ЕЕ Будда 83-86

83)
Анри
«В тот момент, внутри меня что-то оборвалось и перестало существовать. Как будто хлипкую часть меня навсегда оторвали. Я был трусом. Всю свою жизнь – я был трусом.
Я боялся оторваться от тетки, сказать ей, что я хочу иной жизни. Я позволил влиять на выбор моего будущего. Я оттолкнул единственную девушку, которая действительно была мне нужна и важна. Она будто была частью меня…
Обычно был я, была она…, но стоило нам оказаться вместе и появлялось что-то иное…совсем другое…больше, чем просто любовь. В долгих наших с ней разговорах – я терял себя, свою личность. Это так пугало, что мне хотелось бежать. Я отрицал, что могу любить ее, наверно, поэтому она тоже привыкла так думать…
Возможно, я каждым своим неправильным шагом, отрывал кусочек ее ранимого сердца. Однажды – от него ничего не осталось
Ее слова…про нашего ребенка – уничтожили во мне все. В том числе и прежнюю любовь к прошлому. Теперь не существовало прежнего меня…ведь в тот самый вечер, когда мы потеряли наше дитя, я чувствовал…, чувствовал ее боль и обреченность, но ничего не сделал…потому…потому что я думал, что ошибаюсь. Я СТРУСИЛ проверить это…
Конец…теперь я понимал, что это конец…
Зазвонил мой телефон и мне сказали, что я единственный, кого они смогли разыскать. Я не мог воспринять, что мне хотят сказать эти врачи по телефону. Что говорит полицейский. Все было как во сне…
…но на самом деле не осталось ничего…

84)
Мне сказали. Знаете, ей очень повезло.
Я смотрел на свою возлюбленную, которая лежала на кушетке, вся загипсованная, подключенная к аппаратам искусственной вентиляции легких, и думал, как же повезло?
Мне сказали, что от удара сломались ребра, и верхние пронзили легкое. Мне сказали, что с такими ранами – не живут.
Я не понимал. Я сидел с пустым выражением в коридоре. И абсолютно не понимал, что это должно значить.
Травма головы. Гематома. Вот что они еще сказали. Но ей очень повезло – она могла вообще не выжить.
Да, она не хотела выживать – она хотела жить.
Потом мне сказали, что ее мать отказалась приезжать в больницу. Все внутри меня сжалось от гнева и боли. Неужели даже сейчас ей абсолютно плевать?
А потом мне сказали, а знаете, ваша…подруга/любимая/невеста/жена (нужное подчеркнуть) была беременна. Всего три недели. Вы не знали? Как же так! О, да…ребенок выживет, а вот она…смутно…
Слезы душили меня. Какая же она идиотка! Маленькая несмышленая идиотка!
Слезы душили…, ну, почему…почему я не нашел в себе силы остаться, врезать ей по лицу, и сказать – что буду с ней не смотря ни на что?
Ведь именно это ей хотелось услышать больше всего…

85)
«Максимилиан…» - крикнул Анри, сжимая в руках куртку темноволосого мальчишки – «Иди, сюда, ну сколько можно!»
Ребенок остановился на полпути к фонтану, показал отцу язык и скрылся в тени деревьев.
«Не кричи на него Анри» - сказал тихий хриплый голос. Анри катил инвалидную коляску. Хрип то и дело вырывался из ее груди. Генрих наклонился, поправив одеяло.
«Тише, не надо так…лучше не говори…, постой пока, а я догоню этого сорванца…»

За время беременности силы кажется частично ко мне вернулись. Но самой собой я себя совсем не ощущала. Я не чувствовала ног. Мне сказали, что отнялись они не из-за травмы, а из-за моего морального барьера. Но я не могла его преодолеть. Никак. Находится долго на воздухе мне тоже было нельзя. Осколки ребер вытащили. Поставили какой-то аппарат. Я чувствовала себя развалиной и удивлялась, как я еще жива? Думала о том, почему я не утопилась, не сбросилась с моста, не повесилась? Почему надо было бросаться под машину? Наверно, подсознательно, я все же надеялась выжить. Это был отчаянный крик…
Сын подбежал ко мне, обняв. Анри пригрозил ему, чтобы он не сильно меня сжимал.
Я смотрела в глаза Анри, они были полны нежности, но и безграничной печали. Я понимала, что причиняю ему нестерпимую боль. Но он говорил, каждый вечер говорил мне, что мы сможем…, что мы все преодолеем.
Макс был еще маленьким. Я подумала – он все забудет. Анри – нет. Но может когда-то боль утихнет…может через пять лет, может через семь, но он все же сможет жить…

86)
Ровно через три недели четыре часа и сорок семь минут сердце Тэмперанс Мердок (все же ставшей супругой Анри) остановилось. Тихо и мирно, она умерла на плече любимого, захлебнувшись в собственной крови…

Могила Тэм находилась на окраине кладбища. Анри посадил там маленькую березку, которая почему-то все не хотела подрастать. Могила заросла зеленой травой…

Максимилиан не забыл. Не забыл той боли, от потери матери, как того хотела сама Тэм. Врачи позже сказали, что она страдала тяжелым психическим расстройством, и ее расположенность к суициду была врожденной патологией, а не следствием духовных переживаний. Только Генрих…и только он знал, что на самом деле его любимая звездочка Тэм была слишком яркой для этого мира…

С любовью и нежностью, ваш автор,
13.11.10