Смерть контрабандиста

               Сейчас он не был контрабандистом, ни националистом, ни врагом народа. Был он обыкновенным начальником участка «Взрывпрома» из Джизказгана.  Имя не имеет значения, но раньше он жил в Литве, да и был литовцем по национальности.
               Вчера вечером, уже темнело, его грузовая машина с аммонитом, шнурами и детонаторами прибыла для выполнения взрывных работ на моем участке. По правилам машину надо было оставить в степи, поставить оцепление или посты вокруг нее, оповестить окружающих. Но где все это оцепление взять в стужу в безлюдной каменистой степи. Вот и начальник участка «Взрывпрома», назовем  условно его «Подрывник», попросил пустить его машину во двор моего участка в поселке под охрану нашего сторожа и его водителя.
                Моя  еще неопытность и наивность не позволили трезво все оценить и я согласился. Было приятно, что такой взрослый мужчина, наверно участник Великой войны, просит меня пацана об услуге. Сыграло роль и то, что в эту ночь я остался в конторе, в своей комнатушке с кроватью, столом и стулом, один,  комната для командированных, экскаваторщика и его помощника, была пуста, они толи уехали в управление, толи не доехав, где-то запили. Так здесь было принято еще при прежнем начальнике участка. Да и управление наше было не из первой категории, как по объемам строительных работ, так и  материальному обеспечению машин, механизмов и людей.
               Рабочие часто бузили, не довольные зарплатой, отсутствием инструмента, спецодежды, нормальных условий жизни. Да и сами рабочие представляли еще тот контингент: мастера казахи, рабочие народ всех национальностей, большинство из которого отбыли свои сроки в лагерях для осужденных.
                Пристроив «газон» со взрывчаткой посреди двора, мы с Подрывником расположились в комнате для приезжих. Чтобы гости быстрее согрелись, стол придвинули к печке и разложили на нем не хитрую снедь.
                Водитель, согревшись и перекусив, ушел к сторожу охранять грузовик, а мы продолжили разговор и ужин, сдобренный почти замерзшей водкой. Водка очень своеобразной становится, когда замерзнет. Бутылка превращается в сосуд, заполненный замерзшей водой, во льду которой образовываются многочисленные канальчики и капилляры, наполненные чистым спиртом или спиротовой смесью, смотря из чего сделали сей напиток.
                Но у нас на столе водка еще не дошла до такой стадии, пока ее везли по морозу из Джизказгана вместе с взрыв материалами. Она была всего лишь густой и тягучей, как прозрачный кисель.
                После распросов со стороны подрывника о моей жизни в институте до приезда сюда, он оживился, узнав, что я жил пол года в Литве на практике. Ему было приятно, когда я даже вспомнил несколько слов по-литовски.
                Ну, а как он попал сюда я уже не много, знал. В его-то возрасте из Литвы сюда можно было попасть только принудительно. После войны прошло около двадцати пяти лет, а после смерти Сталина и двадцатого съезда компартии — лет пятнадцать. Многие сосланные вернулись к себе на родину, ну, а некоторые прижились и возвращаться не собирались. Правда, казалось иногда, что оставшиеся и не очень почеиу-то спешили назад, как бы чего побаивались. Возможно, старые грешки не пускали. Пожалуй и Подрывник был из таких; о нем много интересного говорили. Например, что он не контрабандой при немцах на балтике занимался, а подрывал евреев в карьерах по собственной инициативе, а выставляет себя пострадавшим от немцев и от русских за снабжение населения дефицитным и необходимым товаром.
                Не удержавшись я спросил Подрывника: за что он попал сюда, в Казахстанские лагеря.
- Понимаешь, до прихода Ваших в Литву перед войной у отца был не большой рыболовный флот. Основа его были деревянные филюги и старенькие шхуны, из которых некоторые имели даже моторы. Жили мы и не бедно и не богато. Но Ваши-русские все конфисковали, передав все рыбколхозу. Дела пошли плоховато и я от такой жизни на одной из теперь колхозных шхун ушел в Швецию. Там обзавелся знакомствами,  стал возить разные грузы, товары, заходя тайком в Данию, Германию, Польшу, Литву. Короче, промышлял на Балтике разной мелкооптовой контрабандой. Товар не громоздкий: сигареты, консервы, лекарства. Особенно хорошо давал  прибыль пеницилин. Ведь уже шла война и раненные, из-за его отсутствия, после операций умирали сотнями, сульфамиды не помогали. Война дело грязное в прямом смысле, санитарии почти никакой.
- А что стало с отцом, с семьей после Вашего побега, - поинтересовался я.
- Сестер и братьев у меня не было, а отца с матерью увезли куда-то за Байкал и больше я о них ничего не слышал. А я в то время учился в училище. По современному — в техникуме на факультете «Горное дело». Там-то я и познакомился со взрывными делами. Училище, к тому времени, я практически закончил, но меня исключили из-за отца и я вернулся домой уже в рыбколхоз.
              Однажды, при доставке груза, это была партия мыла, в Польшу, нас поймали немцы. Они долго, почти месяц, держали нас в тюрьме. Потом решили сделать на нас хорошие деньги и пообещали отпустить, если половина выручки будет оставаться у них. Пришлось согласиться, но они в нашу команду посадили своего, якобы, матроса, а нашего куда-то забрали с концами.
               С одной стороны доходы наши уменьшились, а с другой стороны, благодаря немецкому соглядатаю, нас не преследовали немцы на польском и литовском побережьях. Этот «парень», если нас пытались задержать, что-то показывал чиновникам и нас отпускали вместе с товаром и его не надо было выбрасывать за борт при малейшей опасности. Вообще я думаю этот матрос выполнял какие-то поручения немцев в Швеции, возможно был курьером.
               Все бы ничего, но к концу войны немцы занервничали и, отобрав у нас шхуну, посадили на самоходную баржу и заставили перевозить пленных с одного объекта на другой на островах  и побережьи.
- А что военные корабли русских или англичан вас не трогали, - стал уточнять я заинтересовавшись рассказом.
- Англичане вообще в Балтийское море не заходили, а русские были заперты в Ленинграде, редкая подводная лодка могла только попасться, но мы их не видели. А вот самолеты частенько либо обстреливали, либо просто облетали наши баржи, - Подрывник замолчал, в комнату заскочил водитель погреться.
             Разговор подувял, мы выпили по чуть-чуть. Водитель сел на пол у печи прямо в полушубке и прижался к ней спиной, пытаясь немного вздремнуть.
- Ну, и чем все это кончилось, когда немцев прогнали, - опять я задал вопрос, пытаясь оживить беседу. Подрывник, глянув на подхрапывающего водителя, продолжил:
- В Бислау нас под бомбежкой, загрузив людьми, в основном это были польские евреи, направили в открытое море, где баржа двое суток простояла без движения. В последнее утро, еще в темноте, к нам подошел какой-то корабль и забрав всего двух человек отошел мористей. Наверно, через час на нашей барже раздался взрыв, потом второй и третий. Баржа быстро стала тонуть, команда бросилась за борт. Удалось ли кому-то из сидевших в трюмах выбраться я не знаю. Подобрали уже нас утром русские моряки и на морском охотнике доставили на берег, не далеко от Беслау, который был уже в руках у русских.
- Затем я попал в фильтрационный лагерь. Оттуда меня по рекомендации доброжелателей направили в эшелон. И вот уже почти двадцать пять лет я живу здесь, то есть в Джезказгане.
- У меня на участке двое литовцев работает, - вставил я, чтобы что-то сказать.
- Да, и у меня на участке целый интернационал. Есть и литовцы и русские и немцы, а вот водитель еврей, - Подрывник кивнул в сторону похрапывающего парня.
- Слушай, пора и размяться. Я за болтовней могу и обмочиться. Пойду отолью, - он скрипнув стулом, встал, накинул кожух и вышел из комнаты. Только он вышел, водитель очнулся и совершенно не сонным голосом спросил:
- И вы ему поверили?
- Что поверил, - растерялся я.
- Да, про баржу, что ее кто-то потопил, подорвал. То он сам ее подорвал, наверно, да и среди тех двоих, что забрали немцы, был и он, - торопливо вывалил водитель-парень, лет двадцати двух.
- Откуда тебе это известно?,- удивился я.
- Да, мой отец был на этой барже. Он это дело давно раскопал. Ему на той барже руку повредило, пришлось ампутировать. Отец запомнил этого, он и устанавливал у них в трюме какие-то ящики. Мой батя  у Вас в тресте, в Караганде, работает. Вы должны его знать, он в производственном отделе инженер-куратор. Еще у него правой руки нет, - сказав все это парень, махнув неопределенно рукой, поспешил во двор к своей машине.
             Еще не отойдя от рассказа Подрывника, я прямо оторопел от тирады водителя. Но все же как-то собрался и действительно вспомнил в тресте инженера Бегмана с одной рукой. Он даже приезжая к нам на участок с проверкой, говорил что его сын служил на Байкануре, а после окончания оной остался в Джесказгане работать водителем. Все сошлось.
            Утром, после не продолжительного сна, я занялся своими делами, а взрывники со своим начальником своими. Сразу после обеда ко мне в кабинетик зашел Подрывник и пригласил съездить и посмотреть как произойдет подрыв карьерного массива породы на щебень. Дело в том, что для получения щебня определенной фракции путем взрыва, была составлена схема буровых скважин с расстояниями между ними, полученными в результате вычислений. Скважины бурили почти неделю небольшим самоходным буром на гусеничном ходу, управляемым дистанционно по кабелю оператором. Бур был не велик и вполне умещался в кузов ГАЗ-51, куда забирался своим ходом.
           Когда я подъехал на закрепленном за участком «газоне» к карьеру, взрывники закончили засыпку аммонита в скважины и соединяли их между собой детонирующими шнурами.
           Примерно минут через сорок Подрывник дал команду всем разъехаться на 200-300 метров от места взрыва. Никаких сирен, флажков, оцеплений взрывники не делали. Еще минут пятнадцать прищлось подождать. Машина, на которую самопогрузилась буровая установка, почему-то долго не выезжала из карьера. Но вот наконец,выехав, удалилась от места взрыва и остановилась на безопасном расстоянии. Водитель-апонент ночного собеседника выскочил из кабины и устроившись на подножке, замер в ожидании зрелища.
            Я, мой водитель, взрывники и Подрывник тоже вышли из своих средств передвижения и стали пристально всматриваться в сторону карьера. Ожидая интересного события, я приготовил свой «ФЭД».
            Прошло минут пять-десять и где-то вдали раздался хлопок, а потом ничего. Взрывники, ожидавшие после этого сигнального хлопка мощного взрыва, замерли, а потом начали наперебой говорить.
- Тихо вы!, - одернул рабочих Подрывник. Подождем пару минут и я схожу туда сам, без машины.
            Действительно, через несколько минут Подрывник, зачем-то потуже натянув шапку, решительно зашагал в сторону карьера. Вскоре его фигура скрылась за отвалом. Прошли томительные минуты. И вдруг земля под ногами подпрыгнула. Все четыре с половиной тонны аммонита подняли на дыбы спящую громаду породы.
            Я механически поднял к глазам «ФЭД» и перекручивая пленку сделал три кадра поднявшегося столба грунта и пыли.
            И тут вдруг до всех дошло: а где же начальник, где Подрывник. Сначало все вглядывались в тучи пыли, сносимые ветром, надеясь увидеть идущего человека. Но, увы, никто не появился.
            Взрывники вскочили в однодверный автобус и скрежеча коробкой передач помчались к карьеру, хотя все было уже ясно.
            Среди развороченных глыб покровной породы и куч щебня еще пахло сгоревшей взрывчаткой, а на одной из глыб гордо стоял абсолютно целый унт Подрывника и ничего больше.
            Ну, а потом началось. Местная милиция, случайный народ, представители райкома и райсовета. И только рано утром прибыли основные силы из Джезказгана и Караганды.
             У меня изъяли фотопленку, пораспрашивали народ, в основном взрывников и укатив, пришли к выводу: несчастный случай на производстве. О чем и был составлен впоследствии акт.
            Я же долго размышлял на тему произошедших событий и очень-очень склонился к версии мести со стороны семьи Бегмана.
            Косвенно это подтвердилось тем, что вскоре сын инженера Бегмана оказался уже водителем в нашем тресте, возил своего отца, ставшего заместителем главного инженера и, приезжая ко мне на участок, заговорщицки подмигивал и улыбался.
             Что сделал молодой Бегман чтобы задержать взрыв в карьере осталось тайной, хотя для специалиста это явно не проблема. Молодой бегман в армии служил сапером.