***

                ГЛАВА 12


Горы  меня   потрясли    своим   величавым  великолепием  и  контрастами  непривычной   мне    дикой  природы.   Они  парили  где-то  внизу  и  уходили  в  небо,  пахли  сырой  землёй,  грибами,   земляникой  и  скрипели  под  ногами  снегом,  согревали  днём  и  морозили  по  ночам,  стелились  под  ногами    мягкой  лесной  тропкой  и  изматывали   каменными  валунами , по  которым  нужно  было  прыгать   на  протяжении  многих  километров  на  перевалах  и  вдоль  речек  с  ледяной  водой…
 Но  как  только  объявлялся  долгожданный  привал  и  я  сбрасывала  тяжёлый  рюкзак  с  плеч,  тело  как-то   мгновенно  теряло  вес  и     становилось  такое  лёгкое  внутри ,  что  могло  бы   улететь.  Я  подходила  на  ватных  ногах  к   какому-нибудь  неопасному  обрыву,     закрывала  глаза,  поднимала  немного  руки  и  представляла,  что  лечу  над этими  каменными  громадами,  такими   суровыми  и  прекрасными.  Потом  падала  на  спину  в  высокую  пахучую  траву  с  разноцветными  головками  цветов  и  в  полном  блаженстве  снизу  вверх  разглядывала  эту  загадочную  жизнь  пархающих  бабочек,  деловитых  муравьёв  и  жужжащих   пчёл  на  фоне  сияющего  над  всеми  нами    синего  неба  и  тихонько  что – то  напевала  себе  под  нос.   
  А  уж , когда  похлебав   возле  костра  супчик  из   пакетиков   с  сухарями   и  запив  сладким  чаем,  я  слушала    песни  под  гитару  в  компании  весёлой  туристской  братии – я  начисто  забывала  про тяжёлый  рюкзак,  жажду  и  мозоли  от  грубых  ботинок.  Я  была абсолютно  счастлива!
Сначала  мы  с  Юрой  шли  по  несложному  маршруту  вдвоём,  а  потом  примкнули  к  четырём  москвичам  и  шли  с  ними  через  перевал   до Домбая.
 Каждое  утро,  намечая  маршрут,  Юра  спорил  с  ребятам,  и  было  от  этого  как-то  неловко,   но  я  так  гордилась   им  тогда!  Послушно  ставила  ногу  туда,  куда  сказал  Юра,    когда  он  дома  выжимал  круглую  тяжёлую  гирю,  я,  замирая  от  восхищения,  осторожно  дотрагивалась  пальчиком  до  выпуклой  мышцы  на  его   руке,    смотрела  ему  в  рот,  когда  он  солидно  откашлявшись,   басом  объяснял  мне,  почему  нужно  было  ежедневно  тренировать   голеностопы ( связки  стопы  и  голени  на  ногах),  когда  учил  меня  правильно  втыкать  ледоруб,  мобилизовать   все  силы  в  пути,  не  пить  воду  до  привала,  правильно  дышать,  собирать  палатку  и  рюкзак,  экономить  продукты  и  варить суп  на костре.  Я  слушала  его  беспрекословно.  Хотя «ляпсусов»  всё  равно  было  великое  множество! То  я  небрежно  завязала  шнурок  на  ботинке   и  он  развязался  в  опасный  момент,  то  забыла  пачку  сахара  у  костра  и   он  за  ночь  растаял  и  был растащен  местными  муравьями  и  мы  потом  пили  несладкий  чай,    то  неправильно  положила  на  ночь  вибрамы  у  порога  палатки  и  спросонья  утром  споткнулась  и  ушибла коленку,  то  выпила  раньше  времени  ( очень  хотелось!)  всю  воду  из  своей  фляги,  то  после  бивака  поторопилась  и  неправильно  сложила  рюкзак,  то……Короче,  кошмар!   

                ***

Как-то  на  одном  из  коротких  привалов  я  от  усталости  заснула,  положив  голову  на  рюкзак  и  сняв  очки.   А,                вскочив  по  команде  «подъём»,   забыла  их   на  камне.  Через  50  метров  я,  естественно  бросилась  назад,  потому  что  стала  спотыкаться. (У  меня  сильная  близорукость).  Но  Юра  не  разрешил  мне  возвращаться  за  очками,  заявив, что  ему  уже  надоела  моя  рассеянность,  несобранность и  «учить  меня  нужно  жестокими  методами»! И  я  ведь  послушалась,  идеотка!  Почти  весь  поход  я  прошагала  в  тёмных,  слабых  для  моих  глаз  очках,  мучаясь  особенно вечерами,   рискуя  каждую  минуту  свалиться  в  пропасть,  когда  мы  шли  в  кромешной тьме.  Из-за  меня  останавливались  на  ночлег  раньше,  чем нужно,  я  многое  упустила,  не  увидела,  тяготясь  своей  неполноценностью,  неумением,  неловкостью… 
На  самом  хребте  перевала  нам  нужно  было   перейти  небольшое  чуть  покатое  ледяное  плато.      Сразу  за  ним  виднеется   деревянный  длинный  барак  -  долгожданный  «Приют  одиннадцати»,  и  уже    за  ним  спуск  -  по  камням,  хватаясь  за  кусты,  вниз  в  зелёную  долину.  Там  будет  большой  бивак,  отдых,  костёр,  каша,  песни  под  гитару…  Неужели  это  когда – нибудь  произойдёт?!  -  Света,  быстрей,  уже  все  перешли! -  торопит  Юра.  И  я  храбро  ступаю  на  лёд.
После,  кажется,  пятого  падения ( не  помог  и  Юра -  держась  за  его  руку,  я  падала  вместе  с  ним),  Юра  решается  отдать  мне    свои  «кошки» -  железные  полоски  с  острыми   коготками,  прикреплялись  к  ботинкам.  На  них  я  свалилась  сразу  же  и  чуть  не  уронила  рюкзак  под  откос. Ругнувшись,  Юра  хватается  за  голову.
 На  противоположной  стороне  ледника  стали  собираться  зрители.  Я  думаю,  они  имели  большое  удовольствие  от  бесплатного  спектакля  под  названием  «Света – скалолазка».  Они  кричат   мне  что – то  одобряющее  и  посовещавшись,  высылают  нам  на  помощь  добровольца.  Он  приносит  для  Юры  «кошки»  и  забирает  у  меня  рюкзак.
И  я  перешла  этот  чёртов  ледник!  Правда,    на  четвереньках  и  самая  последняя.  Зато  меня  встречали,   как  главную  героиню,  обнимали,  хохотали  и  потом  все  выпили  за  «мой»  первый  покорённый  перевал (уж  не  помню,  как  он  назывался).

В  Домбае,  на  биваке (стоянка  с  ночёвкой)  Юра  повёл  меня  на  какой-то  лёгкий,  как  он  объяснил,  хорошо  знакомый  ему  перевал.  Мы  сразу  же  заблудились,  попали  в  облако  и  только  к  ночи,  спускаясь  по  каким-то  кустарникам  и  деревьям,  мокрые,  уставшие,  но  счастливые  нашли,  наконец,  в  потёмках  свою  палатку  на  турбазе  и  долго  хохотали,   вспоминая  «лёгкий»  перевал.
Во  всех  городках  и  турбазах  на  нашем  пути  Юра  покупал  значки  на  туристскую  тему  и  цеплял  их  на  свою  войлочную  кепочку .  Он  легко  знакомился  с туристами-альпинистами,  солидно  откашлявшись, беседовал  с  ними  о  покорённых  им  раньше  вершинах,  о  «приюте 13-ти»,  о  том  где  можно  купить  хорошую  палатку  и  починить  ледоруб….
От  Домбая  до самого Сочи,     уже  с  лёгкими  рюкзаками     мы  спускались  с  Юрой   вдвоём  - уставшие,  но довольные.  Совершенно  было  неясно – где  в  Сочи  жить  и  чем  питаться  целых  3  дня  до  парохода ?  Он  должен  был  отвести  нас  в  Мариуполь,  а  оттуда  автобусом  в  Донецк.   
В  каком-то  горном  селении  Юра  купил  нам  2  тёплых  свитера  из  овечьей  шерсти  и  носки. Из  своих  «отпускных»   я  ещё  покупала  себе  билет  из  Донецка,  да  наши  билеты  обратно. Хватит  ли  денег  нам  на  дорогу  домой,  не  хотелось  думать  -    ещё  в  Донецке  все  деньги  Юра  предложил  отдать  ему  – моему   главному  мужчине,    защитнику  и  руководителю.  Он знает  горы  и  как  в  них  правильно   расходовать  деньги,  а  я  - транжира (растратчица)  сказал  мой  командор . (Интересно,  как  я  умудрялась 2 года  прожить  сама  на  одну  зарплату  70 р.?!)

  В  Сочи в  порту  Юра  отошёл  от  кассы  , « с  лицом,  перекошенным  недоумении».    Оказывается,    у  нас  осталось  ещё ...  чуть  больше  рубля!   Это его  (и  меня  тоже )  очень  удивило.  Первый  пришёл  в  себя  мой  командор.   Солидно  прокашлявшись , Юра  заверил  меня,  что  это  трудности  походной  жизни    и   что   всё  будет  хорошо,  но   придётся  немного  умерить  аппетит.  Палатку  мы  поставили  на     пустыре  недалеко  от моря.  Утром    заходили  в  какую-нибудь  столовую  и  покупали  по  стакану  чая.  На  столах  всегда  стояли(бесплатно)   тарелки  с  хлебом  и  горчица.  Все 2   дня   мы  купались  в  море,  загорали,   бродили   по  берегу  и  по  городу,  стараясь  не  приближаться  к  столовым  и  «шашлычным»  с  их  умопомрачительными  запахами  мяса,    жаренного   с луком. 
  Перед  посадкой  на   корабль  Юра  на  последний  рубль  купил   пару  буханок  хлеба  и  связку  бубликов. Плыть  до  Мариуполя  нужно  было  почти  3  дня.  На  верхней  палубе  мы  заняли  2  шезлонга  и     практически  не  покидали  их  за  это  время.  Завтракали  бубликами  с  водой,  обедали  хлебом  с  солью.   На  десерт - те  же  бублики,  на  ужин -  дырка  от  бублика.   
 Напротив  нас  расположилась  тётка   - хохлушка  в  платочке,  с большим  мешком  и  плетёной                                корзиной.  Вначале  она  спала,  положив  голову  на  мешок ( чтоб  не  украли).  К  обеду  проснулась   и  некоторое  время  с  сочувствием  наблюдала  за  нашим  спартанским  обедом . Затем  вздохнула,  развязала  хустынку(платочек  на  голове) ,  выложила  на  неё   из  корзины  сало,  яйца,  помидоры,  каравай  хлеба,  смачно  всё  посолила    и….стала  с  аппетитом  есть.  Я,  конечно,   понимала,  что  поход  -  это  для  сильных  людей,  что  трудности  закаляют,  и  что  всего  через  пару  дней  мы  будем  дома  и  я  получу  в  «Гипрошахте»  зарплату  за  «Ястребок»  и  наварю  картошки  с  сосисками , и  что  нужно  учиться   терпеть,  и  в  войну  еще  не  так  голодали ……, но  эта  тётка  меня  «достала»  -  это  было  выше  моих  сил ! -  Я  закрыла  глаза,    откинулась  на  спинку   шезлонга  и  приготовилась  умереть  голодной  смертью! 
И  тут  мой  мужественный   командор  элементарно  испугался.  Он  сбегал  за водой,    мочил  и  клал  мне  на  лоб полотенце  и  махал  перед  лицом  газетой.  Мне  стало  его  жаль , я  открыла  глаза  и  слабо  улыбнулась. 
Юра   нацепил  свою  пёструю  от  значков  кепочку,  строго  велел  мне  никуда  не  уходить  (куда?) и  с  решительным  видом  спустился  с  палубы.
Через  пол  часа  он  снова   возник   перед  моим  полуобморочным  взором    в  компании   двух    сильно  помятых   ребят.  Мы  познакомились  и старший  Володя, улыбаясь  поведал,  что  у  него  безденежье  почти  постоянное,  но  он  не  унывает,  потому ,  как   «жизнь – борьба !» . Они  с  Костиком  не  дадут  мне умереть  голодной  смертью, но   для  этого  необходимы … 2  пустые   сумки.   Они  взяли  мой пустой  рюкзак  и  таинственно  исчезли  приблизительно  на  час. Вернулись    с  рюкзаком,   полным  …..пустых  бутылок.
Следующая   пришвартовка (остановка)    нашего  парохода  была  в  их  родной  Керчи  целых  2  часа.   На  берег  наша  компания  сошла,   имея   ( временно)  нового  опытного  командора,  чёткую  цель  и  начальный  капитал  в  виде  пустой  тары .   Впереди  бодро  шагал  Володя  в выгоревших  спортивных  штанах и  старой  тельняшке. За ним  шли  - его  дружок  в  клетчатой  рубашке  и  бородатый  Юра  в  своей    кепочке  с  полным  рюкзаком  звенящей  тары  за  спиной.   Я  в  чёрных  очках  и  оранжевых  штанах   и  тёплой  Юриной   рубашке    замыкала  шествие.  Та  ещё  была  четвёрка!
В ближайшем  пункте  стеклотары (  ларек  приёма  пустых  бутылок , в  обмен на  которые  давали  деньги - 12 копеек   штука)   мы  сдали  свои  бутылки  и  пошли   на  портовый  базар  богатые  и  довольные.  Я  шла  чуть  позади  и  с  изумлением , замирая от стыда   и  ужаса,  наблюдала,   как   Володя  с  Костиком  спрашивая  у  торговок  почём  помидоры,   незаметно  клали  парочку  себе  за пазуху.  Возле  кучи  арбузов,   сваленных  у  забора,  они  ловко  ногами  откатили  крайний  и  он  оказался  тоже  у нас  в рюкзаке . Огурцы   упали  в  рюкзак  как-то  сами –я  даже  заметить  не  успела.  А  большой  спелый  подсолнух  Юра  честно  обменял  у  черного  от  солнца,   парня  на  какой- то  значок,   и  гордо  и  открыто  нес  его  в  руках. 
В  гастрономе  мы  купили  пару бутылок  вина,    «бородинский»   хлеб,  килограмм  ливерной  колбасы  и  кулёк  конфет – подушечек.   И  был  пир!!!  Юрка  был  такой  простой,  весёлый,  расслабленный! Говорил,   не  покашливая  солидно,  шутил  с  ребятами,   не  хвастал,  не  сыпал  мудрёными  словечками,  слушал  анекдоты,  где  в «неприличных»     местах  ребята  говорили  «п-с-с-с»  и  распрощались  мы с  нашими  спасителями,  как  с  лучшими  друзьями.   Потом  в  октябре  мы  выслали  им  в  Керчь  небольшую  посылочку . Как  говорила  моя  Мама -   « долги  нужно  отдавать!»


                ***


А  через  день  мы  были  уже  в  родном  Донецке. Сначала  вместе  с  рюкзаками,   ледорубами  и  палаткой,   грязные  и   пропахшие  дымом  походных  костров  ввалились  к  Юре  домой – (Мусик  поехала  в  Харьков  к  родственникам ).   Пока  Юра  освобождал  рюкзаки,  я  залезла  «отмокать»  в  ванну. Выхожу  из  неё  такая  «чистая  до  скрипа»,   завёрнутая  в  большое  полотенце  и  обнаруживаю  в  «своём»  кресле   симпатичного  мужика  с весёлыми  глазами.  Оказалось,   что  это  Рэм -  муж  Юриной  двоюродной  сестры  Зины  -  любимчик  Мусика  и  всех  окружающих.  Он  сразу  честно  признался ,  что  еле  дотерпел  до  нашего  возвращения  -  так  «хотел  посмотреть  на  Юркину  невесту».  Я  спешно  что - то  надела  и  пошла  ставить  чайник.   Мы  пили  чай,  рассказывали  про  Кавказ, смеялись  и  я  совсем  перестала   смущаться.   Уходя,  Рэм  хитро  посмотрел  на  Юру  и  серьёзно  произнёс   загадочное  - «Одобрям!»
Через  несколько  дней  уже  у  меня  дома  Юра  подарил  мне    шикарный  свадебный  подарок - парусиновые  тапочки  за  3 рубля (!).  Правда,   извинился,  что  нет  денег(«ты  же  знаешь!» ) и  предложил  мне  жить  вместе. Пока  у  меня  в  коммуналке,   а  там  «видно  будет!»
 Зарегистрировались  мы  уже  в  сентябре  в  первую   субботу. Свадьбу   Юра  отверг  сразу -  « это  мещанство  и  лишняя  трата денег».  У  него   дома  нас  ждал  накрытый  стол  и   вся  Юрина    донецкая   родня   по  фамилии  Вовк  – сестра Аня  с мужем (тоже  Юрой)  и  двумя дочками  старшей  Женей и  семилетней  кокеткой  Танечкой  и  уже  знакомый  мне  Зайцев   Рэм с  женой  Зиной  и  дочкой  Наташей.  Все  ждали  Юриного  старшего  брата  Борю  -  всеобщего  любимца -  с  семьёй.  О нём   весь   вечер   говорили,    вспоминали  с улыбкой   и  дружно    успокаивали  Мусик,  что  Борюшу  задержала  работа   и он  приедет  в октябре  непременно. 
С  моей  стороны  были  моя  тётя  Любочка,  Боча   и  Булики – Витя  и  тётка ( Витя,  кстати,  был  у  меня  в  гостях  в первый  и  в  последний  раз.  Ну  не  любил  он  ходить  в  гости!).   Всякие  крики  «горько!»  были  категорически  запрещены.  Все  перезнакомились,  весело  общались  и  дружно  желали  нам  здоровья  и  счастья  в  личной  жизни.  Я  надела   своё  выпускное  «вафельное» платье  и  совершенно  не  чувствуя  торжественности  момента,  была  счастлива – теперь  в  моей  жизни  есть  мужчина  - моя  защита  и  опора!    Теперь  я  не  одна!  Мы – семья, есть «свой  угол»,  профессия,  я  рожу  Юре   здоровых  детей,  научусь  « вести  дом» и  буду  стараться  «дорасти  до  его  уровня»,  всё будет  как  у  людей,  всё  будет  хорошо!


                ***

А  в  начале  октября  Боря   таки  приехал!  Вечером,   когда  я  вернулась  с  работы,   позвонил  Юра  и торжественным   взволнованным  голосом  сказал: «Света,  через 20  минут   чтоб  была  у  Мамы – приехал  Борис!».  И  я  побежала  на  ул. Университетскую   знакомиться  с  легендарным  Борюшей.
 Из  кухни  в  прихожую  мне  навстречу   вышли  оба  брата – невысокий,  коренастый,   с  неспокойными  карими  глазами  и  ухоженной  бородкой  Юра   и  стройный,   на  пол  головы  выше  брата    Борис.  На  его  лобастом   худощавом  лице  под  рыжеватыми  хохляцкими  усами  пряталась  ласковая   улыбка,  карие   круглые  глаза   смотрели    внимательно  и  дружелюбно .  Он  подал  мне  узкую  тёплую  ладонь  и  сказал  Юркиным  басом:  «Света,   ты  замечательная  девушка,  потому  что  покорила  сердце   моего  сурового  брата.»  Из комнаты  вышла  плотно сбитая      блондинка   в кудряшках  и  манерно  смеясь,  представилась:  «А  я    Вера - жена   Бориса . Вы  прелесть!  Будем  дружить!»  С  этим  удивительным,     замечательным  Юриным  братом   мы  дружим  по  сей  день.
Снова   в  большой  неуютной   комнате    собрала  Мусик  своих  детей  и  внуков,  наготовила   их   любимые  кушанья , надела  светлую крепдешиновую  блузочку  с единственной  своей  брошью,   разрумянилась  от радости,  смотрела  любуясь    на  Борюшу,  секретничала  о  чём-то  на кухне  с  Аней,   расспрашивала  внучек  про  школу,  а  Веру  о своём  маленьком  внуке  Димке,  оставленном  на  неделю  в  Киеве  даже   пошутила   о  чём-то  со   своим  молчаливым  зятем  - мужем  Ани ( тоже  Юрой).  Он,   бедняга,  работал  патологоанатомом   в  морге   1-больницы  и все   давно  примирились  с  его  угрюмостью  и  редкими  запоями.   На всех  семейных  праздниках,   пока    все    накрывали на стол,    шутили, общались,  радуясь редким  встречам,  Анин  Юра  сразу  с порога  шёл  в  ванну  мыть  руки,  затем  подходил  к  шкафу  с  Юркиными  сокровищами,  находил  там  что-то  для  себя  интересное   и  надолго  загораживался   книгой  от окружающих. Когда  все  уже  были  усажены ,  в  рюмки  налито  вино  и  Юра  торжественно  прокашливаясь  начинал  первый  тост  «за Мусика»,  Аня  выхватывала  книгу  из  рук  мужа  и  толкала  его локтем.    Тот   удивлённо  таращил  глаза  за  стёклами  очков  и  смущённо  улыбался. Все  понимающе  тоже  улыбались,    чокались  и  с  удовольствием  набрасывались  на  паштет, «сатэ»  из  баклажан,  селёдочку  с  лучком,    картошку,  и  коронное  блюдо  Мусика – настоящий  узбекский  плов. Она    с мужем  и  детьми  прожила  лет  20    в  г.Ангрене (Средняя  Азия ),  работала  там  на  большом  руднике  главным  инженером.  Её  муж  Коломиец  Кирилл  Несторович  родом  из  небольшого  украинского  села  Коломыйки,   воевал,  дослужился  до  офицера.  Он  был  каким – то    начальником  в  военном  гарнизоне  г. Ангрена,  любил  погулять  и  крепко  выпить,  после  чего  становился  неуправляем.  После  его  очередного  затяжного    загула  Софья  Зиновьевна   подала  на  развод  и,  бросив  удобную  квартиру,  хорошую  должность  и  гуляку  мужа   уехала  с  младшим  сыном  Юрой  жить  в  Донецк.  Борис    тогда   заканчивал  авиационный  институт,   а  Аня  училась  в  институте  иностранных  языков  где-то  в  Средней Азии.    Младшенький  Юра  достался  С.З. нелегко . Очень  был  беспокойный  в  детстве.  Долго  болел  анурезом,  неровно  учился,  был   упрямый  и  строптивый,  убегал  из  дома,  намериваясь  жить  в  своих  любимых  горах  и  думать  там  о смысле  жизни.  Его  быстро  находили  и   папа  военный  с  ремнём  в  руках  «учил  его  уму-разуму».  С  14 -  ти  лет  Юра  стал  жить  с  матерью  в  Донецке,  но  ненависть  к  отцу  осталась  на  всю  жизнь.
   За  столом   у  них  всегда  шумно и  весело,  а  если  пришёл  Рэм  или  приехал  Борюша – настоящий   семейный  праздник!  Меня   в  семью   приняли  сразу и  единогласно  и   я,  благодарно   принимая  их   дружеское  расположение,  радостно  носилась  из   кухни  в  комнату,   мыла посуду,  меняла  тарелки,  играла  с  девчонками,  пока  где-то  в  средине  веселья    раздавался  торжественный  бас  Юры:  «   Люди!  Внимание!  Рассаживайтесь  и  успокаивайтесь – будем  слушать  серьёзную  музыку!»  «Ну,  всё,  Юрка  снова  праздник  испортит  со  своей  классикой!» – пыталась  спасти  веселье  Аня.  Но  Мусик  и  все    шикали  на  неё,  отставляли  тарелки,  двигали  стульями  и  усаживаясь  поудобнее.  Анин  Юра  молча  уходил  с  книжкой  в  кухню.  Юра   своего  тёзку   за  это    отношение  к  музыке    презирал,  конечно,   но   прощал,  учитывая  необычно  тяжкую  его  профессию.  И   в  наступившей  тишине  в  большую,  странно  обставленную  комнату,  на  сидящих   за  накрытым  столом,  сытых  и  расслабленных  людей    накатывала    как  цунами,  врывалась  вихрем  кружа  и  увлекая,  замирала,  будоражила,  баюкала  и  ласково  качала   волшебная    и  великая  классическая  музыка:   часть  из  1-ой  симфонии  Чайковского  или  концерта  Грига  или  гениальный  Моцарт…..Когда  минут   через  20   окончательно  замирал  в  воздухе  последний  аккорд  и  все,  приходя  в себя,  начинали  шевелится,    Аня  возвращала  всех  на  грешную  землю -  «А   давайте  споём!» - и  затягивала  низким  голосом:      « Вот  кто- то  с горочки  спустился….…И  все  облегчённо  вздохнув,  подхватывали  на  разные  голоса -  « … наверно  милый  мой  идёт.  На  нём  защитна  гимнастёрка. Она  с  ума  меня   сведёт…»
 Юра  такое  кощунство  ( плохо  спетые  голоса  сразу  после  классики! )  вынести  не  может.  Он  демонстративно  идет  в  кухню заваривать  чай  и  жалуется  Мусику  на  грубую  натуру  старшей  сестры.
После  вечера  Боря  с  Верой  идут  провожать  нас  с  Юрой  домой.  В  городе  «бабье  лето».  Тепло.  Асфальт  усыпан  желтой  листвой  тополей   и  каштанов,  тихо  посвистывая и  шелестя   шинами,   едут  синие  троллейбусы,  народ  гуляет  по  главной  улице  не  спеша,  негромко  разговаривая   и  постукивая  каблучками об  асфальт.  Вера  берёт  меня  под  руку,   мы  отходим  немного  вперёд   и  она  вдруг,   переходя  на интимный    шёпот,   говорит:  «Света,  ты  что  действительно  не  видишь,  что  Юра  не  создан  для  семьи? Ты  же  не  сможешь  прожить  с  ним  и  года. И  не  вздумай  заводить  ребёнка.  Поверь,  я  хочу  тебе добра!»  Я  в  полной  растерянности  лепечу  что-то  в  защиту  Юры,   освобождаю  свою  руку  и  пристраиваюсь  к  братьям. И  хотя  она,  в  сущности,  была  права,  что – то   меня  в  ней  сразу  оттолкнуло  и  мы  так  никогда   и  не  подружились,  хотя  попытки  с  её  стороны  были. А  Борис  лет  через  пять  с  ней  развёлся.  Но  это  была  уже  другая  история..
.

                ГЛАВА  13

И  покатилась  моя  семейная  жизнь,  полетели  деньки,   недели,  месяцы….Юра    устроился  в  какой- то «дворец  культуры»  руководить  хором.  Желающих   петь  в  свободное  время  набралось  человек 7-8   плюс  я  (для  количества  и  солидарности).  Получился  ансамбль  и  мы  даже  участвовали  в  новогоднем  концерте ,  но  потом  как-то  «не  сложилось»  и  Юра  собирал  ансамбль  уже  в  другом   дворце  культуры,  затем    ещё  в  одном….и  поменял  их   до  пенсии   великое  множество.
В  быту  мы  оба  мучительно  старались  привыкать  жить  семьёй.  Избалованный  заботливой  мамой,  Юра  любил  вовремя  и  вкусно  поесть.  Очень чистоплотный  и  пунктуальный  он   привык  к  размеренному  распорядку  дня,  к  чистым, хорошо  выглаженным  рубашкам,  к  тишине  и  порядку в  доме.  Его  раздражала  моя  несобранность,  небрежность,  неумение   быстро   что  - то  запомнить, замолчать,  понять…Я  не  умела  вкусно  готовить( как  Мусик), небрежно  убирала  комнату,  часто   что-то  забывала,  не  успевала  постирать  ему  носки,  погладить  рубашку, не  читала  французских  поэтов,  ничего  не  смыслила  в  живописи  и….. начинала  понемножку  с   ним  спорить! Правда , я  честно  очень  старалась  исправлять  эти  свои  недостатки  и   спорила  только  на  разные  «бытовые»  темы. А  Юра  честно  пытался  «дотянуть  меня  до  своего  интеллектуального  уровня». 
 Основную  часть   времени  он  проводил  на  ул.  Университетской    у  мамы,  где  была  тишина,  любимые  книги,  пластинки  с  классической  музыкой  и  пианино.  Иногда,  если  я  оказывалась  рядом,  Юра  усаживал  меня  в  кресло  и  прокашлявшись,  строго  объявлял  басом:  «Я  сочинил  фугу. Послушай  и  скажи,  что  ты  чувствуешь».  И  я  слушала,    честно  пытаясь  хоть  что-то  понять  в какофонии  совершенно  несвязанных    нервных ,  то    скачущих,  то  замирающих, то  тихих,  то  громких    звуков  и… не  находила  нужных  слов,  очень  огорчая  Юру  этим  своим  непониманием.
– «Ну , как?»  -  поворачивал   он  ко  мне  голову  с  возбуждёнными  глазами,  когда  окончательно  таял  в  тишине  последний  звук. И  я,  страдая  от  своей  бестолковости  и   неумения  разделить  его  творческий   экстаз   или  хотя  бы соврать  красиво,  виновато  оправдывалась:  «Юрочка,  я  совсем  не  разбираюсь  в серьёзной  музыке.  Прости  меня!»
 

                ***


Юра  придерживался  сильных  методов  воздействия  на  мой  дремучий  интеллект.  Он  усаживал  меня  на  стул  посреди  их  большой  комнаты,   настраивал  на  стену   проектор (  увеличивающий  картинку  на  стене) , тушил  свет  и  прокашлявшись  торжественно  объявлял: «Чюрлёнис. «Тишина». Я  с ужасом  таращилась  на  огромное  чудовище  на   всю  стену  с  глазами – фонарями,    расслабленно  и  сонно  лежащее  посреди  какого – то  озера .   Оказывается,   это  просто  остров,  а  глаза – костры  у  входа  в  пещеры.   
В  октябре  к  нему домой  несколько  раз  приходили   трое   его  знакомых  ребят  и  одна  девушка  из    муз. училища  и  Юра  читал  им  лекции  о  своём  любимом  Чюрлёнисе.   Привычно  покашливая,    он  рассказывал  солидным  басом      биографию  этого  гениального    сумасшедшего,   проектировал  на  стене  леденящие  кровь  его  картины  и  ставил  прослушивать  очень  сложную    музыку  Чюрлёниса . Я  даже  немного  привыкла   к  его  способу  изображения  предметов  и  звуков,  запоминала  названия  и  тайно  гордилась  своим  мужем – интеллектуалом,    которого  слушали   с  интересом  и  благоговением  чужие  ребята.
 Каждую  неделю  мы  с  ним  ходили  в  филармонию  слушать  серьёзную  музыку.  У меня  были  первые  месяцы  беременности  и  через   20-30 минут   мучительно  хотелось   спать. Все  полтора  часа  я  изо  всех  сил  старалась  не  совершить  этот  позорный  поступок. Тайком  царапала  себе  ладони,  сжимала  и  разжимала  пальцы  ног,  вспоминала  страшные   истории…Но  волшебная  музыка  была  сильнее – она  обволакивала,   гипнотизировала  и  погружала  в  сон. Я   испуганно  моргала,  ругала  себя  страшными  словами,    больно   сжимала   кулачки  и  выходила  из  зала  совершенно  измученная  этой   музыкальной  «пыткой».  Юра  смотрел  на  меня  с  осуждением  и  призрением.   
 Помню  как  он был  поражён,  когда  я  неожиданно  ( пока  он  был  в  кухне , а  пианино было  открыто) села  за  него  и  сыграла  «Музыкальный  момент»  Шуберта. Никогда  не  забыть  лица  вбежавших  в  комнату  Юры  и  его  мамы.-  «Почему  ты  не  сказала,  что умеешь  играть  на  фоно?»   –тихим  голосом  спросил  потрясённый  Юра.  Ну  конечно,  его  поразило   в  самое  сердце  не  качество  моего  исполнения,  а  сам  факт  того , что  я   умею  это  делать.!   
Юра  ведь  самоучка ,  очень  музыкален,  но  музыке   в  детстве  не  учился.  Он  сразу  после  окончания  школы , весь в  юношеских  метаниях  и обидах   уехал  в  Среднюю  Азию,  где  родился  и  прожил  первые  14 лет  своей  жизни.  Там  он  не  мог  устроиться  работать,  голодал  и  писал  тревожные  письма  домой.  Мать  написала  ему, что  купила  фортепиано,   и  он  вернулся.   Поступил  в  Донецкое    муз.  училище  на  «хоровика  -  дирижёра» ,с  удовольствием  учился,  познавая  нотную  грамоту  и  увлекаясь  музыкой  всё  больше.  Потом  отслужил  в  армии  2  года  и,  вернувшись  домой,  пытался  продолжить  музыкальное  образование.
Жили  они  с  матерью  на  её  зарплату,  а  потом  на  её  пенсию,   и  свои  случайные  заработки  Юра,   как  истинный  творческий  человек,    тратил    на    пластинки  и  книги  об  искусстве.  На  эти  «сокровища» , как  он  их  любовно  называл,  лаская  глазами  их  стройные  ряды  в  шкафу  и  на  полках,  он  продолжал  тратить  кучу  денег,    когда  уже  мы стали  жить  вместе,  когда  родился   Миша  и  уже  потом,   когда  у  него  появилась  вторая  семья….   Внимательно  просмотрев  каждую  книгу   первый  раз,   он  не  открывал  их  годами,   сохраняя,  как  «скупой  рыцарь»  свои  невостребованные  сокровища.    Со  временем  они  заполнили  множество  ящиков  поставленных  друг  на  друга    вдоль   стен  в  его  комнате  и  в  голодные  годы ( 1991-1997г.)  он  наконец-то  решился  некоторые  из  них  продать  за полцены,   конечно,  ( тогда  люди  больше  ценили  еду,  чем  репродукции  знаменитых  художников  и  поэзию). 
Я  сейчас  понимаю,  что  у него   была   «мания  коллекционирования».  А  может  быть  и  жажда  самоутверждения – все  должны  были  вздрогнуть  от  восхищения,  глядя  на  эти  сокровища  в  дорогих  переплётах,  подтверждающие  причастность  Юры  к  мировому  искусству .
Я, как-то  удивляясь  количеством  поэтических  сборников  в  красивых   обложках,  однажды  спросила,   неужели  он  всё  это  перечитал  и  осмыслил.  Прокашлявшись,  Юра  важно  объяснил  мн,  бестолковой:  «Понимаешь,  мне  не  нужно  это  всё  читать.  Я  беру  сборник  и  просматриваю  несколько  страниц. Этого  мне  достаточно,  чтобы  понять  талантливость  или  бездарность  данного  автора. А  тебе,  Света,  стыдно  не  знать  французских  поэтов!  Ты  же  учитель!»
Сам  он  ничьих  стихов  наизусть  не  знал,  но  зато  стал  сочинять  свои.  Я  уже  не  помню их.  Сборник  его  заумных  стихотворений  я  держала  в  руках   через  35 лет,  когда  приезжала в Донецк  из Франции,  а  он стоял  рядом  и  волнуясь,  спрашивал:  «Ну  как  тебе?»  И  я  так же  как  и  в  его  первых  музыкальных   «шедеврах»  царапалась  о  неправильные  рифмы  и  ритмы,  о  непонятные  моему  разуму  фантастические  образы  «космической  любви»  и  тупела  от  сумбура  и  бредовых  излияний  его  больного  подсознания,  где  редко  посверкивала  нормально  построенная  строка. 
Про  свой,  только   что  выпущенный  из  типографии  сборник   «женских»  стихов  я,  конечно,  благоразумно  промолчала.  И  жалея  его  самолюбие,  привычно  сказала:  «Ты  знаешь, Юра,  я  совсем ничего  не  понимаю  в  современной  поэзии». И  он  смотрел  на  меня  так  же  как  и  раньше  - разочарованно,  скрывая  досаду.  А  я,   облегчённо  вздохнув,  попрощалась  и  ушла  в  свою  жизнь,  полетела  в солнечную  Ниццу,  к  своим  детям  и  внукам,  о  которых  он  даже  забыл  меня  спросить.
А  тогда  в   свои  24 года  я  не  способна  была  оценить   эти  потуги  самолюбивого  дилетанта.  Всё  пеняла  на  себя, ежедневно  покорно  выслушивала  от  него  про  свою  «патологическую»   бестолковость,  неразвитость,  тупость,    несобранность, « леность  ума  и  души»  и  пр. Искренне   верила  в  свою  несостоятельность  и  неумение  быть  хорошей,  любящей  женой  гениального  (пока  еще  никем  не  признанного)  человека,  творческого,  нервного  и  поэтому  очень  вспыльчивого.  Я  старательно  подчинялась  и  слушала  его  в постели,  ругая  себя,   что  «ничего  не  могу  даже  ночью» .  Он  после  короткого  и  бурного  натиска  на  мою  сонную  плоть,  отворачивался  к  стене,  бормотал  о  потраченной  энергии  и  калориях  и   спокойно  засыпал,  сталкивая  меня  на  край  кровати…. Это  потом,  много  лет  спустя   судьба   дала  мне  шанс  убедиться ,     как  я  была  обкрадена   в  личной  жизни  своим   мужем! Но  это  всё   было  потом…..
 
1969
                ***

Тогда  была  поздняя  осень, нужно  было   готовить  в  школе  концерт  к  празднику   «7 ноября- красный день  календаря»,  проведать  Буликов,  написать  кучу  писем, заготовить  на  зиму  картошку и заклеить  оконные  рамы, найти  и  купить  недорогие  сапоги,  вовремя  убрать,  постирать  и приготовить  ужин  ...... а  тут  ещё беременность,  с  утра  тошнит ,  всё  время  хочу  спать.  И  Юра  не  выдержал  и  ушёл  жить  к  маме,  где    никто  не  мешал  ему    творить,  вовремя  подавался  вкусный  обед  из  трёх  блюд  с  рюмочкой   водки  из  холодильника (  для  аппетита),   компания  молодых  интеллектуалов  по  субботам  вела   беседы  о  музыке  и  искусстве... . Ко  мне   он   наведывался  2-3  раза  в  неделю.
Однажды  вечером  его  у  меня  застала  тётя  Люба. Женщина  она  «прямая», без  комплексов,  и  в  жизни  всегда  говорила  то,  что    считала  нужным.
Молча  понаблюдав  за  нами  с полчаса,   она  объяснила  Юре,  что  у  него  по  отношению  ко мне  тоже  есть  обязанности,  которые  он  и  не думал  выполнять (а может  не  догадывался),  что  регулярно  «давить»  и  унижать  меня  по  пустякам   в  моём  положении  - элементарная  подлость.  А  мне,  когда   Юра,  оскорблённый  в  своих   лучших   чувствах   ушёл,  хлопнув  дверью,   сказала  вещие  слова:  «Он,  Света  не  муж,  не  опора  и  не  защита. Бросай  его,  не  то  так  в  дурочках    и  промаешься  с  ним  всю  жизнь».
 Буликам  мой  гениальный  муж  тоже  не  понравился.  Иногда  по  воскресеньям,   когда  не  было  денег,   мы  заходили  к  ним,  как  бы  проведать  маленького  Сяпочку,    и  оставались  ужинать.
 Но  если я  забегала  «на  минуточку»  сама , Витя  ехидно  спрашивал:  «Ну, где  твой  муж  и  повелитель ? Или  он  в  творческом  запое?  Ладно,  идем  есть.  Энка  пирожки  с печёнкой  сделала».
А  вот  Боче  Юра  понравился!  Она  находила  его очень  умным,  успокаивала  меня, что  нужно  потерпеть,  привыкнуть,  постараться  соответствовать,  и  она бы  на моём  месте не обижалась….Я  горячо  спорила  с  ней,  плакала, доказывала.., а потом  мы  пили  чай и  она  рассказывала  про  свои  институтские  дела.
Под    Новый  год,  как  всегда,  было  много  работы  в  школе:  конец  полугодия,  контрольные  и  проверки, подготовка  к  Новогодней  ёлке, к  концерту  и  к  итоговому  педсовету , генеральная  уборка  у  меня  и  у  Юры  дома,   потом  утренники  в  школе…  Закрутили  дела,  поутихли     обиды,  перестало тошнить  по  утрам.   У  Лены  с  Павликом  родился   сыночек  Игорь, а  Алёша  Фёдоров   приехал  из Германии  с  годовалой  дочкой  (Света  работала  и  не  могла приехать).
Мы с  Бочей   купили  куклу  и  поехали  знакомиться  с  Алиской  Фёдоровой.   Возле  печки  на  деревянном  стуле    сидела  кроха  с  Алешкиными  глазами  и  редким  пушком на  головке.  Она  была  привязана  к  спинке  стула  широкой  пелёнкой,   но  сидела смирно  и  не  отрываясь  смотрела  отцу  в  рот.  Алексей  сидел  рядом  на  табуретке,    жевал  кусочек  булки  и  выплюнув  в  ложку,  подносил  её  ко  рту  Алиски.  Она , как  птенец  открывала  рот,   глотала  эту  кашицу  и  ждала  следующей  порции.
 Мы,   конечно,  пришли  в  ужас  от  такой  кормёжки.   Бросились  в  магазин  за  молоком,  варить  кашу,  подметать  пол… Алёша  неплохо  зарабатывал  и  приехал  не  с  пустыми  руками.  Но  что-то  произошло  в  их  многочисленном  семействе  и  я  помню,   одалживала  ему  даже  какие -то  небольшие  деньги  на  обратный  билет  в  Германию. А  они  со  Светой  уже потом,  в  августе    выслали  мне    посылочку  с  красивыми  одёжками  для  малыша.   Он    рос  где-  то  у  меня  под  сердцем   и  набирался  сил.  Я  начинала  уже  его  любить,  привыкать  к  его  существованию,    придумывать  ему  имя  и  судьбу…..Появился    новый  жест - закрывать  живот  рукой   в  троллейбусе,  в  толпе , на  скользкой  дорожке… Прошла  сонливость,   но теперь  всё  время  хотелось  есть. 
Софья  Зиновьевна,  тётя Люба,  Тарасовы,  Боча,  Ниночка   Булик,   «училки»  в  школе   наперебой  давали  советы  и  консультации.  Под  руководством  тёти  Энны  я  сама  пошила  себе  удобное  платье  и  всё больше   становилась  похожа  на большой шар, ходила  медленно, тяжело ,  сосредоточенная  только  на   живущем  во  мне  ребёнке. Перед сном  я  вела  с  ним  беседы,  сообщая  маминой  фотографии  про  всё,   что  чувствую.  Он  мягко толкался  внутри  и  я  замирала  от  радостного  волнения  и  любви  к  нему.  Последний  месяц   часто сидела в сквере на лавке,  грелась на тёплом весеннем  солнышке, ходила в  музей, на  выставки,  в  кино,  совершенно   не реагируя  на внешние  раздражители  и  на Юрины ( к  счастью уже редкие ) визиты  с проверками  и  лекциями.
Помню  уже  тогда  Юра  начинал  пугать  меня  некоторыми  странностями  в  поведении.  Подозвал  меня  как-то  к  окну  и  осторожно  выглядывая  из-за шторы,   показал   на  тополь  у  дороги  и  « на  полном  серьёзе»   сообщил: «Вон  видишь  за  деревом  прячется  «кгбешник» (то  же,  что  и  тайная  полиция) .  Он  давно  уже  за  мной  следит.»  Я  ничего  там  не  увидела   и,  конечно,    заверяла  его,  что  это  всё  ему  мерещится.
Он  тоже с  нетерпением  ждал  первенца  и  убеждал  меня назвать  мальчика   Нестором  (в  честь  своего  деда), а  девочку  ЭО! - « Ты  только  вслушайся,   какое  это космическое  имя!»  -  он  поднимал  голову,  закатывал  глаза к  потолку  и с  придыханием  пел,  растягивая  буквы  -  ЭЭЭООО!!!»
Ну,  тут  я  «уперлась  рогом»  и  категорически  отвергла  и  древнего  старца  Нестора  и  виртуальную  инопланетную Эо. Очень хотела  мальчика назвать  Максимом ,  а  дочку     Анной -  бабушкино  имя,    немножко  Мамино и  моё.

                ГЛАВА  14