Планета первой любви. часть 1. глава1

 ПОВЕСТЬ НАПИСАНА В СОАВТОРСТВЕ С ВИКТОРОМ  ПЯТНИЦЕЙ.
   Другу детства и юности Виктору посвящается...

 Предисловие.               

Первая любовь…Как много значат для каждого эти воспоминания…Этот этап, который отзвуком  ложится на время нашей жизни, отзываясь в любом возрасте трепетом тех первых чувств. И никому не дано знать в свои семнадцать лет, чем станет в судьбе эта первая любовь. Какие   испытания принесет, и  какие преодоления уготовит. У каждого есть та Планета Первой   Любви, где–то посередине Детства и Юности находится она. Не теряется никогда. А иногда   становится Судьбой. Вот о ней, о Первой любви наша  повесть. Она написана в соавторстве. И теперь, на склоне лет, оба соавтора пытаются доказать: Любовь существует на свете. Она   есть. Она жива, несмотря ни на какие жизненные невзгоды и испытания, выпавшие на долю  главных героев, она продолжает жить…Сможем ли мы доказать это? Убедить читателя в этом? Судить вам, читателям…

   Часть1

   Глава: ЮНОШЕСКИЙ МАКСИМАЛИЗМ
Передо мной дневник девочки, семиклассницы.Она себя считает самой обыкновенной. Оно и правильно: таких историй множество. И, если кто -то узнает в ней себя, ничего страшного. Есть возможность пережить свою молодость ещё раз.
 Занавески слабо заколыхались. Свежий, весенний ветерок, поигрывая ими, опустился чуть ниже.Длинные волосы беспорядочно разметались по подушке. Поиграв ими, шалунишка-ветерок начал заигрывать с трепетными ресничками.Сладко потянувшись, девочка проснулась. Зевнув, посмотрела в окно. Голубое небо было необычайно чистым, будто кто-то усердно его вымыл, лишь ветка клёна с сильно набухшими почками, с уже просвечивающейся зеленью,подчёркивало её голубизну. Было ещё рано, лишь мать, колдовала на кухне над тестом, и знакомый запах  ванили поплыл по квартире.
-Эй,сони, вставайте! - я запустила в сестер подушкой. Побесившись малость, стали собираться в школу.
Еле отсидела первый урок, и чуть не схлопотала  двойку. Выручил звонок. Взявшись за руки, с самым независимым видом мы с Любкой и Ольгой вышагивали по коридору, готовые к любой агрессии. Она не заставила ждать.Ребята применили свой излюбленный приём. Девочки почти миновали их.Вдруг один из пацанов толкнул другого.Не ожидавший "Фима" чуть не пропахал по полу." Фима"- это Серёжа из соседнего 7"а", две недели как пришел в школу.Чертыхаясь, он чуть не сшиб меня.
-Нет, со мной этот номер не пройдет, так и на шею сядете.Рука с книгой взмыла вверх, готовая обрушиться на бедного "Фиму". Но  замерла, так и не опустившись. Снизу вверх не нее смотрели удивительно чистые и голубые, как сегодняшнее небо, глаза. Они были широко распахнуты и смотрели так доверчиво.
-Простите... я не хотел... правда, -  и улыбнулся. Такого ещё отродясь не бывало, чтоб вот так мальчик попросил прощения!Отродясь не было, и эти удивительные глаза... Продолжая, как загипнотизированная, смотреть на него:
-Да ладно, чего уж, - медленно, слегка покраснев, повернулась к озадаченным подругам.   

        ИЗ  ДНЕВНИКА                Что я хочу, не знаете? И я не знаю. На уроках скукота. За пятнадцать минут все пойму, остальное время в окно смотрю, звонка жду. Или вот еще - в зеркальце смотрю. Есть у меня  кругленькое такое, маленькое. В ладони тонет. Учитель не видит. Зато я вижу, что там за  последней партой Танька делает, подружка моя. Вместе не посадили нас. Или вздумаю  веснушки свои рассматривать. И откуда, проклятые, выползают? Ну, просто на самый нос. Ух,  и страшилище же я... Бант вечно сползает. Да и как не сползать ему, если за косу до сих  пор дергают мальчишки. Только и грозишь им кулаком Да, испугались они моего  кулака, как же. И куда мне от этой косы деться? Отрезать бы...Да мама убьет сразу.Челку и то не дает  отрезать.Нет, лучше и в зеркале себя не видеть.Не о том я все пишу. Сегодня было что-то  такое, особенное. Да, новенький этот, Сережка этот. А глаза у него, как небо весной. Ну и глазища! Извините - говорит. Чудной он. Что это я его вспомнила? Сегодня - извините, завтра -  косу оторвет в школьном дворе, знаю я их братство. Ух, вреднющие мальчишки! Интересно, голубоглазый этот заметил мои веснушки или нет? Да чем бы их свести? Вот дались они мне сегодня!Я о них и не думала раньше.Что я пишу? Расселась,раздумалась тут. Сейчас мать с работы, а я ничего не делала. Будет мне выволочка. А глаз таких, точно, ни у кого в школе нет больше.
 -Люда! Люда-а-а! Да что с тобой, ты в последнее время какая то малахольная.Вроде со мной говоришь, а меня совсем не слышишь,ты не заболела часом?
-Мам, всё нормально, просто в школе много задают, -не моргнув,врала, не скажу же правду. Сама ещё не разобралась в себе. Все мысли, как намагниченные,возвращались к нему, к встрече на перемене и чем дальше, тем ясней всплывали все малейшие подробности.Порой путала реальность с мечтами.Если кто - то произносил имя Серёжа, щёки сразу начинали гореть. В школе, клубе, просто на улице искала с ним встреч. Увидеть. Хоть краешком глаза. Увидев, вся моя сущность начинала трепетать. Постепенно выучила его походку, манеру говорить, смеяться. Постепенно стала избегать беззаботных подруг, находя в одиночестве относительное успокоение и томление.В этом мире, сотканном из девичьих переживаний, мечтаний и сердечных мук порой я ощущала почти физическую потребность поделиться с кем-нибудь тем, что творилось у меня на душе.Вот и сегодня. Сестры уже спят, посапывая во сне. Стараясь их не разбудить, достаю толстенную общую тетрадь. Забравшись ногами на стул, едва сдерживая волнение, дрожащей рукой вывожу на обложке: "Дневник обыкновенной девушки" чуть поколебавшись добавила ( или повесть о первой любви) Ещё чуток подумав, решительно дописала по диагонали самое дорогое мне имя СЕРЁЖА... Открыв первую страницу, успокоившись, поставила дату. Теперь я знала, что у меня есть самый надёжный друг, который никогда не предаст, с которым я могу поделиться самым сокровенным. Ох, сколько девичьих слез, было впитано им, и лишь только он знает, сколько было пережито над ним, моим верным другом.
Да, я  начала писать свой дневник. Наверное, это было первое произведение в моей жизни, где могла разговаривать сама с собой. Мне  это  было надо. Кто поймет мои мысли, мои  мечты, мои фантазии? Я как будто ушла в свой мир грез и образов. Было еще место, где я оставалась наедине с собой. Читальный зал библиотеки. Высокие потолки, стеллажи с  книгами выше мня в два раза. Книгохранилище. Там даже запах особенный. Включаю  настольную лампу. Круг света и совсем другой мир, в который я погружаюсь. Тихо, никто не  мешает. Я забываю о времени и об эпохе, где я. Я там, с ними, с героями,о которых читаю. Грин.Алые паруса. Ассоль. И  бесконечное её ожидание на берегу моря. Вот какая может  быть мечта. Кого я жду? Сережку своего жду ...из 7 "а".. Да разве знал он,  что я жду  его? Нет, не знал он. А я ждала его с тех пор. Дневник мой давно существует только в  памяти моей, а я все жду его на берегу житейского моря. Вспоминаю юность свою. Мама не понимает, почему я стала такой тихой. Нет, забыла она свои четырнадцать лет. Забот у нее много. Сестры... У них свои заморочки школьные. А я без конца читаю и читаю свои книжки.  Берегу дневник от чужих глаз. Боюсь - засмеют меня, не поймут. Сегодня вечер в школе  был. Нас пускают уже. Мы - старшеклассники.Смешно звучит. С бантами все, в белых  фартучках. И все же... Это как бал. А после бала...
Не стала я дожидаться конца новогоднего бала, да и зачем? Стоим мы, девчонки, как в песенке:"Стоят, девчонки, стоят в сторонке... платочки в руках теребя-а-а-ат" А мой Серёжа на меня вообще... ноль внимания. Сколько? Вот уже три года. Тр-и-и года убила на него, и все без толку! Да и сама виновата. Все никак не могу к нему подойти, а почему я?Он же парень. Подумает ещё, что я навязываюсь.               
 Снег, медленно кружась, ровным покровом ложился на землю, скрипя-хрум-хрум под моими валенками, стирая напрочь мои следы. Мороз неприятно холодил колени.
-Надо было бы одеться потеплей.Вот и площадь.На катке ни души, лишь одинокий фонарь тускло освещает снег, который,подобно мошкаре, заклубился возле лампочки. Я залюбовалась!
-Люда-а-а... Лю-ю-д, да постой же ты.Ты почему так рано. Я даже и не заметил!
Это был Серёжа! В сбившиеся набекрень шапке, тяжело дышащий. Сердце захолунуло... Неужели дождалась? Он медленно подошел, взял мои ладони...
- Да ты что? Совсем замерзла! Горячо, с придыхом дыша, он стал согревать мои руки, мое сердце. Я таяла. Не отрываясь,  мы смотрели друг другу в глаза... без слов. Да и не нужны они были. Вдруг, на каток выкатилась шумная ватага наших одноклассников. Танцуя, падая, весело визжа "Летку-Енку"!"Раз... два... туфли надень-ка",-неслось в ночное небо. Мы, не сговариваясь, молча отступили от света в ночь... Нам никто не был нужен.Душа пела от неожиданного счастья. Держась за руки, медленно брели по глубокому снегу.Боли о пустяках. Меня трясло...
-Беги, а то заболеешь,-улыбнулся Серёжа,- беги-и-и! Неожиданно для себя я чмокнула его в щёку, покраснев. Со всех ног бросилась к своему подъезду. Взлетела на свой этаж. Дрожа, долго не могла попасть ключом в скважину. Наконец! Нырнула, не раздеваясь, под одеяло. Тело трясло крупной дрожью. Поняла, что заболеваю.
Бил озноб. Наверное, все же я заболела, простыла, снег был глубокий.Или это нервное? И зачем я его поцеловала, вот дуреха -то...подумает про меня... Пыталась заснуть, да сон не шел никак. Плавали какие - то образы в сознании.Потом опять выбрасывало в реальность. Хотелось пить, а вылезать из - под одеяла не было сил. Три года детства перед глазами, дневник мой уже не вмещался в общую тетрадку. Три года смотрели мы друг на друга, и это  притяжение не уходило. Три лета маялись на каникулах и ждали эти сентябрьские дни...     - Поцеловала...Подумает черт знает что,- эта мысль покоя не давала.
 Было то ли страшно, то ли стыдно, то ли неизвестность будущего пугала. Как теперь я посмотрю на него в школе, что скажу ему в школьном коридоре при встрече? Медленно проваливалась я в забытье. Стало вдруг жарко...Его лицо так и маячило,не давало покоя, не уходило. Глаза...Какие у него глаза! Все смотрят и смотрят, как будто ответа ждут. Какого  ответа?  Сказать, как он мне нужен? Чего вы,глаза, ждете от меня? Плохо мне, плохо. От жары плохо или от глаз этих плохо? Когда эта ночь уже закончится? Я вдруг почувствовала  что- то прохладное на лбу. Кто - то ладонью мерил мне температуру так, ко лбу  прикасаясь. Мне нужно было очнуться, от сна очнуться...А я не могла вылезти из этой  нереальности сна...И все же я их открыла, свои глаза. Сон продолжался...На меня смотрели   внимательно и встревожено голубые Серёжкины глаза. 
-Опять бред начинается, -  подумала снова и смежила веки,-  болею, правда. Вдруг влажные  губы прикоснулись к  щеке. Нежно,едва. Да что же это такое? Резко оторвала голову от подушки, прислонилась к ковру. Сережка сидел на стуле у кровати, даже не улыбался... Живой и реальный.
- Ты что меня так пугаешь? Ты чего это болеть вздумала и мать напугала. Утром прихожу,  мать говорит, будить тебя не решается, голова горячая, всю ночь что- то шепчет она, бредит...
Это была новая реальность.Теперь уже новая для меня.Сергей вошел в мою жизнь так  долгожданно и нечаянно, как - то вдруг. А до выпускного вечера оставалось полгода. Полгода школьной жизни, уроков, звонков, вечеров, полгода детства. И этих его синих, как небо, глаз.
Как не хорохорилась, а воспаление схлопотала! Месяц, как минимум, придется в постели поваляться. А школа как? Наверное, отстану. На выпускных...ох,опозорюсь!Интересно, чем они в школе сегодня занимались?Сколько, там на часах? Два. Уроки уже закончились. Как там Серёжа? Придет? В дверь позвонили. Покачиваясь от слабости, бреду к двери.
-Серёжа!А я тебя так рано не ждала. Ты, наверное, голоден? Я сейчас.
Серёжа, нежно придерживая за плечи, довел до дивана. Заботливо укрыл пледом, пощупал лоб:
-Да-а-а-а... Не дёргайся, -сказал он заботливо, - я сам. Бренча посудой, разогревая чай, готовя бутерброды, рассказывал о школе.Знаешь, мы классом решили тебе помогать. Ну, уроки там... задания разные, чтоб экзамены не завалила.Светлана Александровна одобрила, обещала заходить, проверять. Я, улыбаясь, таяла... Понимала, что это его затея. У дивана, пили чай. Серёжа взахлёб рассказывал, что записался в секцию по тяжёлой атлетике.
-Во-во пощупай! Нет, ну правда, смотри, какие железные мускулы, - и напрягал, сгибая руку, усердно пыхтя...
Какой же он у меня ребёнок ещё,- глядела на него с любовью.А чуть позже, когда пошла на поправку, мы пили втроём с мамой чай. Мама, незаметно улыбаясь, кивнула мне, показывая глазами на Серёжу. Он искоса, ну самым краем глаза, следил за бицепсом на руке, как он вздувался, когда он подносил хлеб ко рту. Мы с мамой смеялись Он вначале не понял, покраснев, тоже засмеялся. К слову скажу, мама тоже привыкла к нему.Когда его не было, огорчалась, говорила:
-А где наш Серёжа?
Благодаря ребятам, а особенно Серёжкиным стараниям или уходом за мной, умудрилась не отстать от класса. Многие в школе догадывались о наших отношениях. Некоторые девчонки откровенно завидовали. Незаметно приближалась долгожданная весна. На носу было 23 февраля -День Советской  Армии...

Этот день  всегда  считался для  девчонок особенным. Думали, какие подарки юношам подарить. В классе эта проблема решалась легко. Сережка учился не в моем  классе. Что дарить - встал вопрос и  передо мной. На память. На долгую, бесконечную память... Что  дорогое есть у меня? Кроме дневника есть маленькая записная книжечка с моими мыслями. Мои первые шаги в сочинительстве. Просто мысли, зарисовки. Но ценность их в том, что они  все о нем, о Сережке. Это он меня вдохновляет так  писать. И откуда только слова  берутся.Как я ему благодарна уже за то, что он есть на свете рядом со мной. Да, подарю  ему свои мысли... 
После школы приходилось задерживаться на консультациях - не  хотелось отставать. Он  терпеливо ждал.Нес портфель до самого подъезда. Я все рассказывала ему.О чем угодно, а  он просто шел рядом, смотрел на меня и не слышал, что я говорю. Вдруг ни с того ни с сего  говорил мне: " Ты знаешь, у тебя летящие волосы..." Я останавливалась в недоумении. А он  целовал меня. Замирал, привлекал к себе,и я слышала гулкие удары его сердца. Ничего не  нужно было нам обоим в такие минуты, только бы это мгновение продолжалось долго - долго, всегда. Сильные его руки всегда были такими нежными, гладили мои волосы. Может, я  умиляла его своей наивностью, своей детской увлеченностью книжками.Он оберегал меня, как мог. Жалел меня после болезни. Казалось, мы с ним живем в другом измерении, чем все  остальные люди. И у нас особая планета, Планета Первой Любви.
Уединившись в своей комнате, Сергей с дрожью в руках открыл подарок- мелко исписанную общую тетрадь. Отыскал самую первую запись. Сердце сладко дрогнуло. Небольшой рассказ назывался "ТЕБЕ". Это  наверное, она имела его в виду. Быстро прочитал. Ещё. Теперь неторопливо, вдумываясь в каждое слово. Это слово тёплой волной согревало душу, оно кричало о своей любви к нему, Сергею. Задумался. Оказывается, он почти нечего о ней не знал. Ничего! Мысли о любимой унесли в мечтательную высь...
- А что подарю ей на 8 марта? Цветы обязательно, но где их взять? Сколько у меня "бабок" ? Жаль, маловато, надо ещё собирать и сгонять в Кустанай. Вот обрадуется, увидев живые розы,- мечтательно улыбнулся. Далековато, правда, 300 км туда, 300 обратно. Ничего,зато сколько радости будет!
Сергей положил на стол лист ватмана и вновь надолго задумался. Быстро-быстро начал рисовать. Скоро на листе появилось огромное окно, залитое дождем, на подоконнике которого аллели яркие цветы. Судя по частому дождю, была осень. За окном, в тёплом, пушистом халате стояла красивая девушка с длинными распущенными волосами.Руки были судорожно прижаты к груди. Большие глаза были полны слез, готовых вот-вот вырваться на волю. Она с трепетом кого- то томительно ждала.Это была его ЛЮДМИЛА ... Его любимая!


Она часто стояла у окна. Какое - то магическое это место - окно. Там можно долго стоять, даже ничего не видя перед собой и глядя в какую - то одну точку в пространстве. Просто ждать. Она ждала его. Всегда ждала.Тетради лежали открытыми на столе.Знала: все равно  все напишет, сделает, успеет, впереди ночь. А сколько спать останется ей до школы, это  не большая проблема. Уроки в школе шли своим  чередом. Оценки, звонки. Как кинолента с  названием "Школьный день".Их время начиналось после последнего звонка. Она точно знает: он возле выхода со школьного двора ждет её. Наспех набрасывала плащик свой, поправляла неизменный бантик. Волосы путались, да некогда причесывать их у зеркала в холле - там  Сережка ждет. От школы до её четырехэтажки дороги  прямой минут семь. Нет, это короткий   путь. Они хитрость придумали. Он провожал её теперь по другому маршруту. Мимо гостиницы, типографии, по большому квадрату улиц и перекрестков.Какие - то события были каждый день. Учились ведь в разных классах. А бывало, она читала ему дорогой домой стихи  наизусть.Знала их много. И тогда можно было говорить ему то, что хотелось, словами  поэтическими.Это ведь музыка в слове. Видела она внимательный его взгляд.                - Интересно, о чем он думает сейчас, слушая меня? Где его мысли? - мелькало. Но важнее этого было то, что он сейчас рядом. Несет два портфеля в одной руке и  держит её за руку. Ее маленькая ладошка утопала в его сильной руке, пригревалась там,как воробышек, и замирала от радости этого его тепла. Долгим бывал их маршрут. Иногда попадалась лавочка   где - то у дома. Можно было там посидеть.Никто никогда не выгонял.
- Расскажи мне про свои тренировки, - требовала она. Но он как-то обходил стороной эту тему. Не хотел её расстраивать. Испугается она еще, если узнает, какие тяжести он там поднимает. Иногда они затевали спор о чем- то. О фильме. Или о ребятах из класса. Или о  чтении. Сережка говорил:
-Много читать вредно, глаза портить...
Ну это только её зацепи. Она десять аргументов находила в пользу свою. Читает много - оправдывала себя. Расставаться вот только у подъезда было грустно. А вечером брат не отпускал никуда.Строгий брат был.Старший. Он - не сестры. Вот потому окно было любимым  её местом в доме. На прощание она гладила его по щеке, проводила по волосам. Рука её  задерживалась в ладони - не хотела отрываться. Он целовал её ладошку, отдавал ей  портфель и закрывал за собой дверь подъезда, оставляя её наедине с мыслями. А мысли её поздней ночью снова ложились в строчки дневника.

Долго думал, пригласить или нет её на соревнования? Эти соревнования проводятся традиционно - раз в год, в феврале. Нет, нет, меня не пугает, что я опозорюсь, боюсь, что она, моя Людмила, просто не поймет. Ведь тяжёлая атлетика сугубо мужской вид спорта, там,на помосте, когда тебя ломает, гнёт и корёжит тяжеленная штанга- не до красивостей. Но она так давно хочет посмотреть, чем я увлекаюсь, что меня волнует, что я люблю, кроме нее, помимо наших встреч.Я зря боялся. Она с удовольствием согласилась посетить мир настоящих мужчин, мир силы, который так волнует меня... Наконец, этот день настал.Мы в зале, где продут соревнования. На помосте, сверкая никелем, стоит новенькая штанга. Ей и только ей, предстоит определить сильнейшего! А за кулисами грохочут непокорные штанги, недовольно взвизгивая. Люда испуганно вздрагивает, и я начинаю жалеть, что пригласил её. Каково ей, после библиотечной тишины, окунуться в грохочущую канонаду! Я исчезаю. Скоро мой выход, наскоро поцеловал мою любимую. Тренер благосклонно улыбается, одобряя мой выбор, и то что она здесь. Он, умудренный опытом, знает, как часто присутствие близких людей помогает спортсменам творить чудеса на помосте. В воздухе витает терпкий запах мужского пота и какой- то незнакомой мази. Мой первый выход. На штанге 120 кг. Шумно раздувая крылья носа, я, словно кошка, мягко крадусь к нетерпеливо ожидающей штанге. Ты радостно захлопала в ладоши, увидев меня, и сразу затихла.В зале запала тишина. Деловито склоняюсь, поправляя гриф. Этот вес привычный для меня.Зафиксировав его, бережно опускаю штангу на помост. Вес взят! Ты, радостно визжа, прыгая на месте,  кричишь:
-Этой мой, мой Серёжа! Правда, он молодец и сильный! Вокруг весело смеются и тоже хлопают в ладоши! Мой последний выход. Нет, я не выиграю этих соревнований: слишком мало пролил солёного пота в тренировочном зале. А вот первый, взрослый разряд выполнить смогу, если конечно повезет. 135кг никогда не поднимал. Здесь уже не до сантиментов. Непривычно тяжёлый вес болью отдается в руках, впиваясь острой насечкой в ладони. Мощный подрыв, и  штанга на груди прессует меня. Начинаю тяжело вставать. Лицо исказила нечеловеческая гримаса.Ты, прижав испуганно руки к груди, закусив губу и затаив дыхание, во все открытые глаза следишь за мной! В-с-с-тал!!! Дышу с придыхом. Сознание мутнеет.Надо толкать вверх. Сил никаких. Толкаю. Штанга на прямых руках,  но она не сдается и показывает свой норов. Меня начинает трясти и таскать по помосту. Нет! Не удержать! И тут натыкаюсь на твои, страдальческие глаза. Наши взгляды встречаются! Но... нет,не сдамся. Нечеловеческим усилием я укрощаю бунтующую штангу! Она смиренно замирает в моих руках,  руках её победителя! Счастливо, натужно улыбаюсь. Вес взят! Штанга с грохотом падает. Ты бросаешься ко мне, целуешь!
Я радовалась Сережкиной победе! Я  ликовала! Я видела, что ему стоило побороть вес этот. Он заставил себя поднять эту штангу, заставил. Превозмог боль. Не знаю, какая сила ему помогла? Был такой момент, когда я подумала: он её сейчас бросит,но нет, что - то внутри его пересилило слабость. За него радовались друзья, тренер. Меня оттеснила от него толпа, осталась на минуту сама, отошла в сторону от помоста.Там творилось столпотворение. Девчонки из его класса верещали и висли у него на шее. Это не то, чтобы сильно меня  волновало, но...напрягало. Наверное, я переволновалась за Сергея, слезы от бурных эмоций  удержать было нельзя...Пока эти чувства не схлынут, надо было хоть глаза вытереть, и я полезла в карманчик за платочком. Вдруг рука моя наткнулась на твердую бумажку,  сложенную. Это письмо...Его не было минуту назад, я же помню. Мне его подкинули в   неразберихе. Открыла. Как знать, может, это мне. Но лучше бы я его не открывала. Печатными буквами был написан текст от Серёжкиного имени кому - то, не мне. Он просил её  прийти к нашему с ним дереву после соревнований. Просил не меня. Я остолбенела, онемела,ошарашена была от такого вероломства, от такой наглости, от такой неожиданности.  - Нет, этого не может быть, - говорила я себе первое, что пришло в голову, - Сергей не  способен на такое. Как же это? Меня проводить домой и уйти к нашему дереву на свидание с  другой. Мне надо было посидеть где - то. Села в зрительном зале на первый попавшийся   стульчик. Сергей с подмостков ушел в раздевалку, очевидно. Не было нигде его видно. Если спросить у него? Да что же он скажет в ответ, если это он сам написал. Будет смущаться,  значит - лгать, а я не хочу его видеть таким. Кто сунул записку эту - тот не признается. Еще раз перечитала.Да, после соревнований. Силы как - то сразу покинули меня.Вот так неожиданно приходит горе. Для меня это было горем,катастрофой. Я не могла этому верить и не могла не  верить. Значит, я сейчас лишняя в этом зале,  просто лишняя. И вообще  лишняя в его жизни...Да и что я - пигалица с бантиком. Старомодная коса.Старомодная я. Вот девчонки уже все с модными стрижками, а я...И что он во мне нашел такого. Книжки одни на уме,стихи. Тихонько стала пробираться к выходу.Соревнования закончились.Легко было затеряться в толпе, никому до меня не было дела, а Сергей пропал, наверное, не зря.
 - Да и кто тебе сказал, что он собирался идти тебя провожать, - говорила я себе. Брела  наугад по улице. К своему дому, конечно, но подумала вдруг:                - Нет, нельзя мне домой. Вдруг догнать меня решит, в зале не найдет, дорога эта ему известна.И что тогда? Спрошу у него про записку? Нет, не посмею. Не хочу в серых его глазах видеть лицемерие  и знать : сейчас проводит  меня и уйдет  под дерево... Я  повернула  совсем в другую сторону. У подружки моей Тани была беседка во дворе дома. Из неё просматривалась площадь перед  Домом  Культуры, где всегда было многолюдно, вот и сейчас так, скоро танцы начнутся в клубе. Посидеть там ... не так одиноко. Пойду я  туда, к Тане во двор. И ей ничего не скажу. Начнет жалеть, сочувствовать, а я не хочу жалости. Не знаю, сколько я там сидела, замерзла.Надо идти домой. Еще брат искать начнет. Тот  такой тоже, поднимет всех на ноги, куда это я подевалась. У подъезда моего маячила в сумерках фигура  юноши. Видела издалека его. Он ходил туда - обратно, как маятник. Да, Сергей это. Подхожу.
- Люся,  куда ты пропала, потерял тебя. В спортзале нет тебя, знакомые не видели...ты  чего? Что с тобой?               
 Сердце радостно встрепенулось ему навстречу, а рука  в кармане снова наткнулась на  записку. И новая волна обиды накрыла меня с головой. Такой резкой,яростной обиды.            
-Сейчас заплачу, - подумала я, - нет нельзя мне плакать, не мыслимо показать ему мою  слабость...еще чего, решит, что я его ревную, обойдется.Пусть идет к дереву, пусть идет... Я закусила губу до боли, чтобы удержаться. Вырвала руку и хлопнула дверью  подъезда. Теперь он остолбенел, даже не среагировал на мое молчание.Не сообразил, очевидно, что я знаю про его свидание. Обманщик. Поднималась на свой четвертый этаж  медленно, таща на себе груз своей обиды.Вдруг зашевелилась предательская мысль в голове:               
- Люська, опомнись, что ты делаешь, что ты творишь. Может, он и знать ничего про записку не знает. Она же печатными буквами написана.Но голосу разума в этот вечер не суждено было до меня достучаться. Я пришла тихонько домой, скрылась в своей комнате и юркнула под одеяло. Мама заглянула                -Люсь, ты ужинать будешь? Ты же голодная.               
- Нет, мам, я уже сплю. Однако, не спала я долго, все думала, все представляла, что там  сейчас происходит с ними. Накручивала себе воображение. Плакала в подушку.      
- Ладно, Сережка, я больше разговаривать с тобой не буду. Теперь существуй сам, без меня.Но все - таки сон одолел. Тяжелый от мыслей моих сон.

Я, недоумевал! Что случилось с моей любимой? Сколько укора и невысказанной тоски в этих огромных, ещё совсем недавно таких любящих глазах? Ведь, какой-то час назад, она так болела за меня.Сколько было гордости за него,Сергея. Она светилась! Может, кто-то ляпнул ей чего? А тут ещё эти участившиеся записки от одноклассницы с намёками на дружбу, и... что он нашёл в своей Людмиле - одни глазища... а сверху бантик,и о кроме книг и стихов в голове ничего.Будто она не от мира сего, ни дать - ни взять - белая ворона.До конца он читать не стал – в клочья  изорвал эту мерзость! И постарался забыть. Да и девчонки из её класса, как - то уж очень многозначительно посматривают, не прочь задружить... А, может, и правда, ну что я нашёл в ней... и вправду одни глаза, зато какие! Вон взять хотя бы Галку из её класса. Какая фигуристая, грудь не по годам. Даже взрослые задерживают на ней похотливые взгляды. Она тоже намекала на тёплую дружбу,у неё поклонников воз и маленькая тележка... У моей Людмилы с фигурой тоже всё в порядке, но до таких форм, ох как далеко. Она у меня какая -  то вся утончённая, миниатюрная что ли... Я улыбнулся, немного оттаяв,  вспомнив её гибкий и столь желанный стан. Нет, так просто я её никому, никому не отдам! Надо просто не пороть горячку и всё без утайки выяснить. Что-то ведь произошло? Загребая ботинками свежевыпавший снег, уже не обречённо - понуро побрёл к желанному подъезду. Будь, что будет. Но так, на самотёк я не оставлю. Можно этак нагородить Бог знает что! Ноги понесли резвей. Даже не запыхавшись, взлетел на четвёртый этаж. На миг задержавшись, вздохнув полной грудью. Твёрдо надавил на кнопку звонка.
-Кто там ? - раздался такой сердцу милый голос...
-Я-а-а... не своим, от волнения голосом хриплю я.
Она открыла двери. Он стоял на  пороге, Сережка  её. Еще совсем недавно её. Смотрел  встревожено, молчал. И она молчала. Потом выдавила из себя, подавая ему сложенную записку:
- Это я нашла в кармане своем. Как там наше дерево? Не засохло еще? Впрочем, «наше» - это как сказать. Скорее, общее теперь оно.
Сергей ничего не говорил. Ничего  еще  не  понял, не успел  прочитать. Она мельком глянула на него. Отвела глаза. Снова стало невыносимо больно. Закусила  губу, чтобы  скрыть свое волнение. Внутренний голос шептал ей на ухо. Нет, уже не шептал, уже  возмущался:
- Ты что это делаешь, ты в глаза ему посмотри. Он же не знает ничего, это недоразумение  какое - то. Она готова уже была уткнуться в его плечо, обнять его, рассказать ему о  своих сомнениях, о том, как не может спать, ничего не хочет, ничему не рада. Без него ничего ей не в радость. Но...гордыня! Вот то, упрямое существо внутри её не пускало, держало на расстоянии.А вдруг? Хотя это "вдруг" уже не казалось ей  аргументом, как раньше. Он стоял поникший.
- Ну что с тобой? - спросил он еле слышно. Не смел взять её за руку.
- Вот, даже за руку не возьмет, нужна я ему триста лет. И мой бантик в придачу...
Молчание становилось нелепым. Кто - то  должен был сделать первый шаг. Она сделала. Отступив назад, переступив порог. Молча закрыла за собой дверь.Еще чего, показать ему  свои слезы. Разве что рыжий кот их увидит. Никому не скажет. Плакала, уткнувшись в  диванную подушку. Нет дома никого - можно хоть выплакаться. Все потеряло свой смысл. Она как будто замерла, ушла в свою раковину. Дни потянулись, как серая тягучая резина.  Краски поблекли. Медленно утром шла в школу, медленно короткой дорогой возвращалась домой. Танька не могла понять, что с ней происходит, и вызвать её на разговор тоже не могла. Людмила ушла в себя. Иногда она все же смотрела в его сторону, видя Сергея   издалека в коридорах школы. Тот тоже молчал. Ни с кем не разговаривал, ни с кем не стоял у окна, как раньше. Ребята тоже оставили его в покое. Была какая - то обреченность. Недоумение. Неприкаянность. Иногда наступала оттепель. Капало с крыш днем: преддверие  весны. Канун.
- Да какая мне разница, что зима наконец-то заканчивается, что мне? - думала она. Мама с  тревогой смотрела на неё, спрашивала:
- Люсь, у тебя неприятности в школе, заболела? А что Сережка твой перестал к нам ходить? Она тихо отвечала:
- Нет, мам, все нормально, и уходила читать книжку. В библиотеке ей  разрешили читать  французскую классику. Давали книги домой из читального зала, доверяли. Это, пожалуй, было ей теперь единственным спасеньем от монотонной тоски по нему. Сергей часто снился ей...В каком - то тумане. Стал миражом. Она не видела его глаз. Просто знала:это он. Он где - то рядом, все время рядом.
 Дверь закрылась так резко и сильно, не отпрянь он назад, расшиб бы нос в кровь. Я не понимал, откуда вдруг такая...нет не ненависть, а какая -  то стена недоверия стояла в её глазах. А где- то за этой стеной затаилась невесть откуда взявшаяся  безысходность, тоска и жалость, какую он, Сергей, видел лишь однажды, когда соседские пацаны насмерть забивали тщедушную безхозную дворяжку. Тогда он разогнал мальчишек, а собаку взял с собой. Но здесь некого было разгонять, здесь надо было вначале разобраться, а уж потом... Ещё в Люсиных глазах, на самом их дне, видел  такую - же загнанную любовь. Раскрыл ладонь, слепо взглянул на скомканную записку. Что -  то смутно мелькнуло в голове, и он, резко повернувшись, загрохотал вниз по лестнице, чуть не сбив тяжело дышащую старушку... На улице он также никого не видел, лишь друзья недоумённо смотрели ему в след, пыхтя сигаретами. Дома немного успокоился. Вновь достал ватман и, почти не задумываясь, начал нервными штрихами рисовать. Очень скоро на большом листе ватмана стоял Сергей... Ноги широко расставлены, носки стоп чуток развёрнуты во внутрь... Нервно дрожали  пальцы, чтобы скрыть это, они сжаты в тесные кулаки, которые глубоко покоятся в карманах. Широкие плечи в бессилии опущены вниз, спина огорчённо сгорбленна. И лишь голова в своём горделивом повороте говорит, что он не сломлен. А пока он стоя на пустынном перроне, тоскливыми глазами провожал сияющий красными огнями пассажирский вагон. А в нём его любимая. Тихо скрипнула половица пола. Он даже не заметил, как вошла мама и неизвестно как долго она смотрела за порхающим над бумагой карандашом.. По её глазам он увидел, что она всё поняла. Как когда  - то, я не таясь, мог он  уткнуть разгорячённое лицо в материнские колени, без утайки рассказал всё. Она  же, ласково гладя по голове изредка, тихо шептала:
-Да ты, Серёженька мой, совсем уже взрослый, не переживай, мой милый. Всё образуется вот увидишь!  А записку, мерзость эту, выкинь в помойное ведро, там  ей место. И из головы тоже. Не марай ею свою любовь. Не ищи виноватого, несчастен он в своей зависти,  от этого и подл. Будь, сынок, выше этих людишек, они только и ждут этого, чтобы обгадить. Дай, сынок, я тебя поцелую, как в детстве, и благословлю. Низко наклонив мою голову, при этом сказав:
-Как ты вырос сынок - нежно поцеловала в лоб. С Богом! На душе сразу стало легче. Я не знал, что надо делать, но в одном был уверен: я от неё не отступлю.

Сфальшивила ты тут,Людмила, - услышала я требовательный голос своей  учительницы, - что  с тобой? Все шло так хорошо.Ты почему так паузу затянула? Слова забыла? Учи На завтра  чтобы никаких импровмизаций с паузами.   
- Завтра как - то оно будет, мне бы сегодня выжить на этой репетиции, - думала я. Не  могла дождаться окончания репетиции.Повесила платье в костюмерной, сбежала торопясь со второго этажа, толкнула входную школьную дверь. Сергей стоял на пороге  школы. Ждал меня. Ничего не сказал мне. И мне ничего не надо было ему отвечать. Молча  шел рядом. Молча  открыл передо мной дверь подъезда, впуская меня, молча закрыл, не заходя в подъезд. Тогда  я поняла еще одну истину: молчание приносит облегчение, если он рядом. Главное не в молчании, а в том, что он был рядом со мной. С ним не страшно, с ним спокойно, с ним все преодолимо, с ним. Только бы быть с ним. Не понимала я этого раньше, что значит - быть с ним. Я медленно поднималась на четвертый этаж. Теперь я понимала, какая глупость была - думать, что он смог бы там быть у нашего дерева не со мной.
- Сережка,  прости меня за мою слабость, за мою глупость, за мое недоверие, прости ты  меня, - говорила я вслед удаляющимся его шагам.
В это смутное время своего одиночества стала я ходить в школьный драмкружок. Во -  первых, он связан с литературой. Во - вторых, учительницу свою я  бесконечно уважала за любовь к слову русской классике. Да и деваться было просто некуда от этой давящей  пустоты. Хоть куда - то себя подевать.Близилось 8 Марта. В школе готовился большой концерт. Раздали роли, слова. Учили каждый себе сам. Подбирали костюмы. Татьяна Ларина, чей образ мне предстояло воплотить на сцене, близка мне теперь особенно своей замкнутостью. Каково было  мое удивление,когда на первой сводной репетиции среди декораций сада предстал передо мной Сергей.Просто вышел из - за кулис незаметно, и это ему я говорить должна была слова: "Я к Вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать? Теперь я знаю: вашей воле меня презреньем наказать..."Ведь это признание. Говорила, глядя  в его серые глаза. Он странный был: высокий, статный, в цилиндре 19 века.Что мне оставалось? Но только одна мысль меня занимала: какое глубокое декольте у платья. Плечи  оголенные. Волосы высоко собраны, и вся я слишком открыта взглядам. Нелепо выгляжу,вот это меня доставало. Но потом наступила и его очередь клясться мне в любви словами Онегина и быть у ног моих.Это тоже можно было пережить. Слова Сергея были так естественны, так искренни. Оказывается, перевоплотиться в этих героев нам  не составило огромных усилий. Как теперь сказать ему: "Но я другому отдана, и буду век  ему верна", -такова роль. Ведь не остается даже никакой надежды. Где - то ждет меня мой муж, старый израненный генерал. Он не виноват ни в чем. Честно служил Отечеству своему...

..."Но я другому отдана, и буду век ему верна..."- сколько она вложила чувств и смысла в эти слова. Нет, это не просто текст пьесы, это она напрямую, с подмостков сцены дала понять ему, Сергею, что у неё есть кто -  то другой, которому теперь уж не его Людмила будет принадлежать целиком и полностью. А он так надеялся на примирение. Конец! И зачем я только согласился участвовать в этом "спектакле"? Теперь каждый вечер буду слушать эти слова, как насмешку над своей любовью! Резкий, порывистый, холодный ветер приятно холодил разгорячённый лоб, взъерошивая чёрные пряди волос.
-Раз, она любит другого, что поделаешь? У меня хватит мужества и сил уйти с её дороги! Мне ведь самое главное - пусть она будет счастлива, даже ценой моей любви! А что я? Сцеплю тесно зубы и уйду, нет уеду. Дай только школу закончить. Сразу пойду в военкомат, благо немного до восемнадцати не хватает. Да и в другую школу попрошусь. Незаметно добрёл до сквера, на низеньком заборчике которого сидели знакомые ребята и курили. Сергей подсел.
- Миш, дай и мне дёрнуть. Впервые в жизни взял в рот сигарету, затянулся. Грудь словно сковало обручем! Душил нестерпимый кашель! В глазах встали слёзы. Отдышался. Голова шла ходуном. Ребята ржали:
-Ну, Серый, ты и слабак! Наверное, и вина тоже не пробовал? На... Кто - то протянул 700 граммовую бутылку с бормотухой. Что - то внутри подсказывало - не надо, но я уже переступил какую - то невидимую грань. Вино неприятно обожгло рот, затем  в  кружащуюся от курева голову ударили винные пары. Ему стало совсем плохо, на "ватных" ногах, слегка качаясь, он слепо пошёл по обледенелому тротуару. Он не думал, что делает и куда идёт. Ноги сами несли его непонятно куда.

 Звонок в двери был  странный, какой - то прерывистый, нервный. Как обычно, вечерами  никого не было дома. Сестренки по подружкам, у брата - девушка. Мама на работе допоздна. Я открыла двери и обомлела. На пороге стоял  Сережка. Сам не свой. Шапка едва держится, сдвинутая. Рукой придерживается за косяк. Его пошатывает, водит - так  говорят. Глаза...никогда не видела их такими. То ли полные гнева, то ли горечи, то ли отчаяния.То ли все вместе в них это перемешалось. Да что случилось? Совсем недавно он довел меня до дверей подъезда. Где это его носило?               
- Сережка, ты  чего? Ты откуда такой? Ты  что, выпил что ли, ничего не пойму. Да заходи ты, холодно в коридоре стоять. Нет, он уперся, продолжал стоять в дверях.                -Люська, ты кому там отдана? Ты что, замуж собралась? Ты что же бросаешь меня насовсем, за что, Люська?               
  И тогда до меня дошло. Боже ты мой, да он пьян. Вовек не пил.Это он для храбрости набрался. Это он со мной сейчас отношения выясняет...ну, мальчишка, ну вредина, ну дурачок, ну ...Ему плохо, очень плохо сейчас, - поняла я, глупый ты мой Сережка...Я  решительно дернула его за руку и затащила в прихожую. Стащила куртку, забросила шапочку на верхнюю полку шкафчика. Он уже не сопротивлялся совсем. Как - то в моих руках  послушным стал, как плюшевый медведь на диване. Пришлось нагнуться и расшнуровать   помочь ему ботинки. Он еще сопротивляться вздумал. Пришлось пригрозить:               
- Будешь еще трепыхаться стукну по лбу журналом. Потащила в свою комнату, усадила на  кровать. Его вдруг стал трясти озноб. Закутала одеялом. Села напротив него на стульчик, отодвинув его от письменного стола.               
- Сережка, что с тобой, что случилось с тобой?Рассказывай теперь.                - Люсь ...ты почему так паузу затянула на сцене? Боялась мне сказать,что другому отдана?

Нет, что угодно, но только не такого вопроса я от него ожидала...Обалдеть.
 - Да разве я эти слова придумала? Это Пушкин своим гением блеснул двести лет без малого назад. Я что, поправить его могу? Я там стою полуголая с этим декольте перед тобой...попробуй тут под твоим взглядом  слова не забудь.Отдана...ты посмотри, что  придумал. Я что тебе, кукла, чтобы меня кто - то кому - то отдавал? Еще чего. Ничего  другого придумать не мог? Оттого и напился дряни какой - то. А тренировка завтра. Тебе что тренер скажет?               
Он не мог мне отвечать ему стало плохо. Тошнило. Как мне его было жаль. В ванной умывала  его, бестолкового моего великана. Вытирала лицо полотенцем. Выговаривала               
-Ну у тебя фантазия! Почище моего дневника, где я придумываю иногда сюжеты. Уложила его  на своей кровати. Сейчас брат придет, сходит домой к нему, скажет матери, что печатают  фотографии ночью. Соврет уж, ладно... Мама пришла, мама моя все понимает.               
- Люсь, ему ночью может стать плохо.               
- Мам, я сегодня в кресле сплю, мне дежурить у него надо.
 Голова была горячей. Я все прикладывала уксусные компрессы. Губами прикасалась ко лбу, мерила температуру. И сама прикорнула в кресле. Очнулась утром. Сережка  осторожно взял мою руку, и я проснулась.               
- Люся, ты мне снишься или это реальность?               
- Реальность, не снюсь я тебе, и спишь ты в моей постеле. А я сижу рядом и спрашиваю, какому "генералу " ты меня вчера отдавать собрался? Еще и напился по этому поводу, с радости или с горя - вот это интересно. Вот, чертяка, напугал ты меня вчера. Лучше  штанги свои таскай на помосте.
Но он смеялся, беззвучным смехом смеялся, и глаза его сегодня были счастливые...                - Иди в ванну, умывайся, а я тебе на кухне чая заварю крепкого. Мать там дома, извелась  совсем, сколько ты печатать фотки эти будешь? Когда закрывала за ним дверь, он привлек  меня к себе, обнял крепко- крепко и шепнул: " Я тебя никогда никому не отдам. Слышишь  - не отдам. Помни это!"


На улице голова слегка закружилась. Полной грудью вздохнул свежего морозного воздуха. Пахло близкой весной... Весь мир оживал, и мне казалось, что радуется вместе со мной. По прекрасному, голубому небу плыли белые облака. По улицам на работу спешили добрые, прекрасные люди. Всё радовало, и ликовала душа! Всё плохое осталось позади, растворившись, как дурной сон. Мама была ещё дома.
-Ну как, все фотографии напечатали? - Но я думаю, что она мало верила в призрачные фотографии. Серёж, ты не забыл, что сношенька в больнице? Господи, за своими переживаниями, я совсем забыл, что жена брата, со дня на день должна была родить. Все ждали мальчика, даже всю одежду приготовили для  мальчика , как и коляску. Сегодня ночью, пока ты занимался фотографиями, её увезли в роддом, - мать чуть заметно улыбнулась, - собирайся, пойдём попроведуем и узнаем, кто родился... Не прошло и полчаса, как мы, запыхавшиеся стояли в приёмном покое родильного отделения. Противно пахло лекарством и где  - то далеко слышался детский плач. Мама пальцем пробежала по списку. Есть! Мальчик!  4.600 ,рост 59  Мама радостно вскрикнула:
- Каков богатырь! В нашу породу. Через минуту мы уже стояли у окон палаты, благо, что на первом этаже. Светка, словно ждала нас. На её руках умиротворённо покоился свёрточек с пока ещё маленьким ЧЕЛОВЕЧИКОМ . Молодая мама радостно улыбаясь, рассматривала ребёночка. Мы начали прыгать возле окна, стараясь привлечь внимание. Увидела! Поднесла его к окну.  Смешно разевая ротик, недовольно морщился от солнца, готовый вот - вот заплакать. Это было  малюсенькое чудо. И это чудо - мой племянник! Господи, неужели я уже дядя! Затаив дыхание, я во все глаза рассматривал мальчонку! Как  - то сама по себе мелькнула шальная мысль:
- Вот бы нам, с моей Людмилой такого. Сердце от избытка чувств сладко забилось.Как бы я его любил, и как бы мы были счастливы! Я сиял! Мама, увидев моё лицо, тоже счастливо улыбнулась:
- Не успеешь оглянуться, и у тебя будет такой... фотограф... Уже дома, лежа на диване, продолжал мечтать, бестолково уставившись в потолок. Жизнь мне представлялась сплошным праздником. А как - же иначе? Сколько приятных событий за одни сутки. Всё же как хорошо любить и быть любимым! Снились сны, один краше другого. Мать, заботливо укрыла меня пледом. Я заворочался:
- Спи, спи мой фотограф, - и смахнула набежавшую слезу.


Праздники всегда ждешь, особенно весенние. 8 Марта - первый  праздник весны. Долгожданная  премьера спектакля. Столько репетиций удачных и неудачных.  Но вот выучены слова, отрепетированы все мизансцены. Приготовлены  и выглажены костюмы. Дожидаются. Я уже  привыкла  к этому платью и не  стеснялась  оголенных  плеч. Привыкла  к  светлому фраку Сережки и  его  взгляду. Теперь  мы  просто и естественно играли свои роли, ибо никакому  генералу меня отдавать было не надо. Проблемы Татьяны Лариной заканчивались в  костюмерной вместе с извлечением себя из  этого  платья.  И вот, наконец, премьера, сцена...Зажглись огни. Зритель там, за  чертой света. Это только так  кажется,  что бутафорская  мебель или деревья. Для нас  все  было по - настоящему. Мы  какое - то время  пребывали  там, в 19  веке. А что изменилось? Такие же люди, такие же  чувства. А праздник придавал  спектаклю  особенное  настроение. Хотелось  порадовать учительницу, которая  сама жила этим  спектаклем. Да и всю школу тоже. Сколько  их до выпуска осталось, таких дней. Скоро  экзамены. Ощущение  весны  уже витает  в воздухе.  В спектакле  место одно было, такое неприятное - дуэль Ленского  с Онегиным. И когда раздавался  сухой  щелчок пистолета, я вздрагивала. Думала:            
- Ну, это же игрушечное все: и пистолет, и дуэль не настоящая. Не представляю, как можно было вот так запросто выстрелить в человека, да и за что? Ревность  слепая ...Ну и гадостное же это чувство. Глаза у неё велики. Напридумает эта ревность с три короба. Потом дуэль, хорошо, что век уже другой. Но вот спектакль закончился. Школа  аплодировала. Мы  были рады: все удалось, и никто не сбился, не забыл слов и не "выпал " в тягостную паузу. Все позади. Последний  поклон и кулисы. Сергей  за кулисами придержал  меня на  какие - то  мгновения. Разжал ладонь, а на ладони у него был  маленький ангел -  статуэтка. Совсем  маленький, с  крылышками. Прошептал мне на ухо:
- Я тебе за спектакль благодарю, а этот ангел пусть тебя хранит от всяких генералов...И бережет тебя от всего...для меня.
Что я  могла ответить ему? Суета, люди, движение за сценой. Только благодарный взгляд   подарила и побежала в костюмерную перевоплощаться в девочку 20 века.


Домой мы теперь возвращались после школы снова по большому кругу, как раньше. Перейдя площадь перед ДК, оказались в парке. Тополя стояли рядами, снег только - только начинал  подтаивать днем, замерзал на ночь и скрипел еще. Сережкина рука была такая теплая, шероховатая от штанги и ...родная. В середине сквера летом бывала большая клумба, и стояли лавочки вокруг. Вдруг я оторвалась от земли. Это Сергей как пушинку поднял меня  на руки и закружил. От неожиданности свет фонарей поплыл по кругу. Шапочка моя сползла, рассыпав волосы поверх шубки. Он поставил меня на скамейку, и я теперь стала даже выше его. Необычное явление. Всегда голову поднимаю, чтобы в глаза его посмотреть, а теперь можно было лицо его взять в ладони и прикоснуться губами к его щеке, к уголку губ. Он замер и, казалось, не дышал. А я впервые решилась поцеловать его сама, так дерзко для самой себя. Нет, не думала я тогда ни о чем, только ощущала прикосновение, эту сладость  поцелуя, как будто внутри меня просыпалась эта женственность, эта нежность к любимому мужчине, это естественное желание ласки. Волосы мешали, падали на лицо. Его сильные  руки поставили на землю меня, и я поняла, как может целовать мужчина, самозабвенно, требовательно, бесконечно. Никого не существовало в мире для нас в эту  минуту. Только он и я под звездным небом зимнего парка. Тополя были немыми свидетелями этой вдруг  пробудившейся в нас обоих страсти. Мгновения, перетекавшие в вечность. Долгие годы потом я буду помнить этот поцелуй весенне - зимним поздним вечером марта, числа восьмого.

Как никогда я растерялся. Премьера спектакля, 8 марта,и этот, такой долгожданный и вместе с тем такой неожиданный поцелуй! Влажность её трепетных губ, тёплое, слегка судорожно - нервное дыхание ещё пьянило, слегка кружа голову! Глупая, от счастья, улыбка не сходила с лица. Случайные прохожие недоуменно оглядывались вслед. Я был просто счастлив. Мне хотелось петь! И я пел, правда, про себя - пела моя счастливая душа! Господи! Как я мог забыть про цветы! Через полчаса поезд подойдёт - надо успеть. Успел.
-Держи розы для своей ненаглядной, - хохотнул мой друг, спрыгивая с подножки вагона и протягивая мне огромный букет, пылающих в ранней ночи алых роз. Смотри, не поморозь их, этакую красоту.
- Да ну тебя, - счастливые ноги так и понесли к долгожданному подъезду. Короткий, нетерпеливый звонок. Прыгая на одной ноге, стряхивала тесный сапожок. Не успела раздеться... Широко распахнутые глаза удивлённо оглядывают меня с головы до ног, затем замирают на огненном букете и распахиваются ещё шире.
- Это тебе - неловко подаю букет. Я, я... в общем с праздником тебя,  - слегка краснея, тихо добавляю:
- Любимая-я-я! Стараясь не помять букет, неловко обнимаю и вновь, второй раз за день наши губы вновь сливаются в жадном поцелуе! Едва сдерживая дрожь, целуя мочку уха, жарко шепчу:
- Люблю, люблю больше жизни, - и снова пьём друг друга, словно сладчайший нектар! Замечаю, что Людмиле неудобно стоять в одном сапожке. Это приводит меня в себя:
- Давай, шустренько одевайся, и к нам. Мама, наверное, совсем нас потеряла, да и всё стынет в сотый раз. Не терпя возражений, неуклюже укутываю её в шубку. Дрожащими руками пытаюсь одеть на пышные волосы непослушную  шапочку, руки вновь соскальзывают к её лицу,и вновь жаркие, пусть и неумелые, но такие неистовые поцелуи...   
К праздничному столу мы самым бессовестным образом опоздали.  Мама, стараясь напустить на себя строгость, увидев наши счастливые лица и распухшие губы, улыбнулась. Я слегка подталкиваю свою ненаглядную:
- Мам, знакомься. Это моя Люда!

Я  в этот  вечер оторопела от эмоций  и чувств, которые обрушились на меня. Премьера, ангел в руке, парк с кружащимися звездами.Страстные губы Сергея, как будто разбудили, растревожили что-то до сих пор спящее во мне...И эти, пахнущие любовью, розы среди зимы...Первые розы в моей жизни от бесконечно любимого человека.Потрясение. Нет, не  последним оно было в этот  вечер. Сережка уже застегивал замочек на сапожке, уже  одевал  меня, как маленькую, торопил, мама ждала.
- Сережка, ты эти розы мне подарил, они теперь мои? А я несу их от меня и от тебя твоей  маме. Я уже им обрадовалась. Они прекрасны. Давай маму обрадуем. Мама - это тоже  символ любви, как эти розы. Что он мне мог ответить? Это было мое желание.Дома у него я совсем растерялась. Маму его я знала, городок у нас небольшой, знала давно, но теперь, когда он  подтолкнул меня к ней, я поняла: нам суждено всю жизнь любить одного человека.Он сын её ,и он же тот, без которого уже не может существовать моя душа.Две женщины - один  мужчина.Любить его в унисон представляла нам Судьба.Я робко протянула ей букет. Добрые  её глаза участливо смотрели на меня. Поняла она, мудрая женщина, хитрость нашу с этими розами. Она понимала и мое смущение. Она все понимала про нас... Отослала Сергея на  кухню, усадила меня за стол.
-  Замерзла, дитя мое? - спросила  участливо. И мне стало спокойно и тихо рядом с  его мамой... Теплота её глаз отогревала. Вечер марта, числа  восьмого, продолжался.