещина, это разлом, что же он делает!..

- Теперь! – Верейя бросила мою кисть и освободившейся рукой помогла себе удерживать Знак. – Давай, Дара, щит! Ну же!

Я автоматически выставила ментальный щит и одновременно – и что меня надоумило? – пустила синее пламя вокруг дома, прямо по стенам, по земле вдоль стен, до кустарника, до ограды, до самых дальних ворот… и обеими руками,  с яростным рыданием, пустила в разлом «дракона» - сильнейший поисковый пульсар, который я «научила» отыскивать и уничтожать цель. Почти самонаводящаяся ракета, мое личное изобретение, между прочим…

Вибрирующий вопль сотряс ночь, стена перестала расползаться, а Верейя с резким выдохом облегчения сняла Знак.

Тишина. Какая тишина…

Когда в проеме открытой настежь двери появился Агайресаолл, я сидела на полу, обхватив себя руками и сжавшись в такой тесный комок, как будто любую выдающуюся в сторону часть моего тела мог откусить какой-нибудь залетный крокодил. Верейя пропадала на улице, видимо, осматривая землю вокруг дома и сам дом. Трещина в стене светилась призрачным лунным светом, в доме стоял зверский холод, и, увидев тень Агайре в дверном проеме, я подумала, что хорошо ему в шубе, мне бы сейчас тоже не помешала…

Лапой подтолкнув меня, чтобы я встала с пола, Хранитель исчез за дверью – отправился искать Верейю, как я понимаю.

Трясясь крупной, отборной дрожью, звучно клацая зубами и с трудом двигая закостеневшими конечностями, я пошкандыбала к себе наверх – за теплой одеждой. По пути навесила светлячков и метнула в очаг сноп рыжего огня – трещина трещиной, но около огня можно хоть как-то согреться…

Спустившись вниз закутанной как капуста во все теплое, что отыскалось в сундуке, и не обнаружив никого живого, я отправилась на улицу – смотреть, чем они там таким столько времени заняты.

И замерла на крыльце.

Картина была поразительной. Щедро облитые лунным светом, и ведунья и Хранитель светились еще и каждый своим – не отраженным – светом. Вокруг ведары оранжевым лепестком струился как будто сгусток огня, я даже видела сполохи этого пламени, казалось, еще секунда – и я увижу искры и услышу треск огня. А огромный сияющий туманно-зеленый силуэт Агайре царапал кончиками ушей небо. Потоки их огня тянулись друг к другу, перевивались, смешивались и разделялись вновь, стекаясь в одно и то же место, в котором светился купол этих слитых воедино огней…

Верейя резко махнула рукой, выдохнула какое-то короткое слово – и струя энергии потекла от купола к разлому в стене… Затаив дыхание, я смотрела, как сдвигаются рассевшиеся стены, как тянутся друг к другу части разлома, бывшие ранее единым целым и стремящиеся оказаться единым целым вновь… как срастаются бревна, как втягиваются обратно в щели между бревнами полоски мха, как дом заживляет рану – на глазах у изумленной публики…

Изумленной публикой была, разумеется, я. Верейя и кот работали. Судя по всему, процесс подходил к концу – Агайре зримо уменьшался в размерах, постепенно гасло сияние вокруг Верейи, купол почти исчез, и только струя смешанного огня еще тянулась к дому…

Вот все погасло. Верейя устало улыбнулась, а я, вдруг ощутив некую неправильность, присмотрелась к стенам… змеилась полоса замутненности в ровном, едва заметном сиянии заговоренных стен – там, где еще недавно зияла трещина. Подойдя к дому, проводя по мутному следу пальцами, шепча какие-то неизвестные мне слова – опять! – я словно бы со стороны видела, как исчезает мутность, как сменяется здоровым светом, сливаясь в единое целое с золотистым сиянием дома, как одобрительно улыбается ведара, как удовлетворенно жмурится Хранитель.

Погладив еще раз стену – ласково, ласково, я еще очень хорошо помнила, как держали эти стены удары, обрушивающиеся на них, как держали, несмотря на огромную мощь пришедшего за мной, как не сдавались, не поддаваясь даже Словам Бессилия, сокрушившим меня за пару мгновений. Как вместе с хозяйкой дом – большое живое существо – сдерживал пришельца, давая мне время и возможность прийти в себя…

Погладив стену, я пошла внутрь. Холодно.

Внутри полыхал очаг, и было уже довольно тепло – по сравнению с морозной ночью за стенами дома. Верейя собирала на стол, а я, притулившись к самому очагу, ловила волны живого тепла, неотрывно глядя в струящиеся языки пламени, впитывая в себя не только жар горящих поленьев, но и этот радостный, живой, оранжевый свет, свет, дающий тепло и жизнь в стужу, свет, напоминающий о солнце и бывший его частью, его вестником, его наместником в землях, где царит зима.

И почти не удивилась, когда один из языков пламени отклонился от общего танца, протянулся ко мне широким лепестком. Почему-то совершенно бесстрашно я коснулась огня, и вместо ожога ощутила нечто странное – какое-то ясное, но от этого не менее непонятное мне родство, словно огонь шепнул мне: «Эй, мы одной крови – ты и я».

- Вот и породнились, - тихо произнес у меня над ухом непонятно откуда взявшийся Агайре. Огонь метнул в него искрой и вернул лепесток пламени в общий танец, словно дразнясь.

- Ты назвала меня Дарой, - вспомнила я, когда мы почти допили обжигающий отвар. Третий пирожок я схватила от жадности и теперь откусывала от него без энтузиазма – еда даже не на ночь, а уже самой что ни на есть ночью, калорийная, сытная, вредная… объелась я просто уже, ну! – Почему?

- Что ты помнишь из того, что произошло перед нападением?

Я встрепенулась:

- Кстати! Что это было? …Чего вы ржете-то? – обиделась я, услышав их совместный хохот в ответ на мои вопросы. Обижаться долго оказалось невозможно – облегчение, радость от благополучного исхода и заразительный смех собеседников не оставляли ни одного шанса.

- Ну сама посуди, - все еще смеясь, ответила мне Верейя, - незавершенное слияние с водой, нападение Глерта, Песня Отчаяния, разлом в стене и все прочее для тебя – это: «Кстати!..». Вот уж действительно «кстати»!

- Слияние с водой, - позже говорила ведунья, - это посвящение, инициация, которую проходит адепт после обучения магии. Слияние с родственной стихией – обязательный этап, просто у тебя он должен был произойти не в конце обучения, не как посвящение, так сказать, во «взрослые» маги, а именно как этап.

- Почему? – я была вся внимание.

- Сама видишь, ты учишься в экстремальных условиях, - Верейя вздохнула, - мне просто больно думать, сколько важного мы упускаем сейчас из-за этой спешки, из-за того, что тебе надо как можно скорее освоить хоть какие-то базовые вещи. Я гоню обучение не потому, что такой напряженный ритм необходим для освоения, а потому, что иначе мы рискуем не успеть.

- За тобой идет целенаправленная охота, - вмешался Хранитель, - пока все это только разведка боем. Нападение шорги не удалось, и дальнейшие попытки пока – просто прощупывание ситуации. Тмерр выясняет, насколько ты сильна, кто тебе помогает, чему тебя обучают… Все эти случаи – это пробные шаги, правда, если какой-то из них увенчается успехом, она не сильно расстроится.

- Зачем я ей? – я зябко поежилась. – Не понимаю, хоть убейте. Какое-то древнее чудовище, тысячелетняя злобная тварь – и я. Откуда она вообще обо мне узнала? На что я ей сдалась? К чему столько напрягов, какого лешего она так упирается из-за какой-то девчонки – да еще и из другого мира!

- Хороший вопрос, - Верейя помолчала, они с Агайре переглянулись, и после паузы она продолжила, - это на самом деле почти самый главный вопрос, но сейчас не время искать на него ответ, поверь.

- Искать? Или выдавать? – я была странно настойчива.

- Выдавать. Нам ответ известен.

- И давно?

- С самого начала, - сказал Хранитель.

- Почти с самого начала, - одновременно с ним ответила Верейя. Посмотрела на Агайре и, кивнув каким-то своим мыслям, сказала ему:

- Я сразу подозревала, что тебе известен смысл происходящего.

- Я Хранитель.

- Да, - ведунья улыбнулась ему, - мы иногда забываем о твоем настоящем призвании.

Кот улыбнулся ей в ответ. А я упрямо спросила:

- Кто такие Хранители? В чем их настоящее призвание?

Все прошедшее время я почти не задавала таких глобальных вопросов. Во время вечерних посиделок Верейя рассказывала мне о городах этого мира, об обычаях народов, населяющих его, о травах, о животных окружающего дом леса, немного о том, как когда-то училась она сама – но самые обширные вопросы, вопросы мироустройства, мы не затрагивали. Как-то не до того мне было. А сейчас какая-то странная предмысль вела меня, заставляя настойчиво задавать эти вопросы.

- Призвание Хранителя – сохранение баланса, равновесия, - спокойно ответил Агайре, - у каждого Хранителя есть своя область, в которой он сохраняет баланс между силой и слабостью, добром и злом, избытком и недостатком – между любыми крайними проявлениями. Я – Хранитель границ. Мое дело – ограничивать проникновение между мирами, особенно проникновение темных.

- Темных?

- Тех, кто стремится скорее разрушать нежели создавать, тех, кто себя ставит выше мира, пытается подчинить себе и своим прихотям жизнь других, здесь называют темными. Темные как правило экспансивны, если их не сдерживать, они распространяют – или пытаются распространять – свое влияние безудержно. Я сохраняю баланс. И поэтому знаю о любых проникновениях из мира в мир все.

- А какие еще есть Хранители?

- Хранитель времени, например. Хранитель направления. Хранитель мысли. Нас много, мы все разные. Каждый из нас выбирает наиболее удобный для себя – или целесообразный – образ воплощения. И домашний мир.

- Домашний?

- Мир, в котором я живу – это мой домашний мир. Отсюда я ухожу в другие миры и сюда из них возвращаюсь.

Я замолчала. Что-то потихоньку укладывалось в моей голове – пазл к пазлу, какая-то картинка понемногу начинала брезжить, вырисовываться в это мозаике. Впрочем, еще вопрос:

- А какой Хранитель живет в моем мире?

- В твоем – никакой, - вздохнул Агайре. – А раньше жила Хранитель силы. Она заблудилась однажды. С тех пор в вашем мире нет Хранителя.

- Как это – заблудилась?.. - оторопела я. – Заблудилась – где? И разве Хранитель может заблудиться?

- Если Хранитель забывает о своем предназначении, о сохранении равновесия, и склоняется к какой-то из сторон, он теряется в потоках своего вектора. Некоторые находят путь обратно. Некоторые… - Агайре опять вздохнул. – А когда мир перестает быть домом для какого бы то ни было Хранителя, он утрачивает гармонию. Наше присутствие каким-то образом связано с равновесием. Несмотря на то, что мы храним баланс не в каком-то конкретном мире, а во всех доступных, само наше присутствие помогает домашнему миру сохранять баланс.

- Послушайте, - вмешалась Верейя, - нам надо уходить. Агайре, ты же понимаешь. Давайте отложим изложение фундаментальных основ мироустройства? Глерт вернется, это вопрос времени.

- Когда-то нужно ненадолго остановиться, чтобы уложить кусочки мозаики в своей голове, - улыбнулся мне Хранитель. – Правда, Дара?

- Да.

- Но теперь и впрямь пора, - кот легко поднялся на лапы, потянулся и зевнул, - Глерт на самом деле вернется… Скоро.

- Как скоро? – явно думая о чем-то своем, спросила Верейя.

- День-два, не больше. И лучше нам уйти как можно дальше.

Я замялась:

- Агайре, но… но ты же Хранитель. Ты же, наверное, можешь все? Почему ты просто не уничтожишь его, например?

Кот фыркнул.

- Эта ваша теология! Все могут только ваши несуществующие боги. Потому они и всемогущи, что – просто выдумка. Я – Хранитель, воплотившаяся для конкретной цели часть мира, один из потоков его силы. Как и любой другой Хранитель. И как любой Разрушитель. Я могу многое, но не все. Но даже если бы и мог… к примеру, Глерта я могу растворить. Но пока он не нарушит равновесия до критического уровня, я делать этого не стану.

- Но почему?..

- Потому что полное равновесие – это смерть. Даже не так, это даже не смерть, это небытие. Даже в смерти есть движение, а любое движение – это процесс, это уже дисбаланс. Если равновесие станет абсолютным, все перестанет существовать. Моя задача – хранить равновесие, но не препятствовать движению.

- Если вы обсудили все философские аспекты бытия на сегодня, - с иронией сказала Верейя, - то я предлагаю вам все же обратить внимание на презренные практические его составляющие. Я собрала провизию в дорогу. Даше пора собрать вещи. Ты пока можешь еще поразмыслить о высоком, - улыбнулась она коту, - тебе-то собираться ни к чему.

Я стояла на пороге своей комнаты. В теплом освещении «светляков» она была донельзя уютной. Казалось немыслимым уйти отсюда в предзимний выстывший лес. По своей воле сменить уют зачарованного дома на заиндевелую землю, на дорогу – куда? Сколько она продлится? Куда приведет? Чем все это закончится?

Мне было страшновато, и – одновременно – что-то трепыхалось в груди, торопя; какой-то то ли зов, то ли предчувствие тянуло меня в путь. Здесь кончалась очередная часть моего пути, а любой конец – начало нового. Сквозь страх, сквозь инерцию привычного властно пробивался зов неведомого, я слышала его почти отчетливо. В какой-то момент притяжение дороги и власть привычки уравновесились, и я стояла неподвижно, раздираемая внутренним противоречием. Дорога пела мне издалека, зона комфорта тянула разжечь огонь в маленьком очаге и сесть за книги, неизвестное, ждущее впереди, пугало, хотелось бросить все и остаться. Впереди уютные зимние вечера у огня, древние, мудрые книги, шелест пожелтевших от времени страниц, тайные знания, прогулки по заснеженному лесу…

Не хочу никуда идти! Не хочу снова брести неторными путями, еще и по морозцу, а скоро, совсем скоро зима, первый снег уже лег и остался, и со дня на день пути-дороги заметет…

- Страшно? – тихо из-за плеча спросила Верейя.

- Ничего, - я помолчала, собираясь с мыслями, - я знаю про зону комфорта и знаю про страх неизвестного. Я сейчас.

Ведунья легко коснулась моего плеча и вышла.

Я кидала в дорожную сумку вещи и думала о том, что покой – это тоже в каком-то смысле смерть. Я привыкла уже считать этот дом своим домом, я освоилась здесь и обжила это пространство. Пора обживать новое, а это… оставить в запасе, как домашний мир. Чтобы было куда вернуться. Как Гринкису.

Я оглянулась из чащи, в которую снова превратился заиндевелый сад. Дом легко светился сквозь переплетение ветвей, ровным, теплым, неярким свечением. Я пришла сюда ночью и ухожу ночью.

Пока, дом.