Подпись

 Жара страшная. Духота невыносимая. Воздух застыл в немом оцепенении. Ни листок, ни пылинка – ничего не шелохнётся. Земля иссохла, исстрадалась. Покрытая жгучим сухим песком, она реально молит о пощаде. Камни и те накалились, и, кажется, вот-вот расплавятся. Не атмосфера, а вагранка какая-то.  Рискнёшь пройти босиком по такому вот раскалённому асфальту и можешь смело причислять себя к йогам. Неужели такое происходит каждое лето?
 Скорее всего, да, просто нам свойственно забывать, забывать как плохое, так и хорошее, причём, хорошее – значительно быстрее. По истечении  короткого срока оно попросту теряет для нас свою актуальность. Вчера ещё было, а сегодня – его уже. Пшик…и улетело. «А было ли?», - спросим мы у себя и у небес. Что, если мы его выдумали,  вот так, просто истосковались по позитивным эмоциям и придумали все эти радости себе на радость?

                1

- Фу, запыхалась. Мам, есть что попить в холодильнике?
- Меньше по ухабам бегать надо. Не ребёнок, а попрыгунья-стрекоза какая-то.
- Только вот лето своё я пока не пропела.
- Обуви на тебя не напасёшься. Босоножки, дней десять как купили. Управы на тебя нет.
- Ты ещё скажи, Сталина.
 Грета Антоновна, в недоумении, развела руками. Со старшей дочерью у неё не было таких проблем. Она росла тихим спокойным ребёнком, правда чересчур упрямым,  и сейчас это стало ещё заметнее. Но чтобы вот так, ни свет, ни заря убегать из дому, бегать по деревне разбойницей, такого никогда не было.
- Балаболка, ох, балаболка.
- Ой, мам. Я так намаялась, а ты - обувь, обувь.
- Ну, вот скажи, чего тебе дома не сидится? Неужели тебе нечем заняться, кроме как по улицам скакать?
- Это я то скачу? Вы бы поглядели, с какой скоростью Седа по соседям скачет.  Фу, зажарилась я на солнце, просто гриль.
- Не Седа, а тёть Седа,- вмешалась в разговор до сих пор молчавшая Рита.
    Рита – старшая дочь семейства – девушка, каких много. Красотой не приметна,  немногословна, малообщительна, а временами, и вовсе  необщительна, замкнётся в себе, и её оттуда никакими клещами не вытащишь.  Неудивительно, что, несмотря на неюный возраст, она до сих пор не обзавелась ни семьёй, ни хотя бы ухажёрами. Другие в её годы – о-го-го: гулянки, в городах чаще называемые корпоративами, дискотеки, караоке-бары. Всего этого, кстати, уже и в деревнях хватает.
 - Заколебала, тётя, тётя. Я не маленькая, притом, она сама просила называть её по имени.
- Мало ли что она просила. Дело в воспитании. А на тебя поглядишь, такое впечатление, будто бы ты из лесу вышла. Не девочка, а Маугли какой-то.
- Мам, скажи. Она опять ко мне цепляется.
- Перестаньте придираться друг к другу. Так говоришь, Седка по соседям бегает?
- Мам, тебе-то это  зачем? Прежде ты не была такой любопытной. Это что, возрастное?
  Слова дочери смутили Грету Антоновну. Она поднялась с места  и подошла к окну.
- Да, - продолжала тараторить Нина, не обращая никакого внимание на недовольство сестры, - к одним забегает, а через минуту уже стучится в следующую дверь.
- И зачем это?
- Откуда мне знать? Знаю только что у неё в руках бумага какая-то и ручка. Вроде, подписи собирает. Мам, вода такая холодная, голова заболела.
- И правильно, что заболела. Чистый лёд пьёшь. Сколько раз тебе говорить, смешивать надо.  А что за подписи? Может помощь какая, скоро ведь выборы.
 По всему было видно, женщину новость дочери заинтересовала. А вот Риту –  злила.
- Ну, какая помощь, мам? А ты перестань сплетничать, захлебнёшься в собственных слюнях.
- Не захлебнусь!
- Дылда, а ума не набралась. И перестань показывать язык. Противно.
 Маму, перебранка  дочерей, казалось, ничуть  не занимала, её мысли были заняты другим.
- Как какая? Гуманитарная, как раньше, помнишь?
- Так то раньше. Сейчас, Слава Богу, на ноги встали. Чего нам помогать?
- Ты не права. Помощь, она никогда не помешает. Надо поподробнее узнать, что да как.  Нин, ты больше ничего не слышала?
  С Ниной в дом всегда входили всевозможные сплетни. Её интересовало практически всё. Не подвергая услышанное или увиденное анализу, дабы не утруждаться, она приносила с собой в дом всякий хлам. Рита не раз просила мать отнестись к этому серьёзно, запретить дочери собирать сплетни и разносить их по умам, но маме всё это казалось не больше, чем простой детской шалостью.
  С самого рождения Нина была на правах любимицы, а Рита всегда ощущала себя обделённой родительской любовью и лаской.  С любовью у неё вообще  отношения складывались односторонне: она одаривала ею всех, не скупилась, а вот взаимности – никакой. Вот, например, Нина. Разве мало своего тепла, нежности и любви отдала ей Рита? А где, где отдача? Неужели она не заслужила хоть капельку любви? Правда, когда Нина была маленькой, всё  было иначе, и это придавало сил, рождало массу приятных ожиданий. Но всё это осталось в прошлом, настолько в прошлом, что вкус тогдашней радости почти позабыт.
- Точно  не знаю, так, слышала  кое-что краем уха.
- И что? –продолжала допрос с пристрастием  женщина.
 Нина не торопилась с ответом. Она  кичилась своей значимостью. Пятнадцатилетняя девочка-подросток, скачущая по деревне и лазающая по деревьям словно обезьянка, она просто умирала от восторга всякий раз, когда её просили о чём-то рассказать. Обычно расспросами занималась мама, Риту происходящее вокруг мало интересовало. Но, случалось и ей удалось нервишки потрепать. Вот это была везуха, настоящий праздник. Нина вся светилась от счастья.
- Мам, ты разве не видишь, она специально, хочет, чтобы ты её расспрашивала.
Рита постепенно теряла терпение. Это же надо, маленькая бесстыдница.
- И ничего я не специально. Не дадут воды спокойно попить. У меня засуха.
- Где? – иронизируя, вопросила Рита.
- Пускай ребёнок напьётся. Не мешай. Пей, милая.
Грета Антоновна, во всём потакала  Нине. И та, как это обычно бывает, наглела. Ещё как!
- Фу, сейчас лопну. Мам, я  не уверена, что всё правильно поняла, но баба Женя с тётей Жанной…
- Кончай прелюдии. Говоришь - говори,  а нет, так довольно маме голову морочить.
- А ты мне не говори, что мне делать. Не нравится – не слушай.
- Девочки, прекратите. Так что ты говоришь баба Женя с тётей Жанной?
- Седа, вроде письмо написала. Ну, куда-то туда, – и девочка показала наверх. – Требует компенсацию. Правильно я произнесла, язвительно спросила она Риту.
- Что за компенсацию? За что?
- Это ты мама не по адресу. Это ты у Седки спроси. Поговаривают, что в письме написано, будто последние годы баб Рая полностью сидела у неё на шее.
- Ничего себе. Все ведь знают, что это чушь собачья, - возмутилась Рита.
- Пусть даже знают, но молчат. И ты Рит молчи.  Нечего высовываться. В конце концов, нас это не касается.
- Мам, ты сама слышишь, что говоришь? Это же преступление. Нет, не просто преступление, это грех воспользоваться тем, что человека больше нет, некому опротестовать и…
- Грех, да не наш.
  Грета Антоновна из тех женщин, что предпочитают, всецело отдавшись семье, ни во что не вмешиваться, ни с кем не связываться. Главное для неё – покой. Если в семье всё ладно, все живы - здоровы и ладно. Рита же совершенно иного склада. Её не волнуют  ни чужие дела, ни новости, но любая, даже самая незначительная несправедливость вызывает в ней шквал негодования. Матери, разумеется, не по душе  жизненная позиция дочери, оттого она постоянно её и пилит. Их споры, как правило, бывают шумными и продолжительными. Какая-то незначительная мелочь, и всё начинается по новой.
- Может, ты ещё и подпишешь?
  Тон, каким Рита это произнесла, указывал на то, что намечается новая разборка.
- Ты что это себе позволяешь? На неё посмотрите. Тоже мне борец за справедливость. Грехи она, видите ли, выискивает. Да ты на себя посмотри! Как ты с матерью разговариваешь?  По твоему – это не грех?
- Это другое.
- Что, другое?  Это пострашнее того, о чём ты тут так горячо рассуждаешь.
- Как меня всё это бесит! Вы все  меня бесите. Неужели ты не понимаешь…
- Не твоего ума дело. Понимаешь – не понимаешь. Если я посчитаю нужным поставить роспись, я это сделаю. И ты мне не указ.
  Женщина повернулась лицом к окну, давая тем самым понять, что разговор окончен. Однако Риту было не так легко унять. Она завелась, и это до конца. Неизвестно какого, но конца.
- Нет, ты меня просто поражаешь! Таких, как Седа публично стыдить, позорить надо, а ты? Ведь она на чужой смерти деньги делает. Разве это по-человечески?
- Это не нам решать.
- Но…пойми, так нельзя. С такими убеждениями можно докатиться до…
    Но мать полностью игнорировала дочь, она будто бы её не замечала.
- Нинуль, сходи, ополоснись.
    Риту всю аж, колотило. Казалось, сердце выскочит из груди, разорвётся и обпачкает всё вокруг. Слёзы душили девушку, но она держалась из последних сил. Отчего такая несправедливость. Почему, например, Нинка всегда и во всём права, а она…Ну чем она хуже?
Зато Нина…Та возомнила себя хозяйкой ситуации.  Не девочка, а просто диктор центральных новостей. Радости её не было границ.
- Иду, мамуль. А, чуть не забыла, тётеньки в очереди говорят, что если дочь-иностранка в скором времени не покажется, Седа и баб Раин дом заграбастает.
Слова Нины отвлекли Риту от горестных размышлений. Она вновь воспламенилась. От возникшего в груди огня, слёзы моментально высохли.
- Видишь, мам? И ты предлагаешь спокойно на это смотреть?
- Не хочешь – не смотри. Разве тебя кто заставляет? Пойми же ты, наконец, не наше это дело. Ну, как тебе ещё объяснить?
- Но, мам…
- Никаких но. А ты, малыш, брысь купаться. Хватит уже языком чесать. Женщины, они страсть как любят посплетничать. Их хлебом не корми, дай посудачить.
- Это неправильно. Своим невмешательством мы потакаем негодяям!
- Хватит! Надоела. Не хочешь – не подписывай, никто тебя не заставляет.
-О-о-о! Это уж однозначно. Пусть я не могу помешать совершению гнусного поступка, но расписаться под ним меня никто не заставит.
  Выпалив это, Рита, с высоко поднятой головой, вышла из кухни.  Пускай ей не удалось переубедить мать, однако своё слово она всё-таки сказала. «Ничего, пусть эта Седа к нам только сунется. Я ей покажу кузькину мать».

                2

Баба рая, вокруг которой разгорелись такие страсти, всю свою жизнь прожила в деревне. Её дом находился в самом центре. Судьба женщины сложилась не сладко. Вместе с супругом они одними из первых отправились на фронт, оставив двоих малышей на руках слабой здоровьем бабушки, мамы Раисы Артёмовны. Так случилось, что война развела их в разные стороны. К счастью, вражеские пули и гранаты не коснулись женщины, однако супруг её героически погиб под  Сталинградом.  Похоронка ждала женщину дома, и это стало страшным ударом. Вскоре и старушка мать отошла в мир иной.
 Одна, без какой-либо посторонней помощи, женщина подняла двоих детей:  сынишку Ромочку и дочурку Эллину. Но на этом страдания не закончились. Роман избрал для себя карьеру  военного, и в двадцатишестилетнем возрасте эхо всё той же войны лишило и его жизни. Во время разминирования местности, на которой во время Великой Отечественной проходили ожесточённые бои, Роман, а с ним ещё два товарища, подорвались. Это горе серьёзно подкосило здоровье женщины, а как иначе. Но сдаваться было нельзя, ведь у неё ещё оставалась дочь.
У матери с дочерью складывались прекрасные отношения. Они больше были похожи на подружек. Несмотря на тяжести жизни,  Раиса Артёмовна выглядела моложаво, можно даже сказать, как подросток, а Эллина выросла прямо красавицей.  Её без преувеличения можно было назвать самой приметной девушкой на деревне. И, тем не менее, личная жизнь девушки не складывалось. То ли перевелись мужики, то ли ослепли. Маму, естественно, это очень беспокоило, но она ни разу  не позволила себе намекнуть о проблеме дочери. Единственное, что она себе позволяла – это молитва.  Встанет на колени перед иконкой и молит Господа послать дочери хорошего человека, чтобы, когда придёт её черёд присоединиться  к сыну, матери и супругу, душа её была бы покойна. И просьбы несчастной женщины дошли-таки до инстанции. В день, когда Эллине стукнуло, аж сорок, к ним в деревню приехала поисковая группа из Германии,  и одному немчику сразу же приглянулась чернобровая красавица. Эллине Гельмут так же пришёлся по душе, но она всячески сопротивлялась чувству. Ну, как она оставит мать одну и уедет? К тому же страна незнакомая, да ещё немец. Ведь один из таких же убил её отца, и в смерти брата так же повинны немцы. Но мать вразумляла дочь, объясняла что, то были не немцы, то были фашисты, изверги, не имеющие национальности. Но Рита всё равно сомневалась, ведь кроме всего остального, у них была колоссальная разница в возрасте: немецкий удалец был младше своей возлюбленной, ни много, ни мало, на целых тринадцать лет. И число какое-то неудачное. Но, несмотря на все «против» победила, как и полагается, любовь. Увёз молодчик Эллину в свою страну, и с тех пор никто их больше не видел.
Раиса Артёмовна скучала. А кто бы не скучал, единственная родная душа, кровинушка, а не приласкать её, ни прижать к груди.  За год женщина постарела, как за пять.  Она всё вспоминала, как они жили, дружно, не расставаясь, представляла, вот выйдет на крылечко, а навстречу доченька бежит, ручкой машет. В её представлениях дочь всё ещё была маленькой. Изредка, почтальон приносил весточку, и для бедной женщины это был настоящий праздник, красный день в календаре.
 Но, как бы то ни было, жизнь берёт своё, и чем дальше, тем спокойнее становилась женщина. Смирившись с действительностью, она отыскала нужное русло и продолжала жить. На её всё ещё очень приятном лице, всё чаще стала появляться улыбка. Главным делом её жизни отныне стала школа. Ей и только ей отдавала она все свои силы, силы, как физические, так и душевные.  Теперь её любовь больше не была затворницей, она отдавала её всю детям, и те отвечали ей взаимностью. На шестидесятипятилетие любимой учительницы школьники устроили феерический  праздник, с воздушными шарами, бумажными змеями, песнями и плясками и сладкими угощениями. А какое они подготовили театральное представление! Ребята сами написали сценарий, осуществили постановку и великолепно отыграли все роли, включая роль любимого педагога. 
 Но,  как известно, время не стоит на месте. Оно идёт, точнее –  бежит, стрелой мчится к финишу, словно стремится завоевать лидерство в книге рекордов.  И оно же, время, взрастило новые кадры и учительнице-бабушке не нашлось среди них достойного места. Но Раиса Артёмовна не унывала. За годы нелёгкой жизни она научилась смело противостоять любым негативным явлениям, и во всём выявляла некий позитив, что-то полезное для себя. И вот, педагог с огромным стажем работы занялась…цветоводством. И уже через два года её приусадебный участок переродился в настоящее цветочное царство. Весть о сказочной оранжерее разнеслась далеко за пределы деревни. В гости к волшебнице съезжались ботаники и цветоводы со всей планеты, а один венгерский джентльмен, взрастил небывалый доселе цветок и назвал его «Раиса», в честь цветочной феи.
                -

- Нин, не слышишь, звонят. Открой, у меня руки в порошке.
- Здрасти, вам. Как поживаете? Мама, должно быть, на работе?
- Н-да, как обычно.
- Впустишь войти?
- Да, конечно. Проходи…те, садитесь.
- Нет, я, буквально на секундочку. Я с сигаретой, только прикурила, жаль гасить, ничего?У меня, как всегда, времени в обрез. Кручусь-верчусь, как белка в колесе. И, главное, не для себя, всё для других. Какие милые зановесочки. Новые?
- Ага.
- Прелесть. Глаз отдыхает.  И, конечно же, Ритуля выбирала. Угадала? А кто ещё, у неё вкус отменный.
«Даже эта Ритку нахваливает. Ух, и надоела же мне сестричка».
- Кстати, а где наша умничка?
                ***

Уникальный экземпляр. Заходя к кому-то, на минуточку, Седа успевала осмотреть всё. Глаза у неё, словно дворники на лобовом стекле автомобиля, бегают, туда-сюда, туда-сюда. Из таких вот и получаются оценщики. Наверняка, она уже успела прикинуть у кого в деревне на какую сумму имущество. А ведь у Раисы Артёмовной в доме много ценного: книги, картины, много раритета. Это, наверняка, немало стоит, но предположить, что у кого-то может подняться рука распродать, разменять на медяки подобное достояние… Такое варварство не присуще даже такому низменному человеку как Седа, хотя…Если она способна так открыто лгать с целью наживы, не стыдясь ни перед людьми, ни перед собственной совестью… Впрочем, о существовании  совести, она скорее всего не подозревает.
- Стирку делает, ваша умничка, - задрав кверху нос, пробурчала Нина. Ей почему-то вдруг захотелось плакать, сердце сжалось, горечь подкатила к горлу. Девочка с трудом сдерживалась, так сильна была обида. А, по сути, на что? На то, что Ритка хорошая? Так это правда, и Нина и сама прекрасно это знала. Будь это не так, разве стала бы она терпеть Нинкины выходки?
- Что ж, не будем её отвлекать. Пусть себе работает.  Хуже нет, когда ты чем-то занят, а тебя отвлекают по пустякам. По себе знаю. Пепельницу подай.
 Нина ничего не ответила, достала из буфета маленькое блюдечко и протянула его Седее, за место пепельницы. У них в доме не было курящих, отец вообще запах никотина не переносил, поэтому и пепельницы не имелось. Нет, была одна, из чешского стекла, но она уж точно не Седке предназначалась. Ритка убила бы, достань Нинка её.
 «Хоть бы Рита услыхала голоса и вышла к нам».  В эту минуту девочке как никогда не хватало сестры, её решимости, напористости, принципиальности, но она никак не могла придумать, как же её вызвать. Может, говорить громче?
- Вот, милая, черкни здесь ручкой и готово.
  Нина не знала, как себя вести. «Что же делать? Ритка, где же ты?»
- Где это надо черкнуть? Посмотрим, посмотрим.
- Ой, Рита. Да это так, ерунда. Оно не стоит твоего драгоценного времени.
   Соседка старалась казаться спокойным, но было заметно, что это далеко не так.
- Времени у меня предостаточно. Работа, как говорится, не волк. Затуши, пожалуйста, сигарету. У нас не курят.
    Седа подчинилась. А что ей оставалось?
-Ты меня прямо удивляешь, просишь ребёнка расписаться под каким-то документом. А, может, ты её на преступление толкаешь?
 - Что ты, что такое говоришь? Какое такое преступление? Да разве я…
      Неожиданно на Седу напала злостная икота, руки задрожали, глазища забегали.
- Нин, принеси-ка гостье водички. А я пока просмотрю, что здесь, да как.
   Минуты две в комнате стояла тишина, было слышно только как Седа пьёт.
До сиз пор всё шло гладко, Седа без проблем собрала подписи всех жильцов близлежащих домов. И надо же, чтобы  в самый неподходящий момент, Ритке вздумалось сделать «перекур».
А ведь, предполагала, что если с кем и возникнут проблемы, то это с Риткой. Поэтому-то она и обрадовалась, застав Нину в одиночестве.
  Внезапный возглас Риты прервал тишину.
- Что за ерунда!? Какой такой счёт? Что ты людям мозги пудришь?  Нет, я не перестаю тебе удивляться. Неужели ты предполагаешь, что весь мир состоит из дураков, и тебе вот так, возьмут и принесут указанную сумму на блюдечке?  Ты сама не представляешь, в какое болото ступаешь. Засосёт – не выберешься.
- Я лишнего не прошу, только своё, - заикаясь, промямлила Седа.
- Своё?! Что ж, как знаешь, я тебя предупредила. А что касается подписи, ты её не получишь. Послушай, тебе не страшно? Все вокруг знают, что всё изложенное здесь брехня, а вдруг кто настучит, или, чего доброго, покойница вернётся восстановить справедливость.  Не боишься, нет?
   Что тут стало с Седой… После последних слов  Риты, у неё аж глаза на лоб выкатились. Казалось, волосы на голове и те встали дыбом, растопырились кто куда. Просто, взрыв на макаронной фабрике какой-то. Выхватив письмо из рук девушки, женщина как наскипидаренная выскочила из дома.
 Нинка хохотала до упаду. Вот это сценка: молящая о подачке Седа и, обрывающая на корню все надежды Ритка. Ария голодных из оперы «Дай пожрать».
               
                3

  За последние годы село заметно расцвело. Сегодня – это скорее административный центр. Есть своя больница, свой торговый центр, рынок просторный, две школы, детсад. Даже колледж свой имеется. В скором будущем администрация обещала ещё и институт, но, как известно, обещанного три года ждут. Но главными достопримечательностями  села считаются белокаменный кинотеатр и двухэтажный клуб, включающий в себя библиотеку с читальным залом, спортзал с тренажёрами и дискотекой, не умолкающей всю ночь всё тёплое время года.
 Уже много лет, как Раиса Артёмовна превратилась в бабу Раю. Она фактически не выходила за стены избы, а вот гостей принимать любила, угощала их всегда, чем могла. Несмотря на преклонный возраст, женщина сохранила любовь к детям, и те платили ей взаимностью.   Кстати, Рита так же была её ученицей, а вот Нина не застала это прекрасное время. Когда она поступила в первый класс, Раиса Артёмовна уже не преподавала в школе.
     Последние время старенькая, едва передвигающая ногами женщина не могла уже  ухаживать за цветами, и в скором времени, несмотря на старания юных натуралистов школы, цветник оброс сорняками, которые, в конечном итоге задушили прекрасные цветы. Но бабу Раю это ничуть не волновало. Ходили слухи, что она просто забыла о своём сказочном цветнике. А что? И такое возможно, ведь возраст какой. И моложе забывают. И не такое. Память, она самостоятельна, хочет сохраняется, нет – так…Всё в корзину с мусором, причём безвозвратно. 

                *** 

Сволочи дети. Ведь соседи сообщили дочери в Германию, что Раисы Артёмовны не стало. Неужели достаток и стабильная жизнь делает  из людей роботов? Какая чёрствость.  С другой стороны, если дочь при жизни не навестила мать, и старушке  пришлось унести тоску с собой на тот свет, на что она нужна сейчас? Любовь, внимание, ласка – всё это нужно живым, а покинувшим этот мир, им  ничего не нужно, у них уже всё есть.
И всё же было бы хорошо, если бы дочь приехала. Жаль оставлять всё Седке. Эта всё приберёт к рукам: книги, картины, сувениры. А если  не она, так кто-нибудь другой. Желающих присвоит чужое всегда «пруд пруди».
Впрочем, не исключено, что добрую половину ценностей уже вынесли. Последнее время, Седа дневала и ночевала у бабушки. Мир жесток, человеческая жадность и ненасытность потеряла границы, выражение «не может быть» ушло в прошлое. Нынче быть может всё, что угодно. Ради собственных идей люди способны на всё, ни перед чем не остановятся. Не все, разумеется, мерить всех одним аршином ошибочно, но, беспринципных много.  И не всегда они подталкиваемы какими-то идеями. Случается, людей толкают на преступления самые низменные чувства. Зависть, к примеру.
А вот вы. Как вам спится, когда сосед приобрёл новую мебель? Ничего не мешает, нет? Нет ощущения, будто кто-то скребёт стены когтями, наутро головная боль, как с похмелья, нет? Скажите, вам это не знакомо? Чёрта с два! Не хотите публично, признайтесь хотя бы себе.  Ведь только признав её наличие, вы сможете истребить в себе эту зелёную гадюку.

                ***
               
- Видели бы вы, как Рита Седку выпроводила.
- Так она, всё-таки приходила? Видишь, Грет, я же сказала, придёт, непременно. Я видела, как она направлялась в вашу сторону.
- Тёть Галь, она и к вам приходила?
Женщина кивнула.
- И вы подписали?
- Ну, да. А чего упираться? Можно подумать, если не Седка, бабушкино добро мне перейдёт.
 Галя жила на другом конце села. Прежде они не особенно общались, однако после возвращения сына из армии, женщина зачастила в гости к соседям, и всё потому, что её сыночек на Нину глаз положил. Правда, Нину, прыщавый краснощёкий  детина не особенно интересовал, ей был люб другой, но сейчас не об этом.  Соседка просто доставала своими визитами и намёками, причём весьма недвусмысленными.
- Ритуль, завари-ка свеженького чайку, попьём. И тётя Галя с нами. Правда, Галь?
- Не откажусь, но с условием, что приготовит его Нина.
- И без чая жарко. Выпейте лучше воды из холодильника. Принести?
Тон и слова Нины не понравились  её матери.
- Встань и завари чаю!
- Ничего, Греточка. Не ругай ребёнка.  Деткам нынче всё больше гулять хочется. Вон Жорка, целый день по улицам шатается. Вот и сейчас на велосипеде здесь неподалёку катается.
  Нина выглянула в окно, и действительно: Жора сидит себе на своём велике, смотрит им в окно и неприятно улыбается. О том, чтобы выйти из дому не могло быть и речи.
- Ладно, сейчас заварю.
   Пока женщины пили чай, Рита продолжала  расспросы  относительно волнующей её темы.
- Тёть Грет, а многие подписали?
- Что? А, кажется все.
- А вы прочли, что там написано?
- Я нет. Но кое-кто читал.
- И? – не унималась девушка.
- Ничего. Письмо как письмо. Да и кому какое дело? Охота что ли  зря врагов наживать?
- Как зря?!
- Молчи, Рит. Каждый сам выбирает,  как ему поступить. Не твоё это дело.
- Обалдеть! Что это с вами  со всеми? Вспомните, ведь ваш сын учился у баб Раи. И не только ваш сын. У многих дети были её учениками. Разве она заслужила, чтобы после смерти на неё клеветали, её обирали?
- Риточка, а при чём тут мы? Не мы творим всю эту мерзость.
- Но вы помогаете! Ведь подпись – это согласие, это означает, что вы во всём с ней согласны.
 Грета Антоновна понимала, что дочь всё больше загорается, не ровен час вспыхнет, а этого никак нельзя было допускать. Нынче никому нельзя доверять. Ещё донесут Седке, а у неё знакомых – пол села, и все такие подозрительные.
- Выйди! Сейчас же!
- Мам..!
- Я сказала, встань и выйди вон.
- Надоели! – сжав ладони в кулак, бросила в лицо матери девушка и вышла из комнаты. Следом, одарив соседку презрительным взглядом,  вышла и Нина. На это раз сёстра объединились.
- Я, пожалуй, пойду. Жорка с улицы придёт, а у меня ещё обед не приготовлен.

                Послесловие

Примерно дней десять назад, Рита затеяла капитальную уборку. Она только-только приступила к мытью окон, как вдруг до неё донеслись тревожные гудки. Была это скорая или пожарная, девушка не разобрала, только на душе сразу похолодало.  Выглянув в окно, она увидела, что у дома баб Раи остановилась машина скорой помощи. Не мешкая, девушка вышла из дому, и быстрым шагом направилось  к дому Раисы Артёмовны. Она видела, как у калитки докторов встречала Седа. Выставив напоказ зубы, Седа улыбалась и это, хоть и выглядело омерзительно, но  успокоило девушку. «Значит, бабушка жива».
 Дойдя до машины, Рита остановилась. Она не смогла пересилить себя и войти в дом. Ей казалось, что при виде Седы, её стошнит. Простояв минут десять, девушка вернулась домой. За это  время мама уже успела вернуться с рынка. Увидев, что дочь оставила дом в беспорядке и удалилась, женщина рассерчала, но узнав причину, гнев её тут же  остыл.
Как только скорая отъехала, мать с дочерью отправились в дом больной, дабы справиться о её здоровье. На пороге  их  встретила всё та же Седа. Она вела себя так, словно надоедливые соседи напрашивались к ней в дом именно в тот момент, когда она ждала сватов. В дом она их не пустила, аргументируя отказ предписанием врачей. Расспросы относительно недуга бабушки, лечения и тому подобного, так же не принесли никакого результата. В результате, они как пришли ни с чем, так и откланялись. И другие соседи ходили, тоже интересовались, однако, никто ничего так и не узнал.
 С того дня никто больше не видел несчастную старушку. И в одно засушливое утро, у калитки появилась крышка гроба. Старый выцветший «РАФ» увез уважаемую женщину к последнему пристанищу, и никто так и не узнал причины её кончины. Даже проводить её в последний путь никто не пришёл. Сначала Седа, подобно сторожевой собаке лаяла на всех, уверяя, что сейчас не время, потом, а потом, соседи увидели уносящую учительницу в никуда машину-развалюху. 
 И вот теперь, Седа ходит по домам и побирается, собирает подписи жильцов, в подтверждение своих слов. А слова её страшные, но ещё страшнее то, что она с лёгкостью может добиться своего. Ведь все, с одним лишь исключением, подписали эту гнусную бумажку.