Жанна д Арк из рода Валуа 94

ОРЛЕАН
(30 апреля - 7 мая 1429 года)


Если посмотреть на Орлеан с высоты птичьего полёта, то станет особенно хорошо видно, что город представляет собой почти правильный четырёхугольник, выстроенный в соответствии со строгим архитектурным порядком времён римских укреплений.   
Пять ворот и тридцать семь башен, соединённых укреплённой стеной, позволяли  городу оставаться неприступной крепостью, что заставило когда-то Эдуарда Чёрного Принца пройти мимо Орлеана, не ввязываясь в безнадёжную осаду(1). 
Башни были очень высоки, а некоторые имели ещё и дополнительную защиту.Самая высокая, угловая Тур-Нев была окружена вторым рвом, башни же над четырьмя из пяти ворот защищались ещё и бульварами(2). 
Кроме того, от ворот Святой Екатерины через Луару был перекинут мост в девятнадцать пролётов. Пролёт, ведущий непосредственно в город и взорванный его жителями после захвата Турели, когда-то представлял собой подъёмный мост. Пятый опирался на сдвоенный остров посередине реки, часть которого, носившую имя святого Антуана, занимала часовня, а на другой его части – Рыбацкой – в мирное время был устроен лепрозорий. Затем, на восемнадцатом пролёте расположилась крепость Турель, соединявшаяся последним, девятнадцатым пролётом с "бульваром" на берегу.
В самом начале осады, после трёхдневных боёв за внешнее кольцо фортов, французы вынуждены были оставить Турель, но, отступая, разрушили всё, что смогли, включая два пролёта моста, ведущие от крепости к городу. Так что Гласдейлу, назначенному сюда комендантом, достались лишь обугленные развалины вместо крепких укреплений.
Однако даже в таком виде Турель оставалась оборонным сооружением, которое состояло из четырёх мощных башен, соединённых арочными переходами. Основание башен частью уходило под воду, а с тех сторон, которые примыкали к мосту, они - как и привратные башни - были защищены бульварами.
Чтобы обезопаситься от каких бы то ни было сапёрных работ со стороны осаждающих(3)  и избежать печальной участи Турели, захваченной англичанами именно с помощью подкопа, вокруг Орлеана, под стенами, были врыты медные тазы с водой. А для защиты от конницы подъезды к фортам щедро засеивались «чесноком» - острыми железными шипами, имеющими трёхгранную форму.
Стены патрулировались днём и ночью как солдатами гарнизона, так и местным ополчением, состоявшим из ремесленников, членов их семей и слуг зажиточных горожан. Тяжелое осадное положение привело к тому, что для несения караульной службы привлекли даже коллегию местного университета, несмотря на её упрямое сопротивление. Двадцати поверенным, которых избирали для решения городских проблем(4), пришлось обратиться в Бурже за специальным королевским указом, освобождавшим учёных мужей от работ. Это возымело своё действие, хотя, говоря по совести, толку от их деятельности было не много.
Но главным аргументом против активных действий осаждающих была, конечно же, артиллерия.
Старыми орудиями – куайярами(5)и требушетами(6)– Орлеанский гарнизон и без того никогда не пренебрегал, но как только командующим был назначен Жан Бастард Дюнуа, оборону усилили ещё и литыми бомбардами.
Городским колокольным мастерам это, конечно, прибавило работы, но и платили им щедро. За короткий срок мэтр Ноден Бушар и мастер Жан Дуизи сумели отлить пять гигантских бомбард. Пушкам дали собственные имена и расставили вдоль стены, выходившей на мост, чтобы обстреливать, захваченную англичанами Турель. Бомбарды «Монтаржи», «Жиффар» и уже известная «Пастушка» делали это постоянно, даже нанесли крепости серьёзный ущерб, обрушив в Луару часть стены одной из башен.
Бомбардами гордились... Более того, едва в город пришли первые вести о Жанне, мгновенно родилась и первая городская легенда о том, что именно из «Пастушки», с башни Нотр-Дам, был произведен выстрел, убивший графа Солсбери(7), как раз в тот момент, когда Гласдейл, со словами: "Милорд, извольте взглянуть на свой город", пригласил его поглазеть через бойницы Турнельской башни на Орлеан. И даже те, кто сомневался, была ли «Пастушка» вообще отлита в то время, предпочитали держать свои сомнения при себе — уж больно складно всё сходилось с реальностью, легендой и высшей справедливостью...

                *   *   *
Тщательно прорисованная – не хуже картинки в каком-нибудь часослове – карта Орлеана пестрела значками, которые отмечали расположение английских укреплений. Сведения о них регулярно обновлялись опытными шпионами, так что без внимания не  оставались изменения в численности гарнизонов, перемещения командиров, их смена, состояние здоровья, наполненность и содержание продовольственных обозов, что шли из Парижа, а также количество денежных средств, поступающих для выплаты солдатам.
Рано утром, на следующий день после приезда Жанны, Бастард собрал своих командиров на совещание и первым делом, как всегда, ознакомил с новыми донесениями.
- А пыла-то у них поубавилось, - заметил он скорее озабоченно, чем злорадно, обнаружив, что денежное довольствие на солдат изрядно поредело.
- Нормандия бунтует, - сонно сообщил де Гравиль, - дополнительный налог собирается трудно.
Действительно, с тех пор, как Лондонский парламент занял жесткую позицию в отношении первых герцогов государства, Бэдфорду всё дороже обходилась эта осада. Дополнительный налог, который он ввёл на подчиненной территории, проблему решил лишь частично, потому что очень мешал братец Глостер, который никак не хотел оставить в покое спорные, по его мнению, земли герцога Бургундского. Грызня между родственниками(8) мало того, что разоряла Нормандию, но ещё и оттягивала часть войска и совершенно выводила регента из себя.
Хорошо что на бедственном положении орлеанцев это пока  не сказывалось ни в худшую, ни в лучшую сторону.
-  Что ж, свои проблемы они себе создали сами, - вздохнул Бастард.
Он поставил сжатые кулаки на карту, ещё раз окинул взглядом давно знакомые значки и кивнул на один из них головой.
- Вот сюда, по Сен-Лу, мы и ударим.
Командиры зашевелились, двигаясь ближе и, одновременно, поглядывая в сторону командующего - кто с интересом, кто с опасением.
Все знали, что он раздражен!
Уже сегодня гарнизон Орлеана мог бы пополнится свежими силами, не отправь их Жанна обратно в Блуа, чтобы возвращались другим берегом - прямиком на английские укрепления! Из-за этого теперь приходилось перекраивать всю спланированную тактику в соответствии с новыми обстоятельствами.
- Гарнизон там - человек триста пятьдесят, - устало говорил Бастард. - И они хорошо обучены. Из укреплений — только ров, обсаженный кольями. Артиллерия слабая... Мы увеличим свои отряды силами хотя бы тех солдат, что пришли с Ла Иром. Как я понимаю, им без боя не сидится.
Ла Ир, который к карте не подошёл и сидел чуть в стороне, широко осклабился. Большой любитель грабить и мародёрствовать, он, действительно, успел уже совершить вылазку, которая оказалась весьма успешной: удалось захватить английскую баржу с кое-каким провиантом и отличной меховой накидкой. А самое главное - на барже оказался бочонок отменного вина. Так что теперь от закутанного в меха Ла Ира исходил крепкий винный дух, дурманя всех присутствующих.
- Я хоть куда готов, лишь бы дело того стоило, - не столько сказал, сколько рыгнул он. - Но, может, лучше было бы позвать сюда Жанну?.. Это я к тому, мессир, – быстро добавил он, заметив свирепый взгляд Бастарда, – к тому, что дева она оч-чень непростая. Чуть что не по её — может и по уху съездить, мне уже раз досталось за... Впрочем, неважно. А кто ей чего скажет? Формально — она командующий, так что лучше с ней считаться.
Он многозначительно поднял брови, но продолжать не стал, замолк, позволив себе только неопределённо пожать плечами.
Молчание повисло над собравшимися, словно грозовая туча, потом палец командующего снова упёрся в карту.
- Пятьдесят лучников Гравиля — сюда, на случай отступления. Командирам ополчения быть готовыми для защиты ворот на тот случай, если к Сен-Лу подойдет подкрепление с севера. Мы с тобой, Ла Ир, зайдём с этой стороны и... Что за чёрт?! Кто пустил?!
Бастард, набычившись, развернулся в сторону вошедшего, а когда  увидел, что перед ним оруженосец Девы - д'Олон, совершенно потемнел лицом.
- Чего надо?
- Меня прислала Жанна, мессир, - поклонился  д'Олон. - Она желает осмотреть городские укрепления.
- У меня совещание...
- Она ждет во дворе, мессир.
Бастард выпрямился. Пальцы на руках неприятно задрожали, как бывало всегда в минуты крайнего бешенства. Захотелось отвесить шутовской поклон и сказать что-то язвительное, вроде: «Передайте её девичеству, что мы смиренно просим позволить нам закончить», а потом выставить этого наглого посланца вон! Но прямо за спиной стоял мессир де Вийер  - его старый воспитатель — и командующий вдруг вспомнил не раз повторяемое: «Унижение цепляется к тому, кто сам готов себя унизить». Стало ещё неприятней, чем было, но уже как-то не так — более стыдно. Поэтому, проглотив  раздражение и злость, Бастард только хмуро буркнул:
- Сейчас буду.
Зло он сорвал на карте, скатав её, как совершенно бесполезную, потом швырнул на стол и, не говоря никому ни слова, вышел.
 
Во дворе Жанны не было. Но долго гадать, куда она могла деться, не пришлось. Сбежавшиеся со всех сторон слуги, пажи и кое-кто из горожан образовали внушительную свиту, следующую за девушкой, как растревоженный пчелиный рой. И теперь, галдя и беспорядочно размахивая руками, они направлялись к Трактирной улице, которая вела в мостовую башню над воротами святой Екатерины.
Бастард едва не застонал.
Он прекрасно знал, что Жанна полночи провела за составлением письма Саффолку, поэтому и назначил своё совещание на рассветные часы, очень надеясь, что здоровый девичий сон избавит их от вмешательства и бестолковых советов. Но она, черт её дери совсем, словно железная! И подскочила ни свет ни заря, и посовещаться не дала, и теперь ещё вон как вышагивает - не догонишь!
Малопочтенно командующий припустил по улице, тихо чертыхаясь всякий раз, когда налокотник цеплял за панцирь, разнося по туманной рассветной улице грохот его доспехов.
Жанна и вся её свита обернулись.
- Куда вы направляетесь? - переходя на шаг, спросил Бастард, стараясь, чтобы голос его не звучал слишком зло.
- Я хочу увидеть Турель, - ответила Жанна.
- Для этого не обязательно идти к воротам. На набережной Сипьерр с Водопойной башни всё прекрасно видно и не так опасно.
- Это далеко, - отрезала Жанна, проследив за его рукой, указывающей направление. - Я должна отправить своё послание Саффолку немедленно и попытаться убедить его уйти добровольно.
Бастард тяжело вздохнул. За все шесть месяцев осады он не чувствовал себя таким уставшим, как теперь, в эти последние сутки.
- Саффолк не уйдёт, - сказал он, как можно мягче. - Зато любой его лучник получит возможность выстрелить в тебя, особенно при этом не целясь.
Один из пажей Жанны на этих словах испуганно заморгал и тронул её за локоть. Но девушка отрицательно покачала головой.
- Я должна.
Она смотрела в лицо Бастарду совершенно спокойно, в противовес его раздражению. Как будто собственная убеждённость ставила её выше всякой суеты относительно осторожности, и, уж конечно, выше такой ерунды, как чьё-то мнение! Подбородок командующего закаменел под её взглядом. С минуту оба упрямо стояли друг перед другом, не похожие ничем, кроме этого упрямства, которое, тем не менее, превращало их почти в зеркальное отражение.
- Господь привел меня сюда, он же отведёт и любую стрелу, - громко сказала Жанна.
- Ну да... конечно...
Бастард оглянулся на толпу, которая, едва он появился, держалась на почтительном удалении, и, понизив голос так, чтобы слышать его могла только Жанна, прошипел:
- Тогда пойдём проверим.
Он первым зашагал по улице, не оглядываясь. Но про себя отметил, что паж Жанны  его последние слова услышал и покраснел — причём, явно, не от гнева, а так, как краснеют, когда за кого-то стыдно.
Захотелось выругаться.
Однако непотребные слова ни с того ни с сего застряли в горле. Бастард даже оглянулся на мальчишку. Господи, до того сопливый, что не разобрать - мальчик или девочка. На девочку-то, пожалуй, больше похож... А задел! Этим своим стыдом за него очень задел... Как будто он знает, что Бастарду и самому за себя безумно стыдно. И большая часть его бравады, упрямства и раздражения вызвана одним только незнанием, как себя вести, потому что неотвязно сидит в голове письмо от Алансона и эта строчка из него: «Вот тебе и семья, Жан...». И Жан знает: там, на башне,  если какая-нибудь шальная стрела вдруг долетит до них, он ни секунды не помедлит, закроет собой эту девицу — и  даже размышлять не потребуется — потому что, потому что...
Мысли снова смешались, и Бастард глубоко втянул носом воздух.
Семья... До сих пор семьёй для него был этот город.
Не дом Валентины Миланской, которая его откровенно не любила, не двор, не Шарль, который хоть и любил, как возможного собрата по несчастью, но по той же причине и сторонился... Нет! Здесь, в Орлеане, на него по крайней мере надеялись и хоть как-то в него верили. А теперь верят только в неё — спасительницу, посланную  Богом и… сестру.
Сестру?
Гм... В Божье вмешательство всё-таки никак до конца не верилось, а вот во вмешательство герцогини Анжуйской - пожалуй.
И хотя эта безоглядная надежда горожан на Деву в глубине души обижала, он готов с ней смириться. И жизнью своей готов пожертвовать, лишь бы она спасла город. Его семью. Она — Дева-Надежда и единственный на свете родной ему человек.
Кто знает, а вдруг Господь его тоже любит, раз послал её?
Этот короткий миг умиротворения Бастарда внезапно успокоил. И пока снова не навалилась раздражающая усталость, он подождал когда Жанна с ним поравняется, махнул рукой правее того места, к которому они направлялись, и примиряюще сообщил:
- Кстати, там — башня Нотр-Дам. Можем потом сходить, посмотреть. Это с неё Ангел Господень залепил Солсбери в глаз...


                *   *   *
Туман над Луарой скрыл основание Турели так, что казалось — крепость парит над водой, охраняемая ощеренной пастью взорванного мостового пролёта. Несколько птиц пролетели над ней с протяжным стонущим криком и, нырнув в туман, растворились серыми призраками, жаждущими добычи.
Жанна смотрела на искалеченные каменными ядрами башни со стены над воротами. Рядом с ней здесь стояли только Бастард, Клод, Жан д'Олон и лучник, готовый выстрелить по первому же знаку. Над наконечником его стрелы, накрепко примотанное тонкой тетивой, топорщилось письмо для Саффолка.
- Глупо, Жанна, очень глупо, - бормотал Бастард, хмуро поглядывая на бойницы Турели, в которых совсем недавно метались туда-сюда огни факелов.
Судя по всему, появление на башне Жанны в её белых доспехах заметили, и, видимо, послали за Гласдейлом — командующим гарнизоном крепости.
- Стрелять он, возможно, и не станет, но над письмом только посмеется.
Вместо ответа Жанна сделала знак лучнику, и стрела с посланием, тихо взвыв, полетела в сторону Турели.
- Вот новости! Читайте!
- Знать бы хоть, что там написано, - безнадёжно обронил Бастард.
- Я требую, чтобы они отпустили моего герольда и уходили как можно скорее, иначе все они погибнут.
Бастард закатил глаза и, как бы ища поддержки, провел взглядом по лицам присутствующих. Но Жан д'Олон, бесконечно гордый своим положением, на взгляд, полный сомнения в правоте его госпожи, не ответил. Лучник сосредоточенно смотрел, как его собрат с английской стороны выдергивает стрелу с посланием из толстой доски, специально подвешенной для этого под центральной бойницей. И только всё тот же паж... как там его зовут? - только он, поймав взгляд Бастарда, тихо сказал:
- У них у всех второй жизни нет. Зачем же губить ту единственную, которая дана?
В этот момент с английской стороны донеслись малопонятные крики. В темном провале бойницы снова заметались факелы, и чей-то властный голос, словно ныряя в тающем тумане, прокричал в сторону города:
- Убирайся к своим коровам арманьякская потаскуха! Твоим письмецом мы подотрём задницу у коня милорда Саффолка! Герольда твоего сварим в котле, как лягушку, а тебя сожжём и зажарим, как ведьму и шлюху!
За ругательствами шлейфом потянулся грубый солдатский гогот.
Жанна вздрогнула.
- Не слушай их, - прошептала Клод, незаметно сжимая ладонь Жанны в своей. - Они боятся, разве ты не слышишь? В Домреми так смеялся дурачок Тибо, когда его пугали пещерой дракона...
- А я предупреждал, что писать им бесполезно, - подал голос Бастард. - Если ты действительно хотела их напугать, написала бы, что перебьёшь всех английских пленных и даже лордов. Такого они, по крайней мере, не ждут — уверены, что ради выкупа жизнь им сохранят. А гневом Божьим тут никого не испугать.
- Жанна, давай уйдём! - взмолился с другой стороны д'Олон. - Ты не должна слушать эти оскорбления!
- НЕТ!
Жанна всем телом навалилась на каменный парапет башни.
Туман уже почти развеялся, освободив из плена невидимости опоры взорванного моста и тёмные воды Луары. Оскаленные лица гогочущих английских солдат казались такими далёкими, но Жанне они все вдруг померещились совсем рядом: безжизненные, безразличные, злобно - как некие дьявольские слуги - кромсающие тела французов, которых она теперь вынуждена будет повести в бой!
- Гласдейл! - закричала девушка, что было силы. - Сожги меня, если сможешь схватить, но знай: сегодня ты приговорил к смерти и себя, и своих людей! Вы не захотели слушать меня, и теперь вам больше некому помочь!
- Жанна, уйдем, - потянул её за руку д'Олон.
- Если убьёте моего герольда, я велю убить всех пленных вместе с лордами, и эта жертва ещё больше отяготит ваши гибнущие души!
- Уйдём, Жанна...
- Не трогай меня!
Девушка вырвала руку и резко обернулась. Её лицо было красным от напряжения и мокрым от слёз.
- Вы думаете, это моя блажь — писать, уговаривать?! И совсем не понимаете, что теперь всем нам придётся идти в бой, и французская кровь снова прольётся, потому что сражений, даже победных, без жертв не бывает!
Она обвела взглядом все лица и, остановившись на лице Клод, горько заплакала.
Утешать её не решился никто.
Но вечером, словно на самом деле испугавшись, англичане переправили в город герольда Жанны, хотя и предупредили, что следующего выпотрошат, как свинью.
 
 
 
 
 

1. Эдуард не смог застать жителей врасплох, как собирался, и они успели разрушить и сжечь все окрестные постройки, лишив англичан возможности возвести осадные сооружения. О том, чтобы захватить город штурмом речи даже не шло.
2.  Система внешних фортов, которая не позволяла расположить артиллерию противника на расстоянии выстрела.
3. Сап – лопата, которой пользовались при рытье траншей. Сапёрами назывались солдаты, ведущие подкоп. Отсюда пошло и выражение «тихой сапой».
4. Шарлем Мудрым Орлеану была дана хартия вольности, по которой городским управлением занимались двадцать выборных поверенных. Затем город принял покровительство королевского брата, но городские поверенные сохранили своё значение хотя и не в полной мере.
5. Куайяр – метательное орудие, бросавшее камни весом в 80 кг на расстояние 180 м. На обслугу куайяра требовалось 8 человек.
6. Требушет – более тяжелое орудие, чем куайяр. Бросало камни весом в 140 кг      на   220 м. Для  его перезарядки требовалось до 60 человек обслуги
7. По рыцарским законам на земли, хозяин которых в плену, нападать нельзя. Но, не веря в рыцарство англичан после Азенкура, Шарль Орлеанский, (который, кстати, даже в плену в Лондоне исправно получал доходы с земель) заплатил Солсбери внушительную сумму за то, чтобы Орлеан не трогали. Граф деньги взял и обещание дал, но как только политические расчёты потребовали иного решения, громче всех настаивал на осаде. Он погиб в первые же месяцы от случайного выстрела. Брошенное ядро разворотило Солсбери полголовы и вырвало глаз. Даже среди англичан многие увидели в этом Божью кару. При этом никто не видел того пушкаря, который зарядил пушку. Ни одного артиллерийского расчёта на стене в тот момент не было. Говорили о каком-то пареньке, сделавшем это шутки ради, но ядро пролетело с такой ювелирной точностью, что быстро поползли слухи о Господнем Ангеле, покаравшем Солсбери за разграбление церкви.
8. Герцог Глостерский приходился  Бэдфорду братом, а сам Бэдфорд  был женат на одной из сестёр герцога Бургундского

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/04/28/1741