VII Так делать нельзя

                VII

       Наверное, необходимо уточнить, что своё детство уже давно воспринимаю таким, каким оно было. Жизнь научила уважать всё прожитое, и хорошее, и плохое. Ведь, пожалуй, плохое то, сослужило ещё более добрую службу.
       Характер у меня не сахар. Если упрусь, с места не сдвинуть. И чтобы разобраться, надо прожить на своём горьком опыте. А это именно то, что и происходило.
       Властная натура, стремящаяся к власти, но мягкая в своей основе, когда власть уже есть.
      После своего замужества пришлось посидеть дома. Муж был (и есть) ревнивый. Но его родители стали упрекать, что молодая, бездетная, что сидеть. Мол, пусть идёт работать. Мне это было на руку.
      Опыт работы имелся слабенький. Однако повезло. В центральной поликлинике города набирали медсестёр для нового студенческого отделения. При подаче документов я объяснила, что муж не разрешит поездки, буду сразу увольняться. Проработав почти месяц, мне предложили место старшей медсестры студенческого отделения. Студенческое отделение дело новое. Срочно нужно было двигаться дальше, а всё останавливалось. Никто не знал с чего начинать, что делать, и как запускать эту идею в жизнь. Москва приказала, надо исполнять. А как назло  все кандидатуры стремительно покидали этот пост, не успев прижиться на новом месте. Решили испробовать меня. Дали испытательный срок. Посовещавшись дома с мужем, я согласилась.   
        В моём подчинении уже было набрано человек пять медсестёр, а требовалось хотя бы для начала человек пятнадцать. На четвёртом этаже поликлиники выделены четыре кабинета. Однако выглядели они по сиротски. Голые окна омрачали и без того печальный вид.   Недолго думая я для начала взялась за обустраивание кабинетов. Работа кипела и ладилась. Впервые в жизни у меня всё горело в руках. И что удивительно, ранее очень не контактная сейчас, все окружающие, словно открыли для меня свои объятия. Я была на своём месте. Главная медсестра поликлиники, она же и главная медсестра города взяла меня под своё крыло. Её устраивали мои начинания, мой темперамент, и та активность, с какой я бралась за все дела. Теперь муж пошёл мне на уступки, и я могла работать целый день, чтобы отделение было под присмотром. Работа обязывала вступать в переговоры с начальством.  По наставлению главной, меня все называли только по имени отчеству. С главврачом отношения сложились хорошие. Он относился ко мне мягко и доброжелательно. Я понимала, что их моя работа устраивает, и они с удовольствием поощряют и ту активность, с какой я принялась, и то рвение, с каким начинала внедрять свои задумки. Но, всегда в жизни непременно возникнуть должно это «но». И оно появилось через месяц моей работы. Необходимо было выписать лекарства на всё отделение, и вместо «главного» меня направили к его «заму», он же и начмед. Высокомерный дядечка стал показывать, кто здесь хозяин. Лекарства, которые я должна была выписать, были редкие. Впрочем, в то время застоя, сложности создавались и на ровном месте, многие, даже очень многие пытались на своих рабочих местах поиметь как можно больше выгоды для себя. С этим вариантом я и столкнулась. Не привыкшая юлить и лицемерить была по возможности простой и прямой. Когда же вопрос становился ребром, дело принципа, унизиться было не по мне.
      Начмед понял, что ради «блата» с ним я не стану, как многие, ласково заглядывать ему в глазки, и это его задело. Ложка дёгтя появилась, но бочка мёда была полна. Люди всех рангов тянулись ко мне и были добродушны и милы. В такой атмосфере я встретила своё двадцатилетие. Прошла весна, затем лето, наступил и уже заканчивался сентябрь. Шёл естественный рабочий процесс. Набирались новые медсёстры и отправлялись в студенческие лагеря и строй отряды. Моя непосредственная начальница все бразды правления дала мне в руки, сказав: «твоё отделение, разбирайся сама, кого и куда направлять».
      Одним солнечным утром приходит ко мне новенькая, и в это время в лагере  Пединститута аврал. Врач «зашивается», просит срочно прислать медсестру. А их нет. И вот подарок. Знакомлюсь с девушкой, объясняю ситуацию и прошу поговорить с родителями. Надо отметить, что ни разу за все эти месяцы «власти» мне не пришлось говорить в приказном тоне, а уж тем более кого-то принуждать в рабочем порядке.
На следующее утро заходит ко мне в кабинет новенькая.
- Татьяна Николаева, мне родители разрешили, я поеду.
     Всё просто замечательно. Ещё одна важная проблема решена. Врач в лагере грамотная, внимательная, уверена девочку и поддержит, и подскажет. Объясняю, как найти лагерь, и знакомлю устно с врачом. После всех инструкций отправляю домой. Со слов её отвезут родители сами на своей машине. Я спокойно продолжаю заниматься рабочими делами.
    Спустившись в подвал к сестре хозяйке обговариваю тему, как бы поменять  шторы на окнах, и т.д. и т.п. Вдруг прибегает запыхавшаяся санитарка.
- Татьяна Николаевна, вас срочно к главврачу.
На вопрос, что случилось, она пожимает плечами. С начальством приходится общаться каждый день и пока обходились без скандалов. Со спокойной совестью поднимаюсь на четвёртый этаж, наши кабинеты находились по соседству, захожу.
       Главный сидит за столом, сбоку слева его зам, сбоку справа моя заведующая  студенческим отделением, парторг поликлиники и главная медсестра поликлиники.
  Минутная пауза. Никогда не видела главного в бешенстве. Насупленный и гневный он смотрит прямо на меня пронизывающим взглядом. Ехидное выражение начмеда, выражающееся в довольной ухмылке и злорадстве, одновременно. Потерянный вид моей заведующей, слегка заинтересованный и непонимающий взгляд парторга, и виновато бегающие глаза главной медсестры. «Картина маслом». Обведя всех взором, пытаюсь разобраться в ситуации. Первая начинаю говорить.
- Вы меня искали?
Секундная пауза. Еле сдерживаясь, сквозь зубу процеживаются слова.
- Кто те-бе дал пра-во само-управствовать? Как ты посмела неспросясь принимать важные решения?
    Главврач повторял слово в слово слова, сказанные до этого мне главной медсестрой. Честно говоря, как не пытаюсь, уже не могу вспомнить ни её имени, ни отчества. В полном непонимании перевожу взгляд на неё и вижу, всегда властная, важная, гордая она сидит опустив голову и прячет от меня свои глаза. Вместо слабости в этот момент меня словно наполняет уверенностью и силой. Первоначальный порыв сказать, что вот человек, давший мне подобные полномочия, сменяется на чувство жалости и лёгкого отвращения. Я всегда не любила предательство.
       Поворачиваю голову в сторону  говорящего, и ещё не успокоившегося Ису Ахмедовича. Спокойно смотря прямо на него начинаю объяснять ситуацию с только что поступившей девочкой, так как речь шла именно о ней. С одной стороны вины моей нет. Просто она как «желторотик» только окончила медучилище, и рановато конечно в самостоятельное плавание. Если бы, в течении уже нескольких месяцев, не происходило подобных ситуаций. И я первая пыталась защитить предыдущих девчат, сказать может рано? Однако тем пятерым было в самый раз, а здесь На тебе, пожалуйста. Хотя всех тех медсестёр направляли  они сами приказным порядком. Мол закончили, обязаны знать и уметь основное. Справятся. Но из любого правила всегда есть исключения. На исключение довелось нарваться мне.
      Слушая меня, меня не слышали. Однако тон всё же сменился на более спокойный.
Главный теперь молчал, пришло время вылить свой яд заму. Что он делал тонко и с удовольствием. Выяснилось, что у меня в резерве есть одна медсестра, которая находится в отделении.
- Вот её и надо было послать, - не унимался начмед.
- У неё завтра свадьба, как я её могу куда-то направить? – Моё удивление было искренним и возмущение происходящим начинало давать о себе знать. – Мы человеку можем испортить всю жизнь, так ведь нельзя.
- Тогда поезжай сама, - зашипел сквозь злобу зам.
Это был пик. Подняв гордо голову, и понимая, что справедливости здесь ждать не стоит,
я ответила.
- Когда я устраивалась, объясняла, что никуда ездить не смогу.
- Работники, которые не ездят в лагерь, нам не нужны.
- Значит, я увольняюсь.
  Выйдя в прихожую к секретарю, тут же написала заявление. Молча занесла и протянула главному, в порыве Иса Ахмедович сразу поставил подпись. Все опешили, кроме начмеда, он лукаво ждал продолжения. Но продолжения не было. Не в моих правилах уступать и что-то просить, когда я была уверена, что вины на мне нет, и всё произошедшее, дело случая.
      Можно было бы на этом закончить. Собрав вещи, я пошла домой. Однако надо было ещё возвращаться. Как материально ответственной, необходимо, было всё сдать. На следующий день я зашла сначала к главной, но общаться с ней больше не было никакого желания. Она пыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло. Что нельзя было так подходить сгоряча. И я конечно же поторопилась.
     Примерно о том же стала говорить и заведующая, уговаривая попробовать остаться, пойти и всё снова объяснить главврачу наедине, спокойно.
 С обходным листом стало ещё сложнее. Профком, партком,  словно взбеленились. Три дня я приходила к ним, но они меня отправляли ни с чем. И лишь на четвёртый день узнала, что всё это время они бились за меня с главным, пытаясь восстановить справедливость. Казалось бы, при существовании комсомола, к партии я никакого отношения не имела. Но именно парторг больше всех возмущалась, стараясь удержать меня в поликлинике.
  В конце концов сдавшись, они мне и рассказали, что девочка та, является племянницей министра. А все вопросы у них решаются намного проще, одним звонком. Никому не нужна справедливость. Нужен блат, и хорошие связи. Теперь в наше время ещё и деньги.
     Мои переживания были сильными. Я просто приросла к своей работе, отдавалась полностью, старалась и помочь, и выслушать. А так, оказывается, делать нельзя. Вот меня жизнь и учит этому разными вариантами.