Большая любовь маленького сердца

- Иди…! Что стоишь как каланча…? Иди уже…?
Колян стоял у порога, свесив голову, слегка покачиваясь, перебирая мятые купюры в руке. Дверь была приоткрыта, и его сальный чуб от сквозняка то приподымался, то опускался.
- И сигарет возьми, не забудь! – вслед крикнула Ната, закуривая последнюю, и метко бросила пустую пачку в угол кухни.
- Не забуду, - прошептал себе под нос Колян и вышел из квартиры.
Ната сидела за кухонным столом, крепко затягиваясь и растяжно выпуская дым. Она запрокинула голову, посмотрела на закопченный сигаретным дымом потолок, закрыла глаза на секунду и снова опустила голову. На полу была куча пустых бутылок от пива и водки, старые газеты, порванные и затертые пакеты, какие-то коробки, какой-то мелкий мусор. На плите немытая сковорода и кастрюля с холодной картошкой, сваренной в мундирах. На столе было не густо. Недопитый пакет томатного сока, початая банка шпротов, квашеная капуста, порезанный хлеб, три невзрачные гвоздики в простенькой вазочке, пепельница полная окурков, две 100 граммовых рюмки и две вилки. Ната докурила сигарету и сказала чуть слышно сама себе:
- Да, где же он, где его носит…?

***

Количество репетиций не дало должного результата. Худрук, Светлана Васильевна, была непреклонна и настаивала на том, чтобы именно Соня спела песню, посвященную празднику, 8 Марта. У нее был хороший голос. А Соне совсем не хотелось петь, да и песня ей не нравилась. Двенадцатилетняя Соня, была замкнутой девочкой, ребята детдома над ней подшучивали, а иногда не по-доброму, доходило иногда до слёз. Она частенько стояла у окна и долго смотрела на деревья, небо, проезжающие машины, прохожих. О чем были ее мысли, не знал ни кто, даже лучшая подружка, Олька.

Торжественный концерт посвященный весеннему празднику был в разгаре. На сцене менялись скромные декорации, номера. Соня робко вышла на сцену к микрофону. В зале прокатился смешок… Заиграла фонограмма, пора петь... И уже проиграл первый куплет… Соня стояла молча, словно забыла слова песни… посмотрела на зал, потом на Светлану Васильевну, которая что-то говорила ей полушепотом из-за кулис и что-то показывала на пальцах. Фонограмму включили заново… В зале становилось шумно… Соня взяла во влажные от пота руки микрофон и тихонько сказала:

- Я хочу прочесть стихотворение, которое я сама написала…
Музыку выключили. Соня смущенно и виновато посмотрела на Светлану Васильевну, и она одобрительно покивала ей головой.
- Стихотворение называется «Мама».
Она обеими руками крепко сжала микрофон и глядя в зал поверх голов начала читать. В зале стало тихо… не скрипели старые стулья… слышны были только голос Сони и шум мартовского ветра за окнами. Кто-то слушал с широко открытым ртом, кто-то свесив голову, кто-то задумчиво-внимательно… Соня замолчала… остался ветер…

***

Колян ловко разлил водку по рюмкам, положил Нате и себе картошки, капусты и несколько шпротов.
- Ната, давай выпьем за тебя! Сегодня твой праздник! – он поднял полную рюмку и, не чёкаясь, выпил залпом, быстро закусив пучком капусты. Сразу закурил и откинулся довольный на спинку стула.
- Соня…
- Что?
- Соня, девочка моя…, - шептала Ната.
- Наташ, ты чего?
- Дура я треклятая, Коля…, - слеза ее брызнула в невыпитую рюмку водки, - за меня, говоришь? Праздник, говоришь? Что же, Коля, я наделала…? Соня, девочка моя… простишь ли ты меня…?

Колян молчал… Смотрел на Нату и молчал… В его руках тлел окурок…
- Скажи, Коля, дорога ли я тебе?
- Ну, ты спросила?
- А с Соней?
Колян встал, подошел к Нате, обнял ее за плечи и прошептал ей что-то на ухо.
- Ты уверен? – спросила она, всхлипывая.
- Да, Наташа, уверен.
- Спасибо тебе, Коля…, - они еще долго сидели молча. Больше не было тостов, наступала новая жизнь.