ЕЕ Будда 32-48

32)
Злобный старец, уж не знала, как еще его назвать. Прошел мимо нас. Я приоткрыла глаза, высвободившись из объятий Анри и стараясь натянуть на себя одежду.
Старик захихикал
«Ну, Анри, я же сказал – девушки, созданы, для того, чтобы их любили!»
И этот старикашка пошел по своим делам, нервно хихикая.
Анри откинулся на спину и расхохотался
«Он сущий бес…»
«А кто он?» - спросила я, оставив попытки прикрыться. Тело горело, и я совсем не ощущала холода окружающего воздуха.
Анри закусил губу, медленно произнеся
«Мой наставник, мой учитель…брат моего отца…»
Сказав это, Анри заложил руки за голову и смотрел в светлеющее после ночи небо…

33)
Я вышла на остановке, подходя к дому родителей. Как много раз я сбегала, и как много воды утекло. Забавно думать, что сейчас, они простят мне все…
Я постучала.
Дверь открыла моя кузина – Натали.
Она удивленно посмотрела на меня
«Тэмперанс, ты, что тут делаешь?»
«Вообще-то это дом моих родителей» - не очень дружелюбно отозвалась я
Кузина прислонилась к двери
«Не думаю…, что сейчас лучшее время…
Я оттолкнула ее
«Это не твое дело…
Я зашла в комнату.
Мама сидела на ковре, держа на руках маленького ребенка. Я закусила губу.
«Тэм? Доченька…»
Я смотрела только на ребенка. Натали опустила глаза.
Нет…

34)
Я ушла.
Я брела по улице города…
Сняв обувь, сняв шарф, который телепался по мостовой…
Слезы подступили к горлу комком, но так и не могли пролиться. Боль и обида сжала сердце. Как я ненавидела их. Так ненавидела, насколько было способно мое сердце.
Вы подумаете, что такого?
Я отвечу что такого…

35)
Я пустилась в исполнение гейса, данного моего любимому в ту ночь Самайна. Мы не встречались на тот момент, не обещали ничего друг другу. Просто были бок о бок. Я боялась.
Но каждый праздник, уходила прочь и проводила этот день с ним, тем, кто дарил мне покой и уют…, а потом…
Потом, как обычно бывает с двумя не думающих ни о чем, кроме своих чувств подростками случился…инцидент.
Именно так назвала ЭТО моя мама.
Тогда я пришла к ней и сказала, что ночь празднования дня святой Бригиды – принесла мне ребенка…
Мать закатила скандал и выгнала ночь навстречу тьме холодного окончание февраля…

36)
Я помню, как приползла к дому Анри. Я помню, как посмотрела на меня поверх очков эта странная женщина – его тетя. Я тогда рассказала ей все. Она посмотрела на меня, ненавистным, уничтожающим взглядом.
Она сказала, что ни о чем таком не знает, и ее мало интересует, кого им в подоле принесла девчонка без рода и племени. Она сказала, что ИХ семья никогда не примет бастарда. Да-да, именно так пафосно она сказала, как будто мы жили в средние века
Я не стала просить звать Генриха, не стала кричать ему.
Развернулась и ушла в ночь.
Помню, что оступилась и упала где-то под мостом.
Там и уснула.



37)
Через четыре с лишним часа, меня нашли какие-то люди. Нашли телефон у меня в сумке, набрали первый попавшийся номер (как назло попав на Анри!). Он примчался через пятнадцать минут и меня с обморожением увезли в больницу.
Из дома я ушла, в чем была, даже без куртки. А мороз в ту ночь был самый сильный, за всю декаду.
Я рыдала у врача, умоляя, чтобы он не говорил моему молодому человеку (т.е. Анри), что у меня должен был быть ребенок.
Ребенка я потеряла…

38)
Я остановилась, взглянув на небо. За что мне это? У меня после Анри было много мужчин. Последнего из них, я даже очень любила, и думала, что мы поженимся. Но когда Томас узнал, что детей, скорей всего, у меня уже и не будет, резко передумал.
Он мучил меня, постепенно, изводя, зная мой характер. Так низко и подло, пока я с воплем не сказала, что он сволочь и не выперла его за дверь.
Расставание с Томасом, фактически перечеркнуло в моих фантазиях желание быть любимой и создать семью. Это предательство очень сильно ранило меня.
А еще больше меня ранило то, что мой ребенок был убит. Убит из-за безразличия близких людей. Бедный Анри, он сошел бы с ума, если бы узнал, что я была от него беременна.
Он часто спрашивал и спрашивает меня – почему я сбежала?
Потому что столько боли не способен выдержать никто. А каждый миг с ним, напоминал мне об утрате моего дитя. И невыносимы были мысли о том, что я никогда не смогу ему родить. А он так мечтал о детях.
О мальчике и девочке. Как по канону. И чтобы первый был мальчик.
У меня наворачивались слезы, но я не могла сказать – Анри, нашего мальчика убили наши родители…
Он бы не вынес…
А я…
… я могу вынести все…

39)
Томас был юристом. Весьма успешным. Возможно, если бы в свое время он не послушался совета своей матери (причем, очень приятной и милой женщины), он так и остался бы оболтусом. Сейчас он имеет престижную должность и весьма известен в своих кругах.
Очевидно, это пошло еще с детства, когда Томас понял, что истинным законом его жизни является слово матери. Привыкнув, подчинятся женщинам, он так же с легкостью попал под мое влияние.
Суть в том, что я никогда не веду себя, как подобает уважающей себя женщине. Я просто – ЖИВУ. Так как хочу, говорю не задумываясь, временами выдавая такие вещи, которые другим кажутся, ну, по меньшей мере странными.
Однако, так уж приучил меня в свое время Генрих – не бояться быть собой. Причем абсолютно обратно своему собственному примеру. Он был зажат, потому что в свое время был не понят, его осмотрительность стала привычкой. Извечное недоверие и проверка собеседника на ложь – это очень сильно раздражало.
А я быстро вобрала в себя это качество, быть чем-то абсолютно не таким, даже противоречащим окружающей действительности. Может поэтому я настолько отвергнута обществом, что мне банально не с кем выйти пройтись по магазинам в выходные?

Я выхожу на улицу. Прохладно. Золотые листья переливаются в солнечных лучах, а в небесной выси глубокие пухлые облака, скользят вдоль горизонта. Я выхожу на дорогу, вьющуюся лентой насколько позволяет взгляд. Сажусь в душную маршрутку, на заднее сидение. Открываю окно, чтобы задувал прохладный воздух, лаская пряди волос. В уши – наушники. Легкую этническую музыку. Прикрываю глаза, зная, что ехать до мегацентра еще очень далеко. Маршрутка подпрыгивает на кочках. Шумно. Люди снуют туда-сюда, выходят на остановках, а я не отвожу глаз от дороги. Вокруг машины, люди, семьи…всем им нужно куда-то, все они хотят попасть к кому-то в гости, по делам или к любимым. Садится парень с букетом цветов. Он нежно прижимает к груди алые лепестки хрупких розочек, будто собственную любимую. Улыбка появляется на моем лице. Уверенна, что его девушка – несчастная и склочная девушка. А он милый и добрейшей души человек – терпит ее выходки. Все должно быть в равновесии.
Мы выезжаем на широкую трассу, где есть только поля и холмы. Свежий воздух и полнейшая пустота. Меня клонит в сон, но скоро выхожу.
Маршрутка тормозит на конечной остановке у мегацентра. Я выхожу вместе с остальными людьми, туман опустился за городом, окутав ближайшие здания. Я поднимаюсь на эскалаторе на третий этаж. Прохожу мимо ювелирного магазина. Останавливаюсь у витрины, смотря на обручальное колечко. Что-то внутри меня сжимается и тихо плачет…
Но внутри меня что-то также знает, что когда-то все будет хорошо, и что счастье для меня только впереди. Но так хочется его сейчас – этого самого счастья, именно в эту секунду, пока оно еще может быть доступно…
Лишь пока мы молоды и полны сил, чтобы испытать всю полноту того, что должны.

40)
Я сажусь за столик кафе, что находится здесь. Мне видно нижний этаж, через стеклянную перегородку. Я заказываю крепкий черный кофе. Сижу, положив перчатки на край стола, чуть качая ногой в такт музыки. Я одинока. И я наслаждаюсь и упиваюсь своим одиночеством, когда могу уничтожить взглядом ту блондинку, умиляться с той семьи или же заманить в свои сети вон того брюнета.
Я отпиваю глоток, принесенного кофе. Разливается по жилам тепло. Вот только это тепло пока для меня и доступно. Внутри горечь. Но это совсем не от кофе, что я пью. Я понимаю, что я одна – одна в этом огромном безразличном мире. Слезы комом замирают у самого горла, и я понимаю, что вот-вот еще чуть-чуть, и я разрыдаюсь на глазах всех этих людей.
Я допиваю кофе, расплачиваюсь за него, мило улыбаюсь официанту, получившему чаевые.
Выхожу на воздух, глотаю его, почти готовая упасть на колени и кричать о своем одиночестве. Заказываю такси и еду домой, зная, что заплачу кучу денег за такой долгий проезд.
Выхожу у своего дома, смотрю на ненавистную квартиру и обстановку. Понимаю – причина моего одиночества только я сама…

41)
Он все не приходил и не приходил. Я знала, что с моей стороны не справедливо думать о нем. Ведь я убежала от него, пусть это было и давно. Я пью кружку за кружкой дурацкий кофе, и нервно грызу крекер (больше есть и нечего, собственно). На столе скопилась кипа бумаг. А я сижу и жду. Я знаю, что опять уволят. Ну и пусть. Я возьму эти бумажки, кину ему в лицо, и заору – иди к черту! И буду такова. Я просто лелею это внутри себя.
Отросшие ногти нервно барабанят по столу. Надо бы привести их в порядок. В салон сходить. Или маникюр сделать. Но я могу только думать, что если я выйду за порог – он может прийти, и не застать меня дома. Как же я могу?
Я буду сидеть и ждать. И знать что он придет.
День …ночь…день …ночь…

Жуткие мешки под глазами. Ужасный крекер раскрошен по столу. Кофе допит. В ход пошло вино, которого осталось лишь на несколько глотков. Я переливаю его из бокала в бокал, положив голову на стол. Сколько прошло? Наверно, уже неделя…он больше не придет.
Икаю. В желудке перекати поле. С работы звонят – разрывается телефон. Мысль одна – он пришел снова, чтобы оставить меня опять. Анри всегда приходит, когда хочет…

42)
Я понимаю, что он больше не придет.
Я с усилием заставляю себя снова идти на работу. Снова выполнять ненавистные монотонные действия. Обрабатывать статью, делать рецензии, на статьи коллег. Отдавать это в печать, забирать контрольные листы. Заходить в бухгалтерию, мило улыбаться местным толстушкам, получать свои «кровные» и, возвращаясь домой, покупать бутылку вина.
Приходить, ставить ее, неловко откупоривать, обязательно поломав ноготь. Налить два бокала. Один оставить нетронутым, положив рядом кусочек лимона. И смотреть на этот бокал, пить и снова пить.
Верить, что дни могут пройти в вечности. А забвение в попойках.
Просто знаю, что он не придет

43)
Однажды, когда вахтерше показалось, что я слишком долго не выхожу из дома, она пришла ко мне.
Увидела меня в груде хлама, составляющего хаос моей жизни. Я лежала на полу, растянувшись во весь свой рост, в обнимку с вином и рыдала. В голос.
Я увидела странное смятение на лице женщины. Она резко подняла меня с пола, отобрав в бутылку, сунула меня в душевую кабинку и включила холодную воду.
Я орала, и обсыпала ее проклятьями. Когда я утихла, она выпустила меня.
Я, как мокрая кошка, уселась на край стула и затихла.
Вахтерша собрала вещи, что были разбросаны по полу, кинула их в стиральную машину. Разгребла остатки ужина.
Мне было стыдно, я зарылась в мокрые волосы и дрожала. Я вдруг подумала, что, сколько знаю эту женщину, даже имени ее не разу не спросила.
Она перехватила мой взгляд
«Ну, что, отошла?» - спросила она
Я кивнула. Женщина села напротив меня, долго изучая меня синими глазами. Я заметила, что она гораздо моложе, чем я думала сначала, просто не ухожена. Но ведь возраст никогда не скрыть – он всегда кроется в глазах.
«Я…даже не знаю вашего имени…» - сказала я смущенно
Женщина улыбнулась
«Простите…, я наверно, вообще зря вмешалась, это не мое дело. Но мне показалось, что вы очень одиноки…»

44)
Оказалось, что зовут ее Линдси. Линдси было всего тридцать пять лет. Она была замужем, четыре года назад, но муж ее влюбился в молодую студентку и изменил ей. Линдси простила ему измену, но ребенка родить не могла. Поэтому брак в скорости распался, а муж ушел к студентке, которая родила ему двойню. Я вообще очень чутко относилась к подобным историям. Особенно, что касалось детей
Линдси была родом из Германии, здесь жила уже пять лет. Работала тут, как только приехала, да ничего лучше не нашла. И не смогла прижиться особо в городе, так же, как и я.
«Так говоришь, родных тут вообще нет?» - удивленно спросила я
«Вообще никого…» - Линдси решила, что мы все же допьем вино, но сделаем это вместе.
Мы расположились за кофейным столиком, на полу. Я включила телевизор, для фона, свет выключен. Уже смеркалось. В тенях, что отбрасывал телевизор ее лицо казалось особенно бледным, и каким-то измученным. Я спросила, утомляет ли ее работа. Линдси пожала плечами.
Как и у меня выбора у нее не было. Ни друзей, ни знакомых – особо тоже. Работа – была единственным смыслом существования.
«Как не любимая работа может быть смыслом?» - фыркнула я, допивая бокал
Линдси прислонилась спиной к дивану, прикрыв глаза
«Человеку постоянно нужно к чему-то стремится, он как белка в колесе – если остановится – все, смерть. Так и я…мне больше не куда бежать, у меня нет ничего за душой, кроме этой работы и бесполезного существования…»
Я крутила в руках бокал.
Линдси посмотрела на меня
«А ты…такая молодая, и столько пьешь…»
«Я от тоски» - улыбнулась я
Пришлось рассказать историю ссоры с родителями, поиски своего пути…, и…Анри…
Линдси слушала, не перебивая. Не смотря, она тягала из тарелки маленькие бутерброды, что я сделала на скорую руку
Когда я закончила, поднявшись, чтобы заварить кофе, Лин всхлипнула.
«Знаешь, ты счастливица…»
Я стала спрашивать, чего это она вдруг разревелась
«Просто у тебя есть человек, по которому можно сходить с ума, а у меня нет никого…»
Меня передернуло. Я зажгла огонь на печке, и долго смотрела в стену. Мысли ускользали. Сходить с ума…неужели, я до сих пор люблю Анри? Неужели, он до сих пор так нужен мне, что я задыхаюсь?
Мы просидели весь вечер, говоря о женском, о наболевшем.
Ушла Лин только в полночь.

Мы, как в детстве, сцепили мизинцы и пообещали друг дружке, что теперь точно не будем одиноки в этом городе.

45)
С самого раннего утра, я убралась в доме, перемыла посуду.
Доделала работу и отнесла все на начальнику.
Тут удивленно принял все в срок, странно косясь на меня.
Когда я спросила, что со мной не так – он ответил – ты ожила.

Пользуясь моментом, что «жива», зашла в магазин и накупила разных вкусностей. Лин отлично готовила, и пообещала показать пару блюд, а заодно нормально накормить меня. (Я скинула почти шесть кило…)
Подходя к дому, с огромным кульком, я случайно заметила свою кузину у дома
«Чего тебе?» - буркнула я
«В тот раз не совсем хорошо получилось…» - замялась она – «Может стоит…»
«Не стоит» - ответила я, нервно дернув плечами – «С мамой я потом поговорю, а тебя видеть просто не хочу»
Я оттолкнула ее и поднялась наверх.
Лин заметила, что я какая-то угрюмая. Я отдала ей продукты и пожала плечами. Мол, пустяки.

46)
Лин сказала, что хочет усыновить ребенка. После вчерашних разговоров со мной, она решила, что больше не желает быть одна и собирается предпринять решительные действия.
Я улыбнулась. Потом она посмотрела на меня. Задумалась. Сказала, что вся энергия из меня как-то улетучивается.
«В смысле?» - удивилась я
Она пожала плечами
«Ну, я не знаю, как это объяснить…, просто ты как будто растворяешься. Может дело в том, что нет положительных впечатлений?»
Я согласилась. Ну, да, где тут уж их взять.
А угрюмость вызвана серостью погоды
Ну, да, согласилась я – типа осенняя депрессия.
Лин долго сдерживала улыбку, а потом ляпнула
«Короче, дорогуша. Тебе просто не хватает секса…»
Я швырнула в нее подушку.



47)
Нет, ну, я конечно с Лин не спорю, но так заявлять об этом.
Я вздохнула, вытянув ноги на кровати. По телевизору шла нелепая передача, перегребающая сплетни. Я запрокинула голову, чтобы мне было видно окно. Наблюдала за машинами
Если бы сейчас пришел Анри, я бы просто накинулась на него…правда.
Но он приходит, только когда хочет сам…
Что-то не в ту степь…опять…

48)
«Нам нужно с кем-то познакомиться» - подытожила Лин, впихнув меня в вечернее платье и вытаскивая меня в театр
Я крутила пальцем у виска
Мол, мать, ты что сдурела, какой век на дворе? Разве можно с кем-то познакомиться в театре?
Но оказывается, что у Лин все же были определенные знакомые в городе.
Мартин и Оливер. Оливер был одним из наших постояльцев и работал в банке, Мартин был его другом детства, ему едва исполнилось тридцать лет, и он был перспективным бухгалтером.
Оливер и Лин были знакомы уже несколько лет, Оливер пригласил ее в театр еще несколько недель назад, просто так…(ну, это она так говорила, но ее хитрые подмигивания явно говорили об обратном)
Мартин же просто не мог найти себе достойную компанию в городе.

Мы посмотрели спектакль и ужинали в ресторане. Мартин постоянно говорил и говорил, о политике и о перспективах рынка труда. Линдси делала вид, что внимательно слушает. Я себя не утруждала особо, наслаждаясь ужином, и смотря в окно, на вечерний город. Мартин пытался привлечь мое внимание, но я ограничивалась парой острых фраз и умолкала.
«Я слышал, вы журналист?» - спросил он
«Да, работаю в мелкой местной газетенке» - ответила я, чтобы отмести дальнейшие уточнения
«Я уверен, что вы могли бы найти более перспективную работу»
«Меня не интересует карьерный рост» - отрезала я, опустив глаза в тарелку.
Лин злилась на меня, я чувствовала.
Не сказать, что я думала о чем-то другом. Просто Мартин меня не привлекал. Не было в нем загадки, наполнения. Да и, не смотря на то, что он был вполне себе ничего, был слишком вычурен и слащав.
Меня раздражала его манера говорить, привычка закатывать глаза и странно двигать бровями.