Баламут

- Хоть ты, Микула, и большим человеком стал, а как был баламутом,
так и остался,  - говорят ему.     Но Микулу  этим   не   смутишь.   Он   улыбается.  Если  б не один,   немного искривленный  зуб, его улыбка не была бы   такой     наивной и подкупающей. Когда он проезжает полем мимо фермы,  девушки машут ему и  поют: «Прокати   нас,   Микула,  на  тракторе. До   околицы  нас  прокати».
Когда приезжает председатель, разговор у них происходит примерно в таком духе:
- Как дела, Иван Никулин - русский   матрос,   что новенького? - спрашивает   председатель.
- Силос  превосходный.   Дела - гут,  если   не считать  простоев из-за недостатка  транспорта.   А  насчет  новенького,  хотел бы  я потолковать с вами, Николай Петрович, как с инженером, о моменте кручения.
- Ну-с, забавно, слушаю, - говорит председатель,  принимая шутейно деловой вид.
Они  усаживаются  на   лафет,  закуривают.  Протирая защитные очки, Микула   не спеша заводит  разговор:
- Одолевает меня  одна нужда. Хочу  я завести себе коровенку и  думаю,   что  голова  колхоза  пойдет   навстречу   трудящемуся?
- Это скорей вопрос  хозяйственный, чем технический. И, насколько я понимаю, ты посягаешь на экономику колхоза.
- Никак  нет. Не было такого в мыслях.
- Тебе ведь нужна корова высокопродуктивная?
- Да, но не  на молоко, а на кизяки.
- Аркадии  Райкин ты с анахроническим репертуаром, а не комбайнер. Ты вот что, брат, пока я  председатель,   давай-ка тебе отгрохаем по осени  комсомольскую свадьбу? Как думаешь, получится?
- Думаю,  что - да. Дурное  дело нехитрое.
Председатель смеется,  похлопывая Микулу по плечу.
Подходит машина. Микула, спохватившись, усаживается за рычаги управления, кричит:
- Не сомневаюсь, Николай Петрович,   что  вы  знаете,   какую     кнопку нажать,   чтобы   добавилось   транспорта.
- Еще бы!
Однажды, когда оставались считанные часы до уборки колосовых, Микула, прокручивал свои «СК-4», еще и еще раз проверял работу молотилки, режущего аппарата, пристреливался глазом к плоскостям цепных узлов, затем, заглушив двигатель, уселся в тени отдохнуть, прикидывая,  что еще необходимо сделать в оставшееся время. Степь дышала зноем. Легкое дуновение ветерка приносило  с поля запахи дозревающей пшеницы. В это время к заправочным цистернам подкатил бензовоз. Водитель,  распустив шланги, включил насос. Сам, раздевшись до пояса, облился водой и улегся в тени на траве.
- Бензин переливается, а ты воздушные ванны принимаешь, аэробная бактерия! — закричал Микула на шофера, заметив, что цистерна переполнилась.
- Ах ты, собачий брат, промашку дал!  - чертыхаясь,  побежал   к  машине шофер.
- За такие промашки шейной мази отпускают по накладной.
Бензовоз отъехал. На большой скорости подрулил к заправке на тракторе Кошик.
- Привет, Сельяминыч!
- Здорово, Лихачушка.
- Хватит зябнуть. Хлебушек убирать  надо!
- Постой,  Маруся,  сапог  надену.
- Мика,   не   найдется  ли  у  тебя ключа 30 на 32?
- Больше,   как   полтора   десятка не   наскребу.
Отъезжая от заправки, Кошик чиркнул металлическим бортом тележки по облитой бензином цистерне. Бензин мгновенно вспыхнул. В два маха Микула оказался у очага пожара. Огненные змеи лизали переполненную цистерну с бензином. Горела открытая горловина, лужа про-литого бензина, загорелись шланги от насоса. К пожару бежали люди. Кто-то надсадным, душераздирающим голосом  заорал:
- Убегайте! Сейчас взорвутся цистерны!
По пропитанному соляркой шлангу огонь медленно поднимался к воронке цистерны с дизельным топливом. Немедля Микула вбежал по лестнице на цистерну. Сбросив заборный шланг, своей курткой он накрыл   воронку.
Четверо их, не поддавшихся панике, вступили в единоборство с огнем.
- В  пожарном  деле  нужна своя технология,   - говорит  Микула.    - Главное - лишить  огонь   продукта питания, задавить голодом,  не допустить до солярки.  Бензин не так опасен. За дело, братцы!
Двое   срывали     шланги с навесов.
Микула с Кошиком бросали из ящика песок, оставленный здесь на вся¬кий пожарный случай. Как виновник пожара, Кошик метался как угорелый. Когда кончился песок,  он ухватил с пахоты засохшую глыбу земли и бросил в горящую лужу. Огненная жидкость брызнула ему в лицо. Закрыв лицо руками и убегая в сторону, он взвыл не своим голосом. Выглядывая из-за дома,  советчики   кричали:
- Беги к воде!
- Ложись!  Падай!
В несколько прыжков, срывая находу с себя рубаху, Микула догнал
Кошика, свалил на землю и сбил пламя. Затем, подхватив под руку, довел   до   домика.
- Эй,   кто-нибудь,  быстренько    в больницу,  - распоряжался   на бегу Микула.  - На  мотоцикле.  Так  ему будет  прохладней.
- Так,   значит,  одного  отправили в госпиталь, - говорит Микула, рассматривая   на  рубахе  прилипшие клочья  обгоревшей    кожи.  - А  некоторые   в тылах скрываются,    когда нужна сухая земля...  ведра есть,  пахота рядом. Аккуратненько… не спеша, не на пожар ведь. И приготовьте пару телогреек.
Землю носили быстро. Вскоре внизу огонь был потушен. Горела только открытая горловина бензиновой цистерны. Заслоняясь от пламени телогрейкой, Микула осторожно поднялся по горячей лестнице вверх. Примерился и накрыл горящую горловину. Огонь захлебнулся. Микула спрыгнул и обошел вокруг цистерны. Собрались люди, стали строить предположение: отчего возник пожар?
- Как ты  думаешь,  Микула?
- Я?  Думаю,  скорее  всего,    от огня.
- Это и дураку ясно.
- Возможно, и от молнии. На прошлой неделе на Северном Кавказе обещали дожди с грозами.
- Ну, поехали кума по дрова! Ты смотри, у тебя ведь рука обожжена!
- Да?.. Поди же ты, какой внимательный!   А я и не заметил.
- Ну-ну! Не зуди. Кожа  пузырями  вздулась.  В больницу  надо, поехали отвезу.
- Пожалуй...
В больнице, найдя нужный номер на двери, бесшумно открыв дверь, Микула вошел в кабинет. Молодая медсестра в коротеньком белоснежном халате заканчивала перевязывать Кошика.
- Здравствуйте!   Здесь   ли   погорельцев  лечат?
- Здравствуйте.   Подождите,   молодой человек.
- О-о-о! Да ведь это же Микула! - завопил Кошик.
Руки и голова его были забинтованы. Лишь небольшие щели были оставлены   для  носа,  рта  и глаз.
- Ну  что, потушили?
- С   такими-то  орлами?   Делать нечего.   Болит  сильно?
Смазали, легче стало.
- Рука,  видать, у сестры легкая. Такими   руками  достаточно раз смазать -  до свадьбы заживет.
- Вы с одного пожара? - спрашивает  сестра, приступая к обработке ожога у Микулы. - Как это вас угораздило.
- Друг  у   меня  есть – рьяный пожарник,  облил  горящим бензином.
- Ожог предплечья второй степени.
- У меня? А у Кошика, наверно, четвертая степень?
- Четвертой не бывает. А почему вы его называете Кошиком?
- Мужчины все так зовут, а  девушки - Котиком.  Фамилия  такая счастливая.  Везет ему   в этом, толь¬ко  на пожаре не   повезло.
- Придется вам с недельку у нас побыть, а Котику - побольше.
- При таком обращении и персонале   всю   жизнь   готов   в   больнице
валяться,   - говорит  Микула.
- Ох и ребята же вы!
- Таких соколиков в вашей больнице не густо
Закончив перевязку, сестра поместила их в одну палату. До полуночи Кошик не мог уснуть. Принимал снотворное, высовывался в открытое окно, выходил на улицу. Жгучие боли не давали покоя. Микула же спал крепко. Проснулся он, когда уже начало светать. Посидел минутку на кровати, чтобы не шуметь, босиком прошелся по палате, выглянул в коридор. Дежурная сестра, облокотившись на стол, дремала. Полоса света из открытой двери падала  на тумбочку.
- Открыв тумбочку, Микула нашел там карандаш и лист оберточной бумаги. Тут же, примостившись, написал письмо.
«Дорогая сестрица, - писал он, - благоговейно склоняю свою буйную голову перед вашим милосердием и лекарским чародейством. Не прошло и ночи - болезнь с меня, как с гуся вода. Здоров, хоть паши на мне.  Ретируюсь я, не поминайте лихом. Мазь, которую вы забыли в палате, я конфисковал, думая по своей наивности, что она у вас не последняя.
Обмундирование верну в полном порядке. Лечите хорошенько нашего Кошика. Всю ночь он скулил, как побитая собака.  Пусть будет благословенна ваша стезя.
Ваш покорный пациент: И.Н».
Закончив писать, Микула вернулся в палату, посмотрел на Кошика. Тот стонал, беспокойно ворочаясь во сне. Положив письмо на видное место, он заправил свою постель. Перемахнул через подоконник и оказался за двором больницы.
В больничных тапочках, перекинув халат через плечо, легкой размашистой походкой, шагал он полевой дорогой по направлению к бригадному стану. В пшенице перекликались перепелки, чеканя свою однообразную, беззаботную песню: спать пора, спать пора.
- Глуповатая ты птица, - рассуждал вслух Микула, любуясь рассветом   и  бескрайними массивами пшеницы. —  Не время сейчас спать человеку...
Часа    за    два    отмахал   он двенадцать  километров.  И с   восходом солнца пришел на полевой стан. Сторож, Трофимович, посмеялся над его  одеянием и  предложил позавтракать. Побалагурили они о том, о сем. Микула рассказал, что   его отпустили  из больницы, велели лечиться, и  в  подтверждение  сказанного показал   Трофимовичу  баночку с мазью от ожогов.  Затем на вешалке с рабочей одеждой подобрал спецовку и  отправился  к своему комбайну. Несколько  времени спустя, когда стан огласился людским говором, звуками моторов,   Микула  услышал, как механик кому-то говорил:
- Вот это и есть его комбайн. Все тут на мази.  Пока он в больнице,  потом   на  больничном будет сидеть. Осваивайся. Дерзай.
- Что,   Алексеич,  заместителя привез? — спрашивает Микула, выходя из-за комбайна.
- О-о-о! А он уже здесь. Бежал? Ну конечно, вон и халат лежит!
- Никто ниоткуда   не бежал…
- Вот вчера некоторые бежали...
- Если это ты на меня   намекаешь,  то я бежал за ведрами. Землю носить - нужны были ведра.
- Тогда извиняюсь. А я, грешным делом подумал, что тебе горшок понадобился. Только  не понял, почему это   Алексеич   чесанул в противоположную сторону от того места, которое заменяет оную посуду.
- Ну ладно, ладно...
- Ладно, так ладно. Ты вот, Алексеич,  будь другом, захвати полосатый  мундир  и заскочи к матушке. У нее с прошлого года виноградный  сок,   возьми  и отвези Кошику.  Ему нужны соки. А оттуда заберешь мои   харахуры.
Когда механик, согласившись, уже отъехал метров на пять, Микула закричал ему вслед: Постой!
- Что еще? - вернувшись, спросил тот.    
- Передавай привет милосердной сестрице.
- Тьфу ты, баламут. Делать тебе что ли не черта?! — заругался механик, резко рванув мотоцикл и, не оглядываясь, помчался в село, поднимая длинный шлейф пыли.