Похороните меня на кладбище

   С высоты вороньего, а значит не очень высокого, полета городское кладбище Волгопечорска выглядело разворошенным муравейником. Тут и там ярко-оранжевыми цветками калифорнийского мака эшольции цвели куртки рабочих. По центральной улице и прилегающим аллейкам двигалась дорожная техника. Судя по количеству, ее согнали из всех автохозяйств города. Грузовые автомобили, грейдеры, скреперы, подъемные краны, экскаваторы и прочие механизмы, название которых лучше известно специалистам — все было в движении. Все находились при деле. Вороны, всполошенной стаей, снялись с деревьев и улетели в сторону городского парка.

   Вот несколько работяг споро демонтируют оградку вокруг могилы. И там, и по соседству, и поодаль — во многих местах одновременно. Прочие подводят стропы под основания мраморных либо гранитных памятников. Цепляют концы тросов за крюки автокранов, делают знак рукой: «Вира!» и обелиски, дрогнув и воспарив над землей, плывут по воздуху. Повинуясь стреле крана, двигаются в сторону ожидающих погрузки грузовиков и плавно опускаются в кузов — каждый в свой, — где уже лежит снятая ограда. Тут же к могильному холмику подкатывает небольшой экскаватор — начинается выемка грунта. Осторожно, чтобы невзначай не повредить ковшом домовину. Вот показался гроб и в яму снова прыгают стропальщики. Расчистили остатки земли, подвели стропы и деревянный ящик оказался в кузове того же автомобиля. Грузовик взревел и медленно двинулся прочь. К периферии кладбища, где уже во множестве чернели ряды приготовленных ям — будто комсомольский сад разбивают. Здесь печальный груз принимают другие бригады рабочих и, не мешкая, приступают к повторному захоронению. Да не в одном месте, а в разных, неведомо по какой прихоти определенных. Понять логику этой почти сюрреалистической массовой эксгумации непосвященному человеку невозможно. Большинство могил срывают с обжитых, если так можно выразиться, мест и определяют на новые. Некоторые могилы остаются в неприкосновенности. Семейные захоронения перевозятся, как правило, всем кагалом. Но порой один из холмиков остается непотревоженным или члены семьи распределяются по разным местам. Непонятно.

***
   У Василия Сергеевича Перегудова, мужчины тридцати шести лет, умерла мать. Происшествие и само по себе трагичное, усугублялось тем, что женщиной была она не старой — всего-то шестьдесят второй год пошел. Четырех месяцев, без малого, не дотерпела до своего дня рождения. И главное дело — не болела. Просто угасла и все. Будто свечу задули. Умерла женщина, тоскуя, через пять лет после смерти мужа, отца Василия Сергеевича. День в день. В голове скорбящего Перегудова еще мелькнула идиотская мысль: «Хорошо хоть в днях поминовения путаться не придется», но он, устыдившись, быстро ее отмел.

   Пожалуй, нет в мире чувства более горького, чем осознание того, что ты остался без родителей. И неважно, женат ты или замужем и дети уже свои собственные нарождены — все отходит на второй план. Кроме мысли, что больше нет, и никогда не будет у тебя ни отца, ни мамы. Отныне, ты — круглый сирота.

   Загнав скорбные мысли в дальний угол сознания, понимая, что сейчас им не место, только помехой будут, Василий Сергеевич занялся неотложными делами. Перво-наперво, следовало обратиться в соответствующие службы, провести в морге положенное вскрытие (но это, понятно, уже не он), взять справку о смерти у медиков, пробежаться в контору ритуальных услуг. Все эти заботы отвлекали, позволяли хотя бы на время забыться и не думать об утрате.

   Когда все непременные дела были завершены, пришло время озаботиться о месте упокоения. Проблем с этим не должно было случиться. Еще когда хоронили отца, мама выкупила и огородила общей оградкой участок земли, чтобы лечь уже навсегда рядом с мужем. Когда придет положенное время. «И тебе, Васенька, там местечко найдется. Дай Бог, выйдет твой срок, уж мы с отцом потеснимся, примем, как родного».

   На кладбище, а точнее, перед ним, Перегудова ожидал неприятный сюрприз. Въезд перегораживал шлагбаум, запертый на надменно-важный висячий замок. Поднырнуть под преградой, чтобы побеседовать с локальным начальством, не удалось из-за молчаливых фигур в брониках и с автоматами. «То ли СОБРовцы, то ли ВОХРа, — подумал Василий Сергеевич, он слабо разбирался в этих структурах. — А может и вовсе какие Беркуты или Коршуны». К счастью, огромный щит тут же у шлагбаума вносил некоторую ясность. На железном листе большими красными буквами и шрифтом поменьше и черного цвета сообщалось: «Уважаемые жители города! Просим извинить за некоторые неудобства. В настоящий момент вход, въезд и захоронение на вверенной территории невозможны по причине модернизации места упокоения усопших граждан, то есть — кладбища. Большая просьба набраться терпения и побыть еще некоторое время в кругу родных и близких. Сюда спешить нет необходимости. О дате открытия будет сообщено дополнительно в средствах массовой информации и по городскому телевидению. Дирекция последнего пристанища жителей города Волгопечорска».

   Справиться с нежданным препятствием на пути последнего прощания с родным человеком не было никакой возможности и Перегудов отправился прямиком в морг. Там, переговорив с полупьяным патологоанатомом, а потом с толстой и тоже пьяной санитаркой — разумеется, за вознаграждение, — Василий Сергеевич выбил для мамы место в холодильнике. «До лучших времен», — понятливо кивнул доктор.

   Поскольку городской морг имел ограниченные размеры, а штабелировать более двух-трех персон сотрудники категорически не соглашались, многие усопшие остались дома. Над городом витал сладковатый запах процесса, противоположного процессу жизнедеятельности. Надо отдать должное рабочим, трудились они не покладая рук, словно руководствовались известным коммунистическим призывом «Пятилетку — в четыре дня!». К концу недели на кладбище был объявлен День открытых дверей.

   Здраво рассудив, что первые несколько дней там будет форменное столпотворение, Перегудов выждал четверо суток и лишь потом, с гробом мамы и вереницей пожелавших проводить ее в последний путь, прибыл на место.

                *** 
   Теперь с высоты все того же вороньего, которые вернулись из мест вынужденного изгнания, полета город мертвых выглядел несколько иначе. Старая часть кладбища, где лежали граждане мещанского и купеческого сословия с редкими вкраплениями дворянских фамилий, упокоившиеся в конце позапрошлого и начале прошлого веков, все так же зеленела густыми кронами старых деревьев. То есть, осталась практически нетронутой. А вот дальше. Дальше облик кладбища претерпел изменения. Теперь оно было разбито на сектора. Разные по размерам и густонаселенности. Первый, ближайший к главным воротам сектор щеголял асфальтированными дорожками с высаженными по бокам молодыми кипарисами. Тут и там виднелись фонтанчики для питья воды, через равные промежутки стояли лавочки для отдыха. Могильных памятников было не очень много. Примыкавшая к этому сектору следующая часть захоронений была существенно меньше по площади и могил еще меньше. Зато два других сектора были велики, особенно последний. И главное многолюдны, если это определение будет уместно. Правда, ни фонтанчиков для питья, ни лавочек для отдыха здесь не наблюдалось. Центральные улицы посыпаны щебнем, а боковые улочки так и оставлены в грунтовом покрытии.

   Перед въездом на кладбище, на месте старого плаката-предупреждения, красовался огромный красочный щит с планом-схемой, какие обычно можно видеть в Парках культуры и отдыха с аттракционами и местами увеселения. Поверху щита, под непременным изображением православного креста шла надпись «План-схема некрополя города Волгопечорска». А ниже надписи то, что могли увидеть вороны сверху, но с пояснениями. Самая старая, нетронутая часть обозначалась, как «Место для размышлений о суете и бренности нашей жизни». Благоустроенная, с кипарисами и фонтанчиками, называлась «Место последнего сбора членов партии “Единая Россия“». Под схематическим изображением самого маленького сектора читалась лаконичная аббревиатура «ЛДПР». Соседствовали с ними «Члены КПРФ и КПСС» (поэтому здесь и было так много захоронений. И совсем на отшибе, но зато самый большой по размерам сектор назывался «Яблочники и прочие». Под «прочими» подразумевался простой, беспартийный народ. Кстати сказать, эти же названия фигурировали и в «натуре» в виде вывесок над арками у входа в сектора, которые были отделены друг от друга металлическими заборами, чтобы не произошло путаницы.

                ***
   Прибыв на место, Перегудов с удивлением узнал, что похоронить маму рядом с отцом он не может. Процессию направили на периферию комплекса. Попросив работников ритуальной службы подождать, Виктор Сергеевич бросился в кабинет директора. К счастью, тот оказался на месте. Директор некрополя, мужчина средней упитанности, с седеющей, но все еще густой шевелюрой, возраста раннепенсионного, встретил посетителя приветливо, но с выражением профессиональной скорби на лице.

   — Владимир Павлович, — имя Перегудов прочитал на дверной табличке, — произошло досадное недоразумение. Для моей мамы место было зарезервировано рядом с отцом, с которым мы простились пять лет назад. А нас направляют на какой-то отшиб. На самую окраину.

   — Э-э-э-э…

   — Виктор Сергеевич.

   — Виктор Сергеевич, во-первых, это сейчас окраина. По неофициальным прогнозам некрополь будет разрастаться бурными темпами и вскоре этот, как Вы изволили сказать отшиб, окажется чуть ли не центром сектора. А во-вторых, никакого недоразумения нет. Вы надеюсь, в курсе, что буквально на днях у нас завершилась модернизация. По указанию свыше, — директор многозначительно ткнул пальцем вверх. Перегудов не понял, имел ли в виду директор власть мирскую или духовную, а может жест его и вообще был направлен в горние выси. И правильно ли вообще чиновник от похорон уяснил смысл модернизации. — Только поэтому мы были вынуждены разнести Ваших родителей в разные части некрополя.

   — То есть, вы хотите сказать, что разделили всех по партийному признаку? Даже тех, кого успели похоронить до этой модернизации? — Виктор Сергеевич был шокирован.

   — Ну, разумеется. Ни для кого не было сделано исключения. Старые коммунисты упокоены рядом с молодыми преемниками. Я глубоко убежден, что и Там, за Гранью члены партий должны соблюдать сплоченность и единство рядов. Для либеральных демократов мы тоже сочли возможным выделить отдельное место. Ваша фамилия, извиняюсь, как будет?

   — Перегудов. И будет, и есть! — жестко ответил Виктор Сергеевич.

   — Ну, как же, как же. Отлично помню Вашего родителя. Сергей Викторович был из первой плеяды единоросов. Активист, Золото партии, можно сказать. Здесь он, на центральной аллее и лежит. А мама Ваша, я так понимаю, была беспартийной? Тут уж извините, Виктор Сергеевич, ничего не попишешь. Поврозь им теперь придется.
 
   — А скажите, Владимир Павлович, я обратил внимание, что участок единоросов облагорожен. И дорожки асфальтовые, и насаждения зеленые. По всему кладбищу так?

   — Хм, что я могу сказать на это. Сектор, где лежат члены «Единой России» облагорожен, как Вы выразились, на средства, выделенные из фондов партии и городского бюджета. Как будет с остальными участками, я пока не готов сказать.

   — Владимир Павлович, а вы случайно не единорос? Коли отца моего хорошо помните.

   Директор развел руками:

   — Виктор Сергеевич, Вы — взрослый человек. Кто же поставит на руководящее место беспартийного человека? И все же, несмотря на то, что я неплохо знавал Вашего батюшку, помочь — не в моих возможностях.

   — А может у нас получится прийти к общему знаменателю? Я не могу пойти против желания мамы, а она хотела лежать только рядом с отцом. Разумеется, не безвозмездно, — Перегудов мысленно попытался представить, какую брешь в семейном бюджете пробьет договоренность с директором.

   — Да что Вы! — начальник некрополя выставил вперед руки ладонями вперед, словно ему в частной сауне предложили для услуг ВИЧ-инфицированную проститутку. — Это совершенно исключено! У нас и вообще-то с этим строго. Но… — директор помялся, — я думаю, помочь Вам все-таки можно. Исключительно из уважения к Вашему батюшке и сочувствия Вашему горю. В соседнем кабинете, совершенно случайно, сейчас находится председатель нашей городской ячейки. Мой совет: обратитесь к нему и вступите маму в наши ряды.

   — Позвольте, но каким образом это возможно? Моя мама — покойница.

   — А Вы ее вступите задним, задним числом. Вроде как она за день до смерти и стала членом партии. Ну, что Вы дергаетесь так уж сразу. Эх, молодежь! Горячая. Сами подумайте, ведь обоюдная выгода от этого получится. И ряды нашей партии пополнятся, и мама с отцом рядом ляжет и ничто уже их не разлучит. Кстати, загадывая на будущее, можете и сами вступить заодно. Жизнь — она штука скоротечная