Терпи, Колумб

Зима – звенит. И сияет. Чистотой сияет. По темноте снег искрится, сверкает – глаз не оторвать, а днем – солнце во льду отражается, брызжет золотым, играет. Сосульки, как римские свечи, – горящая вода, угасающая только с заходом солнца.
Машенька каждый раз любуется сосульками, представляет, как скрипит, хрустит лед на зубах, обжигает язык, растекается водой во рту – вкусно! Эх, нельзя, не разрешают мама с папой.

У школы был свой номер, а говорили все  – красная. «Ты в какой школе учишься? – В Красной!» или «Айда за Красной школой кататься!». Потому что она из красного кирпича построена.
Вот урок начался, математика. А Машенька в окно смотрит, мечтает. И уже не в классе она, а на огромном корабле, с волны на волну – раз!, резкий ветер в глаза – аж слезы, на губах соль. Сильная тяжелая рука робко ее за локоть трогает: «Машенька, долго плыть еще?», а девочка отвечает, не оборачиваясь: «Терпи, Колумб, скоро Америка!». Колумб снова за руку теребит, Маша отмахивается. А тому невдомек, что не до него ей: вот-вот земля покажется. Трясет, трясет, потом ка-ак хлопнет ее по затылку:
– Эй, Андреева!
А это не Колумб – Людмила Михайловна! Стоит с указкой у парты, глаза сверкают. –  «Терпи», говоришь?!
Машенька со стула встает, еще не очнулась, глаза от соленых брызг щиплет. Миролюбиво отвечает:
– Не неврничайте, Людмила Михайловна. Я ж не неврничаю!
– Сейчас занервничаешь, – лицо учительницы перекашивается. – Вон из класса!
Тяжело вздыхая, плетется Маша за дверь. А в коридоре никогда пусто не бывает. Он огромный, гулкий, конца-края не видно. Техничка полы моет, библиотекарша, вот, Ирина Борисовна, навстречу:
– Почему ты не в классе?
Стыдно.
– Я, – отвечает Машенька, – проветриться вышла. Душно в классе. И думать в тишине лучше.
– Понятно, – говорит Ирина Борисовна.  – Опять из класса выгнали. О чем опять замечталась?
– О, – втягивается Маша в беседу. – Плыву я, значит, на огро-о-о-омном корабле. А тут Колумб мне и говорит…
– Так, Андреева, – прерывает ее библиотекарша. – Хватит фантазировать! Берись за ум!
А как за него браться? Он же внутри головы. Машенька голову ощупывает. Кудри копной, бант набок съехал – никак ум не нащупать. Вздыхает она, на подоконник забирается. За тягучими мыслями (зачем Николавна всегда такая злая?) проходит время, звонок на перемену трезвонит противно и громко. Такой лучше пережидать в классе. Как будто прямо во рту звенит,  дергается, бьется на языке, больно стукается о зубы: бз-з-з-з-з-з…

В столовой Вовка раньше поспел, свою булку слопал и Машенькину доедает.
– Эй, – кричит Машенька – Моя же булка!
– Терпи, Колумб, – заливается смехом Вовка. – Скоро Америка!
– У, – думает Маша про себя, – как не подавится еще, хохотун!
День в школе длинный, еще два урока, уже не только Вовка – все дразнятся. Обидно!
Одно только радует: на продленку не надо сегодня оставаться: у мамы только первая смена.

Идут они с мамой из школы дворами домой. Маша сопит.
– Что ты, доченька?
– Мам, вот скажи, ты когда в школе училась, тебя с уроков выгоняли?
Мама смеется:
– Было дело!
– А-а-а… – протягивает Маша. – Это я, наверное, в тебя пошла.
Снова мама смеется:
– Мне Людмила Николаевна уже доложила. Ничего, все пройдет, потерпи.
– Ага! – уже всхлипывает  девочка. – Знаем! Терпи, Колумб, скоро Америка!
Слезы обиды катятся по щекам, уголки губ дергаются.
– Стой! –останавливает мама Машеньку. – Ну-ка…
Они стоят у барака на Чкалова. Мама исчезает за углом и тут же возвращается: «Смотри!» А в руках у нее сосульки!
– Эту тебе, – протягивает она хрустальный леденец поменьше Машеньке, а второй себе оставляет. Машенька изумленно смотрит на маму, а та сосульку в рот – хрум!  Отгрызла кончик, на Машу смотрит и смеется: «Ну же! Вкусно!»
Машенька тоже теперь смеется, принялась сосульку грызть. Зашли они за барак молча, как спрятались. Только хруст слышен. Хруст и звон: сверкающие кусочки льда язык обжигают, разливаются живой водой во рту – аж щекотно. Вкусно, здорово! Маша смотрит на маму и наглядеться не может – до чего ж мама красивая. До чего ж мама – любимая! Не потому что сосульки, а просто так. Потому что мама.
Сосульки догрызли – они ж маленькие. Мама подмигнула озорно: «Тссс, дома – никому!»
Маша головой кивает – тайна. А на морозе стояли – лицо уже покалывает, продрогли обе – брррр.  Мама за руку ее  берет – и побежали!
– Замерзла, доченька?
Маша головой только кивает на бегу, А мама опять смеется:
– Ничего, терпи, Колумб! Скоро Америка!