Серебряный медальон

 Двери автобуса тихо распахнулись. Толпа буквально вытолкнула меня на белый тротуар пустой остановки. Неожиданный прилив весеннего воздуха, после душного автобуса, вскружил голову. На улице было тепло и тихо, только небольшая стайка голубей, расположившиеся на зеленеющем газоне, грелась в лучах заходящего солнца. Ветер нежно играл прядями моих волос. Я не спеша направилась к двухэтажному зданию жёлтого цвета, которое словно первый цветок мать и мачехи, стояло среди пыльных и мрачных сооружений человеческой цивилизации. 
 
 Большая надпись на фасаде здания, поблёкшая от времени, раскрывала его содержание. Это была детская музыкальная школа - храм музыки. Ещё в детские годы я ступила под его своды, где меня обучали этому таинственному и прекрасному искусству, выкристаллизовывая в моей душе чувство прекрасного, которое как полотно художника преображалось с каждым его мазком, наполняясь новыми волнующими красками.
 
 Открыв массивную дверь здания, я вошла внутрь. Я часто приходила сюда в поисках вдохновения; садилась за старенькое, но ещё довольно крепкое фортепьяно, и моё воображение улетало в чудесные живописные дали, где рождались новые удивительные  образы, которые я переносила на чистые листы бумаги.
 
 Вокруг не было ни души, только тишина устало бродила по пустым и полутёмным коридорам. Вдруг мой слух уловил далёкие едва различимые аккорды. Я зачаровано последовала за ними.
Бесшумно поднявшись по лестнице, я оказалась в длинном тёмном коридоре, пленительные меланхолический звуки доносились из самой его глубины. Я осторожно на ощупь пошла им на встречу. Они были очень знакомыми, я задумчиво прислушалась: «Конечно же, это была прелюдия Шопена, ми минор».   Дойдя до конца, я наткнулась на холодную ручку двери, она с лёгкостью поддалась, и я тихонечко приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
 
 Моему взору открылась маленькая комнатка, освещенная алыми лучами заходящего солнца, окно было открыто, и прохладный вечерний ветер колыхал голубую портьеру. Спиной к окну, за роялем, который занимал почти всё пространство комнаты, сидел молодой человек. Его руки плавно скользили по клавишам рояля. Спокойно обернувшись  ко мне, он жестом предложил присесть на стоящий у рояля стул. Я приняла его приглашение, осторожно села и зачарованно внимала великолепному мастерству юноши. Никогда я не слышала такой гениальной игры, на минуту я подумала, что, наверное, только сам Шопен мог так прекрасно исполнять свои произведения. Профиль молодого человека  показался мне очень знакомым, но словно во сне, сколько я не старалась, так и не смогла вспомнить, где я его могла видеть. Лица его я не могла разглядеть в сумраке комнаты.
 
 Юноша доигрывал последние аккорды произведения, его руки замерли, звуки рояля постепенно замирали вдали, оставаясь в ожидании, когда другой пианист пробудит их. Он молча встал и подошёл ко мне. Нежно взяв мою руку, он поцеловал её и вложил в неё маленький серебряный медальон.
 
 Молодой человек поднял на меня своё лицо. Вдруг раздался оглушительный звук бьющегося стекла, я открыла глаза. Я лежала на кровати, в своей комнате, в окно пробивались первые лучи солнца. На полу у кровати лежала разбитая хрустальная ваза с цветами, некогда стоявшая на белом подоконнике и так некстати опрокинутая сильным порывом утреннего ветра. Магнитофон, стоящий на письменном столе играл прелюдию ми минор Шопена. Я почувствовала, что в моей ладони лежит что-то холодное, я разжала её. На ладони лежал маленький серебряный медальон, открыв его я увидела миниатюрный портрет Фредерика Шопена, с таким знакомым мне профилем