Несчастный случай

Вторую неделю я околачивался в ремонтной мастерской, ожидая двигатель с капремонта на свой трактор. Развеял мои страдания мастер со стройучастка, предложил поработать подсобником с штукатурами тут же на пристройке. Я выразил согласие, все будет какой-то заработок. Мешал, подносил раствор.
Как-то послал меня он в качестве грузчика за песком в Бешпагир. Шофер, мужик лет сорока, здоровый, никогда не приходилось с ним общаться, мы недавно переехали на жительство в Кугульту, не разговорчив, взгляд исподлобья,  кулачища пудовые, казалось, человек он страшный. Такое создалось о нем впечатление. За всю дорогу, километров 30, раза два обмолвился словом.
Уже, когда подъезжали к месту погрузки, заявил, что генератор не дает зарядки. Подогнав машину к забою, попросил меня подержать обороты, повозился в системе зажигания с отверткой, заключил:
- Динамо не дает напряжения, доехать бы на аккумуляторе до трассы, а там, может, кто отбуксирует, -  заглушил мотор. Я спешно начал грузить песок. Когда уставал, брался за дело. Посетовали мы, что одна лопата, а уже вечерело и начал накрапывать дождь. Минут за 40 управились. Можно бы ехать, но теперь никак не запускался двигатель. По очереди мы крутили целый час этот проклятый мотор. Семен с таким остервенением работал пусковой рукояткой, аж подпрыгивал передок машины. Наконец, наши усилия увенчались успехом, и мы двинулись в обратный путь. Вспотевший, я привалился в угол кабины и смотрел на дорогу. Дождь по-прежнему моросил, нависла непроглядная темнота. С трудом Семену удавалось различать контуры дороги. Свет он не включал, берег заряд старого аккумулятора, боялся, заглохнет мотор, и не дотянем до главной дороги, лишь на секунду пускал стеклоочистители. Машина шла натужно, с пробуксовкой, со скоростью 15-20 км. Вдруг мне померещилось, будто на дороге какой-то силуэт, лошадь или корова. Человек бы отошел в сторону, или это показалось? Но нет. Через секунду – мягкий удар и это что-то исчезло. Сначала подбросило передок, потом – зад. Кого-то мы переехали. Меня охватил ужас. А ну, как человек?
Мгновенно я принял решение, что ничего не видал и не слыхал, моя хата с краю. Так будет лучше. Не желал быть свидетелем. Водитель сотворил, пусть сам и выкручивается. Если что, ему это будет сделать легче. А тут еще закрадывался страх: вдруг ему взбредет избавиться от меня, как от свидетеля.
Семен не остановился. Лишь через минуту спросил:
- Ты видал чего-нибудь, Тимофей?
Вот оно, начинается, подумал я.
- Да что тут можно разглядеть в такой темноте! Я, признаться, задремал от усталости, а что такое?
- Да вроде ямка какая-то попалась, сюда ехали, будто не было. Ничего, скоро доберемся до асфальта, там можно включить подфарники. Кажется, поверил, успокаивал себя. А, может, мне, действительно, померещилось эта фигура. Когда ехали в карьер, он миновал эту кочку, а впотьмах – наскочил. Зря паникую, внушал я себе. На трассе Семен пристроился за грузовиком, который оказался из нашего района. Так мы с горем пополам, без света доехали в гараж и разошлись по домам.
Ночью мне снился кошмарный сон. Точь-в-точь повторился этот дорожный случай, только эта падающая фигура была высокая и в белом. Я кричал: «Семен, остановись! Семен, остановись!». Пока меня не разбудила мама с упреком: «Чего кричишь?» Так с трех часов больше и не уснул. На работе чувствовал себя разбитым. После обеда я сеял песок, когда подъехал Семен со вчерашним грузом. Поздоровался со мной, сказал, что зарядил аккумулятор, заменил генератор, будто меня это так волновало. Я заметил на его лице тревогу и вопросительный взгляд, словно хотел узнать, действительно ли я не видал вчерашнего столкновения с неизвестным живым существом? Показалось мне, что он задержал свое внимание на осмотре той части буфера, которой был нанесен удар. Меня уже не покидало убеждение, что Семен хочет скрыть эту аварию, боится моего доноса куда следует и строгой ответственности, если это была не лошадь, а человек.
Через два дня прошел слух, что на проселочной дороге под Бешпагиром трактором был сбит насмерть скотник, инвалид по слуху. Там постоянно возили корма: сено, силос на фермы и кошары. Ищут виновника аварии. Утром трактористы и обнаружили труп несчастного. Не знаю, обвинили ли кого за это происшествие?  Вскоре мне вручили повестку на призыв в Армию. В то время не очень шикарно устраивали проводы. Человек 10 близких родственников присутствовало в застолье. Вдруг с бутылкой заявился Семен. Гости, наверно, подумали, с какой стати? Но пришел и пришел, не с пустыми руками, значит с почтением. Лишь я один знал причину его появления и читал в его глазах страх и мольбу ко мне: не продай, Тимофей, ты ведь видел и все знаешь, пощади, Христом Богом прошу. Гости произносили тосты, желали удачной службы, чтоб не довелось воевать, мира. Семен выпил одну рюмку, наверно, посчитал себя здесь лишним. Простился, пожал мне руку. Я сказал, что сохраню добрые, порядочные отношения и память к нему.
Отслужил я без особых приключений, в боевых действиях нигде не участвовал. Через два года благополучно вернулся домой. На второй день меня навестил Семен. Я его с трудом узнал, он сильно изменился: волосы поседели, похудел, показалось, даже стал ниже ростом. В дом заходить отказался. Мы уселись на скамье за двором. Он положил свои крупные руки на колени, оглянулся по сторонам, свесив голову, тихо заговорил:
- Извелся я, Тимофей, измучился, опустошился душой, один ты знаешь, почему. Видел ведь тогда, как я сбил этого бедолагу машиной, но не сказал, а я и не добивался от тебя признания. Порешил, пусть будет так. Увидал я его уже перед самым буфером, не мог не остановиться, не свернуть. Меня охватил такой ужас, на какой-то момент отказали руки и ноги. Трус я, а трусы несчастны, идиот, негодяй! В человеке должны жить радость, сила жизни, а тут опустилась беспросветная черная завеса. Вернуться бы мне назад повидному, к черту этот песок или бросить машину, пусть ее ограбили, сожгли, пусть меня осуждали, наказывали. А мы вылупались, заводили целый час, чтоб справиться с обязанностями, не оказаться в глупом положении. Плюнуть бы на все  и идти пешком десять, сто, тысячу километров, зато не было бы так больно на душе. А в результате – оказался преступником, убил человека. За эту аварию какого-то тракториста обвиняли, арестовывали, судили. Правда, суд его оправдал. Если бы этому парню дали срок, я бы пошел и признался. Одно время, особенно первые дни по наивности я полагал, что выступишь ты моим судьей, если заявишь на меня, значит, так тому и быть. Но ты, умолчал, и я сам себя обрек на муки. Нет мне успокоения и прощения. Теперь уж все равно. Он встал, молча махнул рукой и ушел. Как будто вынес мне приговор. А утром все село узнало, что Семен наложил на себя руки. Это меня потрясло не меньше родных. Я не находил себе места. Знать бы, что такое случится, я бы, наверно, мог удержать его от такого поступка, как-то предотвратить его погибель. На похоронах много было народу. На кладбище, над гробом убиваясь горем, в голос плакали родные: мать, жена и дети, которые, может, еще не совсем осознавали о непоправимом. По-всякому осуждали его кончину. Передо мной пожилые женщины, вытирая слезы, тихо переговаривались.
- Какой был здоровяк, а подкосила какая-то неизвестная болезнь. Не пережил боли. – Надо было не по врачам ходить, все равно ничего не признавали, а по бабкам-знахаркам, лечить порчу, присуху, наговор. Один я знал и до сих пор никому не говорил, что замучила его совесть. Не выдержал этих страданий. И тут уж я выносил обвинение себе: может, надо было заявить в РОВД. Ну дали бы срок. 2-3 года отсидел, авось снял с души камень. Молился бы за упокой души невинно убиенного им человека. Не умышленно же он это сотворил. Не заметил, как и у меня покатились слезы. Эх, что это за госпожа, мадам-барышня эта совесть? У одних она чувствительная до невозможности, а у иных – грубиянка, а то и совсем отсутствует. Подстрекают последние: нанимают, посылают на убийства, а то и сами осуществляют это коварство и им трын-трава.
Жрут, пьют, радуются, поют, спокойно сопят, долго живут без Бога в душе, без угрызения совести. Вот такую горестную историю я рассказал уже довольно взрослому сыну Семена. Правильно ли поступил? Но решился, пусть знает.