ЕЕ Будда 5 - 10

5)
Меня все еще очень сильно трясло. Я выкинула сигарету и села на край кровати. Генрих Мердок. Генри…Анри…
Человек, который ворвался в мою жизнь много лет назад, когда я была еще подростком. Человек, который сделал меня такой, какой  я знаю себя сейчас. Тот, кто сформировал, мое мышление.
Нет, я всегда была не в меру самовлюбленной, гордой и эрудированной. Везде и каждому, пихала под нос свое образование и знания. Но когда я столкнулась с этим человеком…в мире…, что-то стало по-другому.
Я осталось той же. С виду. Но лишь на первый взгляд. Рядом с ним я была – маленькой несмышленой девочкой. Хоть он был немногим старше меня. Но…по сравнению с тем, что было в нем – все, что было во мне казалось ничтожным, почти несущественным.
Как я сама не заметила, как жизнь вдруг стала вертеться вокруг него. И только вокруг него…
Когда существовал лишь его светлый лик, лишь он был единственной истиной, единственным, кто заключал в себе весь мир! Кто был моим миром.
Я отчаянно любила его. Почти до изнеможения. Он был моим первым другом, первым возлюбленным, первым мужчиной, первым пастырем…
Всем, что можно было представить – всем был мой Анри.
Но я знала, что душа Анри так глубока и так сложна, что если он сумеет когда-то полюбить ее в ответ – это будет навсегда
И я так испугалась. Этой нити, что навсегда свяжет меня путами – по рукам и ногам, что побежала…бежала и бежала, просто куда глаза глядят. Прочь от города, прочь от него…
Теперь…он вернулся. Он всегда возвращался…Анри-бумеранг…

6)
Как проносилось пламенное лето, опаляя воспоминания жарким солнечным днем. Когда я неслась по мостовой, не чувствуя ног, зная, что ты позвонил. И что мы говорили всю ночь на пролет. В моей руке была лишь легкая сумка. Ноги почти не касались земли. Раскаленный асфальт вокруг распалял жженый запах, и доносился откуда-то из-за ближайших домов запах садовых цветов.
Я пролетела к скамейке, запрокинула голову. И смеялась, смотря в небо.
А потом подошел ты.
В полосатой майке и белых брюках. Ты улыбнулся, чуть прищурив свои красивые обсидиановые глаза, обрамленные темными ресницами
«Считай, что я просто знал» - ответил Анри, на мой немой вопрос
Я засмеялась. Как ребенок. Искренне и беззаботно. Запрокинув голову, внутри меня все кипело.
Нахождение его рядом со мной приносило просто невыносимую муку, муку желаний. Хотя бы прикоснуться к нему. Ну, хоть на секунду, ведь это не сложно? Ведь это не обязывает? Просто поймать его руку, лишь на мгновение? А потом извиниться, и сказать, что это было случайно. Или подскочить, чмокнуть в щеку и, потупив взор, сказать – ой, я от переизбытка чувств. А по сути, что с меня взять? Я влюблена. Как дурочка, по самые уши. И весь мир такой яркий, такой прекрасный для меня сейчас. Весь пропитан твоим светом
«Так и будешь молчать?» - все еще улыбаясь, сказал он, взъерошив свои каштановые волосы
«Я любуюсь…» - прошептала я, даже не поняв, что ляпнула это вслух.

7)
Зеленая трава пахла свежестью и жизнью. Для меня все сейчас было пропитано запахами жизни. Любыми намеками на нее.
Я потянулась. Мы лежали в оппозиции друг к другу на зеленом холме, в парке. И хоть знали, что газон мять нельзя, это было такой нелепой, но милой шалостью, которую мы друг другу условно позволили. Я смотрела в белые пушистые облака
«Они несут ангелов» - сказал Анри, вытянув руку, будто может схватить их
«Ангелов? Ты веришь в них?» - спросила я, как будто, между прочим
«Я верю в их поддержку, что в самый нужный момент, их крылья согревают нас, что, окутывая своим светлым нежным ореолом, они могут подарить нам покой…»
«Покой? Разве он нужен взбалмошным и стремящимся в небо душам, Анри?»
«Покой нужен всем. Это что-то вроде внутренней гармонии. Как часы, как весы. То, что постоянно перешивает нас, то туда – то сюда. Мы, люди, вечное поле битвы сомнений и боли. И однажды нам хочется просто прильнуть к чьему-то плечу…»
«И тебе?»
Отчего-то, он резко встал, смотря в сторону. Молчал. Я поняла, что на этот раз зашла далеко. На чуждую территорию. Я прятала глаза. Свет внутри меня погас. Кажется, я снова его огорчила. Что-то внутри меня неприятно вздрогнуло. Его нельзя жалеть. Открыто, никогда. Он приходит сам. Он приходит лишь тогда, когда хочет этого сам…

8)
Я откинула воспоминания о прошлом. Потому что поняла, то – что есть во мне, резко встрепенулось, в надежде снова слиться с ним.
Я всегда чувствовала себя частью чего-то общего – чего-то целостного…
Ну, хотя бы на секунду, мне хотелось представить, что эта история, правда…

…История о том, что когда-то, души были едины. Был одна сверкающая душа, в своем единении, в своей всепоглощающей любви. Но годы шли, и кусочки откалывались от нее. И каждый последующий кусочек, тоже раскалывался. Они теряли свои половинки, но сохраняли единственную память, которая у них была – память об изначальном свете, что был у них.
И вот…когда частички попадали в пространство, они рыскали по свету, …они могли собраться…все-все вместе, потому что все равно были единым целым, единой светлой горящей системой. Но больше всего, они мечтали найти свою первородную половинку, с которой раскололись прежде, чем перейти в пространство. Они искали – близнеца-духа. Искали-искали…и многие из них не могли найти.
Они не знали ничего, ибо память их была обнулена под чистую, но тем не менее…, они знали, что есть свет. И  когда наступал тот момент, когда встречались два человека-половинки, они встречались взорами – и…вот оно, узнавали в этих глазах тот самый свет…, который был с ними неразделим у начала веков…

И я верила, потому что когда я встретила его в первый раз, много-много лет назад, когда была ребенком, первое, что поразило меня – это особенность света его глаз. Они были просто необыкновенными, что в них такого особенного было, я не могла объяснить. Просто темные глаза. Но в этих глазах – была обреченность темной ночи, в них было сияние сотен звезд ночного неба, в них был холм, покрытый росой, в них был свет сталактитов вековых пещер, прорывающихся вверх. В них было неистовое пламя, зародившееся еще у истоков времен в самых недрах земли. Это пламя оттеняло непроглядную шелковую ночь, в сотнях бликов. Обжигающих, ранящих, как искры костра. Как сотни иголок, пронизывающих мягкую канву. И в тот миг…все это слилось во мне единым необъяснимым чувством, которое я, будучи ребенком, никогда бы не осмелилась назвать – любовью.
И это воспоминание настолько врезалось в мою голову, настолько отпечаталось на моем сердце, что я понимала – никогда и ни за что, я не смогу забыть это…никогда…

9)
Я знала, что ты придешь в мой сон, что ворвешься в него, как всегда врывался, чуть ли не выбивая ногой дверь.
Я сидела на золотистом стуле, потупив взор. На мне было белое-белое платье. Ты был как обычно серьезен, но в праздничных алых одеждах, длинных, в пол, как сутана. Я знала о твоей религиозности. Нет, я бы даже сказала врожденной тяге к Богу, я знала и чувствовала – что это для тебя, проникаясь этим, с ног до головы, каждой клеточкой. Я вбирала в себя тот свет, что ты дарил своими рассказами. Каждое сказанное тобой слово, было достойно того, чтобы быть записанным…
И вот ты, с золотым крестом на цепи, делаешь поклон, целуя книгу в тонком кожаном переплете…
И мне так хочется припасть губами к тому месту, где ты подарил священный поцелуй первому небесному писанию. И мне хочется, чтобы этот сакральный поцелуй был вечной нашей тайной…твоей и моей…
Но это просто сон…

10)
Мое состояние худо-бедно прошло через неделю. Свет, внесенный тобой в мою мрачную жизнь на грани самоубийства, потихоньку рассеялся.
Я продолжала работать. Устроилась перебирать статьи в местные газетенки. Притаскивала домой кипы бумаг. Вахтерша каждый раз качала головой, мол, сколько мусора. Я перебирала никчемные детские статейки, неумех и циников, отплевываясь, каждый раз, когда получала нагоняй на работе. «Это с твоей стороны, это бездарность, а люди – хотят это слышать!» - кричал начальник – «Они хотят думать, что мир под их ногами еще стоит!»
Я говорю – мир не стоит. Мир уже рушится. Он падает в бездну беззакония и мрака, вечных пьянок и сигаретного угара. Мир прозябает под заборами, растворяясь как дым, не оставляя за собой ни тени напоминания о том, что когда-то были в этом веки. Каждая из этих отвергнутых, поруганных душ – никогда уже не вернется. Никто не вспомнит, не подумает о них.
А вы наполняете свое брюхо, думая, что смотрите в будущее…
Начальник указал на дверь, и сказал, что если услышит еще что-то в подобном роде, выгонит

Я сидела, пила кофе, разбирая бумаги. И думала, об отвращении к самой себе. Если бы я не была на голодном пайке, я может, и поборолась бы за свободу «попугаев», но сейчас, я думала лишь о том, чем платить за квартиру. Поэтому, приловчилась к тому, что мой начальник называл «нужная пресса»

В очередной раз, спустив половину бумаг вниз, на вывоз мусора, я встретилась взглядом с тонкой фигурой белокурой девушки, которая мялась у вахты. Обычно, я не лезу не в свое дело, но девушка уж больно была несчастна
Я спросила, что случилось. Она сказала, что подозревает своего любимого в измене.  Теперь хочет высказать ему все, но эта суровая женщина (она же вахтерша), не пускает ее.
Я вздохнула, оценив быстрым взглядом эту милую девчушку.
Дело ведь совсем не в парне, не в измене, которой могло и не быть. А в неуверенности этой девушки в том, что любимый действительно принадлежит ей. Ведь сколько человек на этом белом свете, терзают себя и своих любимых, изнывая внутри – злобой, завистью и ненавистью. Я сказала, что ревность разъедает любовь. Она постепенно убивает ее, как по нотам, как по клеткам. Как страшная болезнь она сначала захватывает сердце, потом разум. Она затуманивает взор и ослабляет слух, она заставляет видеть нас везде и всюду – своих врагов.
А это страшно, когда ты в мире своих собственных демонов, разрушаешь то, что едва успеваешь построить. Неужели, мы хотим убивать то, что так долго взращивали? Неужели мы НАСТОЛЬКО не любим своих близких, чтобы терзать их день за днем, на пламенном костре? Зачем? Неужели люди совсем разучились верить? Верить проходимости любви. Верить в ее живучесть, во что бы то не стало? Они боятся…и страх застлал их глаза настолько, что они бояться даже вздохнуть…

Девочка разрыдалась. Она дрожащими руками набрала чей-то номер, и в слезах шептала – я люблю тебя, люблю…прости меня…
Вахтерша посмотрела на меня, и покрутила пальцем у виска
«Знаете, Тэмперанс, я всегда знала, что вы чокнутая, но никогда не думала, что настолько…» - прошептала она, но я увидела в ее глазах, какой-то иной огонек.
И я подумала, наверно, я все же растопила сердце даже этой хмурой женщины.