Яшка

– Яшка! Ты будешь?
Тусклая лампочка слабо освещала грязный подвал. Черные тени на серых мрачных стенах казались огромными жуткими чудовищами, выползающими из ночной тьмы. Яшка вспомнил, как в детстве он боялся оставаться один в темной комнате. Шорохи, мелькание теней наполняли его душу ужасом. Именно тогда он понял, что означают выражения «ледяной ужас» и «леденящий душу страх». Яшка ощущал прикосновение ледяной руки, которая сжимала его сердце, забиралась в живот и шевелилась там, перебирая внутренности, отчего они холодели, а сердце замирало. Ноги и руки немели, и маленький Яшка опускался на пол, тихо поскуливая. Он закрывал глаза, чтобы не видеть темноты и ждал, когда его найдут.
Увидев на стенах тени, Яшка почувствовал, как детский страх прокрался в его душу и на мгновение завладел им. Яшка мотнул головой, усмехнулся. Давно уж не ребенок!
– Яшка! Ну, давай!
Глаза все еще не привыкли к полумраку, но по голосу Яшка узнал Гордея. Теней было несколько, значит с Гордеем вся его компания. Яшка поморщился. От них он всегда старался держаться подальше. Если бы не Чарли, Яшка, не раздумывая, развернулся бы и ушел. Но он слышал голос Чарли. Не могло же ему показаться! Не успели они отойти от дома, как Чарли занервничал, сорвался с поводка и бросился в чужой подъезд. Яшке показалось, что Чарли поднялся вверх по лестнице, но его там не было. Яшка только зря потерял время. Когда спустился вниз, увидел, что дверь в подвал открыта. Яшка остановился и услышал тихое рычание. Так рычать мог только Чарли. Яшка не сомневался в этом нисколько. Рычание стихло. Яшка тихонько позвал Чарли, но тот не откликнулся. Яшка шагнул в темноту подвала.
И вот он стоит на пороге грязной, полутемной, сырой подвальной комнатушки в окружении черных теней. Этот подвал, в еще больше Гордей со своей компанией, вызывали у Яшки омерзение. Он давно и довольно близко был знаком с ними. С раннего детства. Жили рядом, учились в одной школе. С Гордеем даже в одном классе. Яшка никогда с ними не ссорился (не боялся, нет! просто ни с кем не ссорился, не любил ссор), но и не сближался. После окончания школы Яшка редко встречался с Гордеем. Он старался избегать даже случайных встреч. Гордей и его дружки (вечно пьяные) вызывали у Яшки тошноту.
И вот он стоит на пороге грязной подвальной комнатушки, вглядывается в полутьму, пытаясь и надеясь увидеть Чарли. Не видно и не слышно. Яшка делает шаг назад (скорей уйти отсюда, найти Чарли). Его движение сопровождается взрывом дикого хохота. Из темных углов слышны насмешливые голоса.
– Яшка! Ты что, уже уходишь?
– Смотрите, Интеллигент сбегает!
– Боится ручки запачкать!
– Не покидай нас, Яшка!
– Да ему мама не разрешает!
Громче всех звучит хриплый голос Гордея.
– Не хочешь, Яшка? Боишься? Или брезгуешь? Ты же у нас такой чистенький! Ну, не надо. Дело ваше. Тогда я еще разок!
Глаза Яшки привыкли к темноте, и он видит отвратительную пьяную ухмылку Гордея. Ухмылка расползается, растет, расплывается в воздухе, заполняет помещение до предела, сжимает и сдавливает Яшкину голову. Ему становится трудно дышать, голова кружится, и ледяной холод снова окутывает его.
Яшка пытается сконцентрировать свой взгляд на Гордее, на его мерзкой ухмылке, лишь бы не видеть другого, того, что он не хочет видеть. Но глаза его невольно опускаются вниз, и он не может отвести взгляд, не может… На полу (лучше бы глаза не привыкали к свету), на грязном заплеванном полу (а еще лучше было бы не заходить сюда, не появляться здесь) он видит обнаженное женское тело. На фоне грязной черноты оно казалось Яшке неестественно белым, нереальным, пугающе неподвижным. Голова слегка запрокинута, руки раскинуты в стороны, глаза закрыты, светлые длинные волосы смешались с грязью. Белое распятие (всего несколько шагов… сделай несколько шагов и уйди от этого… уйди и забудь…) на черном полу. Неожиданно откуда-то издалека, сквозь густой туман сигаретного дыма, сквозь нависшие глупые ухмылки, сквозь пьяный смех пробивается тихий, как шелест, стон. Голова поворачивается, и Яшка встречается глазами с взглядом той, что лежит на полу. С взглядом раненного зверя, окруженного охотниками. Боль, отчаяние, безысходность, мольба о помощи (надежды нет… она не верит… ей не помогут…).
Гордей с шумом расстегивает молнию на джинсах. Яшка видит, как дрожат его руки. Почему-то именно эти дрожащие руки приводят Яшку в ярость. Один прыжок (прыжок бешеного зверя) и Гордей отлетает к стене, с глухим стуком ударяется головой и медленно сползает на пол. Яшка стоит, сжав кулаки (держись, друг, сейчас тебя будут бить). Отступать поздно, да Яшка и не думает об этом. Такой ненависти, ярости, злобы он не испытывал никогда в жизни. Яшка видит, как приближаются к нему дружки Гордея, как сам Гордей встает и молча движется в его сторону. Силы неравны (тебя сейчас здорово побьют). Яшка напряженно ждет. Он не собирается сдаваться (что ж, пусть побьют, но ведь я буду давать сдачи… и сильно…). В своем напряжении Яшка даже не замечает происшедшей перемены. Гордей остановился, остальные тоже (передумали?). они смотрят не на Яшку. Они смотрят на то, что за его спиной (добро пожаловать в фильм ужасов, дружок!). Яшка не оборачивается, в этом нет необходимости. Он слышит глухое злобное рычание. Огромный черный зверь делает прыжок из темноты (Чарли! Друг Чарли!). Гордей и его компания исчезают с молниеносной быстротой (о! подлые, трусливые, ночные твари!).
Чарли бросается к хозяину. Яшка гладит его умную голову, целует его в черный бархатный нос.
– Чарли, умница! Как ты вовремя! Я и не думал, что ты появишься. Как хорошо, что ты нашелся!
Чарли возмущенно посмотрел на Яшку.
– Ты что, хозяин?! Кто нашелся? Я нашелся? Я и не терялся. Это тебя пришлось искать, да еще и спасать!
Он лизнул Яшкину руку, отошел в сторону и лег, положив голову на лапы. Яшка почувствовал исходящее от него тепло, и на душе стало спокойно.
И вот Яшка стоит посреди грязной подвальной комнатенки. Он поворачивается к ней. Она лежит все в той же позе, все так же не шевелясь. Глаза открыты. Во взгляде – пустота. Черная бездонная пустота. Яшка видит ее тонкую шейку, белые хрупкие руки. Голова чуть повернута набок. Она похожа на птицу. Птица! Да, именно так! Свободная и красивая она летела навстречу счастью. Все выше и выше в стремительном гордом полете. Доверчивая маленькая птичка… Безжалостные руки сломали твои крылья, прервали твой полет и бросили тебя на землю… Тихим стоном закончилась недопетая песня, и погас огонек, горевший в сердце… Темнота вокруг. Темнота в душе. Пусто и холодно. Сможешь ли ты взлететь снова? Загорится ли огонек в груди, или погас он навсегда?
Яшка осторожно дотронулся до ее плеча.
– Вставай, – тихо сказал он. – Надо идти. Я помогу тебе… и провожу тебя домой.
Она не шевельнулась. Яшке показалось, что она не слышит его. Взгляд ее был направлен куда-то сквозь него, в темную мрачную бездну (бедная, бедная птичка!).
– Вставай! – повторил он громче. – Надо уходить отсюда. Они могут вернуться!
Она услышала. Вздрогнула. Лицо ее перекосилось, губы задрожали (сейчас заплачет, закричит). Руки взметнулись и упали бессильно на пол. В глазах вспыхнул огонек страха и ненависти. И потух… Лицо снова превратилось в безжизненную маску. Яшка испугался. Ее слезы, крики, истерика не напугали бы его. Он ждал этого. Он был готов к этому. Она должна была плакать. Кричать и ненавидеть (только не пустота в глазах!). Но она молчала, и это было неправильно, это было страшно.
Яшка склонился над ней и начал трясти за плечи.
– Вставай! Вставай!
Она отстранила его рукой и тихо сказала:
– Уходи… Оставь меня… Я не хочу…
Голос такой же мертвый, как и глаза (без цвета, без вкуса, без запаха). Жалость к ней достигла предала. И внезапно переросла в злость. Яшка злился на ее безжизненное молчание, на ее пустые глаза, на ее беззащитность и хрупкость. Злился на нее и на себя (беспомощный и бесполезный!). Он громко выругался (вот мама удивилась бы этому!), грубо схватил ее, посадил и прислонил к стенке. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему. Глаза ее смотрели в непонятную для него пустоту. Яшка выругался еще и еще раз. Легче не стало. Он с трудом на шел ее одежду, помог ей одеться, поднял на ноги. Она пошатнулась и чуть не упала. Яшка схватил ее на руки (господи, какая же она легкая!) и вытащил на улицу.
И вот она стоит, опустив руки, и смотрит на темное ночное небо, усыпанное звездами. Теперь она еще больше похожа на птицу. Птицу с перебитыми крыльями. Ей хочется взлететь к звездам, подальше от земли (от грязи и боли, от насилия и предательства). Нет сил подняться… Нет сил взлететь… И стоит она, глядя в небо, и темно в ее душе…
Яшка нагнулся, чтобы пристегнуть поводок к ошейнику Чарли (странно, что не потерял, не выронил его нигде). Когда он поднял голову, то увидел, что она исчезла. Яшка вздрогнул. Где она? И тут же увидел ее. Она уходила все дальше и дальше по освещенной фонарями улице (от него…или от себя…или от них…). Сначала медленно, неуверенно. Потом все быстрее и быстрее. Яшка провожал взглядом ее маленькую фигурку. Она шла, не оглядываясь. Тревога за нее (одна в ночи! а где-то рядом они), а вслед за этим раздражение и злость волной нахлынули на него (глупая упрямая девчонка! глупая доверчивая птица!). он догнал ее, схватил за плечо, повернул к себе. В этот момент он почти ненавидел ее.
– Зачем?! – крикнул он, и голос его разбил тишину ночи на мелкие острые кусочки. – Зачем ты пошла с ними?!
Она не поняла (поняла, но не захотела ответить…). Яшка тряхнул ее за плечи и повторил вопрос чуть тише. Голос его дрожал, и ему хотелось кричать, плакать (завыть во весь голос).
– Зачем, ну зачем ты пошла с ними?! С Гордеем?! Зачем?
Ее глаза ожили. Боль и ненависть, отчаяние и снова ненависть. Глаза раненого зверя, истекающего кровью на глазах у смеющейся толпы. Она отшатнулась от него. Яркий свет фонаря осветил ее. Яшка увидел, как у нее задрожали губы (сейчас заплачет! я хочу, чтобы она заплакала!). Перед ним стояла беспомощная, растерянная, маленькая девочка (сестренка…я всегда хотел сестренку…защищать и оберегать…). Яшке до боли, до нестерпимой боли в груди стало жаль ее. Он шагнул вперед. К ней. И не успел. Черная тень метнулась мимо него, и рядом с ней оказался не Яшка (вечный тормоз!), а Чарли, который лизал ей руки. Чарли, а не Яшка, преданными глазами заглядывал ей в лицо (предатель Чарли!). Она погладила черную голову Чарли и спросила:
– Как тебя зовут?
И снова, в который раз за этот вечер, Яшка ощутил прилив какой-то неосознанной злобы. И злился он (глупо! как глупо!) на Чарли, на своего любимца Чарли.
Яшка вспомнил, как несколько лет тому назад (пять лет, точно, пять…) мама принесла домой щенка. Тогда он был лохматым колобком и передвигался по полу, смешно переваливаясь с боку на бок. Яшка с первых дней все заботы о Чарли взял на себя. С первых дней они стали неразлучными друзьями и понимали друг друга без слов. А сейчас лучший друг (единственный друг…настоящий друг…) заглядывает в глаза какой-то незнакомой девчонке (мы не знаем ее, Чарли!) и лижет ей руку. Девчонка гладит лучшего Яшкиного друга. Они не обращают никакого внимания на Яшку (предатель Чарли!). Даже вопрос адресован не ему (отвечай же, Чарли, отвечай! ты же такой умный, такой быстрый! что же ты молчишь? она ждет!).
– Его зовут Чарли – резко, чуть не по слогам отчеканил Яшка.
   – Чарли – ласково произнесла она и погладила собаку по голове. – Чарли… Пойдем, Чарли!
Яшка задохнулся от возмущения (пойдем, Чарли!). Он стоял и смотрел, как они удаляются. Тоненькая нежная девочка и черный огромный пес. Они шли по темной улице, не оглядываясь. Рука девочки лежала на голове Чарли. Длинный поводок черной змеей тянулся по земле. Яшке захотелось крикнуть им вслед что-нибудь очень злое и обидное. Но в голове было пусто, и он не мог найти подходящих слов. А они уходили все дальше и дальше.
Яшка видит, как она время от времени наклоняется к Чарли, видимо, что-то говорит ему. Яшка видит, как Чарли (подлый предатель!) лижет ей лицо и машет хвостом, как заведенный (заводная игрушечная собачка…как в детстве…). Они уходят в темноту. Уходят все дальше…
Яшка не выдержал, бросился за ними. Он догнал их и поплелся сзади. Почему-то он не мог их окликнуть (Чарли, ко мне! так просто!). Так они дошли до ее дома (обычный пятиэтажный дом…). Она остановилась перед входом в подъезд. Погладила Чарли, даже не взглянула на Яшку и молча ушла. Яшка стоял, глядя на дверь, которая закрылась за ней. Он ждал (чего ты ждешь? она ушла…глупо…). Вдруг дверь открылась. Яшка вздрогнул. На крыльцо вышла она. Яшка ждал. Девочка подошла и посмотрела ему прямо в глаза.
– Спасибо, – прошептала она. – Если бы не ты…
она махнула рукой и опустила голову. Яшка взял ее за плечи.
– Ты уверена, что все будет хорошо?
– Нет… – с тоской в голосе ответила она. – Ничего не будет хорошо. Все очень плохо… Уже плохо, а будет еще хуже… Я знаю. Вот мои окна…
Она махнула рукой. На втором этаже в окнах горел свет.
– Меня ждут… Но ничего хорошего не будет… Мне не поверят…
– Почему?! Давай я зайду с тобой и расскажу все.
– Нет. Будет еще хуже. Тогда мне еще больше не поверят… Тебе тоже не поверят…
– А как же тогда? – растерялся Яшка.
– Я ничего не стану рассказывать. Я буду молчать. Прости. Мне пора.
– Подожди! Не может быть, чтобы тебе не поверили. Расскажи все матери. Она не может не поверить. Она поймет!
– Нет. Не поверит. Не поймет.
Она повернулась к двери. Чарли рванулся за ней, но Яшка успел поймать его за ошейник. Она ушла. Яшка ощутил в душе пустоту (Чарли тоже…).
– Пошли домой, Чарли… Больше нам здесь делать нечего…
Яшка шел и думал. О ней. О пустых глазах, глядящих в бездну. И еще об одиночестве. О многом он думал по дороге домой. Почему родители не поверят ей? Разве может так быть? У Яшки не было тайн от мамы. Все его беды и проблемы она знала. И всегда верила. И старалась помочь (всегда помогала! хотя бы словом).
Мама ждала. Она сидела в кресле и читала (или делала вид, что читает) книгу.
– Что-то вы загулялись, мальчики! – сказала она.
Яшка хотел рассказать, что произошло, но вдруг с болью ощутил, что не может (пока) рассказать маме о сегодняшнем вечере (о ней!). У него появилась тайна (первая в его жизни), и от этого на душе стало тяжело. Яшка отвернулся и, не глядя на маму, сказал:
– Чарли убежал. Пришлось его искать.
Он сказал правду (маленькую частичку правды), но легче от этого не стало. Мама притянула к себе Чарли и потрепала его по спине.
– Ах, ты, бесстыдник! Не делай больше так. Я очень за вас беспокоилась.
…Звонок прозвенел неожиданно резко. Яшка вздрогнул от неожиданности и отдернул руку. Дверь долго не открывали. Яшка в который раз за день засомневался, стоило ли ему приходить (его никто не звал). До утра он не мог уснуть и мучительно размышлял о случившемся. Утром он принял решение. Необходимо с ней встретиться и поговорить. Предстоящий разговор Яшка представлял довольно смутно (я хочу поговорить с тобой…о чем?.. я не знаю…). Но он хотел ее увидеть (и понять, если это возможно).
И вот он здесь, возле ее двери (отступать поздно, мосты сожжены). Щелкнул замок, и он увидел ее. Яшка молча кивнул. Она не ответила. В ее взгляде не было удивления. Словно она знала, что он придет, ждала его. Она смотрела спокойно, без напряжения. Но от ее взгляда Яшке стало не по себе и захотелось убежать. Он сделал шаг назад.
– Подожди минутку – сказала она. – Я сейчас выйду. Не убегай. Я быстро.
 Яшка вышел на улицу. Чарли терпеливо ждал возле подъезда. Не Яшку ждал, а ее. Яшка присел с ним рядом. Наконец ожидание закончилось. Она вышла. Молча подошла к ним. Погладила Чарли и подняла глаза на Яшку (что дальше? зачем ты пришел?).
Через дорогу от ее дома был лес. Не какой-нибудь там жалкий лесочек, а настоящий лес. Яшка часто гулял там с Чарли (каждый день). Теперь он повел в лес ее. Шли молча. Яшка быстро шел по тропинке, удаляясь от дороги. Он вел ее все дальше и дальше. Сначала по тропинке, потом через кусты и траву. Чарли носился вокруг них в диком восторге.
Молчание начало тяготить Яшку. Он несколько раз порывался начать разговор, но не мог. Ее пристальный внимательный взгляд мешал ему и смущал его. Неожиданно для себя он взял ее за руку. Она вздрогнула, но руку не пыталась вырвать. Прошло еще несколько минут, и Яшка решился.
– Дома все в порядке? – спросил он.
– Не совсем.
– Что думаешь делать дальше?
– Ничего, – почти беззвучно ответила она.
Яшка весь напрягся, его почему-то затрясло, но голос был на удивление спокоен.
– Ты не можешь. Не можешь ничего не делать, – тихо и медленно сказал он. – Ты не должна все так оставить. Не должна. Ты что, хочешь, чтобы они просто так отделались и все забыли?!
– Я хочу все забыть!
Она сделала ударение на слове «Я». Выделила его не голосом, а сердцем. Яшке стало больно. Боль жгла ему сердце, росла и переросла в ненависть (к кому?.. к ней?! к ним?.. к себе…). Яшка сжал зубы и молча пошел дальше. Она тоже молчала. Яшка сжимал ее руку все сильнее (ухмылка Гордея не дает покоя… она и Гордей…), но она, казалось, не обращала на это внимания, не замечала.
Яшка неожиданно для себя останавливается и кричит:
– С ними ты также шла?! С Гордеем?! Ты идешь со мной, как… как…
Слезы душили его. Ярость и боль в душе. Ему захотелось ударить ее (ухмылка Гордея заслоняет все… невыносимо больно…). Она молчит. Она ничего не отвечает. Она не смотрит на него. Резко выдергивает руку из его руки и молчит. Яшка хватает ее за плечи и кричит прямо ей в лицо:
– Отвечай! Ты со всеми так ходишь?! Со всеми?! Ты…
Она смотрит на него, и взгляд ее прожигает насквозь. Яшка отводит глаза. Она пытается вырваться, но он держит ее крепко. Почувствовав ее сопротивление, Яшка сжимает руки еще сильнее (остановись, парень! ты не туда идешь!).
Тормоза отказали, и его понесло.
Под его руками она трепыхалась, как маленькая беспомощная птичка. А он сжимал ее все сильнее и сильнее. Она попыталась оттолкнуть его обеими руками, хотела что-то сказать. Яшка прижал ее к себе (теплое, нежное и живое…). Крепче, еще крепче. Она шептала что-то, но он не слышал (не хотел слышать… не пытался разобрать ее слова). Непреодолимое желание охватило его. Запах ее волос, в которые он зарылся лицом, опьянял Яшку. Голова закружилась, и вот он уже не Яшка, а кто-то другой. Его руки, тело, губы не принадлежат ему больше. Не Яшка, а губы (чужие, незнакомые, нежные, ласковые…) целуют ее шею. Они шепчут безумные нежные слова, но Яшка непричастен к этому. Его голова похожа на воздушный шарик (пустая и легкая). Нет мыслей, нет слов. Он превратился в чувство, слепое и глухое, но огромное и прекрасное.
Губами он припал к е губам, и мир, в котором  он жил до этого, вдруг рухнул, рассыпался, растаял (был слышен звон – это мир его разбился, как стекло). Все, чем он так дорожил, что представляло для него огромную важность, в этом новом мире стало ненужным, бесполезным и смешным (выброси все это и забудь!). Вечернее солнце пыталось пробиться к нему, в его новый мир. Оно гладило его теплыми лучами по лицу, но Яшка не ощущал прикосновений. Ветерок шевелил его волосы, но Яшка не чувствовал этого. Звуки и запахи леса перестали существовать. Новый мир был пустым и безмолвным. Пугающе прекрасным и бесконечным. Это была Вечность…
Девушка вдруг затихла в его руках. Замерла и перестала сопротивляться. Опущенные руки, откинутая назад голова, закрытые глаза. Она, словно птица, пойманная сильными руками охотника, билась, пока хватало сил. И, обессиленная, обреченная, поникла, устало закрыв глаза, смирившись с неизбежность (для тебя это Вечность!).
Яшка положил ее на землю. Трава смялась под ее телом. А вокруг, скрывая ее от посторонних глаз, сплошной ковер из нежных голубых незабудок (таких же нежных, как она…). Она могла бы вскочить и убежать. Но она лежала тихо-тихо… Она могла бы оттолкнуть его. Но она не шевелилась…
Нечто, чему нет названия (любовь? страсть? нежность?); Нечто великое и прекрасное, не поддающееся описанию, не нуждающееся в словах (я люблю тебя! я хочу тебя! а ты? ты любишь? ты хочешь?); Нечто из другого мира (прекрасного и жестокого…) заполнило Яшку, закружило его и подняло над землей. Вихрь, мощный и свирепый, как сама жизнь, нес его стремительно, и не было сил сопротивляться этому (кленовый листок оторвался от ветки родимой…). Яркая вспышка света ослепила его (остановись, мгновение! я на вершине блаженства! господи! если это смерть, то она прекрасна!). Полет в Бесконечности… Падение в Бездну… Вечность…
Звуки вернулись и оглушили его. Шум ветра, несмолкаемый птичий гомон, стрекот кузнечиков и шелест травы придавили его к земле. Лучи заходящего солнца освещали его полуобнаженное тело, и пучки травы с голубыми незабудками в его руках, и ее закрытые глаза. Яшка вернулся (что это было? что? как прекрасно! неужели это было со мной?!)… Примятая трава, брошенная одежда, по которой деловито ползут куда-то муравьи… И ее сжатые губы, опущенные уголки, в которых спрятались обида и скорбь.
Яшка вскочил (что же это? что я наделал! боже, что я наделал!). Она открыла глаза. В них была вчерашняя пустота. Не было сил смотреть… Яшка отвернулся. Его глаза встретились с другими глазами. Из кустов на него смотрел Чарли, наклонив черную голову набок. Смотрел строго и осуждающе (ты обидел ее! ты обидел ее…). Яшка отвернулся. Он молча оделся, стараясь не встретиться ни с кем из них взглядом. Спиной Яшка чувствовал ее пронизывающий взгляд и немое осуждение Чарли (нет! вы не понимаете! это совсем не то, что вы думаете…этому нет названия…это…). Он не выдержал, обернулся и протянул ей руку. Она как-то криво усмехнулась, но все-таки медленно подняла свою руку и вложила ее (маленькая нежная рука…) в большую сильную Яшкину руку. Яшка помог ей встать. Она пошла вперед по тропинке, но внезапно остановилась, оглянулась и тихо сказала:
– Я думала, ты другой… Не такой, как они… Я поверила… А ты…
В голосе ее было столько горечи и печали (не боли, а печали…и не было ненависти), что у Яшки к горлу подступил комок, и замерло сердце в груди, и больно стало до невозможности. Лучше бы она его ударила (подлец! мерзавец! ненавижу! бац! бац!)…Яшка хотел крикнуть, что она не права (не права?!). Это не то, совсем не то! Он не такой, как они (а теперь такой! ведь ты это сделал! разве ты спросил ее перед этим?). Нет, нет, она не поняла (а разве можно это понять? а разве ты понял бы это?). Яшка стоял и смотрел ей вслед. Она уходила, а он стоял и смотрел…
Черная тень метнулась мимо него. Чарли догнал ее и пошел рядом. Она наклонилась, погладила по спине своего верного друга (Чарли, Чарли! давно ли ты, Чарли, стал ей другом? ты ей друг, а мне? кто ты мне теперь?), потом присела и обняла его за шею. Яшка видел, как она что-то шепчет Чарли, а тот внимательно слушает и лишь слегка шевелит ушами.
– Чарли – тихо позвал Яшка.
Чарли повел ухом, покосился на Яшку одним глазом, но с места не сдвинулся.
– Чарли, – с тоской повторил Яшка.
Она отпустила Чарли и пошла вперед по тропинке, не оглядываясь и не останавливаясь больше. Чарли пошел с ней рядом.
Яшка сел на пенек и опустил голову на руки. Откуда-то из глубины всплыло чувство невосполнимой потери. Вдруг он понял, что без этой девчонки жизнь для него потеряет всякий смысл. Глупо, нелепо, но это так. Вчера он мог обойтись без нее (другой мир…другое измерение..). Он еще не знал, что она есть на свете. Лишь вечером она неожиданно вошла в его жизнь (вошел я…я вошел в этот грязный мерзкий подвал…). Она перевернула все, что было в его душе, стала необходимой ему, как воздух (а я…обидел ее…я…все растоптал…все…полет в Бесконечности…Вечность…разве я хотел…хотел…и обидел...)… И ушла… И увела Чарли (вообще-то он сам пошел за ней…он умный…он все понял…)… И они уходят все дальше и дальше без него… Яшка почувствовал себя безобразно, отвратительно одиноким. Он уже не смотрел им вслед. Он плакал, закрыв лицо руками, глотая соленые слезы. Он мог бы их догнать. Они шли медленно и не скрылись еще из виду. Но сознание того, что он все испортил, сломал, растоптал то, что только начиналось, сдерживало его и не давало побежать вслед.
– Я не хотел, – бормотал он сквозь слезы. – Я не хотел ее обидеть… Почему, ну почему так? Я не могу…
Холодный нос ткнулся ему в руки. Чарли! Дружище! Он пытался добраться до Яшкиного лица, лизал ему руки и скулил. Яшка убрал руки, и Чарли набросился на него, радостно взвизгивая. Яшка обнял Чарли и прижался к нему лицом (вернулся! все-таки ты вернулся!). Вдруг чья-то ласковая нежная рука легла на его голову. Яшка вздрогнул. Слезы еще не совсем высохли, но Яшка не стыдился их, своих слез. Нет, ему было не стыдно, а страшно. Он боялся ее взгляда, ее слов, боялся, что она уйдет навсегда  (я ухожу навсегда… ухожу навсегда…). Боялся себя, своих мыслей. Просто боялся. Наконец он поднял голову и посмотрел на нее. Лицо у нее было серьезное и сосредоточенное. Она присела перед ним на корточки, вытащила из кармана платочек. Посмотрела на него внимательно, немного грустно (эх, парень, да ты весь в слезах!). Осторожно вытерла ему глаза, щеки и аккуратно убрала платочек, не поднимаясь на ноги. Яшка замер. Она ласково, едва прикасаясь, провела рукой по Яшкиным волосам, по его лицу и вдруг улыбнулась.
– Я не хотел тебя обидеть, – прошептал Яшка, прижимаясь губами к ее теплой руке. – Поверь мне, поверь…Я не такой, как они. Я не хотел тебя обидеть…Ты слишком много значишь для меня. Мне кажется…Я думая…Я не смогу без тебя! Это правда…Я…
– Я знаю, – она закрыла ему рот рукой. – Я все поняла. Чарли объяснил мне все.
Она засмеялась и погладила Чарли по голове.
– Знаешь, – продолжала она, глядя куда-то вдаль – мы с Чарли ушли. А ты остался совсем один. Я не хотела возвращаться. Мне было больно. Я плохо думала о тебе, и мне было больно. Но Чарли…Он скулил и звал меня. Он шел со мной, но я видела, что он хочет вернуться к тебе. Тогда я оглянулась и увидела…
Она замолчала. Чарли положил голову Яшке на колени. Она обняла Чарли и прижалась к нему лицом. Яшка обнял их обоих и затаил дыхание, замер от счастья (да, это счастье! как мало нужно для счастья…и как много!).
А – Мне надо домой – виновато прошептала она.
Яшка бережно обнял и поцеловал ее. Он видел, чувствовал, что ей не хочется уходить. А Яшка боялся отпустить ее. Ему казалось, что стоит убрать руки, и она исчезнет, растворится в сумерках, растает, как последний солнечный лучик. Но она не исчезла. И по тропинке они пошли, обнявшись. И Чарли шел рядом с ней, а не с Яшкой. И она гладила Чарли, а Яшка был счастлив.
Молча они дошли до дороги, не сговариваясь, остановились. Отсюда уже был виден ее дом. Они смотрели на темные окна, в которых неожиданно вспыхивал свет. Из темных они превращались в яркие светлые прямоугольники. Все меньше темных пятен оставалось в доме. Люди за окнами жили своей жизнью, любили и ненавидели, радовались и страдали, смеялись и плакали. Из открытых окон доносились обрывки слов, смех, детский плач. Где-то громко ругались мужчина и женщина, наверное, муж и жена. Звучала музыка. Вечерняя жизнь…
Они боялись расстаться. Яшка смотрел на дорогу, и дорога эта (самая обычная грязная дорога, с выбоинами и трещинами) казалась ему границей. На той стороне кипит жизнь, чужая жизнь, готовая поглотить ее, как только она переступит границу. Отнять у него и забрать себе. А здесь, на этой стороне, только они и больше ничего. Пока она здесь, никто ее не отнимет. Но она перейдет дорогу, войдет в свой дом, откроет свою дверь, войдет в свою квартиру…Дверь закроется…И Яшка останется один, без нее…
Совсем стемнело. Наконец Яшка решился и, крепко взяв ее за руку, перешел через границу. Возле подъезда они опять остановились. Яшка почувствовал, как она занервничала, и понял, что надо прощаться.
– Я приду завтра, – сказал он.
Она кивнула и медленно пошла к подъезду.
– Я приду рано, – сказал Яшка. – Я не смогу долго ждать. Я вообще не хочу ждать. Не хочу уходить. Не хочу отпускать тебя. Сяду здесь возле двери и никуда не уйду!
Она оглянулась и улыбнулась. Не очень весело улыбнулась. Даже совсем не весело. Молча кивнула и пошла дальше. Яшка догнал ее и обнял. Она прижалась к нему, но ненадолго.
– Мне пора, – прошептала она.
Яшка поцеловал ее и отпустил, но она не двинулась с места. И вдруг она заплакала. Сначала слезы тихонько поползли по ее щекам, проложив две тоненькие дорожки. Она старалась сдержать слезы, но их становилось все больше, и они уже не ползли, а струились по ее щекам и капали на землю. Яшка растерялся (а вчера хотел, чтобы она заплакала!). Он прижимал ее к себе, гладил по голове, целовал ее мокрое от слез лицо и шептал, шептал быстро-быстро.
– Любимая моя, не плачь! Я никому не дам тебя обидеть. Слышишь, родная моя, никому! Не плачь. Я с тобой. Я рядом. И Чарли. Все будет хорошо. Слышишь? Поверь мне. Не плачь! Прошу тебя!
Она плакала уже навзрыд, вздрагивая всем телом. Вся боль, все обиды, страх, ненависть, все, что накопилось в ней за последние два дня, выливалось нескончаемым потоком и капало, капало на землю. Постепенно рыдания становились тише, он начала успокаиваться и только всхлипывала жалобно, как обиженный ребенок.
– Спасибо тебе, Яшка. За все спасибо. Я поняла…Нет, я почувствовала, что ты…Я не знаю, как это объяснить…Ты очистил меня. Очистил от грязи. Понимаешь? Теперь…
И пошла к двери. Яшка уже не боялся, что она исчезнет. Теперь и он был нужен ей. Они стали близкими, слишком близкими, чтобы расстаться.
Она взялась уже за ручку двери и оглянулась. Яшка махнул ей рукой и вдруг рассмеялся.
– Знаешь, меня ведь не Яшкой зовут. Это не имя. Я – Андрей. А Яшка – это потому, что фамилия такая. Яковлев. Меня Яшкой в школе все звали. Я привык. Даже мама иногда меня так зовет. Смешно, правда?
Она тоже засмеялась и вошла в подъезд. Яшка видел, как она поднималась по лестнице. Хлопнула дверь. Она дома. Чарли заскулил и тревожно посмотрел на Яшку.
– Все в порядке, старина – потрепал его по голове Яшка. – Пойдем домой. Нас ждут. Опять нас потеряли. Попадет нам с тобой.
Они шли по темной улице и думали о ней. Яшка вспоминал все, что произошло за эти два дня (два вечера, если быть точным). Он вступил в жизнь, в которой она занимала главное место. Там была только она, и это было прекрасно. Чарли, опустив голову, шел рядом. Он тоже вспоминал. О ней.
Скоро наступит завтра. Завтра они увидят ее. Завтра она будет рядом. Завтра…
Вдруг Яшка остановился и хлопнул себя по лбу. Чарли тоже остановился и с недоумением взглянул на Яшку.
– Эх, Чарли, – воскликнул Яшка. – Ну и ослы же мы с тобой! Мы ведь даже не знаем, как ее зовут!
Чарли заулыбался и закрутил хвостом.
– Нет, хозяин. Осел – ты, а я тут ни при чем! Что мне надо, я знаю. Остальное – не мои проблемы. А вообще-то, дело поправимое, хозяин. Завтра мы все узнаем.
Завтра…Как хорошо, что скоро наступит завтра. Яшка взглянул на часы и засмеялся. Завтра уже наступило. Завтра новой жизни…