Игорь Миронов-ГубермАн о женщинах мужчинах сказАл

ЧТО мУдрый Игорь Миронов-ГубермАн о женщинах, мужчинах сказАл
     (моя подбОрка от 28.04.2012)

На НАШем СвЕте
ЛюдЕй нЫне живЁт побОльше,
Чем уже собралось -
В однУ -
Не Очень ТЁПЛую компАнию на ТОМ -
ПокА ещЁ - НЕ НАШем СвЕте!
И ВСЯКие люди есть!
А вот КТО из НИХ -
Из семИ миллиАрдов сиИх -
ТебЕ лУчше подхОдит -
БольшОй вопрОс!

   А КАК же оценИть ИХ - своИх -
   ПартнЁров флиртовых и половых?
   Как оценить свою любимую,
   Как оценить свою (иль не свою) сужёную,
   Как дать оценку объективную,
   Оценку всестороннюю -
   НЕ очень субъективную,
   И не одностороннюю!?

   Ведь можно же влюбиться <с одна взгляда>,
   Возненавидеть <с одна слова>!
   Но будет ли любИма рАда
   И правомерно ль <одно слово>!?

   Так много <дядечек> <толкОвых>,
   И обаятельных <парнЕй>,
   Как выбрать среди них такОвых,
   Что всех <сильнЕй> и всех нежнЕй!?

   Как выбрать среди них такОва,
   Кто всех <сильней> и всех умнЕй!?
   Чтоб был здоровым и счастливым,
   Чтоб был красивым, справедливым,
   Красивым телом и душой,
   И чтоб имел <ялдАк> большой,
   Чтоб часто <в гости> <к НЕЙ> <входил>
   Подолгу <из НЕЁ> не <выходИл>...
   Чтоб был ОН стройным, не пузатым,
   Чтоб был не бедным, а богатым,
   И чтоб тебя любил, детей не бил,
   Детей любил, тебя не бил,
   Толковый был, а не дебИл.
   Чтобы тебе ОН улыбался
   И чтоб с <другими> не еЬался...
   Чтобы не жадный был, не скрЯга -
   Лишь ДЛЯ ТЕБЯ, а <другим> - скрЯга!
   Чтоб был банкир ОН, не <делЯга>,
   Чтоб был весёлый и милЯга,
   Чтоб <домосед> был, не бродЯга!

Чтоб лишний раз не повторяться,
Я привожу уже готовое,
Для всех давно уже разжевано,
Для всех давно уж разжевАл
Игорь Миронов-ГубермАн!
Он много кой-чего сказАл
О женщинах, а больше о мужчинах...
Мне кажется, и вам полезно знать,
Что ОН о сказАл!
А кто не хочет знать,
Что  ОН о сказАл,
То просто не читАйте!
 
Но, чтоб излИшне читателя не утомлЯть,
Я, всё-же, решил Это отсЕль убрАть
И отдЕльным Опусом подАть.


<<Я не верю вранью отпетому
о просвете во мраке мглистом.
Я отчаялся. И поэтому
стал отчаянным оптимистом.

Во всем со всеми наравне,
как капелька в росе,
в одном лишь был иной, чем все -
что жить не мог в говне.

В этом странном окаянстве -
как живу я? Чем дышу?
Шум и хам царят в пространстве,
шумный хам и хамский шум.

Отнюдь я не был манекен,
однако не был и в балете;
я тот никто, кто был никем,
и очень был доволен этим.

В эту жизнь я пришел не затем,
чтобы въехать в сенат на коне,
и доволен сполна уже тем,
что никто не завидует мне.

Что стал я пролетарием - горжусь;
без устали, без отдыха, без фальши
стараюсь, напрягаюсь и тружусь,
как юный лейтенант - на генеральше.

Всю молодость любил я поезда,
поэтому тот час мне неизвестен,
когда моя счастливая звезда
взошла и не нашла меня на месте.

Мой разум честно сердцу служит,
всегда шепча, что повезло,
что все могло намного хуже,
еще херовей быть могло.

Куда по смерти душу прИмут,
я с Богом торга не веду;
в раю намного мягче климат,
но лучше общество в адУ.

   Семья от бога нам дана -
   замена счастию она!

Женщиной славно от века
всё, чем прекрасна семья;
женщина - друг человека
даже, когда он свинья!

Брожу ли я по уличному шуму,
ем кашу или моюсь по субботам,
я вдумчиво обдумываю думу:
за что меня считают идиотом!?

Творец дал женскому лицу
способность перевоплотиться:
сперва мы вводим в дом овцу,
а после - тЕрпим от волчицы!

Не брани меня, подруга,
отвлекись от суеты,
все и так едят друг друга,
а меня еще и ты!

Я долго жил как холостяк,
и быт мой был изрядно пуст,
хотя имел один пустяк:
свободы запах, цвет и вкус.

Был холост - снились одалиски,
вакханки, шлюхи, гейши, киски;
теперь со мной живет жена,
а ночью снится тишина!

Тому, что в семействе трещина,
всюду одна причина:
в жене пробудилась женщина,
в муже - уснул мужчина!

Еще в нас многое звериным
осталось в каждом, но великая
жестокость именно к любимым -
лишь человеку данность дикая.

Тюремщик дельный и толковый,
жизнь запирает нас надОлго,
смыкая мягкие оковы
любви, привычности и дОлга.

Хвалите, бабы, мужиков:
мужик за похвалУ
достанет месяц с облаков
и пыль сметет в углу!

Если рвётся глубокая связь,
боль разрыва врачуется солью.
Хорошо расставаться, смеясь -
над собой, над разлукой, над болью.

Семья - театр, где не случайно
у всех народов и времён
вход облегчённый чрезвычайно
а выход сильно затруднЁн.

Сегодня для счастливого супружества
у женщины должно быть много мужества.

   Если жизнь излишне деловАя,
   функция слабеет половАя!

Прожив уже почти полвека.
тьму перепробовав работ,
я убеждён, что человека
достоин лишь любовный пот!

Время наше будет знаменито
тем, что сотворило страха рАди
новый вариант гермафродита:
плотью - мужики, а духом - ****и!

Рассудок, не знававший безрассудства,
и ум, где шалопайство не с руки,
и разум, неотзывчивый для чувства -
от мудрости безмерно далеки!

Не суйся запевалой и горнистом,
но с бодростью и следуй и веди;
мужчина быть обязан оптимистом,
всё лучшее имея впереди!

Поскольку жизнь, верша полёт,
чуть воспарив - опять в навозе,
всерьёз разумен только тот,
кто не избыточно серьёзен.

Человек без тугой и упрямой
самовольной повадки в решениях
постепенно становится дАмой,
искушЁнной во всех отношениях.

Сегодня столь же, сколь вчера,
земля полна пиров и казней;
зло обаятельней добра -
и гибче и разнообрАзней.

За что люблю я разгильдяев,
блаженных духом, как тюлень,
что нет меж ними негодяев
и делать пакости им лень!

У скряги прочные запоры,
у скряги тёмное окно,
у скряги вечные запоры -
он жаден даже на говнО!

Лишь перед смертью человек
соображает кончив путь,
что слишком кОроток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.

Наш разум лишь смехом полощется
от глупости, скверны и пАкости,
а смеха лишенное общество
скудеет в клиническом пАфосе.

Есть страсти, коим в восхваленье
ничто нигде никем не скАзано;
я славлю лень - преодоление
корысти, совести и рАзума.

Пути добра с путями зла
так перепутались веками,
что и чистейшие дела
творят грязнейшими руками.

Я уважаю лень за то, что
в её бездейственной тиши
живую мысль питает почва
моей несуетной души.

Господь, лепя людей со скУки,
бывал порою скуповат,
и что частично вышли сУки,
он сам отчасти виноват.

Гниенье основ - анекдота основа,
а в нём стало явно видней,
что в русской комедии много смешного,
но мало весёлого в ней.

В искушениях всяких и разных
дух и плоть искушать ни к чему;
ничего нет страшней для соблазна,
чем немедля предаться ему.

   Кто томим духовной жаждой,
   тот не жди любви сограждан!

Если крепнет в нашей стае
климат страха и агрессии,
сразу глупость возрастает
в гомерической прогрессии!

На безрассудства и оплОшности
я рад пустить остаток дней,
но плещет море сытой пОшлости
о берег старости моей!

Когда сидишь в собраньях шумных,
язык пылает и горит;
но люди делятся на умных
и тех, кто много говорит.

Опять стою, понурив плечи,
не отводя застывших глаз:
как вкус у смерти безупречен
в отборе лучших среди нас.

Чтоб выжить и прожить на этом свете,
пока земля не свихнута с оси,
держи себя на тройственном запрете:
не бойся, не надейся, не проси!

Весомы и сильны среда и случай,
но главное - таинственные гены,
и как образованием ни мучай,
от бочек не родятся Диогены.

Чтобы плесень сытой скудости
не ползла цвести в твой дом -
из пруда житейской мудрости
черпай только решетом.

Наука наукой, но есть и приметы;
я твердо приметил сызмальства,
что в годы надежды плодятся поэты,
а в пору гниенья - начальство.

Сквозь вековые непогоды
идет, вершит, берет свое -
дурак, явление природы,
загадка замыслов ее.

Добро уныло и занудливо,
и постный вид, и ходит боком,
а зло обильно и причудливо,
со вкусом, запахом и соком.

В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди, от которых свет исходит,
и люди, поглощающие свет.

На людях часто отпечатаны
истоки, давшие им вырасти:
есть люди, пламенем зачатые,
а есть рожденные от сырости.

Всегда и всюду тот, кто странен,
кто не со всеми наравне,
нелеп и как бы чужестранен
в своей родимой стороне.

    Увы, но истина - блуднИца,
    НИ с КЕМ ей долго не <лежИтся>!

Я охладел к научным книжкам
не потому, что был ленив;
ученья корень горек слишком,
а плод, как правило, червив.

ХХ век настолько обнажил
конструкции людской несовершенство,
что явно и надолго отложил
надежды на всеобщее блаженство.

В прошлом были те же соль и мыло,
хлеб, вино и запах тополей;
в прошлом только будущее было
радужней, надежней и светлей.

Признаться в этом странно мне,
поскольку в этом мало чести,
но я с собой наедине
глупей, чем если с кем-то вместе.

Толпа естЕство-испытАтелей
на тайны жизни пялит взоры,
а жизнь их шлёт к ****и мАтери
сквозь их могучие приборы!

Живи и пой! Спешить не надо! -
Природный тонок механизм:
любое зло - своим же ядом
свой отравляет организм!

Смешно, как тужатся мыслители -
то громогласно, то бесшумно -
забыв, что разум недействителен,
когда действительность безумна.

Высшая у жизни драгоценность -
дух незатухающих сомнений,
низменному ближе неизменность,
Богу - постоянство изменений.

Сегодня я далек от осуждений
промчавшейся по веку бури грозной,
эпоха грандиозных заблуждений
останется эпохой грандиозной.

Покой и лень душе немыслимы,
Вся жизнь ее - отдача хлопотам
по кройке платья голым истинам,
раздетым разумом и опытом.

На житейских внезапных экзаменах,
где решенья - крутые и спешные,
очень часто разумных и праведных
посрамляют безумцы и грешные.

На собственном горбу и на чужом
я вынянчил понятие простое:
бессмысленно идти на танк с ножом,
но если очень хочется, то стоит.

Чем у идеи вид проворней,
тем зорче бдительность во мне:
ведь у идей всегда есть корни,
а корни могут быть в говне.

Навеки в душе моей пятна
остались, как страха посев,
боюсь я всего, что бесплатно
и благостно равно для всех.

Всю жизнь готов дробить я камни,
пока семью кормить пригоден;
свобода вовсе не нужна мне,
но надо знать, что я свободен.

Наездник, не касавшийся коня,
соитие без общего огня,
дождями обойденная листва -
вот ум, в котором нету шутовства.

Творчеству полезны тупики:
боли и бессилия ожог
разуму и страху вопреки
душу вынуждают на прыжок.

Только в мерзлой трясине по шею,
на непрочности зыбкого дна,
в буднях бедствий, тревог и лишений
чувство счастья дается сполна.

Найдя предлог для диалога,
- Как ты сварил такой бульон?
спрошу я вежливо у Бога.
- По пьянке, - грустно скажет Он.

Нашей творческой мысли затеи
неразрывны с дыханьем расплаты;
сотворяют огонь - прометеи,
применяют огонь - геростраты.

О жизни за гробом забота
совсем не терзает меня;
вливаясь в извечное что-то,
уже это буду не я.

Мудрость Бога учла заранее
пользу вечного единения:
где блаженствует змей познания,
там свирепствует червь сомнения.

В толпе прельстительных идей
и чистых мыслей благородных
полно пленительных ****ей,
легко доступных, но бесплодных.

Во всех делах, где ум успешливый
победу праздновать спешит,
он ловит грустный и усмешливый
взгляд затаившейся души.

Мы тревожны, как зябкие зяблики,
жить уверенно нету в нас сил:
червь сомнения жил, видно, в яблоке,
что когда-то Адам надкусил.

Нам глубь веков уже видна
неразличимою деталью,
и лишь историку дана
возможность врать документально.

Уйду навсегда в никуда и нигде,
а все, что копил и вынашивал,
миг отразится в текучей воде
проточного времени нашего.

Как не торжествует зло и свинство,
а надежды теплятся, упорны:
мир спасет святое триединство
образа, гармонии и формы.

Два смысла в жизни - внутренний и внешний,
у внешнего - дела, семья, успех;
а внутренний - неясный и нездешний -
в ответственности каждого за всех.

Должно быть потому на берегу
топчусь я в недоверии к судьбе,
что в тайне сам себя я берегу
от разочарования в себе.

Наш ум и задница - товарищи,
хоть их союз не симметричен:
талант нуждается в седалище,
а жопе разум безразличен.

Бежишь, почти что настигая,
пыхтишь в одежде лет и знаний,
хохочет истина нагая,
колыша смехом облик задний.

   Счастливые потом всегда рыдают,
   что вовремя часов не наблюдают

Я враг дискуссий и собраний,
и в спорах слова не прошу;
имея истину в кармане,
в другом закуску я ношу.

Как счастье ни проси и ни зови,
подачки его скупы или круты:
дни творчества, мгновения любви,
надежды и доверия минуты.

Зря и глупо иные находят,
что ученье - пустяк безразличный:
человек через школу проходит
из родильного дома в публичный.

Чтоб жизнь испепелилась не напрасно,
не мешкай прожигать ее дотла;
никто не знает час, когда пространство
разделит наши души и тела.

Из лет, надеждами богатых,
навстречу ветру и волне
мы выплываем на фрегатах,
а доплываем - на бревне.

Счастье - что подвижны ум и тело,
что спешит удача за невзгодой,
счастье - осознание предела,
данное нам веком и природой.

Анахорет и нелюдим
и боязливец неудачи
приходит цел и невредим
к покойной старости собачей.

Как молод я был! Как летал я во сне!
В года эти нету возврата.
Какие способности спали во мне!
Проснулись и смылись куда-то.

По времени скользя и спотыкаясь,
мы шьемся сквозь минуты и года,
и нежную застенчивую завязь
доводим до трухлявого плода.

Мне жаль потерь и больно от разлук,
но я не сожалею, оглянувшись,
о том далеком прошлом, где споткнувшись,
я будущее выронил из рук.

Кто несуетливо и беспечно
время проводил и коротал, мы глупы,
к старости о жизни знает нечто
большее, чем тот, кто процветал.

Сперва, резвясь на жизненном просторе,
словно молодость сама;
умнеем после первого же горя,
а после терпим горе от ума.

Деньгами, славой и могуществом
пренебрегал сей прах и тлен;
из недвижимого имущества
имел покойный только член.

Ты пишешь мне, что все темно и плохо,
Все жалким стало, вянущим и слабым;
но, друг мой, не в ответе же эпоха
за то, что ты устал ходить по бабам.

Когда весна, теплом дразня,
скользит по мне горячим глазом,
ужасно жаль мне, что нельзя
залечь на две кровати разом.

С каждым годом суетней планета,
с каждым днем кишение быстрей,
губят вырастающих поэтов
гонор, гонорар и гонорея.

Дымись, покуда не погас,
и пусть волнуются придурки -
когда судьба докурит нас,
куда швырнет она окурки.

В нашем климате, слезном и сопельном
исчезает, почти забываемый,
оптимизм, изумительный опиум,
из себя самого добываемый.

Надо жить наобум, напролом,
наугад и на ощупь во мгле,
ибо нынче сидим за столом,
а назавтра лежим на столе.

Люблю апрель - снега прокисли,
журчит капель, слезой звеня,
и в голову приходят мысли
и не находят в ней меня.

Какое счастье, что вокруг
живут просторно и привольно
слова и запах, цвет и звук,
фактура, линия и форма.

Все лучшее, что делается нами
весенней созидательной порой,
творится не тяжелыми трудами,
а легкою искрящейся игрой.

Гори огнем, покуда молод,
подругу грей и пей за двух,
незримо лижет вечный холод
и тленный член, и пленный дух.

Чтобы в этой жизни горемычной
быть милей удаче вероятной,
молодость должна быть энергичной,
старость, по возможности - опрятной.

Случилось нынче на потеху.
что я, стареющий еврей,
вдруг отыскал свой ключ к успеху,
но не нашел к нему дверей.

Мы сами вяжем в узел нити
узора жизни в мироздании,
причина множества событий -
в готовном общем ожидании.

Возраст одолев, гляжу я сверху:
все мираж. иллюзия, химера;
жизнь моя - возведенная церковь,
из которой выветрилась вера.

Теперь я понимаю очень ясно,
и чувствую и вижу очень зримо:
неважно, что мгновение прекрасно,
а важно, что оно неповторимо.

Счет лет ведут календари
морщинами подруг,
и мы стареем - изнутри,
снаружи и вокруг.

Наш путь из ниоткуда в никуда -
такое краткосрочное событие,
что жизни остается лишь черта
меж датами прибытия-убытия

Бесплоден, кто в пору цветения
обидчив, уныл и сердит;
гниение - форма горения,
но только ужасно смердит.

Везде долги: мужской, супружеский,
гражданский, родственный и дружеский,
долг чести, совести, пера,
и кредиторов до хера.

Вот человек. Он всем доволен.
И тут берет его в тиски
Потребность в горечи и боли,
и жажда грусти и тоски.

Ах, юность, юность! Ради юбки
самоотверженно и вдруг
душа кидается в поступки,
производимые из брюк.

Не всякий миг пружинит в нас
готовность к подвигам и бедам,
и часто мы свой звездный час
проводим, сидя за обедом.

Эпохи крупных ослеплений
недолго тянутся на свете,
залившись кровью поколений,
рожденных жить в эпохи эти.

Взросление - пожизненный урок
умения творить посильный пир,
и те, кто не построил свой мирок,
охотно перестраивают мир.

Не тужи, дружок, что прожил
ты свой век не в лучшем виде:
все про всех одно и то же
говорят на панихиде.

   Увы, но улучшить бюджет
   нельзя, не запачкав манжет

Наследства нет, а мир суров;
что делать бедному еврею?
Я продаю свое перо,
и жаль, что пуха не имею.

Не плачься, милый, за вином
на мерзость, подлость и предательство;
связав судьбу свою с говном,
терпи его к себе касательство.

Бюрократизм у нас от немца,
а лень и рабство - от татар,
и любопытно присмотреться,
откуда винный перегар.

Родясь не обезьяной и не сфинксом,
я нитку, по которой стоит жить,
стараюсь между святостью и свинством
подальше от обоих проложить.

Печальный знак несовершенства
есть в быте нашего жилья:
везде угрюмое мошенство,
и нет веселого жулья.

Мы сохранили всю дремучесть
былых российских поколений,
но к ним прибавили пахучесть
своих духовных выделений.

Мужик, теряющий лицо,
почуяв страх едва,
теряет, в сущности, яйцо,
а их - всего лишь два.

В любимой сумрачной отчизне
я понял ясно и вполне,
что пошлость - верный спутник жизни,
тень на засаленной стене.

Высокий свет в грязи погас,
фортуна новый не дарует;
блажен, кто верует сейчас,
но трижды счастлив, кто ****Ует.

С любым доброжелателен и прост,
ни хитростью не тронут, ни коварством,
я выжига, пройдоха и прохвост,
кто ворует. когда имею дело с государством

Скука. Зависть. Одиночество.
Липкость вялого растления.
Потребительское общество
без продуктов потребления.

Совсем на жизнь я не в обиде,
ничуть свой жребий не кляну;
как все, в говне по шею сидя,
усердно делаю волну.

Блажен, заставший время славное
во весь размах ума и плеч, идея,
но есть эпохи, когда главное -
себя от мерзости сберечь.

Есть в каждой нравственной системе
общая для всех:
нельзя и с теми быть, и с теми,
не предавая тех и тех.

Мои способности и живость
карьеру сделать мне могли,
но лень, распутство и брезгливость
меня, по счастью, сберегли.

   Живу я более, чем умеренно,
   страстей не более, чем у мерина

Бывает - проснешься, как птица,
крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.

Не жаворонок я и не сова,
и жалок в этом смысле жребий мой:
с утра забита чушью голова,
а к вечеру набита ерундой.

Дивный возраст маячит вдали -
когда выцветет все, о чем думали,
когда утром ничто не болит
будет значить, что мы уже умерли.

Моих друзей ласкают Музы,
менять лежанку их не тянет,
они солидны, как арбузы:
растет живот и кончик вянет.

Изведав быстрых дней течение,
я не скрываю опыт мой:
ученье - свет, а неучение -
уменье пользоваться тьмой.

Моей душе привычен риск,
но в час разлуки с телом бренным
ей сам Господь предъявит иск
за смех над стадом соплеменным.

Радость - ясноглазая красотка,
у покоя - стеганный халат,
у надежды - легкая походка,
скепсис плоскостоп и хромоват.

Неволя, нездоровье, нищета -
солисты в заключительном концерте,
где кажется блаженством темнота
неслышно приближающейся смерти.

Весенние ликующие воды
поют, если вовлечься и прильнуть,
про дикую гармонию природы
и знать о нас не знающей ничуть.

Умру за рубежом или в отчизне,
с диагнозом не справятся врачи:
я умер от злокачественной жизни,
какую с наслаждением влачил.

Душа отпылала, погасла,
состарилась, влезла в халат,
но ей, как и прежде, неясно, и фактом,
что делать и кто виноват.

Я жил отменно: жег себя дотла,
со вкусом пил, молчал, когда молчали,
что печаль моя светла,
оправдывал источники печали.

Наружу круто выставив иголки,
укрыто провожу остаток дней;
душе милы и ласточки, и волки,
но мерзостно обилие свиней.


НЕ В СИЛАХ ЖИТЬ Я КОЛЛЕКТИВНО:
ПО ВОЛЕ ТЯГОСТНОГО РОКА
МНЕ С ИДИОТАМИ - ПРОТИВНО,
А СРЕДИ УМНЫХ - ОДИНОКО.

ЖИВЯ ЛЕГКО И СИРОТЛИВО,
БЛАЖЕН, КАК ПАЛЬМА НА БОЛОТЕ,
ЕВРЕЙ СЛАВЯНСКОГО РАЗЛИВА,
АНТИСЕМИТ БЕЗ КРАЙНЕЙ ПЛОТИ.

   Вот женщина: она грустит,
   что зеркало ее толстит.

Кто ищет истину, держись
у парадокса на краю;
вот женщины: дают нам жизнь,
а после жить нам не дают.

Добро со злом природой смешаны,
как тьма ночей со светом дней;
чем больше ангельского в женщине,
тем гуще дьявольского в ней.

Кичились майские красотки
надменной грацией своей;
дохнул октябрь - и стали тетки,
тела давно минувших дней.

Все переменилось бы кругом,
если бы везде вокруг и рядом
женщины раскинули умом,
как сейчас раскидывают задом.

Ум хорош, но мучает и сушит,
и совсем ненадобен порой;
женщина имеет плоть и душу,
думая то первой, то второй.

Послабленье народу вредит,
ухудшаются нравы столичные,
одеваются девки в кредит,
раздеваются за наличные.

Ключ к женщине - восторг и фимиам,
ей больше ничего от нас не надо,
и стоит нам упасть к ее ногам,
как женщина, вздохнув, ложится рядом.

У женщин юбки все короче;
коленных чашечек стриптиз
напоминает ближе к ночи,
что существует весь сервиз.

Трепещет юной девы сердце
над платьев красочными кучами:
во что одеться, чтоб раздеться
как можно счастливей при случае?

Вот женщину я обнимаю,
она ко мне льнет, пламенея,
а Ева, я вдруг понимаю,
и яблоко съела, и змея.

Мы дарим женщине цветы,
звезду с небес, круженье бала,
и переходим с ней на ты,
а после дарим очень мало.

В мужчине ум - решающая ценность
и сила - чтоб играла и кипела,
а в женщине пленяет нас душевность
и многие другие части тела.

Плевать нам на украденные вещи,
пускай их даже сдернут прямо с тела,
бандиты омерзительны для женщин
за то, что раздевают их без дела.

Бабы одеваются сейчас,
помня, что слыхали от подружек:
цель наряда женщины - показ,
что и без него она не хуже.

Одна из тайн той женской прелести,
что не видна для них самих -
в неясном, смутном, слитном шелесте
тепла, клубящегося в них.

Ах, ветер времени зловещий,
причина множества кручин!
Ты изменяешь форму женщин
и содержание мужчин.

Все нежней и сладостней мужчины,
женщины все тверже и железней;
скоро в мужиках не без причины
женские объявятся болезни.

Всегда мне было интересно,
как поразительно греховно
духовность женщины - телесна,
а тело - дьявольски духовно.

Процесс эмансипации не сложен
и мною наблюдался много раз:
везде, где быть мужчиной мы не можем,
подруги ускользают из-под нас.

Мы шли до края и за край
и в риске и в чаду,
и все, с кем мы знавали рай,
нам встретятся в аду.

Суров к подругам возраста мороз,
выстуживают нежность ветры дней,
слетают лепестки с увядших роз,
и сделались шипы на них видней.

Природа женская лиха
и много мужеской сильней,
но что у бабы вне греха,
то от лукавого у ней.

   Не стесняйся, пьяница, носа своего,
   он ведь с нашим знаменем цвета одного

Живя в загадочной отчизне,
из ночи в день десятки лет
мы пьем за русский образ жизни,
где образ есть, а жизни нет.

Не мучась совестью нисколько,
живу года в хмельном приятстве;
Господь всеведущ не настолько,
чтобы страдать о нашем ****стве.

Не будь на то Господня воля,
мы б не узнали алкоголя;
а, значит, пьянство не порок,
а высшей благости урок.

Мне повезло на тех, кто вместе
со мной в стаканах ищет дно;
подлей, тем больше чести
кто с ним не заодно.

Мы пьем и разрушаем этим печень,
кричат нам доктора в глухие души,
но печень мы при случае полечим,
а трезвость иссушает наши души.

В любви и пьянстве есть мгновение,
когда вдруг чувствуешь до дрожи,
что смысла жизни откровение
тебе сейчас явиться может.

Не в том ли загадка истории русской
и шалого духа отпетого,
что вечно мы пьем, пренебрегши закускою
и вечно косые от этого?

Крутится судьбы моей кино,
капли будней мерно долбят темя,
время захмеляет, как вино,
а вино целительно, как время.

Какое счастье - рознь календарей
и мой диапазон души не узкий:
я в пятницу пью водку, как еврей,
в субботу после бани пью, как русский.

Одни с восторгом: заря заката!
Другие с плачем: закат зари!
А я вот выпил, но маловато,
еще не начал теплеть внутри.

Подвыпив с умудренным визави,
люблю поговорить лицеприятно
о горестных превратностях любви
России к россиянам и обратно.

К родине любовь у нас в избытке
теплится у каждого в груди,
лучше мы пропьем ее до нитки,
но врагу в обиду не дадим.

Я к дамам, одряхлев, не охладел,
я просто их оставил на потом:
кого на этом свете не успел
надеюсь я познать уже на том.

Когда однажды ночью я умру,
то близкие, надев печаль на лица,
пускай на всякий случай поутру
мне все же поднесут опохмелиться.

День, который плохо начат,
не брани, тоскливо ноя,
потому что и удача
утром спит от перепоя.

Сезонность матери-природы
на нашу суетность плюет,
и чем светлей рассвет свободы,
тем глуше сумерки ее.

Пахан был дух и голос множества,
в нем воплотилось большинство,
он был великое ничтожество,
за что и вышел в божество.

Ни вверх не глядя, ни вперед,
сижу с друзьями-разгильдяями,
и наплевать нам, чья берет
в борьбе мерзавцев с негодяями.

Ждала спасителя Россия,
жила, тасуя фотографии,
и, наконец, пришел Мессия,
и не один, а в виде мафии.

Нам век не зря калечил души,
никто теперь не сомневается,
что мир нельзя ломать и рушить,
а в рай нельзя тащить за яйца.

Как у тюрем, стоят часовые
у Кремля и посольских дворов,
пуще всех охраняет Россия
иностранцев, вождей и воров.

Наши мысли и дела - белее снега,
даже сажа наша девственно бела;
только зря наша российская телега
лошадей своих слегка обогнала.

Для всех у нас отыщется работа,
всегда в России требуются руки,
так насухо мы высушим болота,
что мучаться в пустынях будут внуки.>>
              (Игорь Миронов-Губерман)

     И ещё оттуда же:
<<Мужчина - хам, зануда, дЕспот,
Мучитель, скряга и тупИца!
Чтоб ЭТО стало НАМ известно,
Нам просто надо пожениться!>>
              (Игорь Миронов-Губерман)
<"Все мужчины лжецы,
Болтуны, лицемеры,
Все - гордецЫ, трусЫ без меры:
Похотливы самцы,
Достойные презренья -
Да не твари - звери!
Да и женщины все -
Жуть хитрЫ и хвастливы все без меры,
Любопытны и развратны все сверх меры!
И все не искренни твари сиИ,
Хоть ты корми их или же доИ!
Но всё ж - святое самое на Свете,
Возвышенное в Мире -
Это союз сиИх отвратных тварей и зверЮг!">

А КТО знАет и желАет ЧТО сказАть -
Может дАльше или блИже - продолжАть!
          Крыленко Владимир  28.04.2012