Семена подсолнечника
Почти каждый, кому доводилось ездить в поездах дальнего следования, знает, что одним из приятных моментов такого путешествия для многих бывает время трапезы. Проводник разносит чай. В соседних купе уже звенят ложечки в стаканах. Разговор с попутчиками о капризах погоды как-то сам собой заканчивается, и вот на вашем столике, наконец-то, появляются граненые стаканы с темной жидкостью, именуемой чаем, в неизменных массивных подстаканниках, а рядом — маленькие пачки сахара, на два кусочка с изображением локомотива на упаковке.
Люди тянутся к своим сумкам, достают свертки, кульки, пакеты с нехитрой снедью, раскладывают на газете: кто — крутые куриные яички, кто — картофель, сваренный в «мундире», кто — аппетитную курочку. Начинают угощаться, предлагают друг другу попробовать то, отведать это. «Не стесняйтесь, берите пирожки. Сама пекла», «Спасибо, очень вкусно!», «А вот огурчики с собственного огорода, без химии, без консервантов, все натуральное». Режется колбаска, помидоры, редиска, обсуждаются рецепты, вспоминаются анекдоты, веселые истории. А спустя полчаса, допив уже остывший чай, забираются люди на верхние полочки и, глядя на бесконечную, зеленую лесополосу за окном, начинают думать, мечтать, вспоминать….
В середине далеких восьмидесятых, когда музыка на дискотеках еще не имела статуса «ретро», довелось и мне в гордом одиночестве добираться до славного города Запорожье, в окрестностях которого на одном из колхозных полей десантировался школьный строй отряд, руководимый моей супругой, в то время начинающей учительницей, для уборки пропадающего урожая перезрелых огурцов. Совместить нелегкий физический труд с заслуженным отдыхом решил и я.
Билет приобрел в плацкартный вагон. Ехать в общем — себя не уважать, а в купе, одному, — страшновато. Попадется семья с детьми, и начнется «уа-уа». Или еще хуже, братки-отморозки! Сейчас с ними даже в самолетах справиться не могут: пьют, бузят, руками машут.… А в плацкартном — все на виду, особо не забалуешь.
На вокзал приехал минут за сорок, нашел вагон, познакомился с проводником. Тот, посмотрев на билет, коротко сказал:
— Третье купе, верхняя полка.
Ехал я налегке, только сумочка через плечо, так что обустраиваться необходимости не было и, все же, в купе своё заглянул. Несмотря на то, что до отправления поезда оставалось не менее получаса, и полупустой вагон только готовился к встрече пассажиров, в купе номер три люди уже вовсю предавались чревоугодию.
Две огромные женщины, лет пятидесяти, видимо сестры, сидя друг против друга, жадно ели, хрустели, обгладывали, обсасывали и просто поглощали свои съестные припасы, которыми был завален весь маленький вагонный столик. На верхней полке тем же самым занимался паренек лет десяти. Женщины наперебой передавали наверх еду и внучок, громко чавкая, кидал на стол объедки.
На мое приветствие и пожелание приятного аппетита, послышалось невнятное бурчание. Да и что может ответить человек с набитым ртом?
«Что ж, не буду мешать людям ужинать», — решил я и отправился подышать свежим воздухом на платформу.
— Все в порядке? — спросил проводник.
— Да. Люди кушают. Видно проголодались.
— Может, едут издалека, — предположил мужчина, проверяя билеты у очередных пассажиров.
Когда до отправления оставалось пара минут, я вошел в вагон, отсчитал третье купе, заглянул — ничего не изменилось. Все то же сосредоточенное поглощение пищи.
— С минуты на минуту отправляемся! — сказал я весело, что бы как-то обратить на себя внимание. И вновь никакой реакции… Я, конечно, не рассчитывал, что меня сразу пригласят к столу, но хотя бы одно слово в ответ, хотя бы один взгляд?! Ничего. Меня словно не существовало. Все что интересовало этих людей — была еда!
Поезд тронулся. Я вышел в тамбур, закурил. Решил так: проедем окружную дорогу — пойду на свое место. Восемь вечера. Через пару часов можно будет разбираться на ночь, а в три следующего дня я уже буду в Запорожье. Доеду как-нибудь. Минут через пятьдесят подошел к расписанию. Проводник поинтересовался, почему я не иду в свое купе:
— Они что, все еще едят?
— Да вряд ли, — ответил я, — наверное, уже закончили.
Однако я ошибался.
Трапеза продолжалась, правда уже не так активно. Женщины время от времени останавливались, осматривали стол, видимо решая, что бы еще съесть. Внучок на верхней полке пил пепси-колу через соломинку, опущенную в бутылку, и смотрел в окно. Присев на краешек нижней полки, я достал книгу, но читать не смог. Шрифт был слишком мелкий, освещение плохое, а рассуждения какого-то философа о смысле жизни слишком нудными, к тому же над ухом постоянно слышалось громкое чавканье. Проводник, проходивший мимо, замедлил шаг, бросил взгляд на стол, громко сказал:
— Женщины, вы едете не одни. Дайте возможность человеку воспользоваться столом.
— Да у меня и нет ничего, — ответил я смеясь.
Впервые женщины повернули головы. Послышались невнятные фразы: «Мы что? Мы ничего. Мы, пожалуйста. Мы не мешаем», тем не менее, этим все и ограничилось. Женщины не подвинулись, не освободили часть стола, а, наоборот, достали еще какие-то кульки и стали их разворачивать. Все это становилось просто невыносимым. Я встал и опять ушел в тамбур. Теперь можно было смело констатировать — с попутчиками не повезло. Оставалось уповать лишь на то, что терпеть это неприятное соседство придется не так уж и долго.
Простояв в тамбуре не менее часа, я зашел к проводнику и попросил постельное бельё.
Времени — около десяти, можно потихонечку разбираться, готовиться ко сну. А что еще делать в дороге, если делать нечего? Направляясь в свое купе, я заранее настроился на то, что не буду обращать внимание на своих соседей, чтобы они не делали. Однако, увидев, что люди до сих пор продолжают набивать свои ненасытные утробы — другого слова здесь просто не подберешь — я с трудом сдержал начавший душить меня смех.
— Извините, пожалуйста, — обратился я к женщине, сидящей под моей полкой, — вы не позволите мне застелить постель?
— Застилайте, — проговорила та удивленно, продолжая сидеть.
Ее слоновьи ноги занимали половину прохода, так, что подойти к своему матрасу не представлялось никакой возможности. На помощь мне неожиданно пришла сестра женщины.
— Мань, — сказала она, — пересядь ко мне, не мешай человеку.
Только после этого тело Мани пришло в движение. Медленно, чуть ли не по сантиметру, стало сползать оно со своего места. Поднялась женщина лишь с третьей попытки, но сразу же рухнула на сиденье рядом со своей сестрой. Я принялся заправлять постель, чувствуя, как меня периодически толкают сзади. Это ручки Мани всё тянулись и тянулись к столу за едой. Женщине, видимо, было необходимо что-то постоянно жевать.
Забравшись на верхнюю полку, я, наконец-то, смог внимательно рассмотреть паренька. Надутые щеки, утопленные глазки-бусинки, — все говорило о том, что бабушки голодать внуку не дают. Два–три года — и парень будет иметь серьезные проблемы с лишним весом.
Интересно где его мать? Занимается устройством личной жизни? Бросила сына на бабушек, а те и рады, растят внучка по своему образу и подобию.
Заснул я под стук колес и хруст огурцов, а когда проснулся и посмотрел вниз, не поверил своим глазам. Складывалось впечатление, что мои попутчики спать не ложились. Женщины сидели в той же позе и занимались тем же: кушали.
Возле туалета, как всегда, стояла очередь. Чтобы ополоснуть лицо и почистить зубы пришлось потомиться с полчаса. Возвратившись в купе, я бросил полотенце, щетку, пасту, взял сигарету и, стараясь не смотреть в сторону своих попутчиков, сразу направился в тамбур. Мучиться оставалось не так уж и долго. Однако полное отсутствие питания все сильнее давало о себе знать. Проводник растопил титан, начал разносить чай.
Заметив меня, по секрету сообщил:
— Твои соседи попросили аж шесть стаканов!
— У людей хороший аппетит, — ответил я усмехнувшись.
— Какой там аппетит? Жрут как свиньи, честное слово! Сколько езжу, никогда такого не видел. Они тебе хоть что-нибудь предложили?
— Даже если бы и предложили, я бы отказался.
— И то верно. Я вижу ты со вчерашнего дня голодный. Садись-ка у меня, попей чайку.
Отказываться от предложения я не стал, но после чая желудок отчаянно потребовал продолжения. Хорошо, что вскоре поезд остановился на какой-то станции, где на перроне бабушки бойко торговали, всем, что только душе угодно. Купив два горячих пирога с картошкой, я умял их тут же с большим аппетитом. У проходящего мальчишки приобрел шоколадное мороженое. Поезд стоял двадцать минут, поэтому у меня хватило времени расправиться и с ним. Когда же народ двинулся к вагону, я заметил впереди смешно ковыляющую круглую женщину. Она стала с трудом забираться в вагон, и тут я узнал в ней одну из своих попутчиц. Это была сестра Мани, рядом — внучок с многочисленными кульками, которые буквально валились у него из рук.
«Понятно, — мелькнуло у меня в голове, — свои запасы, видимо, подъели основательно, решили подзаправиться».
Настроение немного поднялось. Захотелось понаблюдать, так, из чистого любопытства, сколько же может уместиться пищи в обычном человеке? Ведь со вчерашнего вечера эти женщины, только и делают, что едят!
Возвратившись в вагон, я влез на свою полку со стороны прохода и, делая вид, что смотрю в окно, стал незаметно следить за своими попутчиками.
Две сестры, как это обычно бывает, — очень непохожие друг на друга. Одна, чуть помоложе, более живая, разговорчивая, — явный лидер, вторая, Маня, привыкла во всем с сестрой соглашаться. Она только молча слушала и кивала. О чем говорили женщины, догадаться было нетрудно. Все разговоры касались только еды. Это недосолено, то пересолено. Вот в прошлый раз кукуруза была сладкая, сочная, а эта не доварена.
— Торопятся бабы! Им бы только товар свой сбыть. А что, продала и поминай, как звали. Поезд-то уехал, кто обратно побежит?
— Да-да, совсем недоваренная, — соглашалась Маня, при этом, продолжала грызть кукурузу, початок за початком.
Потом на Маню напала икота. Сестра сходила за кипятком, стала учить Маню, как надо правильно задерживать дыхание, давила ей кулаком в живот, но ничего не помогало. Внучок при этом, обглодав несколько початков кукурузы, принялся расправляться с куриными крылышками.
Смотреть на все это стало просто скучно, и я, отвернувшись к стене, закрыл глаза.
Под монотонный стук вагонных колес, пару часов мне удалось подремать, а проснувшись и взглянув вниз, я нисколько не удивился, застав своих соседей за тем же занятием. Правда Маня уже не икала, а обгладывала куриную ножку. Обгладывала из последних сил. Голова ее то и дело падала на грудь, рука застывала и веки слипались. Сестра, заметившая, что женщина засыпает на ходу, произнесла фразу, которую я помню до сих пор:
— Ой, Мань, да ты никак спишь? Ну, поспи, поспи, Мань, как проснешься, — обедать будем!
Чувствуя, что сейчас не выдержу и начну смеяться в голос, я быстро спустился, выбежал в тамбур и уже там дал волю чувствам. Так долго, просто до слез, я не смеялся, наверное, ни разу в жизни.
Поезд сделал еще одну остановку, последнюю перед Запорожьем. Я вышел на перрон. Женщина продавала семечки. Сам не знаю зачем, купил. Возвратился в вагон. Напротив моего купе освободились два боковых места. Очень удобно. Никто не мешает. Маленький столик. Положил семечки, и только разгрыз первую, услышал удивленный возглас:
— Ой, Мань, глянь-кось, сэ-мэ-чки!
Впервые за всю поездку моя скромная персона кого-то заинтересовала. Я сделал вид, что не услышал, но куда там! Сестра Мани и не думала успокаиваться.
— Скажите, — вопрос адресовался мне, — а сэмэчки жареные?
— Жареные.
— Ой, Мань, слышь, жареННыя!
— Скажите, а сэмэчки дорогие?
— Рубль.
— Ой, Мань, слышь, всего-то руПь!
— Скажите, а сэмэчки вкусные?
— Очень вкусные.
Я отвечал, не поворачивая головы, но боковым зрением видел, с какой жадностью смотрели на меня эти глаза, выпрашивая подачку. Однако я твердо решил — угощать не буду. Чего ради? Мне не предложили и куска хлеба, хотя прекрасно видели, что с собой у меня ничего нет, и я постоянно «пропадаю» в тамбуре.
— Ой, Мань, — заголосила женщина, да так, словно только что узнала о смерти близкого человека, — дуры мы с тобой, дуры. Сэмэчки, жаренныя, вкусныя, и всего-то рупь! Щабы грызли б и горюшка б не знали! Ой, дуры, ой дуры!
Я продолжал шелушить зернышко за зернышком, ожидая продолжения спектакля, и оно, конечно же, наступило.
— Ой, вы извиняйте нас, а можно попробовать?
Наглости женщине было не занимать, но и я тоже не лыком шит. Попробовать? Конечно, пожалуйста. Зачерпнув горсточку из десяти семечек, я передал ее женщине, подставившей обе ладони.
Поняв, что больше ничего не получит, та отвернулась и вновь перенесла свое внимание на съестные припасы, разложенные на столе.
Проводник, проходя мимо, напомнил, что через десять минут поезд прибывает в Запорожье. Я поднялся, взял сумку, начал собираться, чувствуя, как обе сестры напряглись.
— А вы шо, выходите? — спросила Маня.
— Да, приехал.
— А сэмэчки?
Идти по улице и лузгать семечки я не собирался, поэтому коротко сказал:
— Угощайтесь.
Последнее, что я увидел в окне вагона, когда вышел на перрон, были два профиля, с тройными подбородками, склонившиеся над столиком. Женщины сосредоточенно не замечая ничего вокруг, работали зубами, поедая жареные семена подсолнечника. А цена их в те годы была всего-то — один рубль…
28.04.2012.
Свидетельство о публикации №212043001174
Сочувствую. Понимаю. Да уж, попутчицы попались...
Сравните с моими попутчиками. Небольшой рассказ так и называется: "Попутчики".
С уважением,
Вера Редькина 17.06.2018 23:48 Заявить о нарушении
С уважением и теплом, Дмитрий.
Дмитрий Ков-Фёдоров 18.06.2018 16:53 Заявить о нарушении