Мишенька

 Чтоб не томиться 3 часа в ожидании до отхода автобуса, я поплелся посмотреть на город. Те же шопы, маркеты как и у нас, непонятные названия, как говорила героиня кукольного спектакля, на американском языке. И вдруг - на русском: «Харчевня трех пескарей» - Вот, думаю, три часа ждать, четыре ехать, скоротаю время и подкреплюсь. Вошел, взял в буфете два пирожка, стакан кофе, уселся в дальнем уголке. Из боковой двери вышел крупный мужчина в добротном костюме. Лица его мне не было видно, но походка показалась мне до того знакомой, что если бы его одеть в костюм сварщика, то это был бы вылитый наш Мишаня. Он прошел за прилавок буфета и скрылся за дверью подсобки. Вскоре перестал думать о нем, мало ли схожих людей. По привычке определил, что зал харчевни пере-крыт девятиметровыми плитами, просматривались стыки. И вдруг увидел, от буфета на меня идет ни кто иной, как наш Мишаня. По его скупой улыбке понял, что он меня узнал. Мы с ним обнялись - старые дружки по работе. Перебросились несколькими словами о жизни, о здоровье. Пригласил меня в «келью», так он называл свой кабинет с телевизором, диваном и прочей мебелью.
- Никак, Миша, ты управляешь сим заведением?
- Бери выше, хозяин и холуй – смеясь, сказал Миша и сопроводил ответ несвойственным ему вздохом. - Ты вот что, Митяй, раздевайся, можешь прилечь, посмотреть телик, а я принесу чего-нибудь на стол. Вот это да, размышлял я, Миша выбился в люди. Хозяин, а почему холуй? На него это не похоже. Я знал его мужественным, сообразительным, находчивым. С удовольствием наблюдал за ним и завидовал изворотливости его ума, спокойствию и работоспособности. Думал, таким должен быть дипломат и разведчик. Впервые я с ним встретился, когда монтировали фундаменты под строительство двухквартирных домов в Медвеженском. Совхоз с объединением за эти дома расплачивался валютой, а нас с издевкой называли валютчиками. Я тогда работал автокрановщиком и старшим в звене.
Помню, чуть свет нас взбудоражил диспетчер из объединения с распоряжением, чтоб мы с краном к восьми утра стояли на месте строительства станции около горбачевской железной дороги. Ребятам я поручил заделывать стыки в блоках, а мы с Мишей, не завтракая, поехали на объект выгружать железобетон. До 10-ти утра мы, прячась от ветра, сидели в кабине крана. Не было ни обещанного груза, ни строителей. Миша всё посматривал на бытовку рабочих.
- А не пойти ли нам в вагон? - высказал он желанную мысль. - Я, кажется, угадал, где они прячут ключ. Смотри, рядом с лестницей глубокая вмятина от ноги, видно туда часто становились, чтобы спрятать его за балкой. Догадка его оправдалась. Он нагнулся и достал ключ. В вагоне была вода, электрочайник, чем мы и воспользовались. Поели хлеб с салом, попили чаю и улеглись на нижних полках на голые матрасы.
- Вот это работенка нам выпала нынче,- начал рассуждать Миша. - Я вот что хочу сказать, любят у нас на Руси правителей. Раньше пели, Боже, царя храни, шли в бой за Родину, за Сталина. Восхваляли и Хрущева и Брежнева. Особенно лебезят нижестоящие перед вышестоящими. Когда к власти пришел Юрий Владимирович, ему тут же, как бы в подарок, на родине, в райцентре быстро взялись строить больницу.
Михаилу Сергеевичу - тоже больницу и в придачу на его родину решили подвести железную дорогу. Как же - молодой, лет 20 продержится у власти и они при нем устоят, а то и выше взойдут. А я слыхал, что строительство этой дороги приостановили, как экономически невыгодное. Ничего страшного для нашего государства: швырнули миллионы на ветер народных средств - капля в море. А наши еще не верят, лучше подлизнуться, чем попасть впросак, от нас не убудет. Вот, мол, мы какие, преданы до конца, а это вовсе не наша работа, а железнодорожных строителей. Подарили наши благодетели нам день отдыха. Никто сюда ничего не привезет. Так и вышло. Вечером Миша крупно написал мелом на вагоне: «Кран» ищите в Медвеженском. На второй день нам доставили цемент совхозным самосвалом, а выгружать его надо было под навес вручную. На такое дело наши ребята не рвались в герои - пыльное, но не денежное. Вызвался Миша:
 - Пойду я, бугор, я - новенький, люблю такую работу: набрал лопату, чуешь много - отсыпь, бросил, пока летит, отдыхаешь.
Вечером, когда мы шли в столовую, Миша сказал:
- Берите ужин, но не ешьте, сейчас принесу магарыч, у меня тут должничек есть. Мы в недоумении - первый день работает и у него уже должник. Долго ждать не пришлось. Входит он своей неспешной походкой, ставит две бутылки самогона и еще 10 рублей отдает нашему бригадному кассиру.
- А это на закуску, шабашка. Шофер попросил оставить ему центнера 3 цемента.
- Мишаня, что-то ты мудришь, продешевил - с ехидцей заметил Витёк блатной, был у нас такой, срока два оттянул, все норовил главенствовать в бригаде.
- Молчи уж, расплетай, тебе уж пора усвоить, что жадность фраера губит. Я с него вообще ничего не просил, не свое на базаре продавал. Парень строит хату, домашний очаг. Сказал, принесу к 6-ти вечера,- откажись я - обидеться мог.
- Это, Миша, не шабашка, а воровство - заметил я.
- Э-э, Митяй, если для государства горбачевская железная дорога - капля в море, то 300 кг цемента - молекула во вселенной. Вошла буфетчица, вернула к действительности. Внесла на подносе хлеб, колбасу, осетрину, коньяк, пиво. Сказала, что Михаил Васильевич просил извинить, явился самый нудный поставщик, никак от него не отвяжется, и ушла.
Вот это Миша живет, не то, что мы когда-то. Кутнем, бывало вечером, а утром наш казначей объявляет: «Ребята, нынче среда, а по деньгам уже пятница. И тогда мы уже переходим на «диету»: хлеб, хамса, чай без сахара. Но такое случалось редко. Иногда мы шабашничали, чего греха таить. Где-то в городах люди ходили в оперу, на концерт и прочие развлечения. И нам сельским бродягам-строителям хотелось тоже чего-то культурного. Приехать с подарком к жене, детям, если они у кого есть. Колесили мы с краном и жилым вагоном на прицепе по всему краю. Не успеем закончить объект, как уже депеша - на другой конец края. Останавливаемся специально в селе у конторы колхоза или совхоза вроде случайно и вот уже бежит завхоз или прораб. Работа, мол, есть, не выручите ли? По этим договорам у нас был мастак Миша, ребята называли его бригаден-фюрером. Нам доставляло удовольствие наблюдать за его талантом деляги.
- Сработать, говорите, можем, на то поставлены, - начинал Миша комедь, глядя на часы, - да вот только нам уже нужно быть на объекте. Давайте на вашей машине пробежим, посмотрим, что за дела. Конечно, еду и я, тут же прилипает Витёк блатной. На месте Миша подсчитывает вслух:  2 балки, 24 плиты, этак по процентовке выйдет тысяч на 10, а на зарплату нам рублей 700 обломится. Прораб огокает, они не любили процентовать. Крайколхозстрой, Агоропромстрой обдирали их как липку. Миша умело ставит заказчика в тупик:
- Что ж вы выгрузили балки в сорока метрах от объекта? Или вас не учили в институтах как раскладывать стройматериалы. А теперь вот надо длинномер для перевозки, хоть отлично знал, что за две стоянки мы их переложим к месту монтажа. Прораб чешет затылок, где взять длинномер. Миша держит затруднительную паузу, хмурится.
- Ну что ж, шеф, если вы обеспечите равную нашей зарплату и не концу месяца, а до закрытия вино-водочной лавки, часика, этак, за три-четыре работа будет выполнена. К согласию пришли. На шабашках мы особенно работали четко и слаженно. И уже на новый объект приезжали «королями». Неделю-две жили «на широкую ногу». Совершали культпоходы в кино, в бытовке устраивали «вечера отдыха». Миша рассказывал былицы и небылицы. Особенно он старался это делать для блатного Витька, который юность и почти всю молодость провел вдали от женщин, в лагерях, в грубом обществе горемычных невольников. Отвечал на всякие интересующие его вопросы.
- Ну как я, Витёк, говоришь, узнаю холостая  или замужняя женщина? Наверное, это мне сверху дано. Несколько слов ее и взгляда достаточно и я уж знаю: эта, красотка, жаждет роскоши, состоятельного мужчины, другая согласна на скромного, но мужа. А знакомиться, Витёк, с ними очень просто. Приглянулась особа, этак любезно к ней: позвольте, девушка,
вас на пару ласковых слов? И излагай свое желание: тут, вот какое дело, вы красива, умна, думаю, поймете меня. Я в вас влюблен и прошу вашей руки, буду до гроба вашим преданным мужем. Женщины с юных лет ждут эти светлые, заветные слова. Она ошеломлена, но еще сомневается, для убедительности добавляй: клянусь, век свободы не видать. И она уже у твоих ног. Правду ты говорил или врал, а она наживку взяла. Любовь и обман частенько соседствуют. Иногда любовь оборачивается обманом, а обман наоборот. Родит тебе, Витёк, женщина девчушу или мужичка, и ты, глядя на эту малыху, преобразишься, доверится тебе эта кроха, будет называть тебя папой - и это великое счастье, главное в жизни. Рассказывал мне как-то один знакомый, Михей-потаскун. Сожительствовал он с Нюрой, а заночевал у Шуры. Провожает она его утром, любопытствует:
- Михеюшка, интересно, что же ты будешь своей говорить, врать ведь будешь, не поверит. А когда он сошелся с ней, то довелось ей познать, как он врет. А произошло это, когда он утром явился с переночевок от Муры.
Встретила его Шура в великом расстройстве.
- Миха, ну где ты был? Я так волновалась, всю ночь не спала, случилось ли что?
-И случилось, ты же знаешь, люблю я пиво. А у нас же как? Бочку с пивом поставят, а о туалете и головушка не болит. Надо бросать пить. Я три кружки пропустил и уже о последнем надо думать. Крутился, крутился, куда? Пристроился за угол дома, а меня мужичек в погонах рукой по плечу.
- Гражданин, безобразничаете! И сопроводил на ночевку в известное место. А утром спрашивают: Ну, что, герой, выбирай 15 суток или 15 рублей за ночлег? И вот не знаю, что посоветуешь?
- Мехеюшка, конечно - 15 рублей! Пол месяца в неволе, да еще и без зарплаты?!
 Дает она 15 рублей и трояк на дорогу, а он опять туда, где ночевал.
А вот еще казус: Федю Петуха, крановщика вы все конечно знаете. Мужик привлекательный, обаятельный, стройный, отставной лейтенант, женщины на него не смотрят без улыбки. Кореша мы с ним. Утром как-то перед отъездом в командировку подходит, морда измученная, как у алкаша. Жалуется плачевно: «Горе у меня - жена гонит из дому». Во, новость, еще чего не хватало. Я бывал у них, знаю его Зою. Красавица женщина, завмагом работает. Учится заочно. Если б ты, Витек, увидал - снилась по ночам. Подумалось, соблазнил какой-нибудь ублюдок. Ан нет. Весной Федя был на курорте, снюхался там с врачихой. Птицей сизокрылой пролетело время отдыха. Пишет та ему после разлуки жгучие письма до востребования: «Милый, без тебя померк белый свет, живу только воспоминаньем о тебе, лелею надежду на нашу встречу». Видно, по всем статьям пришелся кобель. На такие письма грех не отвечать. Говорит сыну, школьнику: давай делай уроки на 5 и, пока мама придет с работы, мы сходим в кино на «Тарзана». Сам тоже устроился на кухне писать ответ в том же духе: целую, страдаю, надеюсь на скорую встречу. Брехать же что-то надо. И уже в кино спохватился - письмо забыл на столе. Сбегать бы, недалеко, 2 раза мог успеть до конца сеанса. Так нет, понадеялся, авось задержится на работе или не заметит письма. Как бы не так. Вернулись, а дома уже война, трагедия, крик: « Девять лет прожила и не знала, что с проститутом! Целует, страдает, надеется на скорую встречу! Дуй на все четыре стороны! Ко мне на сессии подкатываются такие красавцы, я храню преданность, честь, достоинство жены, а он блудничает направо и налево. И в командировках, наверное, тоже вытворяешь? Всё. Конец!». Всю ночь буянила, швыряла тряпки. Боялся уснуть, как бы, со зла, не охватила обухом по голове. Дурак ты, Федя, военный человек, но не Штирлиц. Ерунда это всё. Заезжай к ней или позвони: написал, мол, заявление, через две недели уволюсь и уеду, не волнуйся. Так он и поступил. А в следующий понедельник, смотрю, Федя цветет. Остыла за неделю его Зоя. Забери, говорит, Федя, заявление, у нас сын, столько прожили, не ты первый, не ты последний, что поделаешь, надо жить.
Жаль, говорю ему, надеялся, что вытурит тебя Зоя, сделаю ей предложение, заменю отца твоему Сережке, усыновлю. А Федя как вспылит, аж лицо пятнами покрылось от ревности. «Вот тебе!» - кукиш показывает. Ага, сам значит, блудодействуешь, а жена даже в законный брак не моги.
Вот такие, Витек, иногда свирепствуют бури в семейной жизни. Но рассудительность и разум способны протестовать этой дикой стихии.
Перебирались мы на другой объект. В день переезда не очень суетились приступать к работе. Витек сокрушался: день рождения, а спиртного до двух часов не продадут.
- Ерунда, - успокоил его Миша. - Думаю, что ты можешь прикинуться немым, в лагерях вы не то вытворяете. Ломись без очереди к стойке продавца, требуй две бутылки водки и мы прорвем этот бюрократический барьер.
Остановили мы свой караван у продмага, Витек первый вошел, мы - минуту спустя, пристроились в хвост очереди, наблюдаем комедию. Немой наш жестикулировал, растопыривал пальцы, визжал. Продавец поняла, показывает на часы, рано, мол, пришел, не время еще. Тут подходит Миша - что, парень, не понимают тебя? - начинает переводить, - Он приехал из Одессы хоронить тещу. Витек изображает руками паровозные дышла, позу покойницы. - Ему надо две бутылки водки, кило колбасы, булку хлеба и бутылку воды. Люди копают могилу, им полагается. Витек попытался изобразить плач, но вдруг засмеялся, содрогаясь, уткнулся лицом Мише в грудь, тот стал его гладить, приговаривая: - Ах ты, Ярославна, наша глухонемая. А когда продавец выдала всё, а Витек сложил в сумку и сказал спасибо, Миша разразился упреком: - Вот шельмец, окрутил всех вокруг пальца, вот и построй с такими коммунизм! Мы направились к выходу вслед за Витьком. Кто-то из очереди сказал: «Да это одна шайка-лейка алкашей».
- Ну, Витек, в твоем лице советская сцена потеряла великого артиста. Ты бы непревзойденно играл немых и дураков, кто же смеется, когда умирает теща? - сделал Миша критическое замечание. Но сам он по актерскому мастерству был значительно выше. Подвез нас как-то прораб в летучке к автостанции в поселке Рыздвянном, добирайтесь, мол, сами домой, а сам поехал подписывать процентовки. Первым делом мы пошли в кафе, взяли по стакану вина и по второму, гуляш. Откушали. Смотрим, контроллер отправляет проходящий автобус. Миша свистит, машет служивому, не дай, мол, нам тут заночевать. Билеты мы не успели взять, некогда было. Когда уже подъезжали к Ставрополю, я сказал, что стоимость проезда здесь 20 копеек, придется отстегнуть рубль шоферу. - Не надо, - сказал Миша, - Я уже всё продумал. Буду выходить последним, улажу дела. При выходе шофер напомнил:
-Ребята, а платить? - А я твоему кладовщику с красной повязкой два рубля сунул, видал я, два пальца показывал? Так что ты нам еще рубль должен отдать.
- Ага, держи карман шире, в следующий раз с него возьмешь.
Ребята смеялись, я спросил:
- Как же ты, Мишаня, своему товарищу, собрату по шабашкам не пожертвовал, рубль зажилил?
- А среди нас нет товарищей, есть человек человеку - волк. Вот теперь водитель с контроллером будут враждовать до гроба, улыбаясь друг другу. Мы, шабашничаем, грудясь, а они взяточники, халтурщики на порядок выше. Промелькнули в памяти и другие проделки Миши Телегина. Вот и стал он с его изворотливостью, хоть и небольшим, но капиталистом, современным героем.
Когда он вернулся и стал меня потчевать, я спросил:
- Неужели на зарплату сварщика купил харчевню?
- А ты как думаешь?
- Думаю, что нет.
- Значит, не разучился соображать. Вопрос каверзный, я не должен на него отвечать, как партизан на допросе. Но тебе скажу, ты - друг, человек нездешний. Харчевня формально числится моей, а фактически, я состою здесь в работниках, в холуях. Покорно выполняю волю хозяина - захребетника.
- Кто же этот хозяин, что даже тебя захомутал? Миша как-то неохотно начал характеризовать шефа и своё положение:
- Коммуняка, прикрывался партбилетом. Да их много таких оказалось, видно живучая буржуйская бацилла алчности. Слабой была советская «медицина» не искоренила эту заразу. Потомки Троцкого упрекают теперь предков, что те не справились с одним грузином. А вот они, пожалуйста, взяли верх. Обворовал мой босс колхоз, разграбил. Помнишь, как по селам ходили шабашники, в основном из Армении. Наши строители получали по 150 рублей в месяц, а шабаи за такую же работу - тысячи.
А сколько мы за ними переделывали? Наёмники этих бракоделов срывали огромный куш на этих договорах. А потом пошло-поехало, стали продавать сельхозтехнику, автотранспорт и все остальное, что покупается. Начали строить дворцы, гостиницы на побережье. В их лице народ потерял уважение к Советской власти. В конце 80-х СМИ активно пропагандировали жизнь и быт Запада: там, де, зарплата в 10 раз выше нашей, там капиталистический рай. Народ верил и не допускал даже мысли, что в «раю» может никогда не получить бесплатно квартиру, образование, медицинскую помощь. Можешь загнуться от аппендицита, если нет денег на операцию. Не думали, что перестройка принесет безработицу, грабеж сбережений, расползется «чума» 20-го века: СПИД, наркомания. Захлестнет страну, вульгарность, бескультурье. Власть подхватили не созидатели, а разорители. В конце 80-х мы еще строили, работали на экономический потенциал страны, а потом, как обрезало. Подался я в Геленджик, там разворачивалось строительство новых «хозяев страны». И свела меня судьба с боссом - проклинаю тот день. Построили мы ему гостиницу для отдыхающих «дикарей». Потом пригласил сюда варить отопление. Узрел во мне преданного пса, а я, дурак, клюнул на шелест денег и вот я - хозяин.
- И что, обижает в зарплате?
- Не в этом дело, денег всегда мало, на жизнь хватает, больше есть и пить не стал. Как говорит поэт: «В два костюма не влезть, на два стула не сесть». Посмотри, вокруг решетки, как в тюрьме. Что это за жизнь? У меня уже две собаки отравили, стекла камнями выбивают. Сторожа отказываются работать. Подбрасывают записки и сюда и в почтовый ящик: «Коммуняка горбачевский, вон с нашей земли!». Ведь не знают, что я тут не хозяин, думают, я их граблю. За месяц до повышения пенсий звонит диктатор: повышай цены на такой же процент. С такой же отзывчивостью реагирует на взлет стоимости горючего. Раньше мы были везде свои. Случится где катастрофа: в Ашхабаде, Ташкенте, в Армении землетрясение, в Чернобыле – взрыв, мы, Иваны братья. Что случилось? Значит, нужны, пока нужны? Из Туркмении и Казахстана – кет. Из Грузии, Прибалтики и Украины – геть. А теперь я и в Ростовской области чужой. Часто здесь устраиваются «планерки» тузов городского и областного масштаба, полицмейстеров дорожной службы с «секретаршами», не успеваем подавать закуску и выпивку с буфетчицей. Приходит ее муж помогать, беспокоится, чтоб она не очутилась в постели какого-нибудь удава. Расплачиваются щедро, переплевывая друга. И нам кое-что обламывается с барского стола.
Окончив коллективную «пьянерку» расходятся по кабинетам (здесь их вот таких пять) «протоколировать» с секретаршами.
Во дворе харчевни, за высоким бетонным забором как-то побили им стекла в машинах. Утром следователи снимали отпечатки пальцев на булыжниках. А один, вроде меня у туза подсобник, по секрету мне рассказал, что погром этот организовала его хозяйка, ревнивая жена, папаша которой осчастливил зятя, осыпал казной, сделал дельцом. Вот она и свирепствует. Он ее уже проучал – не помогло. Приходит однажды ревнивица к концу рабочего дня на фирму, приказывает мне закрыть ее в багажник машины мужа, чтоб подслушать, как он развлекается с любовницей. Отговаривал ее не делать этой глупости, ни в какую, не согласилась. Пришлось закрыть. Шепнул хозяину: в багажнике – шпионка. Он посмеялся, вышел, хлопнул два раза дверью, якобы сели вдвоем. С полчаса гонял машину по ухабам, поставил у дома. Стал наблюдать из окна, что будет дальше. На вопрос, где жена, домочадцы ответили, что ушла прогуляться по магазинам. Сначала все было тихо, через некоторое время машину затрясло, следом раздались стуки, потом раздался раздирающий душу крик. Видимо, ее охватил страх, как бы не задохнуться. Кто-то из прохожих открыл багажник, вырвалась она оттуда, как потрепанная собакой курица. На второй день уже весь город знал, как богатые плачут от избытка счастья. Вот так, Митяй у нас протекает жизнь: горе вперемешку с потехой. Продолжал Миша рассказ, подливая в рюмки коньяк. – Здесь у меня хата, босс занял денег на покупку, загнал в долги, лет через 10 расплачусь. Две дочери, одна уже школьница, вторая – в детсаде. Жена – любящая мать. Квыхчет над ними, как курица над цыплятами. Вырваться бы из этой кабалы, уехать в свой родной Русский хутор, но из этой паутины -  не так-то просто.
Нет желания быть в шкуре презренного среди людей. Боюсь за детей, это постоянные намеки, угрозы, могут украсть, надругаться. В стране раскардаш. Что ни кино – разбой, грабеж, убийство, кровопролитие, насилие, мошенничество. Молодежь это впитывает и практикует. Недавно убили старуху, забрали пенсию. У другой украли велосипед, избавились от свидетеля, лишили жизни.
Недавно генпрокурор констатировал, что в Москве ежедневно совершается 60 убийств. Трудно жить в деревне без нагана, - пытается шутить Миша. – Когда мой оборотень накачивает меня, вставляет ума, как надувать покупателей, повышать цены, у меня взвинчивается ненависть, возникает желание задушить его, раздавить как клопа. Боюсь, что когда-то сорвусь, осуществлю этот злодейский акт. Останавливает только страх за жизнь детей и жены. Лет полтораста назад Николай Васильевич говорил: «Скучно, господа, жить на этом свете», а теперь бери выше – страшно!
- Ну что ж, Миша, мужайся. Бог терпел и нам велел. А мне пора, спасибо за обед. Хорошо, что встретились. Может, больше не доведется. Кланяйся семье, береги детей. Увижу ребят, передам привет. Расскажу, как ты стал капиталистом.


Рецензии