Черный снег

Никогда, никогда не позволяйте никому
говорить, чего вы можете и
Не можете. Докажите, что циники
ошибаются. Это их проблема, что
У них нет воображения. Единственный
предел – это небо.
Ваше небо.
Ваш предел.
(Том Хиддлстон)


Едва ли во всем мире найдется человек, который ни разу не жаловался на судьбу. Ни разу не думал о том, что у соседа трава зеленее, работа приличней и теща адекватней. О том, что все достало, как плохо живется в этом мире. А ведь и правда - будни серы, жизнь подобна заранее расписанному сценарию. Радует лишь то, что не один ты такой. Вокруг миллионы живут так же, думают о том же и… ничего не делают. Круг не прерывается. Ничего не меняется.
Я не была исключением. Семнадцать лет жизни прошли, а ярких впечатлений не осталось. Может где-то глубоко в детстве, которое давно ускользнуло из памяти, и были фееричные взрывы эмоций и радости, но теперь не осталось ничего. Последнее и единственное, что запомнилось навсегда – лесной ежик.
Бабушка часто водила меня в лес собирать ягоды и грибы. Тогда-то я и увидела этого лесного зверька. Будучи совсем маленькой, я ринулась хватать ежика. Тот сразу свернулся клубком, и я напоролась пальцами на иголки. Помнится, я заплакала, а ежик убежал. Бабушка, которая все видела, успокоила меня. Я не знаю, что такого знаменательного тогда случилось, но это едва ли не единственное, что мне запомнилось.
Как и у любого человека, прошли школьные годы, намечался университет. Будущее манило перспективами, хорошей работой. Но, увы, также серостью и однообразием. С этим приходилось мириться, как и сотням людей до меня. Все шли этим путем, по нему же и должна была пройти я.
Моя история начинается с одного зимнего утра. Стоит начать с того, что зиму я вообще любила. Она мне казалась более чистой и светлой из всех пор года. Какой-то непорочной, не погрязшей в человеческой серости. Даже холод не менял моего мнения. Я радовалась блеску покрытой снегом земли на солнце, причудливо танцующим в воздухе снежинкам. Зимний лес и вовсе напоминал волшебное королевство, где время застыло на одной секунде. Настолько хрупким казался мир, что было страшно даже дышать. Я всегда просто стояла и наслаждалась видом укутанных деревьев, будто уснувших на время холодов. Именно этим я отличалась от многих прочих -  я видела красоту даже в холоде, ветре и зиме, которая для многих приносила ощущение дискомфорта и мрака. Но тогда я не знала, что буду видеть еще больше. Теперь я думаю, что тогда была слепа – не видела и сотой части той красоты. Хотя это видение досталось мне тяжело. Но обо всем по порядку.
В ту зиму заболела моя бабушка. Врачи не утешали, будто готовя всю семью к самому страшному. Я не верила в это – смерти для меня не существовало, я просто знала, что если очень захочу, то все будет хорошо. Слишком наивные мысли для семнадцатилетней девушки, но я была такой. Я считала, что вера способна на многое, даже на спасение человека. Когда все впадали в отчаяние, я по-прежнему верила в счастливый исход. Никто меня не переубеждал – родители понимали, что это лишь способ уйти от жестокой реальности. Они не хотели моих мучений, потому не мешали бродить среди придуманных иллюзий. Так было проще.
Однажды утром мы собрались ее навестить. Больница была в другом городе, в двух часах езды. Было воскресенье, погода стояла хорошая. Редкие тучки плыли по синему  небосклону, шел совсем небольшой снежок, ярко светило солнце. Эта погода будто вселяла надежду. Ничто, абсолютно ничто не предвещало беды.
Катастрофа случилась почти в самом конце нашего пути. Уже на подъезде к самому городу обнаружилось, что дорога не почищена. Здесь тучи полностью заслонили небо, снег усилился. Я не помню, как это произошло. В сводках новостей говорилось, что водитель не смог справиться с управлением на повороте и его вынесло с дороги. Там была обочина и склон, ведущий в лес. Машина перевернулась и врезалась в дерево. Сообщалось о двух погибших и одной выжившей. Этой счастливицей оказалась я. Та трагедия запомнилась урывками: крик мамы, звук мнущегося металла, мерзкое хлюпанье разрываемой и сдавливаемой плоти. После - вид кучи металлолома, лишь отдаленно напоминающего автомобиль. И предательство самой природы – впервые шел черный снег. Я, находящаяся в шоке и слабо соображающая, не поняла, что это пепел. Спасатели окрестили мое спасение чудом.
Тогда я эту несправедливость чудом не считала. Я отчаянно хотела умереть. Все мои иллюзии разбились на мелкие осколки, больно ранящие и по сей день. Мой диагноз звучал как многочисленные переломы, в том числе перелом позвоночника, и колото-резаные ранения. Меня положили в ту же больницу, куда и бабушку. Но это лишь усилило мои страдания: медсестры не знали, как сообщить мне, что бабушка, узнав о катастрофе, умерла. Я узнала все сама. И это сделало мою агонию мучительней. У меня не было никого. Жизнь сломалась в семнадцать лет. Будущее рухнуло, как декорация. Больше не было ни перспектив, ни стимула жить. Я стала инвалидом, сломленным изнутри. Язвой на теле общества. Обузой у государства. Беспомощной куклой, не способной к самостоятельной жизни.
Я провела в больнице очень много времени. Врачи утешали, что когда-нибудь я смогу ходить. Но на вопрос «когда?» все молчали и смотрели в пол. Я не верила. Я с отвращением смотрела на инвалидную коляску, на мою тюрьму до конца жизни. С нескрываемой злобой я смотрела и на свои безжизненные ноги. Я не знала, что делать дальше. Прекрасно понимая, что когда-нибудь меня выпишут, я начала думать, где я буду жить для начала. Осталась квартира родителей, но я еще не являлась совершеннолетней. До апреля я по закону должна была находиться в детском доме либо у опекуна. Но семьи у меня не осталось. Быть может где-то далеко и были незнакомые родственники, но я не желала жить с чужаками. Как можно догадаться, детский дом меня тоже не вдохновлял. В дополнение к тому нежеланию жить добавилось ощущение ненужности.
Ко мне приходили психологи. Я убеждала их, что все хорошо, что жизнь продолжается и надо просто перешагнуть через эту трагедию. Хотя больше я пыталась обмануть себя, вылезти из этой ямы безысходности, в которой оказалась. Психологи мне не верили, но ничего не могли поделать. Если пациент не идет на контакт, они были бессильны. Единственное, что они сделали – упросили врачей оставить меня в больнице до моего совершеннолетия, то есть еще на два месяца. Официально это требование прошло в документации как «контроль над проблемно срастающимися позвоночными дисками».
Очевидно, что и друзья отвернулись от меня. Никто ни разу не пришел меня навестить, хотя сюжет об аварии отгремел по всем каналам в новостных выпусках. Это предательство окончательно добило меня. Я решила, что раз высшие силы не поставили точку на моем существовании, то это сделаю я сама.
Я принимала очень много лекарств. Поэтому мне ничего не стоило просто выпить куда большую дозу, чем требовалось. Но, к счастью, мой план не сработал. Меня вновь спасли. Тогда я наконец поняла, что, возможно, мне действительно еще рано уходить. Эта мысль долго не давала мне покоя. Я обдумывала ее бессонными ночами, терзаемая болью и слезами. Обычному человеку никогда не понять, что пафосные слова вроде «стоять у черты», «предстать перед выбором» действительно имеют место в некоторых случаях. Итак, я стояла у черты.
***
В больнице лежали и другие люди. Кто-то с бытовыми травмами и болезнями, кто-то с чем-то серьезными проблемами, а кто-то умирал. Страшная палата детей с лейкемией всегда меня пугала. Я безумно хотела им помочь, мне было очень больно смотреть на малышей пяти-шести лет, у которых никогда не будет будущего. Когда я впервые туда пришла, я была удивлена: все они улыбались, хотя и знали, что умрут. Они жили вопреки болезни. Они верили в счастливый исход.
Эти дети давали надежду и мне. По сравнению с их горем, моя инвалидность казалась мелкой неприятностью. Я могла жить, у меня было будущее, я еще могла быть счастливой. Они открыли мне глаза.
Психологи, которые после моей попытки суицида начали приходить куда чаще, заметили явное улучшение.
А я просто вновь начала верить в счастливый исход…

Двадцать третье апреля. Мне исполнилось восемнадцать. Врачи больше не могли содержать меня, поэтому мне пришлось покинуть больницу. Мне предстояло вновь стать частью родного города, но уже в новом обличье. Было очень страшно.
Из-за моей инвалидности ко мне приходила сиделка. С ней я ощущала себя бездушным овощем, куклой, отбросом общества. Я сидела дома, она разговаривала со мной, как с душевнобольной. Но я была нормальной. Поэтому меня сейчас совсем не удивляет, что в один прекрасный день я выгнала ее из своей квартиры с громким скандалом. Я поняла, что надо жить как-то по-другому.
Спустя неделю после того, как сиделка покинула мой дом, раздался телефонный звонок. Каково же было мое удивление, когда я услышала голос своей давней подруги. Она с воем и плачем пыталась объяснить мне, почему ни разу не навестила меня, почему заставила меня думать, что меня все бросили. Но мне это было не важно. Я просто поверила в ее искренность, все оправдания были не нужны. Меня не волновали возможные истинные мотивы подруги
Подруга переехала ко мне. Она помогала мне в моей реабилитации после аварии, содержала квартиру в чистоте. Делала ту работу по дому, на которую была не способна я. То есть, почти всю. Я, вопреки скрытому смеху и издевкам комиссии, поступила в университет на специальность, которую хотела. Надо ли говорить, что было очень тяжело. Пренебрежение сокурсников, неприспособленность здания, преподаватели с соответствующим отношением. Но я просто закрывала глаза и вспоминала детей из палаты больных раком крови. Они жили вопреки болезни. И я буду жить вопреки всему.
Спустя год выяснилось, что подруга воспользовалась шансом и использовала меня, чтобы получить квартиру. Я не устраивала скандал, хотя мне и было неприятно от мыслей о таком предательстве. Но я прекрасно понимала, что пока мне нужен человек, который может мне помочь. Я была зависима от этой мнимой подруги. И как бы я не пыталась что-то поменять, мне пришлось это терпеть.
Мой жизненный девиз «Жить вопреки всему» помог мне. Немного позже я окончила университет с лучшими результатами на курсе,  нашла работу, правда не такую престижную, как хотела, но зато я могла теперь себя  содержать. Еще позже я вышла замуж. Корыстная подруга была вышвырнута вон. Жизнь шла своим чередом. Моя инвалидность перестала мешать мне, с помощью мужа я уверенно поднималась по карьерной лестнице, жила для себя и семьи. Черный снег, который, как мне казалось, поставил точку на моем существовании, на самом деле сделал меня сильнее, помог достичь поставленных в юношестве целей и достигнуть мечты.
Сейчас мне сорок пять. У меня есть все, чего я хотела в семнадцать лет: крепкая семья, хорошая работа. Я никогда не жалуюсь на судьбу, потому что я знаю, как может быть плохо другим. Даже коляску, к которой я навсегда прикована, я считаю слишком малой платой за счастье.
Сейчас, когда я оборачиваюсь назад и вспоминаю свое прошлое, я понимаю, что видела слишком мало. Я видела только то, что хотела. По сути, я была эгоисткой. Я хотела схватить свободолюбивого ежика. Я бродила среди воссозданных мною иллюзий как в лабиринте, из которого был только один, вот такой жестокий и горький выход. И если раньше я смотрела на зимний лес и видела мгновение смерти, естественное для зимы, то теперь я вижу надежду на возрождение. Надежду, когда лучи солнца пробиваются сквозь ледяную тюрьму еловых веток. Ведь единственный предел наших возможностей – это небо. Наше небо. Наш предел.