Добро людям

Лопухи-то разрослись – вот здорово! Под ними прятаться хорошо: никто не найдет! Джек разве только.
Он, предатель, в прошлый раз подвел так подвел!
Девчонки тогда шалаш устроили в лесу. Там в овраге крапивы целое море, настоящие джунгли, посередине – черемуха перегнулась пополам буквой «л». Веток да крапивы на нее набросали – прямо шатёр вышел!
Костер рядом развели, картошки нажарили на маленькой сковородке. На сале. А тут – гав-гав: Джек появился. Мальчишек за собой привел, паразит. Они девчонок этой самой крапивой прогнали, место заняли. Только и осталось издалека смотреть, как налетчики с аппетитом их картошку лопают. У, враги!

Но нынче Манин отец в город уехал, Джек за ним, конечно, увязался. Проводит до Большого леса, на обратном пути поохотится на сусликов. Снова притащит нечисть эту на крыльцо.
Сидят в лопухах Танька с Маней, в карты режутся, болтают.
– Слышь чо, в школе нам говорили: раньше лягушек в сметану клали!
– Эт зачем? – Маня смотрит на подружку.
– Как зачем? Сметана чтоб свежая была. Или масло чтоб делать…
– Ма-а-асло?
– Не, ну а чо? Они в сметане лапками шнырьк-шнырьк  – и в масло ее взбивают!
– Масло я люблю, – тянет Маша. – С хлебом там, или в каше…
– Ага… Я тоже уважаю. Слышь, чо про лягушек-то говорю? Бросил их в сметану, они за тебя работают. Это тебе не пахтать целый день.  Проверим, что ли, давай?
Маня глаза вытаращила на Таньку, а у самой в ребрах щекотно. Интересно же! Да и правда, куда лучше, чем с пахталкой бегать целый день. Ремни-то плечи натирают, тяжело, спине сыро. А тут, считай, само все сделается! Потом еще похвалят, наверное, какие они хозяйки.
– Давай!
Выбрались из лопухов, стоят, задумались.
– Ну чо? – спрашивает Танька, почесывая коленку. – Кому добро делать будем?
Маня от всей души предлагает:
– Давай твоей мамке! Она ж у тебя хлеб пекчи хорошо не умеет, дык хоть масло у ней хорошее будет.
Таня хмыкнула, прикинула чего-то в уме:
– Давай.
Полезли они было в погребку, а тетя Кланя тут как тут:
– А ну кыш, нечего мешаться! Поесть хотите – со стола возьмите кокурки, тока напекла.
Девчонки сдобу в карманы, конечно, насовали, покрылись карманы жирными пятнами, жгутся сдобнушки – горячие. А вопрос-то открытый остался.
– Ну ладно, – деловито заявляет Танька. – Пошли к вам. Ты ж мне подруга – будем твоей мамке добро делать. Айда.
Спустились они в Манин летний погреб. А там в бидоне только кислое молоко. Манин папка его больно любит. Мама молоко сначала в печи томит, потом заквашивает и в погребок ставит. Чтобы всегда холодное было.
Стоят девчонки растерянно. А Таня уже решила:
– Раз твой папка кислое молоко любит, то кислое масло и подавно полюбит! Айда за лягушками к колодцу.
Прибежали к журавелю. Вокруг мурава густая-густая. Первое-то ведро из колодца на нее завсегда выплескивали. Влажно, лягушек много: вода ж чистая. Нахватали квакуш – полные подолы у обеих, и обратно в погреб. Побросали их в бидон, крышку закрыли. Прислушались, вроде те шевелятся в молоке.
– Пахтают! – решила Танька. – У-у, как внизу ждать холодно. Айда наверх!
Выскочили, взбудораженные, а тут Мишка руками машет, глазищами вращает, шепчет: «Нинка на свидание пошла»!
Ох, как интересно! Нинка – одна из старших Маниных сестер, взрослая совсем, шестнадцать ей. Старше нее из девок только Надя да Тоня. А Нина – самая красивая. Тонкая вся, бело-розовая, как фарфоровая. Воду когда таскает – как не переломится? А еще у всех Горбуновых кучеряшки мелкие, непослушные, а у нее волной тяжелой волос ниже плеч падает, блестит. Какая красота! И поет хорошо. Ей за это девчата завидуют по-страшному. Парни на неё давно заглядываются. И вот – на свидание пошла! Маня все ждала-ждала – когда? Не пропустить бы. Молодец, братец.
Бегут скорее за Мишкой следом, Маня на ходу интересуется:
– С кем пошла-то?
– Да с Витькой вроде, с Козловым, – сопит Мишка.
– Тю-у-у, – тянет Танька. ¬– Нашла ухажера. Он же прыщавый! И фамилия какая-то… Козлов. Разве у приличных людей такие бывают?
– Зато у него мотоцикл есть! – защищает Витьку Маня. – С коляской. Он меня позавчерась катал.
– Ну, раз с коляской, тогда уважаю – сдается Танька. – Куда бежать-то?
– Да к речке. Они там у клена договорились. Сам слышал. А вы, как обещали, конфет дадите?
– Дадим, как стянем.
Прибежали к речке, на дерево втроем забрались, затаились. Ждут.
Насвистывая, вразвалочку, Витька подходит. Под кленом встал, руки то в карманы засовывает, то на груди складывает. А сам все на дерево посматривает. А тут уж и Нинка. Танька на ветке своей вся заерзала, чуть не захихикала, да Мишка на нее зашипел, мол, тихо, а то заметят. Сидят, значит, смотрят да слушают.
– Чо, пришла? – глядя в сторону равнодушно так Витька спрашивает.
– Ага, – отвечает Нинка.
– Ну чо? – носком штиблетины по траве водит.
– Да ничо, – пожимает плечами девушка.
– А-а-а.
Стоят оба, молчат. В разные стороны смотрят. Речка совсем рядом журчит, тень от клена на них падает. Ажурная такая. Ветер подует – закружится тень, побежит по траве, по Витьке с Нинкой. А солнце уже низко, светит так, что воздух от листвы прямо зеленый. Издалека, из деревни, голоса доносятся.
– Семечек что ли будешь? – протягивает Нина кулек парню, а сама как глянет наверх, прямо в сторону ребятни. У Мани аж обмерло все внутри – увидит же! А нет, не увидела вроде. Витька себе семечек отсыпал молча. На траву уселся, Нина рядом. Сидят, щелкают. Свои ж семечки, крупные, сладкие.
А время идет. Медленно так.
«У, – думает Маня, – скучно-то как на свидании. Семечки, небось, и дома можно щелкать. И чего бежали?»
 А Нинка меж тем локтем Витьку в бок толкает, да на ухо что-то шепчет. Эх, не слышно!
– Ну чо, – погромче уже говорит Нинка. – Давай, что ли, поцелуемся?
– Ну давай, – тоже громко Витька отвечает. – Тока давай ближе к клену подойдем, а то ж нашим партизанам не видно будет. Зря они тут сидят так долго, что ли?
У Таньки с Маней тут же сердечки в пятки ухнули! Заметили все-таки! На секунду замешкались они, а Мишка уже быстрей-быстрей слазить, чтобы дать деру.
А Витька руки растопырил и смехом заливается: вот сейчас поймаю!
Не помня себя, в один момент попрыгали прямо в крапиву ребята, руки-ноги об кору ободрали – и бежать без оглядки! Несутся прочь, только ветер в ушах да смех Нинкин. А далеко впереди Мишкина спина. Он хоть и младше, а бегает куда быстрее. До деревни, да через улицу на край, к лопухам спасительным. Там спрятались, отдышаться не могут.
– Вот блин! – сетует Танька.
– Ага, – выдыхает Маня. – Попались так попались!
Так и сидели в лопухах до вечера.
А дома-то у Мани вечером приходит в гости дед Гриша, за кислым молоком в погреб спускается, да выбегает, как ошпаренный:
– Господи Исусе Христе! В погребе полный бидон лягушек!
Расстроился сильно да соседскому деду Аникею Михалычу через забор кричит:
– Слушай! Ты Писание помнишь ли?
– Ну, помню – тоже кричит глухой дед Аникей. – А что такое?
– Да вот, спустился в погребку, а там в кислом молоке – лягушек полным-полно. Как туда попали? Крышка на месте…
– Ох ты, Господи! Никак конец света будет!
– В Писании есть про это?
– Нет кажись, а вот, слыхал, к землетрясению это.
И вот по всей деревне слух пошел – землетрясение будет. Ребятня всполошилась:  жуть как интересно! Девчонки как раз из лопухов вылезли, а тут такие новости.
 Танька Маню в бок толкает:
– У нас переждем. У вас дом большой, да старый, развалится. А у нас крепкий. Новый. Только запасы надо сделать. Вдруг нашей-то еды на всех не хватит? Где у вас запасы? Тащи!
– Надо у мамы спросить, – неуверенно отвечает Маня.
– Вот еще. Некогда. Землетрясение вот-вот случится! Затрясёт, а тут мы уже с запасами, все наши обрадуются! Только ты, главное, конфет побольше тащи.
Пожала Маня плечами, пошла искать, где конфеты отец от Мишки спрятал.
Лазает по дому: в буфете нет, в сундуке нет. В отцовой комнате  – тоже. Разве что под кроватью посмотреть. Заползла на брюхе, а тут ее кто-то за ноги как потащит!
– И-и-и-и! – пищит Маня, извивается. Нинка, наверное. Лупить за свидание будет. А это мама. Тряхнула, перед собой поставила:
– Ты, что ли, лягушек в молоко насовала?
Маня сопит, голову в плечи вжала. Эх, подзатыльника никак не избежать. А мама старается строго смотреть, но плохо получается. Покривила-покривила губы, да как рассмеется!
А Маня краской залилась:
– Ды это Танька сказала, масло так делать можно. Лягушками.
– Эту твою Таньку выпороть бы, чтоб ума прибавилось. Лягушками… Вот ведь придумала, а?
Конфет, конечно, к чаю не дали – в наказание.
Сидят Маня с Таней в лопухах. Про землетрясение совсем забыли. Маня только вздыхает с досады, а Таня сетует:
– Темный у нас народ. Вот и не дали доброе дело сделать…