Сережа не дурачок

Серёжа – дурак. Ну, дурачок.
Мама с папой у него нормальные, сестра старшая, Настя, тоже нормальная. Она, правда, толстая, но добрая. Не все толстые – добрые.
Сережа с утра из дому выбегает, в чем спал, на забор свой залезает и начинает кричать:
– Маша-а-а-а-а! Выходи-и-и-и!
Дома-то, Машенькин и Сережин, почти напротив, через дорогу и чуть-чуть наискосок.
Вот он сидит с утра, лохматый, неумытый, и кричит. Надсадно так, старательно. Сколько дури – столько и силы.
– Маша-а-а-а! Выходи-и-и!
Машенька выходит из калитки:
– Чего орешь-то?
А он и не слышит её, увлекся очень.
– Маша-а-а-а, выходи-и-и-и!
Приходится походить к забору, дергать за штанину. Это если Сережа в штанах спал. А то и в трусах сидит, бывало.
– Ой, – радостно гыгыкает, покрасневший весь от натуги. – Маша!
– Да я, я, – ворчит Машенька. – Пошли, что ли, на поляну!
– Пошли, – все смеется Сережа, с забора спрыгивает, а за ним Настя выбегает с одеждой. Кое-как одевает брата:
– Ну ты, Машут, это, с ним, да?
– Угу, – кивает Маша. – На поляне будем.
Побегут они вдвоем скорее, а Настя вдогонку кричит:
– Крыжовник зеленый не лопайте, понос будет.
А потом совсем уж издалека – бегут же быстро:
– Воды натаскайте!
Поляна – не в лесу. Тут, рядом совсем, посреди поселка, поросший густой шелковой кашкой луг. С трех сторон плохо укатанная – вечные глубокие колеи – дорога, с четвертой – три дома. Пьяниц Репиных, пьяниц Коромысловых и сердитой бабки Сергеевой.
В углу колонка, трансформатор, в центре – клумба, поросшая давно бурьяном, и липы, липы по краям. И еще кусты крыжовника в ряд. Кто-то добрый давно посадил. Молодец!
Там вдвоем ребятам – раздолье, а когда Сергеевой внучка приходит с Заречной – вообще здорово.
Липа цветет – весь поселок себе набирает для чая душистого цвета, а зимой ребятишки семена на снегу подбирают. Махонькие, сладкие.

Бегут Маша с Сережей, конечно, крыжовник лопать. Кислы-ы-ы-ый! Вкусно! Потом здорово получается языком щелкать, звонко так выодит.
Все кусты оберут, потом Машенька на липу заберется, по веткам до самой макушки, а Сереже страшно: бегает вокруг дерева и кричит:
– Маша-а-а-а! Слеза-а-а-а-ай!
– Смотри, смотри! – смеется Маша. – Я белка! Нет, нет, я – птичка! Чирик-чирик!
– Маша-а-а! – Сережка уже плачет. – Ы-ы-ы-ы-ы.
– Ну что с тобой делать!
Слезает Машенька, ручками разводит:
– Ну вот я, живая же!
Сережа давай смеяться, чуть не захлебывается – в волосах у Маши веточка.
– Ты, Сережа, дурачок, понимаешь ты это?
– Нет, я не дурачок! – спорит он, веточку из кучеряшек подружки вынимает, кладет в карман. – Куда пойдем?
– На стройку, – подумав немного, решает Маша.
– Страшно! – волнуется Сережа.
– Весело! – отмахивается Машенька. – Побежали!
Бегут опять, снова по дороге мимо Машиного дома, мимо Сережкиного забора, да за угол. За углом пожарный пруд, зеленый-презеленый, от него у Сережи в огороде всегда вода, в сапогах ходят. Мимо пруда, через квартал, дорога вверх: там уже асфальт, городская черта. Тоже колонка стоит перед стройкой. А стройка – настоящее приключение. Дом до пятого этажа возвели, а потом забросили. Везде мешки с цементом, перекрытия бетонные, щели: целиком провалиться – как нечего делать. Ветер гуляет. А подвал вообще самое интересное: просторный! Из окошек-бойниц под потолком свет на пол падает квадратами.
Осенью подвал водой заливает – это море. Нет, целый океан! А зимой замерзает вода и лед гладкий-гладкий, зеркальный!
А летом просто пыль.
– Давай играть, – распоряжается Маша. – Иди веник сделай.
Сережа бежит, полыни наломает от души – хороший веник, пышный. Маша давай подметать, порядок наводить. Час провозится, сама вся перепачкается, устанет.
– А теперь полезли на крышу!
– Страшно, – мотает головой Сережа. – Не надо!
– Весело! – отмахивается девочка. – Пошли!
Раз-раз – вскарабкается на перекрытие, там по пролету лестничному на второй этаж, потом на третий, четвертый, пятый, а там уже крыша. Высоко.
– Эге-ге-е-е-е-ей! – кричит, ручками размахивает. – Я мельница! Нет, я флюгер!
– Ы-ы-ы-ы! – воет снизу Сережа. – Маша-а-а-а, слеза-а-а-ай!
– Дурачок! – смеется девочка. – Совсем не страшно! Смотри! Я флюгер! Куда покажу, туда ветер будет дуть! У-у-у-у-у! Слышишь? Это ветер. У-у-у-у-у!
– Ы-ы-ы-ы-ы, – завывает мальчик, слезы кулаками утирает, разводы грязные по щекам оставляет. – Слезай, Маша!
– А вот и не слезу! – топает Маша ножкой. – Сам достань сначала. Достанешь – слезу.
– Маша-а-а-а!
– Не реви. Что ты как дурачок? – сердится девочка. – Хотя, ты и правда дурачок. Ты дурачок, Сережа?
– Я не дурачок! – заходится в плаче Сережа.
– Тогда лезь сюда!
Замолкает Сережа, сопя, на балку бетонную забирается, а там уже ступеньки начинаются. Пролет широкий, а он грудью к стене прижимается, шажок за шажком, ступенька за ступенькой – вверх, к подружке. Страшно ему: высоко ведь. А Маша на него и не смотрит. Тут на крыше, на солнышке, кошка лежит, греется.
– Кис-кис-кис.
Подходит осторожно по стенному блоку, тихонечко, чтобы не спугнуть.
– Ки-и-исонька.
А тут снизу – шмяк! – как мешок упал.
– Батюшки! – охает Маша. – Упал что ли?
Щели же между пролетами – упасть как нечего делать.
Бежит скорее обратно, по ступенькам спускается, а тут внизу Сережа на спине лежит. Молчит. Глаза закрытые.
– Сережа. – осторожно зовет Машенька. – Сереж, а Сереж.
А лицо у мальчика белое-белое.
Страшно.
Ноги в коленках согнуты, руки в стороны разбросаны, на щеке ссадина алеет.
– Сережа, Сереженька, что ты? – теребит его Маша. – Что ты, дурачок бедненький?
– Я не дурачок, – бубнит Сережа, глаза открывает. – Не дурачок!
– Ну хорошо, хорошо – уже плачет Маша, вздыхает облегченно. – Что же ты тогда падаешь?
– Не дурачок? – улыбается Сережа, рукой ссадину нащупывает, морщится. – Правда?
– Правда не дурачок, правда!
– Пошли домой?
Маша ему подняться помогает, осторожно руки-ноги ощупывает:
– Больно?
– Больно. Пошли домой, Маша?
– Идти-то можешь, глупый?
– Я не дурачок?
Вздыхает Маша, сердится уже. Заладил вот еще: не дурачок, не дурачок.
– Чего ж ты под ноги не смотрел?
– Я хотел, чтобы та слезла. – тихо отвечает Сережа, в глаза Машеньке заглядывает, а Маше стыдно. Сама ведь во всем виновата. А если бы убился? Да и как в глаза Насте смотреть, тете Марине – как? Эх.
– Стой, отряхну, – говорит, наклоняя голову, прячась под челкой. – Ты это… Маме и сестре не говори, ладно? Что упал.
– Не скажу, – улыбается. – Я не дурачок?
– Не дурачок, – тихо отвечает Маша. – Пошли уже.
Выбрались кое-как со стройки. Солнце светит вовсю, у колонки через асфальт мокрышник пророс густо-густо, влажный, блестящий. Машенька всем весом на рычаге повисла, загудела, задрожала колонка, и вода из трубки с шумом полилась, ледяная. Сережа ладошки ковшиком подставляет, умывается, фыркает, за шиворот себе щедро льет, на Машу брызгает. Маша смеется вроде, а на сердце тяжело, неприятно. Совестно.
Побрели не спеша уже мимо пожарного пруда, за угол, к дому Сережиному. А там Настя:
– Откуда такие мокрые? Воды ж просила в ведрах натаскать, а не в ушах.
– Гуляли мы, – прячет глаза Маша.
– А ссадина откуда? – хватает за подбородок братца Настя.
У Маши сердечко зачастило. Сейчас ей попадет!
– Упал, – смеется Сережа. – Я упал, потому что дурачок. Я воды натаскаю!
Вывернулся из сестриных рук, схватил ведра с завалинки и ускакал на поляну, к «своей» колонке. А Настя только руками всплеснула. Вздохнула тяжело так.
– Вот же горе, Маша. Дурачок совсем.
– Нет, нет, Настя! – вскинулась Маша. Краска к лицу прилила, руки ледяные стали. Снова голову опустила.
– Это я виновата. Я его на стройку водила. Не усмотрела.
– Как же так, Машенька? – спрашивает Настя,  а голос не строгий вовсе, а только очень серьезный. – Разве можно?
Маша на шаг отступает, слезы глотает, стыдно, очень стыдно и страшно, за то, что случиться могло по ее вине. А Настя помолчала немного, повернулась к дому, сделала несколько шагов и обернулась:
– Не надо тебе, Маша, дружить с нашим Сережей. Ты хорошая девочка, не злая. Но ты не понимаешь, с ним по-особому надо. Он же дурачок.
– Не дурачок, не дурачок! – плачет Маша. – Это я дурочка! Настенька, я буду по-особому! Можно мне дружить с Сережей? Пожалуйста!
– А ответственной ты можешь быть, Маша?
– Я буду, я буду! Очень-очень! – кивает Маша.
– Ну смотри, девочка, – улыбается Настя, а сама рукой в сторону показывает.
– Смотри, наш Сережка сначала тебе воды притащил.
Глядит Маша, и правда, ведра полные у ее калитки поставил, руками машет:
– Давай сначала тебе бочку натаскаю!
Настя засмеялась тихо, а Машенька громко, от всей души:
– Ай спасибо, Сережа, какой же ты умница!