Тихая моя родина 1
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
I
ЛИХОРАДКА.
День клонится к вечеру. Спала удушающая жара. Тихо. Косые лучи уже не обжигают, а ласкают моё лицо. Сижу на пороге сарая. Отсюда с высоты видно как речка, обрамлённая высокими камышами, изгибаясь, широкой сверкающей лентой, сужаясь, уходит вдаль и теряется за поворотом.
Спуститься бы сейчас вниз, откуда доносятся детские голоса, плеск и утиное кахканье . Но меня охватывает дрёма, и мне лень встать. По телу проходит дрожь. Знобит всё больше и больше. Закрываю глаза – откуда-то сверху лавиной на меня катятся пышущие жаром огненные камни. Они катятся и катятся…
II
КОЛДУН.
« Вдруг лицо его изменилось, нос вытянулся и стал зелёным, глаза засверкали синим блеском и на спине вырос горб…» Я слушаю, затаив дыхание, и представляю колдуна, а мама читает дальше из Гоголя; и передо мной вырастают «во всей красе» восставшие из гробов мертвецы, - один страшнее другого…
«Ну, теперь спи» - мама уходит. Я остаюсь один на один с книгой.
В комнате ещё видно, и я без труда отыскиваю глазами зелёный корешок книги среди стопки других на этажерке напротив.
Мне кажется, что стоит закрыть глаза, и колдун тут же вылезет - он только и ждёт этого. Не спускаю глаз с книги, но смотреть неотрывно становится всё труднее. Веки смыкаются сами собой. Они всё тяжелеют и, наконец, слипаются. Я боюсь, что не смогу разомкнуть глаз.
Делаю отчаянное усилие и, наконец, приподнимаю веки. В сумерках вижу - книга зашевелилась… Входит мама: «Ты ещё не спишь?»…
III
.
ДЕДУШКИНА СОПЛЯ.
Я ещё не окреп после малярии. Сижу с дедушкой на пороге сарая. Перед нами бегают, наскакивая друг на друга, уже оперившиеся цыплята. Петушки устраивают рыцарские турниры и пробуют ещё хриплые голоса. Вот выявился победитель: гордо прохаживается ближе всех к нам. Случись дедушке в эту пору сморкнуть, что он делал довольно часто, страдая носом. При этом он закрывал одну ноздрю пальцем и делал мощный выдох. Так было и на сей раз - знать не в добрый час! Ибо сопля, зелёная и жирная, капюшоном накрыла головку бедного цыплёнка. Он ничего не видит, пятится, мотая головой, пытаясь сбросить сей унижающий достоинство груз - мученический венец. Пожалуй, первый раз я засмеялся от души. Беднягу, наконец, выручили пришедшие на помощь братья и сестры. Так и всякий кумир, рано или поздно, будет посмеян.
IV
ТАНК.
Бабье лето. Из кухонного оконца вижу серебряные паутинки, искрящиеся на солнце. День давно наступил, но меня почему-то не пускают играть к Коле Тимачёву. Не пускают даже во двор. На улице никого не видно, не ходит домашняя птица. Виден соседний двор, но и там пусто. Странная тишина. Надоело томиться взаперти и я начинаю хныкать.
Издалека слышится глухой рокот. Рокот нарастает. Вот уже сплошной рёв совсем рядом: дрожит пол, стены, дребезжат стёкла. Затем,враз,- всё стихло.
Повалив камышовый забор, во двор въехал … немецкий танк.
V
БАБУШКИНО ДЕРЗНОВЕНИЕ.
«Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То как зверь она завоет,
То заплачет как дитя…»- часто зимой повторял нараспев дедушка. Если последние слова я понимал, то начальные «бурямглоюнебокроет..», - для меня не имели никакого смысла, как ни старался я распознать их значение.
«Кэрч!, кэрч!» - вдруг засуетились наши непрошенные гости. Позже я узнал, что немцы спешили на керченскую переправу - там шла бойня. После бани «наши гости» переодевались в чистое бельё, молча, с суровыми лицами. «Кде?» - подозвал бабушку офицер, постукивая револьвером по лавочке, где складывали одежду. Бедная бабушка, по своему простодушию, припрятав крестик с медальоном и золотой цепочкой, не могла представить, что, одеваясь, он хватится скорее всего за самое ценное, талисман – они шли на явную смерть. Как же без крестика?
Они отступали налегке, сбрасывая в костёр на улице запасную одежду и обувь. И здесь бабушка проявила дерзновенность: кое-что повыдёргивала из огня и зарыла в стоге сена - не пропадать же добру.
Какова же была её обида, когда на следующий день многих вещей она не обнаружила в стоге сена.
Свидетельство о публикации №212042800435