Отчаянная поездка

               
               
     Уж и не знаю теперь, что побудило меня  устроить в своей квартире потайное место  – в шкафу прямо над унитазом. Там я припрятал свой паспорт, адвокатское удостоверение и немного денег, чтобы можно было купить хотя бы билет на электричку на дачу к другу. Наверное, всему причиной частые ссоры с женой и моё предчувствие, что скоро моей худо – бедно устоявшейся жизни придёт конец.

     «Убирайся!" – как-то закричала мне жена в очередном своём приступе нетерпимости. – "Убирайся отсюда, жалкое ничтожество! Научись сначала зарабатывать себе на жизнь! Тут твоего ничего нет»!

     И выкинула на лестничную площадку мои вещи, которые ей попались на глаза. Куртку, туфли, старый потрёпанный кожаный портфель, носки, извлечённые из-под дивана и даже недавно купленную мною курицу, замороженную в лёд. Но если мои туфли сами побежали по лестнице вниз прочь от этой квартиры, и даже курица резво поскакала вниз, оставляя мокрые пятна на ступеньках,  я, их хозяин, уходить никуда не хотел. Во-первых, не представлял себя без своей жены, а во-вторых, она ведь не так уж далека была от истины. Ну, кто я такой, действительно? Жалкий адвокатишка. Последний мой гонорар был в виде двух мешков картошки от несчастных родителей конченого наркомана. Но сколько уж раз я сидел у двери на потеху соседям и ждал, пока жена сменит гнев на милость. Хватит!

     На дворе стояла суровая уральская зима, а жена выбросила мне исключительно летние вещи. Это чтобы я не ушел дальше подъезда. Биться с ней за зимнюю одежду мне не хотелось – отделение милиции располагалось в соседнем здании, поэтому перспектива ночевать в милицейском подвале была очень реальна и мне никак не подходила. К тому же я, как адвокат, пусть и плохой, хорошо знал, каково это доказывать потом, что ты не верблюд!

     Счастье, что я успел захватить из тайника свои документы и немного денег. Какой я всё-таки, предусмотрительный, чёрт побери!

     В ожидании электрички я долго стоял, переминаясь с ноги на ногу, возле книжного киоска, держа под мышкой портфель с мороженой курицей, пока, наконец, киоскёрша, пожилая женщина, участливо не спросила у меня:

     –  Что-то конкретное интересует?

     – У вас есть, – сказал я, еще точно не зная, что я хочу, – у вас есть какая-нибудь психологическая литература, к примеру, как пережить развод с женой?

     – Как пережить развод? – женщина задумалась и стала озадаченно перебирать пальцами стопки книжек на прилавке.

     При этом она всё повторяла, словно боялась забыть: "Как пережить развод, как пережить развод..."

     Однако, как она не старалась, такой книжки она не нашла.

     – Ну, наверное, вам надо найти новую женщину, – с сочувствием предположила она.

     –  Да это не мне, – смутился я, – это я так.

     Я купил за пятьдесят рублей брошюрку "Как за один месяц построить свой дом" и пошёл к электричке.

    Не скажу, что книжка была очень интересной, но всю дорогу, пока я ехал в электричке, я не отрывал от нее глаз. Большей частью потому, что боялся встретиться взглядом с женщиной, сидевшей напротив меня. Женщина была прекрасна! Коротенькая норковая шубка, тонкий платок на голове, из-под которого выбивались светлые пряди, её красивые, обтянутые чёрными колготками, коленки едва не упирались в мои. А лицо её говорило о затаённой нежности и любви. Женщина с полуулыбкой смотрела в окно, видимо догадываясь, что я тайком изучаю её.

      Когда электричка миновала станцию Марамзино и до Каменск-Уральского оставалось километров шестьдесят, женщина посмотрела на меня и сказала:

     – Люблю мужчин, которые могут сами что-то сделать своими руками.

     Она кивнула на мою раскрытую книжку.

     – А, – сказал я, глянув на обложку книги. – Да это так, чисто случайно. Я гвоздь толком забить не умею.   

      – Вызывает уважение не тот, кто легко может сделать что-то, а тот, кто не умея, сильно желает и пытается делать. Пусть даже его попытки ничем не увенчаются. Мне кажется, вы именно тот человек, кто что-то пытается сделать…

     Не знаю как, не знаю почему, но я проехал ту станцию, на которой мне надо было выйти, чтобы попасть на дачу к другу. Я вышел с этой женщиной в Каменске-Уральском и пошёл вместе с ней. Она остановила такси и привезла меня к себе, в отдельный коттедж на окраине городка. Ясно почему – мы полюбили друг друга. Слава Богу, мне удалось настоять, что за такси плачу я. Аккурат, хватило тех денег, которые были у меня. Копейка в копейку!

     Женщина, её звали Нина, показала мне мою комнату, дала мне махровый халат, новенькие удобные тапочки, полотенце и показала, как пройти в ванную комнату.

     После душа я, приятно разгорячённый, лежал на тонких белоснежных простынях на широкой мягкой кровати и умиротворённо думал, насколько неисповедимы пути Господни! Только что, гонимый и презираемый женой, я бежал из дома с мелочью в кармане и мёртвой курицей в портфеле, а теперь нахожусь в богатом коттедже в обществе изумительной женщины и перспективы самые что ни на есть радужные!

     Мои сладкие размышления и мечтания прервал стук в дверь, и в комнату с подносом в руках вошла Нина. Боже! Ну, каким, всё-таки, женщина может быть волшебным существом! Не мегерой, подсчитывающей копейки и мстительной фурией, а воплощением любви и нежности! Нина была в бирюзовом шёлковом халате, её роскошные льняные волосы ниспадали на плечи, а в руках она держала поднос, уставленный ароматно пахнущими блюдами. Посередине подноса коричневел штофчик с коньячком.

     – Поужинайте и укладывайтесь спать!

     Нежной мягкой ручкой она коснулась волос на моей голове.

     – Похоже, у вас сегодня выдался непростой день.

     – Да нет-нет, что вы! – я попытался вскочить с кровати, но Нина удержала меня.
     – Лежите.

    Очень тактичной она оказалась женщиной. Просто, видимо, давала мне время отдохнуть с дороги.

     Что и говорить, ужин с коньячком оказался превосходным. Осушив последнюю рюмочку коньяка, я понял, что совсем не хочу спать. Пожалуй, если бы не домашний халат на мне, я спустился бы вниз, чтобы поблагодарить Нину. Поколебавшись некоторое время, я, вдохновлённый превосходным коньяком, всё-таки решил спуститься вниз, чтобы сказать спасибо доброй хозяйке.

     «Нина, ваш ужин такой прекрасный!» Нет, лучше скажу так: «Нина! Вы так прекрасны!»

     Дом оказался больше, чем можно было ожидать, входя в него. Я робко постучался в несколько комнат на втором этаже, затем спустился на первый этаж – но нигде Нину не нашел. И только когда сошёл в подвал – услышал тихий плеск воды. В бассейне, расцвеченном зеленым, голубым и красным светом плавала нимфа! Я закрыл рукой глаза и сделал шаг назад.

     – Прыгайте! – скомандовала Нина.

     Отбросив в сторону ложный стыд, я скинул халат на плиточный пол и горделиво прошествовал к бассейну. Позволив улыбающейся женщине удовлетворить своё любопытство, я неспешно погрузился в тёплую воду.

     – Нина! Вы так прекрасны! – сказал я, подплыв к хозяйке этого восхитительного дворца..

     Женщина, снисходительно улыбаясь, уверенными, красивыми движениями поплыла вперед. Мою неуклюжую попытку поцеловать её в плечо, она не заметила. Видимо, подумала, что у нас итак всё впереди, к чему спешка.

     Плавание в бассейне сменилось вторым ужином, на этот раз в богатой столовой в роскошном, как в замке, зале. Для меня явилось большим сюрпризом, как Нине удалось организовать такой ужин? Запеченный поросенок, печеночный паштет, икра, черная и красная, и даже кабачковая. Не говоря уж про разнообразные салаты. Ну, что сказать – просто хозяйка отменная, не то, что некоторые, у которых супа обыкновенного не допросишься. И коньячок стоял армянский, мой любимый. Это значит, женщина легко угадывает любое движение мужской души. В первую очередь я сделал упор, конечно, на красивых, замысловато затейливых  тостах, восхваляющих прекрасную Нину. Я говорил и говорил, я славил Нину, поросёнка, замечательный паштет, превосходный, очень превосходный коньяк…  Пока не услышал Нинин крик: «Убирайся!» Двери замка с грохотом захлопнулись за мной, а мой последний тост всё еще звенел в моих ушах, перекликаясь с голосом машиниста электрички: «Станция «Храмцовская!» Значит, всё-таки, я не проехал нужную мне остановку. Я бросил прощальный взгляд на попутчицу в норковой шубке  и направился к выходу.

     Я давно мог бы уйти от жены, не дожидаясь, пока мне укажут на дверь. Но что толку бегать, если и не скажут мне где-то в очередной раз: «Убирайся», то сам своим сердцем уловлю примерно то же самое.

     На дачу к другу я попал, когда уже начало совсем смеркаться. Снег еще синел, а небо уже было тёмным, только совсем уж далеко-далеко на западе запоздало краснели последние сполохи заката. Я продрог и стал, наверное, таким же синим, как курица в моём портфеле. Поэтому, когда я увидел сквозь пушистые тёмные ели ярко желтое окно друговой дачи, я вздохнул с облегчением – ночевать на улице не придётся!

     Не знаю, чему больше обрадовался мой приятель, встречи со мной или моей курице. Во всяком случае, первое, что он сделал, это бросил её вариться в большую алюминиевую, видавшую виды, кастрюлю.

     – Добрый друг всегда кстати, – приговаривал он, чистя картошку, нарезая морковь и кроша лук. –  Мы сейчас с тобой такой супчик сварганим. Под настоечку-то! Настойки навалом, а магазин уже неделю как закрыт. Надоела мне картошка эта! Уж и варю и жарю. Вот где сидит! –  Он показал себе ножом на горло. – А в город выбираться – жена денег не оставила совсем, змея!

     – Вот и моя тоже змея, – сказал я, – выгнала меня на зимнюю стужу.

     Друг посмотрел на меня с сочувствием и произнёс:

     –  Хорошего мужа жена не выгонит.

     – Это хорошая жена мужа не погонит, даже собаку! – поправил я друга.

     – Ну да, именно это я и хотел сказать.

     Я знал, что моего друга жена самого вытеснила из городской квартиры сюда на дачу, чтобы он здесь ваял надгробные памятники. Мой друг был скульптор, и здесь у него разместилась мастерская. Периодически жена приезжала к нему на машине, забирала готовые модели и оставляла новые заказы. Так он и жил, мой друг– бессребреник. Все сливки снимала его женщина и, как я знал, на заработанные им деньги отрывалась на полную катушку там, в городе. Конечно, я ничего другу на эту тему не говорил. Зачем его расстраивать, сам всё увидит когда-нибудь.

     Суп из курицы получился очень наваристым и вкусным. Сказывалось наличие у моего товарища большого опыта проживания в одиночестве. Под такой замечательный супчик настойка из крыжовника шла удивительно легко. Так легко, что мы и не заметили, как она закончилась.

     – А говорил «навалом»! – разочарованно сказал я, поняв, что спиртное закончилось.

     – Да много было, много! – уверял меня друг, и мы с ним начали заглядывать, куда только можно в поисках настойки. На наше счастье мы обнаружили в мастерской уже начатую бутылку настойки.

     – Я же говорил, что есть! – просветлел друг и на радостях стал водить меня по мастерской и показывать уже готовые модели.

     – Вот Пух. – Он пошлёпал ладонью по голове какого-то римского патриция. – Был смотрящим всего Шанхая в Каменске. Застрелили на выходе из своего офиса. Серьёзный был авторитет. Игорный бизнес был под ним.

     – Этот, – друг погладил еще одну голову такого же патриция, но только с усами, – Земеля. Тоже знатный авторитет. Держал бизнес с проститутками. Прихлопнули, когда отрывался в сауне с девками. А этот, – друг подошел к голове следующего римского патриция, только лысой, и плюнул ей на лысину, – Монгол. Купил алюминиевый завод, чтобы обанкротить его. Я там, знаешь, в своё время художником работал. Этот сдох при невыясненных обстоятельствах.

     Друг растёр на лысине Монгола плевок и, резко повернувшись ко мне, запальчиво воскликнул:

     – А давай я тебя сваяю!

     – Что ты, что ты! – закричал я и даже вытянул предостерегающе вперед руку. – Я ведь живой пока ещё!

     – У меня рок какой-то, –  признался друг, – одних подонков увековечиваю, а так хочется увековечить и хорошего человека. Ну, давай я тебя слеплю!

     Друг протянул мне бутылку с настойкой и приказал:

     – Садись здесь и отдыхай, а я мигом!

     Я уселся в удобное кресло и осторожно сделал небольшой глоток из бутылки, приготовившись скоротать таким образом весь долгий остаток вечера и заодно приобщиться к святая святых – рождению творческой идеи художника. Каким, интересно, увидел меня мой друг? Для своих коллег– адвокатов я был лузером, неудачником, так и не удосужившимся обзавестись богатой клиентурой, для жены – дармоедом, любителем пролеживать диван, человеком, не способным устроиться в этой жизни и нормально зарабатывать. Каким меня видит мой друг? Добрым собутыльником? Интересным собеседником?

     Когда я увидел, что начал творить мой друг, я поперхнулся, настойка встала у меня в горле, а я с выпученными глазами смотрел на него, не в силах сделать глоток. Мой друг притащил откуда-то готовый бюст, действительно римского патриция! Видимо разжился где-то по случаю большой партией готовых скульптур.

     – А что добру пропадать, – пояснил он. – Когда началась перестройка, в одном заброшенном складе обнаружил и сберег для потомства. А то мальчишки там устроили тир – поразбивали большую часть бюстов из рогаток.

     Друг бойко принялся намазывать на голову благородного римлянина пластилин. Сделал ему большие надбровные дуги как у меня, утолщил нос, оттопырил уши, налепил что-то патрицию на щёки. Надо полагать, это у меня такие мясистые и бесформенные щёки и широкие скулы. И в довершении всего он нацепил римскому гражданину, а точнее уже мне, очки. Следует признать, действительно, получился я.

      – Ну, как-то так, – сказал, наконец, друг несколько смущенно. Он отступил на два шага от своего творения и вытирал руки о передник, с любовью поглядывая на вылепленную голову. – Надеюсь, тебе будет не стыдно перед потомками…

     Ночью я не мог заснуть, лежал и думал. Ну и ладно, что вылепили меня по трафарету. Ведь и я, если приходится выступать в суде, говорю речь по старой заготовке, и судебное решение готовится по болванке, и писатель пишет книгу по старому сюжету, не очень-то оригинальничая, да и вся наша жизнь проходит по заранее известному сценарию, что уж тут говорить.

     Но всё-таки, повалявшись еще какое-то время без сна, я встал и, стараясь, ничего не опрокинуть, осторожно прошел в мастерскую, чтобы еще раз посмотреть на самого себя. Свет можно было не включать – полная луна ярко высвечивала бледные, но упрямые лбы Пуха, Земели, Монгола. А вот и мой, такой же упрямый лоб и такой же, как у них пытливый, обращённый туда, в Вечность, к потомкам, взгляд. Да, логичная получилась цепочка: сутенеры, бандиты, жулики и я вместе с ними, адвокат… Дармоеды, одним словом.

     Я принёс из жаркой, чрезмерно натопленной комнаты, куда меня уложил заботливый друг, подушку и одеяло и улёгся в мастерской на прохладный кожаный диван, так чтобы мне было видно мою свежевылепленную голову. Я лежал и думал, что сегодня был изгнан из дома как пустой, никчёмный человек и, наверное, так оно и есть по большому счёту, как никчёмные и пустые люди эти Пух, Земеля и Монгол, а вот гляди ж, в каждом из нас, оказывается, есть что-то от римского гражданина! Оно есть это что-то, глубоко скрытое за нашими пустыми устремлениями. А ведь стоит только признать это и обратить взгляд вглубь себя и можно при желании обнаружить это что-то, что переживёт нас самих.

      Да, подумал я, расчувствовавшись от вида памятника самому себе, пожалуй, человек единственный из живых существ, который может быть иногда больше самого себя.

     С этой мыслью я уснул, пригретый, накормленный и укрепленный в духе своим другом.