Рассудительная Нюра

Мама считала, что купила дешево уже частично разоренную хату. Была выдрана одна рама, сняты входная дверь, а также с сарая и подвала. Со старой, брошенной на самом конце села хаты, мы перевезли все деревянные конструкции на новое подворье и лишь продали черепицу какому-то шоферу из Ставрополя.
Мама радовалась, утверждала, что я, шестнадцатилетний мужик все подгоню, восстановлю из привезенного старья.
Как же ни радоваться, и мы все были счастливы в связи с такой переменой. Будем жить почти в центре села, близко вода, школа, клуб, магазины, амбулатория.
Вот в эти дни и состоялась наша встреча с тетей Нюрой. Мама, конечно, ее знала, как и она маму. При обращении называла ее тетей Маней, хоть и была моложе всего на 7 лет.
Вошла она во двор, доброжелательно поздоровалась, поздравила с новосельем, с соседством.
- Вот и хорошо, а то пустует двор без хозяев уже полгода. Огород здесь большой, земля хорошая. Только вот начали потихоньку растаскивать строение. Я знаю, кто одну дверь спер, Петя Сорокин.
Недели две назад, уже вечером, привязываю корову, гляжу, несет на плечах, кричу, что ж ты делаешь, бессовестный, люди, может продавать будут? Молчит, думает, что я его не угадала. Вижу утром, входной двери уже нет. Пойдем, тетя Мань, сейчас же, заставим отдать. Не отвертится, припру к стенке. Мама засомневалась, удобно ли в скандал входить из-за двери. Пусть, мол, она уж останется ему.
- Как бы ни так, прощать хапугам, - настаивала на своем тетя Нюра, - не твое, не смей брать, а то привыкли жить на хапок. Заартачится, участковым пригрожу. – Добилась своего наша неугомонная соседка. Пошел и я с ними через огород, к этому Петру, нести дверь, если отдаст. Дорогой тетя Нюра ругала расхитителей всех мастей, не под стать маме. Выступала смело. За плечами у нее был заступник, муж, вернувшийся с войны героем с орденом Красной Звезды и четырьмя медалями. С превосходством правоты, повышенным тоном первая поздоровалась с хозяином тетя Нюра и с такой же строгостью задала вопрос:
- Ты знаешь, Петро, зачем мы пришли? – Я этого здорового мужика много раз видал и знал его дочь, Нюсю, училась со мной в одном классе. Он, видимо, уже знал, что мы купили эту хату и строгий тон нашей благодетельницы ничуть его не смутил. Спокойно ответил:
- Догадываюсь, вам нужно отдать дверь. Идите домой, я вечером принесу, а завтра поставлю на место. Сейчас мне некогда.
Возвращались мы в поднятом настроении. Особенно торжествовала наша доблестная соседка:
- Ишь ты, некогда ему. Стыдно днем несть. Значит, не всю еще потерял совесть. На второй день Петро аккуратно, с моей помощью, поставил дверь. Извинился, не знал, мол, что кто-то приобретет поместье. Начал рассуждать:
- Насмотрелись наши мужики за войну на города, особенно в запад-ных странах, как люди живут культурней, значительно благополучней се-лян и подались искать лучшей доли. Побросали свое жилье, построенное еще предками, на произвол судьбы, на растащиловку. А раз брошено, мы привыкли подбирать, оборачивать в пользу: строить сараи, помещения для животных тем и богатеть. Так что не обессудь, Мария. Мама поддакивала, соглашалась с его доводами. Она помнила и знала, испытала на себе 33-й, военные и послевоенные горькие годы, когда приходилось много работать и преступать закон, приворовывать, чтоб сохранить детей. Что поделаешь, так складывалась жизнь у большинства людей. В лице тети Нюры, мы обрели дружелюбную соседку. Они с мамой взаимно выручали друг дружку, когда приходилось уезжать в город что-то продать и купить: присматривали за двором, доили и провожали в стадо коров. У тети Нюры было трое детей. Младшая Настя пошла второй год во второй класс, училась слабо. Сын Витя с горем пополам осилил четвертый. На том и завершил учение. Тетя Нюра, может, и огорчалась, но виду не показывала, решительно заявляла:
- Ничего страшного. Мы и того не проходили, а живем, слава Богу, не хуже других. Отец их малограмотный, а вернулся с войны с большими наградами. Расписываться научились, деньги считать сумеют и ладно. Зато гордилась первой дочерью Маргаритой, которая окончила почти без троек седьмой класс. Год не училась, а когда в селе открыли десятилетку, пошла в восьмой. Теперь тетя Нюра все чаще с мамой заводила разговор:
- Ну, как ты думаешь, бригадир за лето прогрыз голову, гнал дитя на разные работы: телятницей, на прополку, в огороднее звено. Ды нехай они не дождутся, чтоб моя дочь пошла в колхоз, одолевает такие науки и за трудодни в поле жарится или копаться в навозе с худобой.
Когда приезжала наша сестра студентка ВУЗа на каникулы, тетя Нюра расспрашивала ее: после семилетки или десяти классов она поступала на учебу? И на кого лучше выучиться ее дочери: на учительницу или врача? Сестра называла нашу любезную соседку анной Стефановной, отчего та расцвела в улыбке. Ведь у нас по имени отчеству величали только почтенных людей: учителей, председателей, фельдшера, даже бригадира погоняли Иваном или Кузьмой. И студентка наша расхваливала на все лады учителей, врачей, агрономов. После такого собеседования, Стефановна уходила в приподнятом настроении, видимо уже представляла в своем воображении свою дочку доктором в белом халате или директором школы.
Рассказали нам как-то, что на посиделках женщины меня расхваливали, дескать, трудолюбивый, самостоятельный парнишка, работает уже трактористом. Серьезно или разыгрывали тетю Нюру. После школы, мол, наши засватают за меня ее Риту, отличная будет пара. На такое рассуждение будто бы та возмутилась: «После такого образования, ды за тракториста? А мне не верилось в такие сплетни. Тетя Нюра ко мне всегда относилась с уважением. Хоть у меня и не было в мыслях жениться на ее Рите.  Не желал быть у образованной жены под каблуком.
Время шло. Пришла очередь мне идти в армию. Отслужил три года, благополучно вернулся домой.
Одна из первых заглянула к нам тетя Нюра, запричитала:
- Хотела увидеть тебя в военном мундире, а ты уже переоделся. Подрос, возмужал. Ну как, дослужился до линтинанта?
- Нет, Анна Стефановна, до ефрейтора.
- А это кто же, повыше будет?
- Да, это высокий чин. Старший среди солдат, замещает командира отделения. А как вы? Как здоровье, как ваши ребята, чем занимаются?
- Все у нас хорошо. Ритуля вышла замуж за Колю Сигашина, за шофера. Окончила в городе курсы бухгалтера-экономиста. Все работала учетчиком в бригаде, а сейчас – бухгалтером.
- Главным?
- Нет, – и она перешла на шепот, - главным – надо уметь мошенни-чать, а Ритушка на это не пойдет. Не допущу. А Витя – король. По плотницкой и столярной части пошел. Такой рукомеслой. Приходи, посмотришь, какие тубаретки сделал, как фабричные, лаком покрыл – загляденье. И невесту нашел себе подстать. Хороша. Дочка Дашки Шатровой. Не знаю, что у них получится? Жениться не подгоняем, нехай сам думает. На плечах своя голова и недурная. А Настя что удумала? Еще и семнадцати нет, а уже замуж выскочила. Смылась из колхоза в Дагестан, в Каспийск подалась, к тетке. Та ее сначала устроила уборщицей в магазин, не держать же нахлебницей, а потом ее назначили продавцом в буфет. Муж – худож-ник. Прислала карточку – сидят как голубки. Я аж всплакнула. Хоть бы Бог дал, было у них все хорошо.
- Да, там, у кавказцев хорошенькие русские красотки нарасхват. Долго в девках не засидится.
- Нет, муж у нее русский. Детдомовский парень, сирота, после учебы туда послали. При театре работает, с артистами знается. Так пишет Настеша, зовет в гости. Как поженились, ему двухкомнатную квартиру дали. А как  поедешь, на кого хозяйство оставишь: корову, свиней, кур, огород? Это же не на день-два. А так хочется посмотреть, может, подсказать что, молодые ведь, бестолковые еще. Зять то рос среди босяков-беспризорников. Тут уж совет старших очень даже нужен. Подождем – Витя женится, тогда уж и смотаемся с отцом.
Ждать пришлось недолго. Через полгода состоялась свадьба, на которую и я был приглашен в качестве гармониста. Невеста действительно хороша собой. Удалая, с крестьянской хваткой.
Однако свекровь, прежде, чем отправиться в столь далекий вояж погостить к младшей дочери, около месяца «стажировала» невестку по ведению домашнего хозяйства.
Сборы в поездку были беспокойными и хлопотными. Несколько раз Стефановна прибегала консультироваться с мамой: можно ли везти туда свиное сало. Сторона-то мусульманская, не турнут ли оттуда в шею? Хотелось зарубить пару петухов, просила совета, как довезти – вареными или сырыми присолить, чтоб не испортились за два дня в дороге. Живыми бы надежней, но в вагон не допустят.
- О, Иисусе, сын Божий, - взмахнет тетя Нюра руками, осенит себя крестным знамением, - наказание мне господнее за грехи. Лучше бы уж осталась в колхозе, нашелся, небось и тут друг милый, а то занесло к черту на кулички. Я уже и боюсь ехать, может, он урка, они ж какие там, в детдомах? А ты мать, колотись, переживай. – И пошла сердобольная склады-ваться.
Нагрузились порядочно: килограмм 5 сала, с ведро картошки, и прямо в ведре яиц, не считала сколько, домашние закрутки в банках. Проводила их мама до автобуса и уехали они с мужем в город. К поезду.
- Перекрестилась Нюра, садясь в автобус, а Иван ругается, куражится над ней, партийный ведь. – Смеялась мама, возвратясь домой. – Нахватается впечатлений, путешественница. Как вернется, будет, что рассказать. Возвратились они через две недели. Наверно, к нам первым пришла Стефановна поделиться своими приключениями.
- Начну с начала, - сияя радостью, повела свой сказ она. – Уже в автобусе, все знали, куда мы едем. Нашлась дока, растолковала, как нам скорей добраться до места. Говорит, прямо с автостанции так же автобусом дуйте на Невинномысск, оттуда доедите на целый день раньше. Не придется давать крюк через Кавказскую. Кабы знала, что оно так получится, за-рубила бы петухов, сглуповала, побоялась – протухнут. С автовокзала отправились на железную дорогу. Повезло: через два часа поезд Москва-Баку. Отсчитала деньги Ивану, иди, говорю, бери билеты без очереди, раз положено. Орден то еще дома велела пристегнуть. Нет, стал в хвост, простофиля, такой нерешительный. Мне бы орден, я б свое не уступила. Но мы, бабы, за колхозный и домашний рабский труд удосуживаемся получать только ордена Сутулова. Боялась же, не достанется билетов, но, слава Богу, хватило. Я ж сроду дальше райцентра и Ставрополя не ездила, а тут сели в вагон и в дальний путь. Не трясет, не швыряет, только колеса постукивают. Глядишь в окно – станции, села, города и везде живут люди. Боже, какая же она большая Россиюшка. И вдруг показалось море. Я ж только в кино и видала, а вдалеке пароходы, ни то стоят, ни то плывут, при езде не поймешь. Какой простор, не видать конца и края. Сколько воды, а мы иногда бедствуем от засухи. Чудо. Живем в захолустье и не видим таких чудес. А там уж пошел народ большинство не русский, говорят по-своему, не понятно о чем. Встретили нас приветливо. Богатое застолье устроили, водку поставили. Зять – крупный парень, статный, симпатичный, только нос великоват, на фотокарточке то не видно. И Ивану моему понравился, а то как же, каждый день к ужину бутылочку приносит, еще бы не понравиться. И я стала пить, чтоб им меньше досталось. За своего то не беспокоюсь, дома быстро на место поставлю, а зять то может спиться и что тогда будет? Художник-то какой, как бы вы поглядели, как нарисовал Настеньку. Сидит на портрете – чистая царица. И ревнует ее, значит, любит. Вздумалось мне тайком со стороны увидеть ее в работе. Гляжу, она на счетах щелк, щелк. И когда ж она этому делу навострилась? Зять за ужином смеется: «Каждый месяц рублей 15-20 нащелкивает из зарплаты, востро получается».
Как же не ревновать?  Около нее так и крутятся молодые кавказские красавцы: «Девюшка, так хочется скушать твои глаза». А она молодец, научилась их отшивать: «У этой девушки двое детей и муж. Есть кому кушать». В выходной повели нас на море, покатать на катере. А я совсем плавать не умею. Страшно. На целый километр от берега отплыли. А этот катер-то железный, как он не тонет, ума не приложу. А ну как пойдет ко дну – каюк, страсть и ужасть. Уже десятый день гостюем, говорю своему, пора и честь знать, как дома невестка, не зашилась с хозяйством? Устроили ей медовый месяц. А зятек, мало того, что день в день приносит бутылки и еще постоянно с работы приходит выпитой. Говорю ему этак спокойненько: «Когда ж эта басня кончится?» А он: «Маманя, не  паникуй, мы умеем пить и зарабатывать». А дочка ж не хочет скандала, утром тихонько говорит: « У него ж там, в мастерской, как забегаловка. Отрезал кусняку сала, угостить хреновых артистов, они дома свинину не едят, грех, а там жрут, закусывать-то надо, вечером в спектаклях надо выпендриваться трезвыми». А я ж не сдержанная, душа кипит, опять высказываю зятю: «У тебя жена красавица, а ты пьешь!» А он: «Матушка, Марфа Игнатьевна, - чего он меня так повеличал, либо мать его так называли. – Завтра возьму билет и дуй восвояси, наставляй там другого зятя. Отец пусть остается, я своего не знал, он мне как родной». Вот так отпел теще. Надсмехаются над нашими мудрыми советами во всяких пошлых анекдотах вот такие мужики-умники. Жалуюсь ночью своему: «Что ж теперь делать?» А он: «Меньше будешь вякать. Они молодые, теперь умеют держать баб в узде, не то, что мы. Считай, что на первый раз он пошутил». Все у них неплохо, живут в достатке, - заключает Стефановна. – Кабы он не пил – было совсем хорошо.
Через день – два приходит и досказывает еще какой-нибудь забытый случай. Словом, неизгладимое осталось впечатление от этой поездки. Проблем и приключений у тети Нюры уйма и частенько она их сама и создавала. Наши селяне еще в далекие советские времена нащупали «золотую жилу»: засевали огороды картошкой и раннюю ее возили продавать в Калмы-кию, и имели хорошие деньги. Тетя Нюра решила всех опередить и сорвать неплохой куш в этом бизнесе. Все домашние возражали, мол, еще рано, но она настояла выкопать 15 рядов картофеля. Набрали 8 мешков. Нашла компаньонов и с ними на колхозной машине поехала продавать сама. После, горестно смеясь, рассказывала маме:
- Ну как ты думаешь, так пролететь? За два дня еле-еле продала по 2 рубля за кило. Калмыки, а понимают, говорят: «Картошка еще молодая, водянистая и невкусная». А через две недели с таких же 15 рядов нарыли не 8 мешков, а 12. Она еще выросла в весе и в цене подскочила до 5 рублей за килограмм. Ну как ты думаешь, не дура ли я?  Мой говорит: «Ума нет, считай, калека». Так оно и есть. Наша крестьянская скаредность губит нас.
И с поездкой в Латвию у нее вышла промашка. Приехала к ней братова внучка, Зоя, пожить. Помню ее еще маленькой, часто летом бывала у них. А теперь уже солидная дама. Вышла замуж за военного, живет в Риге.
Пришла опять Стефановна к маме на совет: «Как ты думаешь, тетя Мань,  пристала Зоя, зовет в гости показать, как они живут и люди в тех краях. Билеты взять обещает туда и обратно. И хочется, и робею, это ж будет подальше, чем в Каспийск и там совсем другие люди. Ум-разум расступается, решиться или нет?
И все-таки решилась. Увез их с Зоей зять на машине рано утром в Ставрополь. Через 10 дней явилась. Посмеялась над собой, стала рассказывать о своих похождениях: «Еду еще в город и думаю, что ж это внучка будет тратиться на мою поездку? Неудобно. И решила провернуть дело, чтоб оправдать билеты. Кто-то мне говорил, чтоб ему язык отсох, что в Риге ценятся веники по 5 рублей. Закупила я на нижнем рынке веников, сбилась со счету сколько, по 3 рубля за штуку. Набила 2 мешка. Торговки спрашивают: «Что, бабка, спекулировать будешь?» Кой ляд, говорю, закупаю для детсадов и школ. Перевязала веревкой, перекинула через плечо и пешком до железнодорожного вокзала потопали. Где ж с такой ношей в автобус влезть? Зоя на меня ворчит, сторонится, стыдится с мешочницей идти рядом. В вагоне кондукторша упрекает: куда, мол, столько веников награбастала. Брешу, как и торгашкам на базаре. Подарила ей один, подметать вагон, чтоб не возникала. За постель с меня рубль не взяла. Ехали прекрасно. Ночью спала, днем созерцала земные красоты: леса, реки, города. В Латвии строения уже как-то не похожи на наши. Улицы тесные, узкие, толи земли им не хватило? Муж Зои нас не встретил, был на службе, а вернулся, рад был: обнимает, целует и ее, и меня. Смеется над моими причудами с вениками и над Зоей, почему не помогла нести мешки? Сам он из сельских, знает наше житье бытье. Поужинали без всякой водки, у них это не принято, мне это даже удивительно. Ну, говорит, бабушка, принимай ванну и отдыхай с дороги. Чего ж, думаю, купаться, три дня как была в бане, а в дороге только и отдохнула, сидела и вдоволь выспалась. А они каждый день купаются. Нам, жукам навозным, так не жить, хоть имеем 5 коров и 3 огорода. Колотимся от зари до зари ради хлеба насущного. Подскочила чуть свет, они еще спали, надо ж веники сбывать. Приперлась, базар еще закрыт. Ну открыли, нашла себе место, разложила товар. Первый спрашивает: «Почем веник?». Говорю: «5 рублей».  «Ты что, бабка, - говорит, случайно, не того? Они у нас дороже двух рублей никогда не были». Думаю, брешет, цену сбивает. Не на ту напал. Второй, третий то же поют: «Э, мать, при царе Горохе, может, и стоили 5 рублей, когда не было пыленасосов». Ну, думаю, надо хоть уж не свое, а что-то вернуть. Пустила по два рубля ды до самого закрытия торговала. Уже Зоя прибежала разыскивать, принесла пирожков. Брось, говорит, ты их, прошли домой. Жалко. Последние 3 штуки старухе по рублю отдала. Вот так спекульнула. У нас в роду все невезучие.
Рассказывала моя бабушка, а ей поведал отец, то бишь мой прадед. Затеял начать он купецкое дело. Погадал на святой книге. А делалось это так: надо прочитать «Отче наш», усердно помолиться, поставить псалтырь на голову, при этом держать в уме вопрос о загаданном, открыть наобум книгу. Верхняя строка даст нужный ответ. И вот каковым  он был у дедульки: с собачьим хвостом не лезь в волки. Но он не поверил святой книге. Богохульником слыл. Взялся – таки за свое. Поехал в город, закупил гончарных изделий: кувшинов, махоток, горшков с полсотню. Посчитал – с каждого предмета получит полтину, а это – 20-25 рублей, модно купить пару волов или доброго коня. На радостях прихватил и полуштоф водки, поехал домой. Сидит, потихоньку выпивает и закусывает. Все путем. Не-заметно вздремнул. А лошадь-то у новоиспеченного купца слепая, ее надо постоянно направлять по дороге, сбилась в придорожную канаву. Товар вместе с седоком повалился с воза. Дедуля скопатировал благополучно, а половина горшков – вдребезги. Значит, тетя Мань, повелось это у нас издавна. И должно быть, от лукавого. Посмеётся Стефановна над своей оп-лошкой и нас развеселит.
Вот так. Несмотря на прозорливость и рассудительность, тетя Нюра еще в советское время пыталась обогатиться, но оказалось неудачным бизнесменом. Подобных нынче огромное множество в нашей просветленной капиталистической России. Работать, производить могут, а к спекуляции не приспособлены.