Меч триединства. Глава12

                12. ЯВЛЕНИЕ СТАРШЕГО БРАТА.
Сознание постепенно возвращалось к Фиржану. Теперь, когда он уже понимал,  что жив, можно было и начать какие-нибудь действия, и самое первое, что следовало бы – открыть глаза. Легко, однако, подумать «открыть глаза», на деле же сил на это Фиржан потратил чуть ли не больше, чем он оставил у берега Озера Слёз. Приходить в себя оказалось до невозможности тяжелою. Всё, что только могли различить его глаза – сплошная бежево-серая пелена. Ну не совсем сплошная: размытые тёмные пятна – мебель, немного более светлый кусок пелены – окно. В принципе ориентироваться худо – бедно, но можно. Киракиец попытался подняться или хотя бы пошевелиться – никак. И дело было даже не в  повязках, которые опутали его со всех сторон, словно кокон, а в том, что шевельнуться Фиржан не мог чисто физически. Однако бежево-серый пейзаж быстро наскучил и к тому же умудрился утомить глаза, в которые теперь по ощущениям засыпали пригоршню-другую песку, потому он закрыл глаза и просто постарался расслабиться. В таком состоянии думать было неудобно, другое Фиржан принять не мог, поэтому он просто лежал и наслаждался своим положением, как вдруг чьи-то необычайно мягкие слегка влажные руки коснулись его лба. Фиржан открыл глаза. Теперь светлое пятно окна загораживало собой другое почти чёрное пятно. «Бьюсем»,- догадался Фиржан, поскольку Бигой уж точно не обладал такой кожей, Беллоу и Аксорс тоже таковой похвастаться не могли.
-Что ж, должен сказать,  что ты не самое плохое, что можно увидеть после пробуждения,- с огромным трудом выдохнул он.
По едва уловимому смешку, которым собеседница ответила на это простенькую шутку, Фиржан окончательно убедился,  что перед ним Бьюсем.
-Сколько меня не было? – решил он развивать разговор.
-Три дня в себя не приходил,- ответила Бьюсем. Голос её несколько гулко ударялся в уши, но слова были хорошо различимы.- Я за тебя беспокоилась.
-Ещё бы ты за меня не беспокоилась – с того света я подписать указ о вступлении в войну не смогу,- усмехнулся Фиржан.
-Дурак ты, - Фиржан не видел её лица, но по голосу догадался, что она действительно обиделась.- Ты для меня вообще-то не пустое место.
-Блеск,- поспешил произнести Фиржан, поскольку слушать сейчас доказательства того, что он «не пустое место» он был не в состоянии.- Принеси лучше чего-нибудь глаза смочить – сушит невыносимо.
Пятно - Бьюсем удалилось к столу, и через некоторое время её голос прозвучал почти у самого уха Фиржана: «Закрой глаза». Киракиец повиновался. Мягкая смоченная холодной водой губка быстро прогнала с глаз пламя, а как потом оказалось, когда Фиржан глаза открыл – пелену. Теперь всё обрело должную чёткость, и Фиржан рассмотрел наконец лицо нильфийки. Оно было не по-хорошему красным и каким-то заспанным.
-Долго не спала?- спросил он.
-День.
-А если не врать?
 -Три,- Бьюсем виновато опустила взгляд.
-И плакала тоже все три дня?
Она не ответила, но Фиржан понял, что плакала. От осознания этого его посетило смешанное чувство: с одной стороны ему было приятно, что за она за него так переживает, но с другой чувство, толкающее рёбра изнутри, не отпускало его: совесть? стыд? вина? Фиржан не знал точно, но ощущение было явно не из приятных. Преодолевая почти титанические усилия, Фиржан поднял перепутанную руку и провёл ей по свалявшимся за бессонные ночи волосам.
-Глупенькая ты,- промолвил он. – Не стою я такого, уж точно не я.
-Мне лучше знать стоишь или нет,- улыбнулась она.- Мои слёзы – на кого хочу, на того расходую.
Фиржану стало от этих слов много лучше, чем от самых дорогих мазей и снадобий. Казалось, что если ещё час-другой она проговорит с ним, то он тут же вскочит на ноги и скинет с себя уже успевшие приесться ему повязки, которые мало того что сковывали движения, так ещё и как назло сползали.
-Бьюсем,-  слегка запнувшись, сомневаясь в правильности своих слов, сказал Фиржан,- ты мне не поможешь? Повязка на спине сбилась, надо поправить.
-Конечно,- вдруг встрепенулась Бьюсем, обрадованная тем, что может хоть чем-то помочь.
Она как можно аккуратнее помогла приподняться Фиржану над кроватью и с такой осторожностью, с какой даже ювелир не вкладывает каменья в украшения, начала расправлять хлопковые волокна перевязочной ткани. В этот момент лицо её оказалось так близко к его лицу, что он мог видеть своё отражения в её казавшихся бездонными карих глазах. И Фиржан не удержался. Поцелуй получился столь внезапным, что в глазах её застыло удивление, но она ответила и даже слегка прижала Фиржана к себе. Это длилось секунду, не больше, но для него и эта секунда вылилась в вечность, как вдруг Бьюсем спохватилась и, вскрикнув, оттолкнула его обратно в постель. Она явно не рассчитала сил, потому что под повязками на груди его что-то не то хрустнуло, не то чавкнуло, и они начали стремительно краснеть – рана открылась.
-БИГОЙ!!- проревел Фиржан, пытаясь смирить боль, но безуспешно, судя по его крику.
Бьюсем стала как вкапанная. Она не на шутку испугалась, и даже не столько того, что Фиржан мог рассказать Бигою, кто стал причиной открывшейся раны, сколько того, что она сделала ему больно.
Не прошло и минуты, как в комнату со словами, «Какого тут ещё случилось?!» влетел Бигой.
-Рана открылась, неужели так не заметно?- съехидничал Фиржан, пытаясь этим показать, что ему не больно.
-КАК?
При этих словах Бьюсем моментально стала бледней стены.
-Да встать пробовал, не получилось, как видишь,- прорычал раненый киракиец в ответ.
-Ты то куда смотрела?- бросил Бигой Бьюсем, не поворачиваясь, впрочем, в её сторону, когда приступил к разматыванию повязок.
-Да она тут вообще не причём. Думаешь, чьими стараниями я снова в кровати оказался?- выдал вдруг Фиржан.
-Так это не из-за неё?
-Нет, конечно, выведи ее, пожалуйста – не хочу, чтобы она мои новые дырки видела,- вымолвил Фиржан, когда из-под хлопкового полотна начала показываться кожа. – И неплохо бы извиниться, хорошо?
-Как скажешь,- развёл Бигой и выпроводил остолбеневшую от произошедшего Бьюсем из комнаты.
Перевязочная ткань отставала от кожи неохотно, если даже не с болью, хоть и с небольшой.
-Крепко же меня дядя помял,- сказал Фиржан, разглядывая кровоточащие глубокие борозды на своей груди.
-Ты ещё спину не видел,- улыбнулся Бигой, подойдя к нему с глиняной баночкой нестерпимо вонючей вяжущей мази, и принялся смазывать ей раны киракийца.
На ощущение мазь оказалась ничуть не лучше, чем на запах – какая-то склизкая, холодная, как вода в горных источниках, к тому же ещё ужасно жгла, и Фиржану под сей мукой стоило всех своих сил, чтобы не разразиться потоком брани. Как сильно было то блаженство – опуститься на приятную, мягкую, тёплую постель после той пытки, которую задал ему Бигой.
-Ивелтиля схоронили?- спросил он таким тоном, словно речь шла о погоде.
-Ещё в первый день схоронили.
-Хороший был киракиец…, если бы не держался так сильно за то, что ему не принадлежит,- заметил Фиржан.- А меня уже объявили, небось, новым Смотрителем?
-Мантия ждёт своего хозяина в тронной зале,- подтвердил его догадку Бигой, усаживаясь у ног нового Смотрителя.
-Когда встать на ноги смогу?
-Даже при использовании нашего дара восстановления на это дело уйдёт дня три, не меньше.
-Не меньше,- задумчиво повторил Фиржан.
-Никак не меньше,- Бигой слегка замялся.- Бьюсем просила за тобой поухаживать.
-А без нянек никак не обойтись?- довольно хмыкнул Фиржан, которого явно эта новость веселила.
-Она очень просила,- развёл руками Бигой.- Кстати, она там на выходе так и стоит. Пускать?
-Пускай,- улыбнулся Фиржан.- Пускай.
                ****
В обещанные Бигоем три дня Фиржан действительно стал много лучше, чем был – всё это хвалёная живучесть киракийцев. И хотя бегать он не мог, и опозитби танцевать начнёт нескоро, но он уже прохаживался по коридорам СВОЕГО дворца, опираясь на специально сооруженную для него трость. Бьюсем все эти три дня не оставляла его и на минуту. Казалось, что в бойне на берегу Озера Слез, она винила себя. Сколько ни упрашивал и ни уговаривал её Фиржан поумерить свой пыл, она всё равно уже подносила ему воды, когда он даже произнести желания не успевал, она меняла ему повязки, несмотря на буйный протест Фиржана против оного – не хотел он, чтобы девушка видела его раны. В общем, кризис, если можно так выразиться, миновал, потому уже становился вопрос об отбытии миссии в Маршунгар.
Снова выдался солнечный день, почти такой же, как на празднике Посвящения, разве что ветер отсутствовал. Беллоу смотрел в растворённое окно, покуривая трубку, как вдруг позади раздался сорванный бегом голос Бигоя: «Беллоу, Фиржана видел»?
-Ваше сиятельство!- мгновенно вытянулся начальник стражи перед Аюбером.
-Отставить!- тут же поспешил прервать Бигой ожидавший его уже приевшийся доклад о том, что в смену его никаких происшествий не произошло.- Фиржан где?
-Да вот он,- Беллоу махнул рукой в сторону окна, разогнав напущенные им клубы белого едкого дыма,- в саду.
Бигой выглянул в окно. Там, за ним, находился внутренний дворцовый сад – небольшая площадка с всегда зелёной травой, невысокими деревцами и небольшим всегда кристально-чистым, о чём регулярно заботилась многочисленная дворцовая прислуга, прудом. Среди всей этой идиллии сидел Фиржан. Трость он выбросил к самой дворцовой стене, ровно как и рубаху, оставшись в одних штанах. Даже из окна замка отчётливо видно было светло-розовые полосы по всему телу молодого Смотрителя – шрамы, оставленные дядей «на память». Фиржан сидел у самой кромки воды, уткнув голову в колени и, время от времени смачивая лицо водой, тяжело дышал.
- Перевоплотиться пытался?- спросил Бигой, глядя на дёргающуюся в сорванном дыхании спину киракийца.
-Пытался,- утвердительно кивнул головой Беллоу.
-И как?
 -Перекинулся, но форму дольше десяти секунд удержать не может – развоплощается.
-Бесится?
-Ещё как бесится,- кивнул стражник, почти в самое лицо, выдыхая Бигою дым.- Не понимает, что при его физической слабости он даже человеческий облик по идее покидать не должен.
-Сильный парень, ничего не скажешь,- обратился Бигой к Беллоу, а затем, высунувшись из окна, прокричал Смотрителю.- Фиржан!
Никакой реакции, пришлось повторить. На второй раз Фиржан быстро, пусть и несколько неохотно повернул голову: «Что там»?!
-Как бы это тебе сказать-то…раз уж ты у нас теперь вроде как Высочество, может, заявишься в зал для заседаний?
-Смысл?
-Ну, вроде как миссия из Нильфы уходить собирается,- произнёс Бигой и, заметив, как это известие взволновало внезапно вскочившего на ноги Фиржана, добавил.- Заседание начнётся через пятнадцать минут…и я бы на твоём месте искупался – несёт от тебя, друг мой, так, что даже мне нос режет – напрягаться-то поменьше надобно бы.
Фиржан ответил на шутку смехом – похоже, его расположение духа от первых, не слишком удачных, попыток перевоплощения не сильно пострадало.
-Хорошо, Бигой, иди пока туда сам, я присоединюсь ещё до начала,- сказал Смотритель и хромая направился к одежде.
                ****
На сей раз, в зале было много просторнее: совещание было закрытым, потому старейшин на него не пустили. Фиржан сидел теперь не в отдалённом кресле, а в центральном мраморном троне Смотрителя. Холодный камень приятно остужал разогретое попытками перекинуться тело, потому Смотритель практически прилип к нему, и ужасно не хотелось ему вставать, когда в  залу вошли Аксорс, Бьюсем. Но на этот раз кроме дипломатов на заседание прибыли Халкгивен и гвардейцы.
«Забавно,- подумал про себя Фиржан,- в прошлый раз, когда я тут появился, всё закончилось бойней с дядей…интересно, что теперь-то будет»?
За этими мыслями молодой Смотритель не замечал ничего и никого, и в реальность его вернул только внезапно появившийся сзади Аксорс: «Интереснейшие у тебя размышления, друг мой»,- произнёс он, заставив Фиржана слегка вздрогнуть.
-Аксорс, я не люблю, когда меня читают, и не хочу, чтобы ты этим пользовался, если не сложно,- улыбнулся Фиржан, когда к нему вернулось ощущение пространства.
-Конечно, не сложно, Фиржан,- с радостным видом кивнул головой Аксорс, возвращаясь на своё место.
Такую мелочную весёлую суету, которая, наверное, свойственна всем заседательным залам до начала официальной части, прервал гонг, и все, кто в зале был: Бигой, Аксорс, Бьюсем, Халкгивен и трое военных - рассеялись по своим местам. Теперь Фиржану пришлось-таки подняться, чтобы поприветствовать нильфийцев.
-Ну что же, - начал Аксорс,- сегодня, для начала, хотелось бы выразить нашу признательность и уважение новому Смотрителю Киракийского Полиса – Фиржану, сыну Сейвера,- как вдруг сын Сейвера неожиданно прервал торжественную речь, которая, он знал, займёт не так уж и мало времени.
-Аксорс, прибереги красноречие для других, подобных моему покойному дяде, людей, для которых заседание без официоза не заседание. Не взыщи, но я предпочёл бы сразу перейти к делу.
Аксорс, которого слова Фиржана сначала осадили и сбили с толку, улыбнулся одними глазами, мол, молодец, Фиржан, сразу к делу.
Спир уселся в своё кресло и тоном, абсолютно хоть сколько-нибудь лишённым типичных для таких случаев фраз и оборотов, произнёс: «Значит суть вот в чём, решить надо, Фиржан, когда и куда ты со своей армией заявишься».
-Понимаю, не думаю, что Маршунгар сильно обрадуется, если мы придём к Бигхарбору со своим войском,- улыбнулся Фиржан,- Тогда куда нам стоит идти?
Аксорса этот вопрос не озадачил: он, похоже, не раз уже обдумывал, где стоит объединять союзнические армии.
-Юго-западнее Астингтона, в пятистах тысяч шагов, есть одно место, его называют Дезжер, там достаточно места, чтобы развернуть войска, да и от Астингтона тоже не далеко.
Фиржан некоторое время молчал, словно он уже был в Дезжере и теперь вспоминал, действительно ли там достаточно места.
-Как всегда ты прав, Белый,- промолвил он, наконец.- Когда мне там быть?
Над этим вопросом Аксорс тоже не раздумывал: «Смотри, через три-четыре дня мы достигнем Маршунгара, поскольку тронуться мы собираемся уже сегодня, да ещё неделя, наверное, чтобы уговорить правителя Маршунгар, да ещё дня три, чтобы добраться до Дезжера…в случае успеха, конечно»,- поспешил добавить спир, чтобы не смущать собеседников своим уверенным тоном, ибо ни в чём он уверен не был.
-Хорошо, через две недели мы там будем,- как-то слишком твёрдо ответил Фиржан.
-Теперь я обращаюсь уже не столько к тебе,- продолжил Аксорс,- сколько к членам миссии. Маршунгар будет настроен холодно, если даже не враждебно, поэтому у меня к вам предложение. Я предлагаю оставить Бьюсем здесь, в Полисе, поскольку она девушка, а в самом плохом финале нам в Маршунгаре светит тюрьма. Я не хочу подвергать её такому риску.
Фиржан, которые в самом начале слов Аксорса мигом отпустил своё внимание куда-то вдаль, как только речь  зашла о Бьюсем тут же вернул его назад – новость о том, что нильфийка могла остаться  в Полисе ещё на две недели, вызывала в нём смешанные чувства: с одной стороны ему этого очень хотелось,…но с другой тяготило его что-то сродни страха, только несколько более сложное.
-Бьюсем ничего не грозит, пока она с нами,- эти слова Бароу тут же вернули Фиржана назад в залу.
«Боится лысый,- не без удовольствия подумал Смотритель,- ревнует, потому и отпускать не хочет».
-А я всё-таки не думаю, что стоит её в Маршунгар пускать,- подал голос Халкгивен.- Она мне сестра, на минуточку, и если Аксорс говорит, что может быть опасность, то я не хочу, чтобы она там была.
-Мелкий,- поднялся тут Лионкис (он в последнее время завел себе привычку называть Халкгивена мелким), - тебя как бы не спрашивали. Молчи, будь паинькой.
«И этот заступается,- отметил Фиржан,- тоже понимает, что Бароу не хочет меня рядом с ней видеть».
Споры меж тем усиливались. Халкгивен и Аксорс стояли на том, чтобы Бьюсем осталась в Полисе, Бароу, Лионкис и Тасхенд – на том, чтобы Бьюсем шла в Маршунгар. Только сама виновница спора забилась в самую глубину кресла, словно надеясь там спрятаться, и не говорила ни слова,…казалось, она даже не дышала. Фиржан видел и это, он понимал, что сейчас произойдёт: он видел подобное у дяди, когда наблюдал за ним. И насколько Смотритель знал, за подобными «прятками» в кресле следовала буря, надо было только дождаться. И он дождался: Бьюсем внезапно вскочила с места, и спор мигом пресёкся – все смотрели теперь только на неё.
-Хватит,- твёрдо, но без нервов, абсолютно холодным тоном отсекла она.- Я не вещь, чтобы решать, оставить меня или взять с собой. Мне решать, хочу я идти или нет.
-И что же ты решила?- спросил Аксорс, которому реакция Бьюсем показалась вдруг очень занятной.
Этого вопроса нильфийка не ожидала, и это было видно. Глаза побежали по зале в поисках решения, но решение упорно не хотело являться. В этих поисках она скользнула взглядом по выжидающим глазам Бароу, а затем наткнулись на розоватые полосы шрамов на щеке Фиржана. Бароу есть, Фиржан есть, решения нет.
-Я остаюсь,- еле слышно произнесла она после довольно долгого молчания и тут же вылетела из залы.
-Совещание, насколько я понимаю закончено,- промолвил Фиржан с хорошо скрываемым ликованием победителя и, опираясь на трость, поковылял к выходу.
                ****
 Деревья становились всё реже и реже, оставляя всё больше пространства солнечным лучам. Вечер был тихий и очень тёплый, как-то даже слишком тихий. Путники, теперь уже исключительно в мужской компании, подходили к Мёртвым Топям: это было заметно по тяжёлому болотному духу, который становился всё сильнее с каждым новым шагом и по тому, что под сапогами противно начинала хлюпать вода, которой так щедро была напитана здешняя земля.  Сквозь редеющие кроны вдруг вынырнуло солнце, багряно-красное, кровавое. Диск его висел очень низко и почти  цеплял Мёртвые Топи, к краю которых теперь путники вышли. Великие Болота, как ещё эту землю называют, когда-то были частью Улыфореста, о чём говорили торчавшие из серой, словно застывшей или, по меньшей мере, необычайно густой, вязкой, воды деревья. Ну как деревья – деревца: не было в них и пятой части той высоты, коей обладали их собратья из киракийского леса, ровно, как и прямоты – стволы их казались чахнущими от болезни, высушенными временем, согнувшимися под тяжестью жизни, старцами. Естественно, что о сочной зеленой листве и говорить было нечего – казалось, что деревья, впитав серую застоявшуюся болотную воду, сами приняли их окрас. Единственное, что разряжало эту идиллию серого (даже небо, несмотря на кровавые отблески засыпающего светила, казалось каким-то свинцовым) – редкие островки поднявшейся из водного плена, местами серо-зелёной (но ведь ЗЕЛЁНОЙ), местами буроватой и рыжей высокой травы, которая в нильфийских степях встала бы в полтора человеческих роста, не меньше. Зрелище впечатляющее, не будь оно таким мрачным
-Ночуем здесь,- промолвил ставший столбом у самого края Топей Аксорс.- Пересечь болото мы за день точно не успеем, а идти по нему ночью – чистейшее самоубийство, так что, ребятки, разворачивайтесь.
Дважды повторять не пришлось – гвардейцы мигом  побросали свою поклажу, Халкгивен как самый молодой помчался в сторону низкорослого кустарника с явным намерением покромсать его на дрова. Аксорс уселся на небольшой пень, которому, судя по его толщине, лет двести было, не меньше, и тоже принялся разворачивать заплечный мешок. Бароу, у которого вещей было меньше всего, а потому и закончил он раньше, подошёл к спиру с целью помочь ему.
-Оставь,- не поднимая головы, осёк его Аксорс, когда каменная рука взялась за что-то, похожее на палку или посох, завёрнутое в льняное полотно длиной локтя в два с половиной.
Спорить Каменнорукий не стал, тем более оттого, что когда пальцы его коснулись ткани, по всему телу пробежалась колкая волна, не смертельно, но неприятно, потому повторять гвардеец не стал. Ему и без того было чем заняться – за последнее время побриться у него не получалось, даже пока они находились в Полисе, и сейчас на голове его уже чернела поросль, которую в срочном порядке надо было сбрить, чем он и занялся, применив водную гладь ближайшей лужи под зеркало. Позади приятно затрещал костёр, и поток тепла обдал спину, так и, призывая сесть ближе. А солнце, меж тем, клонилось ниже и ниже, погружаясь в застывшие объятья болота, красное тонуло в сером, огонь тонул в воде.
                ****
Странным местом были Мёртвые Топи. Обычно от водной глади звуки отражаются и усиливаются, здесь же они наоборот – увязали в ней, делались тише, глуше, пока вконец не стихали. Уже глубоко за полночь, но Бароу не спал. Во-первых, кто-то должен был сидеть у костра – по лесу, как-никак даркелийцы расхаживают, во-вторых, сна у него не было ни в одном глазу, потому он и отказался смениться, когда прошла его очередь. Он снова думал, а думать ему было много проще, когда никто не мешался – спящие точно не будут. Ещё в дороге ему не давала покоя одна мысль, не отпускала она и сейчас – Бьюсем. Он не хотел, чтобы она оставалась в Полисе, хоть и знал, что хорошего в Маршунгаре им ждать нечего. Даже не потому что не хотел оставлять её рядом с Фиржаном, скорее потому что без неё было как-то пусто, слишком пусто. В двух вещах теперь Бароу был уверен полностью: первое, он крепко и бесповоротно влюбился в нильфийку; второе, он безумно ревновал её к новому Смотрителю. Ни первое, ни второе ему не нравилось. Уж слишком казался себе он для неё старым, «не смогу я ей дать того, что она просит, чего она заслуживает»,- вывел Бароу для себя заключение. Но сердцу не прикажешь забыть, сердцу не прикажешь уснуть, как пелось в одной старой нильфийской песне. И Бароу в этом плане тоже был не исключением: в то время, как одна его часть упорно долбила, что Бьюсем надо забыть, другая уже подбирала имена их будущим детям. Бароу не особо понимал, когда семена этого, уже давно забытого им чувства, умудрились упасть в его душу, но точно знал, когда всходы пробили толщу земли и начали стремиться к солнцу – их разговор в башне на посвящении, да ещё и слова Фиржана: «Она тебя любит»,- не выходили из его головы, сколько он их не гонял. Вдруг что-то мелькнуло в недрах леса, ломая ветви. Обычно ничего хорошего это не означало.
-Кто там?- всё же решился спросить Бароу, скорее для вида, поскольку знал, что отвечать ему гость не собирается.
Выждав немного времени, он взял ножны с Блекколом, хоть вынимать его оттуда не спешил, и, сойдя со своего места, приблизился туда, где в первый раз хрустнули ветки под ногами чужака. Тишина, глухая, ватная тишина буквально сочилась из леса – не было там никого.
«Нервы,- заметил про себя Бароу, возвращаясь на своё место, но всё равно продолжал смотреть в сторону леса, боясь, что ему не привиделось, поскольку засада сейчас была бы самым нежелательным, с чем они могли сейчас столкнуться.
Он сел назад к тлеющему костру и не без наслаждения подставил ладони под потоки тепла, как вдруг почувствовал холодный, буравящий его взгляд, не отпускавший его, не дававший ему пошевелиться.
-Озяб, человек?- раздался голос, подобный звуку железных ворот, которые долго не смазывали. От этого звука Бароу вздрогнул – он слышал уже этот голос. На Жекероке, когда он сразил Шестиокую, существо с таким же голосом приходило к нему во сне. Медленно, словно надеясь, что это всё мираж, Бароу повернул голову вправо – туда, откуда голос шёл. Не мираж. В полушаге от него сидела эта же фигура в тёмном балахоне, человек в чёрном. Рука сама собой сомкнулась на рукояти.
-Прошлый опыт тебя ничему не научил?- ухмыльнулся «мираж», тоже протягивая руки к огню. Теперь Бароу хорошо мог разглядеть пепельную кожу на тонких пальцах, не уступавшую по цвету клубам пыли, которые испускал «гость» при прошлой их встрече. Незнакомец не думал нападать, если бы хотел, гвардеец давно бы уже пробовал киракийскую землю на вкус. Они молчали некоторое время, даже не двигаясь, как эту ситуацию решил исправить Бароу – он изогнулся с явным намереньем заглянуть под капюшон человека в чёрном.
-Я бы не стал,- проскрипел он, пресекая этот порыв нильфийца.
-Ты?- Бароу вспомнил, что видел своё лицо, когда поразил его Блекколом в прошлый раз.- Ты это я?
В ответ незнакомец закашлял тем кашлем, которым обычно распирает заядлого курильщика, не иначе. Секунды три, не менее потребовалось Бароу, чтобы понять -  человек в чёрном так смеётся.
-Это только маска, условность,- произнёс он, наконец, не более чем твоя одежда, она прячет меня - настоящего от любопытных, как твоё тело скрывает ткань от лишних глаз.
-И ты мне не покажешь себя – настоящего,- утвердительно промолвил Бароу, пытаясь разговорить «гостя».
-Без обид, но ты точно не в первой стоне людей, перед которыми я хотел бы раздеться,- хмыкнул чёрный.
-Тогда зачем ты пришёл?- Бароу действительно ничего не понимал.
-Зачем пришёл?- повторил чёрный, скорее для себя.- Мне хочется тебя на кое-что подтолкнуть, а ты, человек,- пепельный палец толкнул Бароу в лоб, обдав лицо его нестерпимым  холодом.- Ты глупый, человек.
-Так не проще сказать прямо?
-Не-е-е-е-т,- протянул незнакомец, явно наслаждаясь своим информационным превосходством над смертным,- ты на то и человек, что с вашего языка значит «ищущий», чтобы искать, так что ищи,  человек, ищи.
-Хотя бы примерно я могу узнать, что искать должен?
Чёрный не ответил. Вообще разговор получался каким-то странным…хотя чего, собственно говоря можно было ещё ожидать в подобной ситуации.
-Муки ревности?- произнёс вдруг незнакомец, заставив Бароу вздрогнуть – он не ожидал, что «гость» захочет говорить дальше.
-Да есть такое дело,…а ты откуда знаешь?
-Скажем так,- хмыкнул чёрный,- у меня есть кое-что общее вон с той белой храпящей кучей,- пепельно-серая рука указала туда, где спал Аксорс.
-Ты тоже людей читать умеешь,- догадался Бароу.
-Есть такое дело,- передразнил чёрный голос гвардейца и  снова уставился в огонь, снова воцарилось молчание.
-Ну что же, мне пора,- проскрипел человек в чёрном, поднимаясь со своего места,- и ещё, я бы на твоём месте назад посмотрел
Бароу моментально крутанул головой туда, куда незнакомец указывал – ничего, только деревья молча, словно издеваясь, возвышались над ним, когда же он повернулся назад к тому месту, где стоял чёрный, не застал там ничего кроме поднимающихся в воздух сероватых клубов пыли – исчез. Бароу усмехнулся – легко же, однако его провели; он думал уже поднять Халкгивена, поскольку устал, а завтра предстояло весь день хлюпать по болотам, как вдруг еле уловимый скрипящий звук, вырвавшийся из сердца леса, остановил его. Он сразу узнал его – с таким звуком натягивается тетива. Теперь Бароу понял, что чёрный не обманул его: среди древесных исполинов засели даркелийцы. Засада. Однако есть ещё шанс выправить ситуацию, и упускать его было никак нельзя: Бароу, сделав вид, что ничего не заметил, подошёл к спящим, но не к Халкгивену, как решил ранее, а к Лионкису.
-Вставай, пьянь, твоя очередь на дежурство заступать!- нарочито громко произнёс он, расталкивая гвардейца, стараясь этими словами разбудить не только его, но и остальных, что, кажется, сработало, судя по тому, как завозился под своим покрывалом Халкгивен,- там даркелийцы в лесу, без лишних нервов, понял?- шёпотом добавил он, когда Лионкис наконец открыл глаза.
Тот всё быстро понял, хотя и был спросонья и, коротко кивнув, поднялся, принялся опоясывать себя мечом, как вдруг внезапно взревел: «Бей гадов»!- и, отбросив перевязь в сторону, схватил из-под ног кирасу, выставив её как щит. Вовремя, надо сказать, поскольку три стрелы тут же в неё впились, ещё одна неминуемо настигла бы Бароу, ели бы не мраморная рука, которая стала на её пути непреодолимым препятствием. Поняв, что элемент неожиданности потерян, даркелийцы поспешили покинуть укрытие, и ударили в лобовую. Первых же троих, как тряпичных кукол разметал Тасхенд, который уже успел пробудиться. Аксорс тоже в стороне не остался – двое даркелийцев пали от его меча. Бароу только успел увернуться от скользящего удара мечом, как его автор упал замертво, сраженный со спины спатой Лионкиса. Сам Каменнорукий раскрошил одному даркелийцу череп, другого же пронзил Блекколом насквозь. Словом, кончилось всё так же быстро, как и началось.
-Все целы?- спросил Аксорс, которого даже такие упражнения с оружием заставили немного запыхаться.
-Все, да не все,- заметил Лионкис, указывая на бледного как сама смерть Халкгивена. Руки его обхватили рукоять меча, словно это была его единственная опора, глаза его, воспаленные, горящие огнём страха и недоумения, смотрели в грудь даркелийцу, куда уходило лезвие фламберга.
Сразу стало понятно, что в первый раз убил он человека и теперь пребывал в состоянии глубокого потрясения.
-Лионкис, успокоительного!- скомандовал Бароу, усаживая дрожащего нильфийца на пень, пока Тасхенд вытаскивал из уже лежащего на земле противника меч и очищал его от крови. По оной команде бурдюк с вином, описав в воздухе крутую дугу, мягко шмякнулся ему в руку.
На предложение выпить самому Халкгивен ответил отрицательным качанием, потому первые пару глотков ему пришлось вливать чуть ли не силой. Но, только пустив напиток по горлу, парень уже сам взял бурдюк из рук Бароу и приложился уже основательнее. «Успокоительное» сделало своё дело – лицо Халкгивена уже не казалось таким бледным, да и дышать он стал чуть ровнее.
-Что брат?- спросил подсевший к нему рядом Лионкис.- Не так это весело, как представлялось, да?
Нильфиец затряс головой – говорить ему было пока малость сложновато.
-Пойми, парень,- подал голос Тасхенд, оттаскивающий тела в кучу,- война – штука не сложная. На ней обычно или ты убиваешь…
-Или тебя убивают,- закончил за него Бароу.- Штука-то она не сложная, но неприятная до невозможности. В этом котле надо годик-другой повариться, тогда, может, ещё привыкнешь.
-Он прямо на меня шёл,- вдруг глухо промолвил Халкгивен.- Я его уже проткнул, а он ещё шага два-три шёл, пока не умер.
Гвардейцы этим словам не придали никакого значения, а вот спира они заинтересовали. Аксорс прошёл к груде тел и, сняв с головы одного из трупов шлем, стал рассматривать его лицо, особенно тщательно заглядывая в потухшие холодные глаза.
-Это не люди,- вынес вдруг он вердикт, привлекши тем самым к себе внимание всей компании.- Это не люди. Даркбек наложил на них заклинание помрачения.
-А смысла?- поинтересовался Бароу.
-Поражение под Минлессом его разозлило, потому он наложил на своих солдат это заклинание. Теперь они не люди боле: остались только инстинкты; они не думают, не боятся, они не чувствуют боли, они только исполняют приказы,- Аксорс замолчал, собирая все произошедшее в кучу, с тем, чтобы вынести решение. Единственным, что ломало установившуюся тишину, были догорающий костер и шумное сверх меры дыхание Халкгивена.
-Тела надобно сжечь,- изрёк он внезапно.- Тела сжечь, сейчас, а на рассвете уходим в Топи. И идти нам надо бы быстрее.
                ****
Фиржан смотрел вслед уходящим из Полиса без особого сожаления. Конечно, он будет скучать по старику и по молодому парнишке, Халкгивену, кажется. Но уж по остальным нет, особенно по лысому, это точно. Вообще за последние три дня что-то в нём сдвинулось. То ощущение, которое он испытал раз, когда вёл молодняк Полиса на охоту, ощущение чего-то огромного и важного, сосредоточившегося в его руках, теперь окончательно укрепилось и ни на минуту не покидало. Словно в паз головоломки добавили недостающую деталь, которая пришлась как раз впору.
-Зачем ты осталась?- спросил он проходившую в этот момент позади Бьюсем, отчего та чуть не споткнулась – не ожидала она, что Фиржан заговорит.
Фиржан обернулся, чтобы заглянуть ей в глаза.
-Ты скучаешь по нему, я это вижу, - промолвил он.- Зачем же ты тогда осталась?
-Я…,- нильфийка не могла найти ответа на такой, казалось бы, простой вопрос,- я не знаю, наверное, из-за тебя.
На эти слова киракиец улыбнулся.
-А теперь можешь сказать правду, а  не то, что я хотел услышать? – мигом раскусил он её.
-Не хочешь верить – дело твоё,- заявила вдруг Бьюсем, внезапно вспыхнув,- Я перед тобой оправдываться не собираюсь,- и полная какой-то непонятной уверенности она развернулась и зашагала вглубь замка.
Фиржан про себя усмехнулся. Непосредственность и искренность нильфийки, так часто сменяемые приступами сдержанности и молчаливости, его цепляли, причём цепляли довольно сильно. И плевать, что сейчас она его не воспринимает как спутника, это ведь СЕЙЧАС, а что будет потом – неизвестно. Во всяком случае, Бароу не стал бы так беспокоиться, если бы не видел в Смотрителе соперника: Фиржан видел, с какой разбитой миной он уходил из города.
-Ну что, высочество,- раздался позади голос Бигоя,- Нет желания размять конечности?
-Желание, оно всегда есть,- молодой киракиец выставил вперёд трость,- а вот с возможностями не всегда всё так гладко,- однако уже по тону его было видно, что он не против, а очень даже за.
Аюбер бодро, но не слишком быстро, чтобы Фиржан за ним поспевал, зашагал по коридору вдоль ряда небольших арочных окон, сквозь которые солнечный свет заливал мраморные стены и деревянную мебель.
- Сколько нам идти до Дезжера?- решил хоть как-то разбавить тишину Фиржан.
-Если напрямик,- легко втянулся Бигой,- то неделя, без смены формы и отдыха.
-Значит, речь народу Полиса мне придётся задвигать уже завтра, коли не сегодня,- с какой-то досадой промолвил Смотритель: мысль о том, что ему придётся вещать перед миллионами соотечественников, за которых он вдобавок ко всему ещё и отвечает, радости ему не дарила. Бигой это заметил, потому поспешил перевести тему.
-А нильфийке - то ты понравился,- тоном знатока пробасил он, когда они уже проходили на площадь.
-Не говори ерунды,- усмехнулся Фиржан.- Она лысого любит с каменной рукой. Бароу, кажется.
- Тогда бы она не оставалась здесь.… И не выхаживала бы тебя, пока ты на грани был.
-Так это она?- Фиржан от этого известия был практически повержен.
-Да,- довольным от произведённого эффекта тоном добил его Бигой.- Она не отходила от твоей постели всё то время, что ты не приходил в сознание. Дело это конечно не моё, но если бы ты был ей безразличен, то такого отношения ни рангом, ни подвигами не заслужил бы. Есть у неё к тебе что-то, просто она или ещё не уловила, или очень усердно это что-то не пускает на волю.
Фиржану приятно было слышать такие слова. Приятно, потому что он сам без памяти влюбился в Бьюсем и осознание того, что у него были хоть какие-то шансы, было для него самым лучшим, что могло быть на свете; приятно, оттого что в последние три ночи, оказавшиеся бессонными из-за нестерпимой боли, он думал точно так же, и тот факт, что у кого-то были такие же мысли, уже не делал их абсурдом или беспочвенной фантазией. За таким неспешным разговором, который перескакивал то на политику, то на любовные темы, то на проблемы охоты в лесу Бигой и Фиржан шли по Полису. Народ, можно сказать, впервые видели Фиржана в роли Смотрителя, а после бойни на Озере Слёз – действительно в первый раз, потому перед ними расступались, вслед им оборачивались, им кивали головами, кланялись, но никто не смел здороваться вслух – Бигой уже успел предупредить киракийцев, что нового Смотрителя тяготит излишнее к нему внимание. Они подошли к городским воротам и  принялись раздеваться. Оставшись в одних штанах, вышли в лес.
-Ну что, поохотимся, Смотритель?- улыбаясь спросил Бигой, когда за спиной их с глухим хлопком закрылись дубовые створки, и тут же перекинулся.
-А почему нет,- хмыкнул себе под нос Фиржан. Разбег. Прыжок. И вот уже в чащу следом за медведем, слегка прихрамывая, мчится белый тигр.
                ****
«Да, неплохо вчера поохотились»,- с явным удовольствием вспоминал вчерашнюю вылазку в лес с Бигоем Фиржан, глядя на садящееся за кроны деревьев солнце. Потом от звезды взгляд его медленно пополз вниз и наткнулся на пёструю толпу киракийцев, теснящихся на городской площади. Теперь уже здесь собрался весь город, за исключением разве что непосвящённой ребятни и глубоких стариков. Теперь перед всем этим морем людей Фиржан должен говорить о вступлении Полиса в войну, об их походе на Дезжер…. Как ему этого не хотелось. Он знал, что там, в сражениях, он оставит немалую часть киракийских мужей…этого ему тоже не хотелось. Не хотелось ему и врать всем этим людям, что потери Полиса он сведёт к минимуму. Ничего он не сведёт. Это вообще будет зависеть от него меньше всего – не сможет он стоять за спиной каждого воина и защищать его от смерти, тут уже всё будет решать не его власть, а воля Верховных, а ещё более случай,…хотя случай – это и есть, по сути, воля Верховных…леший их разберёт. В любом случае, Фиржану этого всего УЖАСНО НЕ ХОТЕЛОСЬ. С какой радостью он прошёлся бы босиком по холодной, слега влажной  от выпавшего днём дождя, траве в саду, или просто бы поспал – бессонные ночи начали брать своё, и теперь Смотрителю всё сложнее становилось вытаскивать себя из царства снов. Уйти бы сейчас…
-Нервничаешь?- раздался у него за спиной  голос Бьюсем, и на плечи его упали её мягкие тёплые руки.
-Ещё как,- выдохнул Фиржан. Бьюсем теперь была, чуть ли не единственным человеком, которого  теперь мог переносить.- С какой бы я радостью сейчас всё это забросил и свалил.
-Ты должен,- ласково промолвила Бьюсем, в груди Смотрителя словно зажёгся огонёк.- Ты умница.
-Когда ты в прошлый раз мне такое говорила, меня чуть собственный дядя не угробил,- с усмешкой заметил он.
-Фиржан,- промолвила, слегка замявшись, Бьюсем.- Прости меня за вчерашнее – я сорвалась, я не хотела…
-Да брось ты ерунду говорить,- он повернулся к ней и провёл рукой по её волосам, откидывая их с лица.- Ты не должна извиняться за такое. Я всё понимаю, краса.
-Хорошо,- улыбнулась в ответ Бьюсем, поцеловав Смотрителя в лоб, как вдруг за окном шум усилился – похоже, киракийцы уже подустали ждать правителя.- Ты идти должен. Я буду здесь, и потом, когда ты закончишь, будешь отдыхать, и на всех тебе будет по барабану.
-Звучит заманчиво, если только ты составишь мне компанию.
-Обязательно, только одна просьба,- промолвила вдруг она, когда Фиржан, облачаясь на ходу в Белую мантию, направился к террасе. Он остановился.- Не называй меня, пожалуйста, красой. Бьюсем меня вполне устроит.
И вот он, Смотритель Киракийского Полиса, в Белой Мантии – всё, как оно в таких случаях подобает  - выходит к народу со своим первым обращением, не самым, надо сказать, приятным. Первая мысль, которая забилась Фиржану в голову при виде громогласно приветствующих, ликующих киракийцев: «Как же вас, много, однако»! Их и вправду было не мало: площадь, битком забитая людьми, казалась пёстрым чёрно-каштановым морем, и если бы Фиржану вдруг вздумалось через перила выпрыгнуть, то ноги его даже земли не коснутся – он буквально поплывёт по рукам своих подданных, но желания такого не возникало. В сей разношёрстной массе Фиржан заметил пару знакомых лиц – посвященные с первой охоты. Теперь они тоже считались охотниками, а теперь к тому же и воинами, теперь и этих десятипоровых мальцов придётся вести Фиржану в бой.
-ДЕТИ ПОЛИСА! БРАТЬЯ И СЁСТРЫ!- выбил из себя слова правитель, когда киракийцы уже начали немного успокаиваться, но после этих слов они стихли окончательно, и Фиржан продолжил. За счёт полых деревьев, стоящих  по краям площади и колоннам замка, которые отражали и усиливали его голос, Смотритель смог дольше говорить без надрыва и не повышать голос.
-Сегодня я не буду рассыпаться в красивых и бессмысленных речах, как это любил делать Ивелтиль. Сегодня я не открою для вас ничего нового – всё, что я вам сейчас скажу, вы уже знаете, или, по меньшей мере, догадываетесь об этом. Во-первых, как вы уже наверное заметили по моему одеянию, я – Фиржан, сын Сейвера, с сегодняшнего дня официально вступаю в должность Смотрителя Киракийского Полиса,- и тяжело выдохнув, сын Сейвера приступил к обычной инаугурационной речи, без которой, по словам Бигоя, права на трон за Фиржаном не закреплялись.- Призывая Верховных спиров в свидетели, я клянусь, что ни единого моего слова не сказано будет против воли народа Полиса, против киракийских законов. Ни одного дела не будет сделано в ущерб братьям и сёстрам – детям словного Полиса. Нм одного, поправшего законы Полиса или оскорбившего народ его, не оставлю без наказания. Да буду освобожден я с сего поста лишь при смерти моей, буде она подобающей сыну Полиса, либо при желании народа киракийского, и никак кроме оного. Айлио!
-Айлио!- хором грянули киракийцы, заставив содрогнуться кличем своим даже горы в самом сердце Морравии.
-Теперь,- Фиржан опёрся на перила, поскольку стоять ровно у него сил уже не оставалось,- перейдем к менее приятным, но необходимым в наше сложное время новостям. Нильфийская Республика погрязла в жестокой кровопролитной войне с Даркелем. Мы с нильфой давние союзники, тем более есть опасения, что после победы над Нильфой, Даркбек обратит свои взоры на нас – вариант не из приятных. Поэтому я считаю, что лучше объединить свои силы сейчас, чем тянуть войну в одиночку, когда Республика падёт. Потому я как вступивший в полную власть Смотритель Киракийского Полиса объявляю мобилизацию, под которую попадают граждане Полиса в возрасте от десяти пор – посвящённые, до пятидесяти пяти пор. Лица старше пятидесяти пяти пор остаются в Полисе для его защиты. Мобилизация будет продолжаться два дня – завтра и послезавтра, после чего мы выдвинемся в Нильфийскую Республику к Дезжеру, откуда, объединившись с армиями союзников, продолжим наше движение на Астингтон. Призыв добровольный, но я прошу вас отнестись к нему серьёзно. Не буду обещать, что верну ваших сыновей, отцов, братьев домой целыми и невредимыми, это война, а на войне всегда есть потери, единственное, что я могу обещать – я постараюсь свести их к минимуму, и никто из участвовавших в этом походе не будет забыт,- Фиржан выпустил из лёгких последнюю порцию воздуха – теперь всё. – Я закончил на этом,- вымолвил он и, взяв трость, поковылял в замок под одобрительный гул подданных.
-Это было ужасно?- первое, что спросил он у ожидавшей его на выходе с террасы Бьюсем, хотя по улыбающемуся лицу её было видно, что совсем не плохо.
-Да ты просто прирождённый оратор,- она подошла к нему и помогла стащить мантию, которую тут же унесли, словно выросшие из стены, слуги. Теперь Фиржан и Бьюсем снова остались наедине.
-Я извиниться хотел за тот поцелуй,- сказал он таким тоном, словно уже года три обдумывал и готовился к этим словам.
-Глупый, не надо,- поспешила успокоить его она,- это было один раз и то случайность, такого больше не повторится.
- Не будь я дураком,- произнёс он,- я бы чаще попадал в подобные истории.
-Тебе так нравится, когда за тобой ухаживают?
 -Только если это делаешь ты, - эффектно вывел Фиржан, на слова которого Бьюсем ответила приятным слегка приглушённым смехом.
Киракиец вдруг тяжело вздохнул, словно вспомнив о чём-то неприятном. «Завтра набор начинается,- пояснил он Бьюсем причину столь внезапно навалившегося уныния,- Тысячи патриотов-добровольцев завтра начнут выносить мне мозг, потому неплохо бы мне выспаться»,- он развернулся и поковылял, было в сторону комнаты Смотрителя, в которую уже перенесли его вещи, как нильфийка снова остановила его.
-Не уходи, пожалуйста.
Фиржан замер.
-Пожалуйста,- повторила она.- Завтра мы с тобой можем уже и не увидеться, так что давай  хоть этот вечер проведём вместе.
 Фиржан молчал: предложение Бьюсем было для него неожиданностью. Точнее он ожидал, он почти знал, что подобные мысли обитают в её голове, но что она выскажет их вслух – ни в коем разе. Уголки его губ дёрнулись в с трудом подавляемой улыбке.
-Да ты просто источник отличных идей и заманчивых предложений,- сказал он, резко развернувшись к неё лицом.- Плевать, что это будет мне стоить ночи сна и головной боли на утро – сегодня гуляем!
                ****
По сравнению с Мёртвыми Топями Морравийские скалистые пейзажи казались верхом живописности – там хотя бы горы были со звенящими ручьями. А тут ничего, кроме побуревшей травы и искорёженных природой деревьев. Последние два дня путники шли без ночёвок, только с редкими и непродолжительными привалами, и дело было даже не в том, что  Аксорс боялся погони – нет, просто развернуться их не самой маленькой компании на той небольшой полоски относительно твёрдой земли, которая к тому же была ещё затоплена водой большую часть пути, было не просто проблематично, но невозможно. Результат двух бессонных ночей сказался на третью, когда путники преодолевали последние тысячи шагов. Ночное небо, по природе своей тёмное, сегодня  ещё и было затянуто тучами – ни луны, ни звёзд видно не было. Хоть глаз выколи. Единственным источником света теперь у компании был посох Аксорса, камень которого не слишком сильным сине-белым светом освещал путь. Уже треть ночи шли путники под однообразное чавканье и хлюпанье, доносившееся из-под их сапог, что более никому не представлялось хоть сколько-нибудь терпимым.
-Аксорс,- не выдержал Халкгивен, который уже успел оправиться от своего «почина» в самом начале пути, и теперь был основной причиной пересказа Аксорсом и Бароу почти всех легенд Земноморья, как случилось это и теперь,- расскажи что-нибудь.
Спир бросил из-за спины немного сердитый взгляд – неугомонный в этой просьбе нильфиец уже успел ему немного поднадоесть, однако он понимал, что теперь его рассказы – единственное, то хоть как-то скрашивало путь не привыкших к долгому молчанию смертных, поэтому немного помолчав, перебирая в своей голове истории древности, он начал.
«Случилось это много лет тому назад, когда Топи были ещё частью Улыфореста. Тогда пришло в эти земли лихо, Мордумом, звали его. Огромное существо из тьмы, воды, грязи и пепла, превращающее всё на своём пути в пустошь, в болота. Дорого далось тогдашнему Смотрителю Полиса оттеснить Мордума от самых стен города, но полностью изгнать его из лес, увы, не удалось – он ушёл в те части леса, по которым сейчас идём мы. Потому и имя им Мёртвые Топи, что монстр не только не давал никому выйти живым из его царства, но и сам частенько наведывался к киракийцам, а те не могли ничего ему противопоставить, поскольку для обычного оружия или даже для когтей киракийца он был не уязвим. Свет, только он был единственным эффективным средством против него. Тогда, чтобы обезопасить город киракийцы начали ставить на деревьях огромные серебряные чаши, в которых разжигались по ночам костры, свет их, усиленный металлом подобно мечу рассекал чудище, не давая ему бесчинствовать в стенах Полиса. Но однажды Мордум не явился, как потом выяснилось, он почувствовал рождение того, от кого суждено ему принять смерть. В тот день из горнила Колла вышел Уайткол – меч света, Белый меч. С тех пор, по слухам, Мордум затаился в Топях в страхе перед Лунным мечом и больше не показывается из своей тёмной обители, хоть и по-прежнему силён и охоч до разрушений».
На некоторое время снова воцарилась тишина, прерываемая единственно хлюпаньем вонючей болотной воды под ногами.
-Это ведь ТОЛЬКО легенда?- переспросил Халкгивен,  делая особый упор на слово «только», поскольку последние недель приучили его верить всем старым историям, а тот факт, что рядом с ними сейчас болотный монстр, его не особо радовал.
-Кто знает,- усмехнулся, уловив его мысли Аксорс,- по крайней мере, я лично был свидетелем того, как на месте серебряных чаш ставили дома для Верхнего Полиса.
Даже несмотря на дикую усталость, гвардейцы дружно захохотали, особенно увидев лицо Халкгивена при этих словах. Настроение было приподнято, даже казалось, что топать по болотной жиже теперь стало несколько легче. Шли дальше, как вдруг молодой нильфиец, не то от усталости, не то, поскользнувшись, с шумом и плеском бухнулся в  воду. Гвардейцы тут же с дружным смехом поспешили выручать парнишку, и только спир не разделял общего веселья, более того, как только мокрого улыбающегося Халкгивена вытянули-таки на полоску суши, стоило только компании взглянуть в лицо Аксорсу, как улыбки словно ветром сдуло.
-Что же вы наделали,- без нервов, но не предвещавшим ничего хорошего голосом, промолвил Аксорс.
Ни гвардейцы, ни Халкгивен не понимали, что же они такого натворили и только водили головами вправо-влево, разыскивая объяснение словам спира. Объяснение долго себя ждать не заставило – прямо за спиной Аксорса из тёмной пучины вырвалась огромная бесформенная куча грязи и воды, издававшая нечто среднее между воем и визгом. Махина росла как тесто на дрожжах, пока, наконец не стала возвышаться над водой на дважды по четыре человеческих роста, и тут стала столь же стремительно обретать формы: огромная чуть ли не квадратная голова с пустыми чёрными глазницами и пастью, из которой клубами вырывался чёрный дым вперемешку с пеплом. Из крутых грязевых боков выросли руки с корявыми, словно рваными пальцами, с которых в болотную бездну стекали потоки чёрно-коричневой жижи.
-Мордум,-  ледяным голосом сказал Аксорс, оборачиваясь к нему лицом.
В ответ на своё имя чудище ответило раздирающим перепонки не то хрипом, не то высоким воплем.
-НАЗАД!- рявкнул Аксорс, вогнав свой посох в землю прямо перед собой, отчего камень в нём вспыхнул ещё ярче.
Непонятно было, к кому тогда спир обращался – к монстру или к своим спутникам, однако те приняли эти его слова на свой счёт, потому несколько отошли назад. И хотя лица у них были напуганные, но внутри созревало ощущение, что Аксорс знает, что делает, подпитываемое его невозмутимостью перед лицом Опустошителя Земель, ответившего на вспышку разъяренным воплем и тут же поспешившего заслонить чёрные дыры глаз от света камня Силы.
-Уходи!- повелительным тоном, не допускавшим возражений, обратился к Мордуму Аксорс.
Никакой реакции.
-Уходи сейчас, иначе сыщешь свою погибель,- не меняя интонации, повторил Аксорс, стукнув посохом о землю ещё раз.
Здесь реакция уже была, правда прямо противоположная – грязевой исполин с рёвом, какого никто из компании раньше не слыхивал, медленно поплыл навстречу спиру, словно маршунгарская триера, пробивающаяся в  Бигхарбор сквозь скованный льдами Большой океан.
-Аксорс БЕГИ!- не выдержал Халкгивен и уже рванул спасать спира, как три пары рук схватили его и вернули на прежнее место.
-Он знает, что делает,- уверенно отрезал Бароу, меж тем уверенности в нём не было ни капли, просто ощущение.
Аксорс меж тем стоял как вкопанный перед ликом приближающегося Мордума, единственно склонив голову у камня Силы и что-то бормотал. Видно было по вздувавшимся на его руках венам и покрывшемуся обильным потом лицу, что он производит воистину титанические усилия, смысл которых, однако, так и не представлялся до конца ясным. И вот, когда Мордум оказался в шагах пяти от казавшегося теперь по сравнению с ним насекомым спира, порыв ветра, холодного западного ветра взъерошил седые волосы старца, превратив их в серебристы нимб. Потоки воздуха разогнали низкие тучи, открыв взору серебристую луну, безучастно взирающую на происходящее под ней действо. Краем глаза Бароу заметил, как рука Аксорса смыкается на тряпичном свёртке, который во время их последней остановки Каменнорукий пытался безуспешно распаковать, достаёт из него что-то…и свет. Ярчайший желтовато-белый свет, полностью лишил его и остальных зрения, заставив прикрыть глаза. И хоть видно не было ничего, но Бароу прекрасно слышал душераздирающий истошный вопль монстра, вопль боли. Когда пламя, вызванное вспышкой, спало, гвардеец приставил каменную руку к бровям козырьком и решился-таки открыть глаза, чтобы хоть теперь понять, что происходит, наверняка. Зрелище было умопомрачительное: в руках Аксорса пылал огромный столб света, даже теперь сильно бьющий по глазам, которым спир орудовал с необычайной ловкостью и изяществом, отсекая им, как горячим ножом, куски грязевой плоти Мордума, подобно маслу. Тварь даже не пыталась сопротивляться – настолько она была сбита с толку, и единственное, что ему теперь оставалось – сотрясать Топи своими криками. И вот, проделав какой-то немыслимый кульбит, обернув столб света вокруг себя, Аксорс направил его туда, где у людей обычно находится сердце, и, видимо, не  прогадал – Мордум разразился таким воплем, спасаясь от которого пришлось закрыть уши и завалился прямо перед победителем, обдав его и остальную компанию потоком болотной воды, источавшей невыносимый запах серы.
-А я предупреждал, что погибель сыщешь,- тоном учителя, объясняющего двоечнику его ошибки, сказал Аксорс, отирая с лица пот вперемежку с жижей. Столб света, поразивший монстра, начал уменьшаться, и скоро сощёлся в каком-то продолговатом предмете, который спир выпустил из рук  - луна вновь скрылась за облаками.
Только он это произнёс, как теперь уже вся компания рванула к нему. Бароу взглянул на лежащего под небольшим слоем воды «убийцу» Мордума. Это был Уайткол. Хоть гвардеец и ни разу не видел старшего брата своего меча, но теперь, когда взор его скользил по рукояти слоновой кости, инкрустированной жемчугом, по белому лезвию, которое даже теперь продолжало еле уловимо светиться, теперь всё сошлось в точности – то, почему Аксорс так берёг сверток с мечом и не расставался с ним ни на минуту, то, почему Бароу почувствовал клинок, когда прикоснулся к нему.
-Но как?- единственное, что он смог вымолвить, глядя на измотанного боем спира.
-Долгая история,- не без усилий улыбнулся Аксорс, из которого вызов ветра вытянул приличное количество Силы, опираясь на поданный ему Лионкисом посох. – Давай сегодня уже выспимся, а завтра я тебе всё расскажу.
-Выспимся?- спросил не без иронии Халкгивен,- Аксорс, нам тут, на минуточку, даже развернуться было негде.
-БЫЛО негде,- сказал спир, делая особый упор на «было».- Как насчёт поспать на мёртвом титане?- кивнул он головой в сторону тела Мордума, которое теперь покрылось холодным серым камнем.
Радости не было предела: мало того, что с Опустошителем Земель было покончено (и никто при этом, кроме него самого, не пострадал), так ещё и подставилась возможность хоть немного возместить бессонные ночи, чем решено было тут же воспользоваться. Компания живо взгромоздилась на  Мордума, и скоро со спины монстра, некогда державшего в страхе всё Земноморья, в небо тонкой струйкой потёк дымок костра, а после путники впервые за последние два дня усеули мёртвым сном, даже не оставив караульного – теперь в Топях опасаться было некого.