***

Мишенька  родился  5  июня. Схватки  начались  ночью,   было так долго больно  и  я  так  накричалась,   что     после  родов  уже  в  палате    сразу   заснула  и не догадалась  спросить  время.  Знаю,  что  где-то  после  обеда.  Доктор  здоровый , рыжий  с   еврейскими  грустными  глазами ( с  такой – то  профессией!) на  первом  же  обходе  рассказывал  мамочкам  о  каких-то  незначительных  дефектах  их  младенцев,  как  нужно  за  ними  ухаживать…А  мимо  меня  прошёл  быстро  со  скороговоркой:  «Мальчик  3кг. 6000  здоров,  небольшая  грыжа  левого  яичка, будет  часто   кричать» .  Соседки  по  палате  меня  дружно  успокаивали  -   раз  мимо  прошёл-  значит  всё  в  порядке! А  вот  у  кровати   худенькой  бледной  Тани    доктор  присел  на  стул  и долго  что-то  ей  тихо  объяснял  и  советовал  как  выхаживать  преждевременно  родившуюся  крохотную (1кг.500)  дочку.
Принесли  малыша  кормить  почему-то только  на  следующий  день  и  я,  наконец,  его  рассмотрела,  как  следует. 
Он  был  очень  похож  на  Юру - чёрненький,  с  залысинками,   с  чуть  нависающей  верхней  губой. Он  серьёзно,   как  старичок,   хмурил  бровки,     таращил  на  меня  невидящие  еще  глаза  и  всегда  неожиданно  и  громко начинал  кричать.
Ещё  в  мае  Юра  уехал  на  заработки  в  какой - то  совхоз  и  забирали  меня  из  роддома  тётя  Люба  и  верная  Боча.
   Софья   Зиновьевна   пригласила  меня  на  2  месяца  к  себе  пожить  и , когда я  вошла  с  малышом  в  дом , как-то  грустно  сказала: «Теперь ,Света,  забудь   что  такое  покой!»  и  впервые  поцеловала  в  обе  щеки. 
Через  неделю  приехал  Юра  и  мы    собрали  за  праздничным   столом , как  всегда  Аню  с  мужем  и  с  детьми,  Рэма  с  Зиной  и  Наташкой,  мою  тётю  Любочку  и , конечно,  Бочу ,  Булики  почему-то  не  пришли  и  прислали  мне  подарок –  деньги  в  конверте  и  пакет  с  детскими одёжками  от  Сяпочки.   Школа  подарила  малышу  коляску,  родственники  кучу  детских  вещей  и  игрушек ,  а  тётя  Люба  притащила  детскую  ванночку,  10  кусков  стирального  мыла  и  удобную  тёрку,  чтобы  это  мыло  натирать  и  потом  вываривать  пелёнки. И  были  они  у  меня   поэтому  всегда  белые  и  мягкие.   
    Очень  хотелось  назвать  малыша  Максим,  но  пришёл  как – то    Анин  Юра  и  возмутился: « Света,  ну  это  же  язык  можно  поломать  - Максимилиан!». ( Во-первых   Максим , а  во-вторых  он  ещё  про  Эо  не  знает!)
  И   вдруг  в  памяти  высветилось  имя  моего   первого  защитника  Мишки  Бульштейна.   Я радостно  и  уже   уверенно   объявила  всем: «Моего  мальчика  зовут  Мишенька,  Мишуня,  Михаил  Юрьевич!»  И  все  как-то  сразу  согласились  и  успокоились.
В  доме,  где  я  с  Мишуней    жила  первые  2  месяца,    была  детская  поликлиника.  Я  всегда   волнуясь,  торжественно  каждый  день  ходила  взвешивать   малыша,   ревниво  сравнивая  его  с другими  младенцами.   По  совету  тёти  Любы   старательно  сцеживала  лишнее  молоко и  относила  его  какому-то  новорожденному  в соседний  подъезд,  стирала  и  гладила  пелёнки,  кормила,  пеленала,  укачивала….. ужасно  любила  ходить  с  ним  в  коляске   на  прогулку  в тот  самый  Комсомольский  сквер,   где  мы  с  Юрой  делали  зарядку  по  утрам  прошлой  весной .  Везла  коляску    осторожно , объезжая  предательские  ямки  и  камешки.
Ночью  малыш  2-3 раза  всех  будил  криком. Я  уносила  его  в кухню  на  топчан, пытаясь  укачать, усыпить,  успокоить.   Если  он  снова  начинал  кричать  под  утро,  вставала  С.З  забирала   малыша  и  шла  с ним  во  двор. Там  всходило  солнышко,  просыпались  птицы  на  ветках  шелковицы,  было  по - утренему  свежо  и  прохладно   и  малыш  быстро  засыпал.  Мое  недолгое  пребывание  у  Юры  в  доме,   наверное,  всё  же  их  очень  утомило:  часто  плачущий  малыш,  моя  неловкость  и  неаккуратность – то соску   не  прокипятила,  то  половики  на  полу  смяла,  то  (О, Боже!)  накапала  на  клеёнку  зеленку, то  не  сполоснула  ванну  после  стирки,  то  балкон  не  закрыла……И  ко  всеобщему  облегчению , я  в  августе  вернулась  с  малышом  в  свою  маленькую  комнатку  на  ул. Артёма.
Прибавилось  куча  забот – нужно  было ходить  самой  за  покупками,  готовить  и  мыть  посуду,     убирать  в доме,  вываривать  и  сушить  пелёнки   на  общей  кухне.  А  после  бессонной  ночи   поспать  час-два  можно  было  только  днём,  когда  малыш  насосавшись,   наконец-то  засыпал.
 Вечерами  забегала  Боча  и давала разные советы – она  перешла  учиться  на  факультет  педиатрии ( детский  доктор).   Раз   в неделю  «на  часок»   приходила   тётя  Любочка .    Принесёт  баночки с  домашней  засолкой,  отругает  за  беспорядок,   вычистит  мне  все  вилки-ложки  до  блеска  и  пока  я,   глотая  слёзы  ( больно!),   сцеживаю  стакан  молока,  сама  подмоет   Мишеньку,  смажет  ему  кремом  между  ножками  и  строгим  голосом  даст  задание  на  следующую  неделю.

                ***

В  октябре  заканчивался  мой  отпуск  (ваканс)  и  я  вернулась    в  «продлённую  группу»    к  своим  третьеклассникам..  Мишуню  с  12   до  6 часов  относила  в  ясли. Он  там  очень  быстро  заболел  какой-то  кишечной   инфекцией,  и  Софья  Зиновьевна  сама  предложила  до  летних  каникул  приносить Мишеньку   к  ней  на  ул. Университетскую  на     6 часов,  пока  я  была  в  школе.
Он   становился  очень  славный -  хорошо  ел, был  пухлый    и  забавный . Няня  она  была замечательная – голос    низкий  и  всегда спокойный , режим   соблюдался  строго и точно,  всё  связанное  с  малышом  было  стерильно  и  добротно  и  мой  сынок  хорошо  развивался ,    рос  спокойным  и  улыбчивым  ребёнком. Он    изматывал  меня  только  по  ночам.
На  Новый  1971  год  в  гости,  наконец, приехал  Боря  с   Верой  и  четырёхлетним  сыном  Димкой.  И  был  праздник!  Все  получили  очень  нужные  подарки  ( это  Боря  умеет!), в  доме  предновогодняя  суета,  пахнет  пловом  и  пирогами,  стоит  на  маленьком  столике  нарядная  ёлка, визжат  дети,  накрывается  стол  белой  старенькой  скатертью ( ещё  с  Ангрена),  мы  с  Верой  носим  из  кухни  тарелки  с « вкуснятиной».
  Уже  обнимаются  в  прихожей    Зайцевы   -  Рэм  с  Борисом,   а  Зина   с  Наташкой  тискают  в  объятьях  Димку  и  Мишуню . На  следующий  звонок  вваливается  в  дом  румяное  от  мороза  всё  Анино  семейство  Вовков  и  девчонки  начинают сразу  играть  с Димкой  в  «прятки»,  а  их  папа  идёт  в  ванную  мыть  руки.  Вручаются  новогодние  подарки ,    все  шутят,  смеются,  обнимаются  с  Борей ,  расставляют  стулья   и  рассаживаются  за  праздничным  столом.  В  те  времена  телевизор  был  редкостью  и  все  включали  радио,  чтобы  прослушать  поздравление  советского  правительства  ,  не  пропустить  бой  курантов  в  12  часов (главные  часы  страны  на  башне  Кремля  в  Москве)  и поднять первый  тост  - «С  новым годом,  дорогие   товарищи!»
   
                ***


Бедные  мои  соседи  Тарасовы  тоже  просыпались    от  Мишиного   крика  2-3 раза  за  ночь. Конечно,  я  напрягала  их  ещё   постоянными  стирками,  пеленками,  вовремя  неубранной  посудой (не  успела!) и  т. д…..  И как  говорится « не  было  бы  счастья,  да несчастье  помогло»!  Они  подсуетились  и уже  в  мае   переселили  меня  в  однокомнатную  маленькую  квартиру  на  ул.  Ватутина.  А  мою  комнатку  заняли  и  стали  владельцами  всей  квартиры  в  центре  города.  И  все  остались  довольны.
Недалеко  от  моей  новой  квартиры  открывался  новый  детский  комбинат ( дети  от1 года  до  7  лет) и  все  вокруг : тётя  Люба  и  директор  с  завучем  в  школе , и  Софья  З., и Тарасовы , и  Булики  уговаривали  меня  туда  поступить  работать  воспитателем.  Класс  мне  в  школе  вряд ли  дадут (дефицит   свободных  мест,   неопытность,  маленький  ребёнок),   а  в  детсаду  и  ребёнок  всегда  будет  рядом  и я  сыта,  да  и    работа  с  малыми  детьми    для  меня  легче.
В  школе  мы  со Светланой  Александровной  как  раз  «выпустили»  3  класс,  Мишуне  исполнился  1 год ,   заканчивался  наш  с  Софьей З. уговор  и  нужно  было  устраивать  его  в  ясли  и  я, немного  поколебавшись,  подала   в  школе  заявление  об  уходе.
Юра  тем  летом,  наконец,   поступил учиться  в  Донецкую  консерваторию  на  дирижёра - хоровика.
Всё  лето   я  с  удовольствием  отдыхала  от  школы, ходила  с  Мишенькой   гулять  в  парк,  не  спеша  обживала  свою квартирку…
Совершенно  случайно  обнаружила ,  что  через  улицу  от  меня  живет  …   Ленка!  Я  не  видела  её уже  100 лет! Мы  страшно  обрадовались  этому  обстоятельству    и  стали  забегать  друг  другу  в  гости. Вот,   пожалуй , с  тех  пор  и  стали  дружить  по- настоящему.      


                ***


  А    в  августе,  когда  я   сдавала  анализы  для  поступления  на  работу  в  детсад,   нашли  у  меня  какие-то  «инфекционные палочки»  и  положили  нас  с  Мишенькой  в  больницу  на  целый  месяц. Там  мы  пили  какие-то  лекарства,  мне  делали  клизмы  и  промывания  и  без  конца  брали  анализы.   Потом  наконец-то  выпустили,  объявив  меня  «бациллоносителем».  Это  был  « волчий  билет»  и   в  детсад  на  работу  меня  не  взяли.  В  школу  я  тоже  уже  опоздала - начался  учебный  год. Место  для  Миши  в  яслях  нужно  было  ждать  около  года  и  я  поняла,  что   настали  для  меня  трудные  времена.               
Выручила   снова  тётя  Люба!
Пришла она   ко  мне  как-то  вечером   и  объявила: « В понедельник  утром  идём с  тобой ,  Света,  на  приём   в  обком  партии,  к  моему  старому  ухажёру.   Он нам  ясли  на  тарелочке  с  голубой  каёмочкой  принесёт!  Шоб  дытына  была  «намажорена» (нарядная)  и  документы  в  полном  ажуре!.»
 В  кабинет  к  партийному  начальнику  тётя  Люба  вошла  с  Мишкой  на руках. С   порога   она   шумно  и  весело  стала     здороваться    с  лысым  дядькой,    который  вставал    из-за  стола  и  расплываясь  в  улыбке,    протягивал  ей  руку  для  приветствия:  «  Ну.  Любовь  Ивановна,  ну  люба  ты    моя!   Скильки  рокив,  як  один  дэнь!..»  Выйти  из-за  стола  он  так  и  не  успел  -  тётя  Люба   неожиданно  посадила  Мишку  на  самую  середину  его  большого  стола  и  «с  места  в  карьер»  начала  наступательные  действия : Цэ  Миша,  а  цэ   его  мама.!»  -«Дэ  мама ?-  потрясённо  спросил   большой  начальник,  почти  падая  в  кресло . 
Я  робко  высунулась  из-за  надёжного   плеча  тёти   Любы. Не давая  ему  опомниться,    она    буквально  «сшибла  его  с  ног»:  Значит  так,  Николай  Игнатьевич,  проблем  у  неё  воз  и  маленькая  тележка,  Если    не  дадите  ясли – хоч  помирай!»  - 
Помереть  не  дадим!  -  твердо    пообещал  Николай   Игнатьевич. 
И  через  неделю  я  отвела  Мишуню  в   детсад - ясли  рядом  с  домом,  куда он  ходил  до  6-ти  лет.
 А  вот  с  работой  я  мучилась  все  5  лет  до  моего  отъезда  на  Дальний  Восток. Постоянного  «своего»  класса  мне  не  давали  и  я  работала  «на  подхвате» -  временно  замещая  по  году  или  несколько  месяцев  заболевших  учителей  и  воспитателей  в  разных  школах  города.

                ***
флешка

 Подрастал   Мишенька,  прибавлялись  хлопоты,  обрастала  я  новыми  друзьями – коллегами,   втягивалась  и  привыкала  в  этой  «жизненной  гонке» - рано  вставать, чтобы  успеть  сделать  за  день  сотню  дел,  училась  вкусно  готовить,  правильно  писать  планы  и  вести  уроки  в  школе,  «собирать   мысли  до  кучки»  после  стрессов  и  обид… 
По  утрам  в  ванной  выливала  на  Мишу  2  ковшика   воды  из  -  под  крана.   Вечером  соблюдала  «святое»  правило   бабушки  Сони  - купала  Мишеньку  ( или  ножки  в  холодной  воде),    обязательная  сказка  или  песенка  перед  сном   и,    добравшись  до  своего  дивана,    мгновенно  засыпала.  К  двум  годам  малыш  стал  будить  меня   ночами   два,   а  чаще    один  раз  за ночь,  но  плакал  подолгу.   Я  засыпая  стоя ,  качала  его  в  коляске,   клала  под  бочок  к  себе в  постель,  ходила  с  ним  по  квартире,   заунывно  убаюкивая     детскими  песенками,  давала  подогретую  на  батарее  кашку  в  бутылочке,   клала  на  животик  грелку….А  он  всё  плакал.   Юра,  если  оставался  на  ночь,   стонал,  чертыхался,   закрывал  голову  подушкой,  а  потом  не  выдерживал,  вставал  и  шёл  ночью  домой, к  маме. 
Приходили  разбуженные  соседи,  давали  советы.  А  он  всё  плакал….и  наконец,  совершенно обессилив  от  плача,  засыпал. Доктор  назначил  операцию  грыжи  только  к  двум  годам.   
Моя  феноменальная  рассеянность  и  невнимательность   страшно  мешали  мне,   усложняли  и  без  того  нелёгкую  жизнь,  огорчали  и  расстраивали  до  слёз.  Как-то,   когда  Миша  только  начал ходить,  я  чем-то  занятая  в  комнате ,  не  заметила,   как  он  протопал  в  кухню  и  подтянувшись,  схватил  со  стола  свою  чашку  с  киселём.  Чашка  упала, разбилась  и  Мишка  упал  в  кисельную  лужу  лицом  и  сильно  поранил  себе  щёчку  и  нижнюю  губу. Шрамы  с  годами  стали  малозаметные, но  остались  для  меня  укором  на  всю  жизнь.  А  уж  что  я  услышала  о  себе  от  свекрови ,  когда  принесла   ей  внука  со  щёчкой,  завязанной    ниточкой  на  бантик  – даже  вспоминать  не  хочется!

                ГЛАВА  15



В течение  нескольких  лет  по  субботам  к 10 часам  утра  мы  с Мишенькой  приходили   в  гости  к бабушке  Соне.  Она  сразу  шла  с  ним    гулять  в  парк, а  мы  с  Юрой  приступали  к регулярной  уборке  квартиры. 
Это был священный ритуал:  Юра  доставал  из  своей  фонотеки  что-то  из  классической  музыки.   Не  касаясь  поверхности  пластинки (упаси  Бог!) , он  держал  её  в  левой  руке,   чуть  продевая  средний   палец  в  дырку  посредине,  а  большим   поддерживая  за  ребро  и  задумчиво    протирал  её  специальной  мягкой  тряпочкой .  При  этом  его  лицо  становилось  сосредоточенным  и  отрешённым. Он  ставил  пластинку  на диск  и  с  первыми  аккордами  приступал  ко  второй  части     ритуала.
 Из  шкафа  доставалась  аккуратно  сложенная  «спец. одежда» - старенькое, потерявшее  цвет  спортивное  трико,  такая  же  футболка  и  вязанная  лыжная  шапочка  (защита  от  пыли).  Под  величественные  и  завораживающие    звуки   классической  музыки   Юра    облачался  в  эти  одёжки  и наводил  порядок  на  фортепиано,  раскладывал  какие-то  ноты  и  брошюры  в  шкафу.  Затем  брал   заранее     сложенные  мной   аккуратной  стопочкой  половички,  салфетки  и  покрывало  с  дивана  и  уходил  на   7-10  минут  трусить  их  во дворе.
 Я  тем  временем  набирала  в  старый  таз  тёплую  воду  и   сперва  сухой,  а  затем  мокрой  тряпкой  тщательно  вытирала  пыль  со старой  дешёвой  мебели  в  комнате,  с  цветов  в  горшочках, с  сундука  в  прихожей,  мыла  печку  в  кухне,  мойку  и  раковины  в  ванной  и  туалете.
Затем  приходил  с  вытрушенными  половиками  Юра,  мыл руки,  переодевался  в  брюки  и  рубашку,  брал  свой  портфель  и  отправлялся  по  своим  делам.  На  этом  его  миссия  заканчивалась,  а  мне  предстоял  завершающий,  самый  ответственный  этап  уборки. Это  дело  требовало  специальной  подготовки  и  первые  уроки  я  проходила  под  строгим  контролем  свекрови. 

 Дело  в  том,  что  в  их   квартире   последние     20  лет    не  делался  ремонт  (всегда  не  хватало  денег) и  краска  с  полов    слезала   вместе  со  шпаклевкой  пластами,  открывая  щели  и  деревянные  доски  пола. Софья  З.  садилась  на  стул  посреди  комнаты  и  давала  мне   советы  и  указания  - как часто  нужно  менять  воду  в  тазу,  собирать  совочком  отпавшую  краску  и  шпаклёвку,  начисто  вытирать  весь  пол  и  застилать  его  посредине   клеёнкой.   А  по  краям  сразу  на  мокрое ( чтоб  не  ёрзали)  клались   половички  -  тоже  простые  и  старенькие,  но  всегда  чистые. 
Если  в  ванной  в  корыте  лежало  замоченное  бельё,  я  стирала  его,    старательно    тёрла  на  старой  стиральной  доске   и    тщательно  выполаскивала    в  ванной.  А  сушила  и  гладила  Софья   З.  уже  сама. 
  В  этом  доме  всё  привыкли  делать  тщательно  и  аккуратно (как  раз  то,  что я не  умела) .  Обед  из  простых  и  дешёвых  продуктов  всегда  подавался  вовремя,   грязная  посуда    никогда  не  оставлялась  «на  потом»   в  раковине,  носки  были  всегда  заштопаны  и рубашки  поглажены.  Хорошо,   без  комочков  варить  кашу  я  тоже  научилась    у  своей  аккуратистки - свекрови.  Как  только  я, поставив  кастрюльку  с  молоком    на  печку    всего   на  секунду  отходила  по  какому-то  важному  делу – подлая  каша,   радостно  шипя,   вытекала  из  кастрюли,  заливая  печку,  и я  получала  справедливое  замечание    и  наказание -  вся  процедура  повторялась  уже  под  наблюдением  Софьи   З.
 Она  брала  из  моих  торопливых  рук  ложку,   помешивала  на  тихом  огне  кашу  и  приговаривала:  «Не  спеши,  Света!  Каша  требует  терпения» .
У  нас  с  ней  сложились  спокойные,   прохладные  отношения.   Женщина  она  была  суровая,   не  ласковая.  И  ещё,   она  как-то  с  трудом  воспринимала   юмор.  Вот собирается  Юра  в   горы   и    в прихожей  из  его  рюкзака  выпал  ледоруб ( альпинисты   с  помощью   этой  палки  с крепким  железным  наконечником   на  конце  поднимаются  на  вершину  ).   
Софья  З.,  отодвинув  его ногой,   сердито  говорит: «Юрка,  убери  свой  ледотык!»  Юра  весело  поправляет – Мусик,  это  дырокол!  -  ну  дыролёд! –сердится  Мусик. –Не  кололёд,  а  руболёд»  -  «подначивает»  Юра. Разгневанная  Мусик  появляется  на  пороге  комнаты  и  сердито  говорит:  «  Не   делай  из  меня  идиотку, убери  сейчас  же  этот  ледокол!»
Я  очень  ценила  и  уважала   в  ней  строгость  и  надёжность   во  всём.  Уже  сама  постарев,   вспоминая  эту  чистоплотную,  замкнутую  женщину,   трудно  и  честно  прожившую  свою  жизнь,  я   понимаю  причину  её  прижимистости  и  сдержанности.     Первые  годы  я  считала  её  скуповатой.  Всю  свою  сознательную  жизнь  она  не  ленилась  ежедневно  записывать  в  тетрадь  все  расходы  за  день.  Причём , память  была  удивительная ! – все  даже  многозначные  числа  она быстро  вычисляла  в уме. Если  на  пакете  с  порошком  было  указано  класть  2 ложки  порошка  на  5  литров  воды,  то  клалось  ровно  столько  и  ни  грамм  больше.    В  борщ  отмерялось   ровно 2  ложки  томатной  пасты,  1  луковка,    3  картошки  и    небольшая  свекла с половинкой  капусты.    И  борщ  получался  очень  вкусный.    Это  уже  потом  с  годами  я  поняла,    что  строго  экономя,  она  ухитрялась  не  только  жить  с  Юрой  на  свою  небольшую  пенсию,    но  и  на  все    дни  рождения  делать    всей  родне   скромные,  но   нужные  подарки.   А  внуков  на  Новый  год  под  ёлкой  всегда  ждали  сладости  в  кулёчках. 
Тогда  шоколадные  конфеты  и  мандарины  дети  ели  только  по  праздникам.  Для   меня  до  сих  пор  мандарины  пахнут  праздником   и  новогодней    ёлкой.
Она  всегда  была  чем-то  занята.   Много  лет,  сколько  её  помню,  в  свободные  свои  минутки,  когда   она   ждала   пока  нагреется  чайник  или   присаживалась  в  кресло  отдохнуть,   слушала  музыку  или  собеседника ,  о  чем-то  задумывалась  - она   брала  сложенное  на  полочке   шитьё,  открывала  шкатулку  с  нитками  и  вышивала  «крестиком»  один  и  тот  же  коврик  на  стену:  шерстяные   угловатые  олени  играют  квадратным  мячиком.  Сперва  она  хотела  подарить  его  старшей  внучке  Жене,    затем   мечтала    закончить  к  рождению    младшей  Тани.  Потом  за  нехваткой  свободного  времени  и  подходящих  ниток   олени  на  коврике  долго  ждали  свой  мячик.  Потом  несколько  лет  вышивалась  рамка,   потом   родился  Миша,  потом  искалась  подкладка  из  мешковины  ….Короче,    этот  «долгоиграющий»  коврик , наконец  «увидел  свет»  и  был  торжественно  подарен  Михею  в  день  его  5-и летия .  Он  как  семейная  реликвия  путешествовал  с нами  по  городам  и  весям,  по  странам и  континентам . 
Сперва    занимал  почётное  место  на  стене  над  Мишкиной кроватью,  потом  лежал  на  полу  у  ящика  с  игрушками.  Я  укрывала  им  Михея  поверх  одеяла  в  холодном  Янчукане,  завешивала  им  некрасивую  стенку  шкафа,    застилала     кровать  как  покрывалом , снова  вешала  на  стенку ,  просушивала  на  солнышке,  проветривала  на  ветерке,  чистила  щёточкой  потерявшую  цвет  его  травку  и  постаревших,    поблекших  оленей ,  и  упаковывая  вещи  при очередном  переезде,  посомневавшись,  всё  же  укладывала  его  в  багаж.  Новый  пёстрый  коврик  над   кроватью, недорогое  красивое  покрывало,  синтетический  ковёр  на  полу  постепенно  вытеснили   старомодный  «бабушкисонин»   коврик  из  наших  временных  жилищ.  Всё  как-то  рука  не  поднималась   выбросить  его  в  мусорный  бак. Он  и  сейчас  лежит  на  антресолях  в  старой  наволочке.  Мне  снова  скоро «ворошить  гнездо»,  собираться  в  дальнюю  дорогу.  Вот  не  знаю – класть  его  в  багаж?!
  Уже  в  первые   годы     общения   со  свекровью  я  стала  замечать  за  ней  некоторые     странности. Человек  совсем  не  злой  и  не  мстительный,  она  почему-то  ненавидела  свою  соседку,  живущую  как  раз  над  ней.   Иногда   Софья  З.  шёпотом  рассказывала  мне,  что    «она» (сердитый  взгляд  на  потолок) приходит  в  эту  комнату  и  берёт  какие-то  вещи.  Я   сначала  горячо    пыталась    доказать,  что  это  невозможно ,  потому  что  в  дверь  вставлен  новый     «кодовый» замок  с  шифром,  который  может  открыть  только  С.З.   и  Юра.  «Значит  она  умеет  проходить  сквозь  стену» - спокойным    тихим  голосом  отвечала  С.З.  И  я  замирая  от  ужаса,   испуганно  смотрела  на  её  замершее  как  маска  лицо,  понимая,  что  с  ней  происходит  что – то    непонятное  и  страшное.   Тётя  Люба  сразу  поставила  диагноз (как  и  Юре  позже) – «шизофрения – маниакальный  депрессивный  психоз». Ты  Света,  будь  с  ней  осторожна, не  спорь  и  не  говори  на   эту  тему».
Но  я  всё  же  «влипла»  однажды. 
В  первые  полгода   ясельной   жизни    Мишенька   заболел  «ветрянкой»  и  я  пару  недель  носила  его  к  бабушке  Соне,  пока  работала  в  школе.  Как-то ,   когда   я   привезла  его  рано  утром  перед  работой  на  ул.  Университетскую,   мы  увидели  бабушку  Соню   на  балконе,  делающую  зарядку. Она  сердито  на  нас  посмотрела  и  вместо  «Здрасьте»   вдруг  объявила,  что  малыша  она  больше  не  возьмёт,  потому  что  я  её  предала.  Я  в  совершенном  недоумении  заметалась  в панике,  не  зная  куда  пристроить  ребёнка  и  что  мне  скажут  в  новой  школе,  когда  я  не  явлюсь  на  первый  урок.  У  себя  во  дворе  я  увидела  старую  дворничиху,  подметавшую  листья  возле  подъезда.  Я  бросилась  к  ней  со  слезами   и  умолила    понянчить  Мишу  оставшуюся  неделю. Тётка  была  добрая,  но  пьющая.  Я  подкармливала  её  и  давала  немного  денег.
Об  этом  случайно  узнала  моя  вечная  спасительница – тётя  Люба.  Она зашла  меня  проведать  в обеденный перерыв  и   обнаружила   в  доме  подвыпившую  чужую  тётку  и  Мишку  в  мокрых  штанах.     Дворничихе   она  сунула  какие-то  деньги  и  вытолкала  за дверь,   а  меня   строго  отчитала  за  содеянное.(как  будто  у  меня  был  выбор!)
  С  моим  «предательством»  скоро  всё  прояснилось – за  неделю  до  этого  события,    когда  я  одна   убирала  у  Юры  дома,  зашёл  милиционер,  вызванный  С.З.  по  жалобе   на  соседку.  Задал  мне  несколько  вопросов  и   я  честно  ответила,  что  соседка  не  беспокоит,  не  скандалит,  и  в  квартиру   никогда  не  заходила.  Жалобу  отклонили,   а  я  стала  на  какое-то  время  «врагом  №1»  для  моей  свекрови.  Потом  мы  с  ней  как-то  помирились,  конечно ,  с  помощью  Ани  и  Бориса.  А  несчастная  соседка   (одинокая  простая  тётка  лет  пятидесяти), не  выдержав  этой  молчаливой  ненависти  через   какое – то  время     всё   таки  поменяла  квартиру  и  уехала.


                ***


Наша  с  Юрой  странная  семья  всё  ещё    как-то  «имела  место  быть» (существовала), вызывая   недоумение   у  окружающих.   Мы    вдвоём  перестали  бывать у  Буликов (  Юре  они  все  тоже  не  нравились).  Подружки  разбежались по  своим  жизням,  работали,  выходили  замуж, рожали  детей  и  забегая  раз-два  в  год  ко  мне  на  ул.  Ватутина,  удивлённо  спрашивали:  «А  где  муж?  А   если  не  живёте  вместе  и  не  помогает,  почему  не  разведёшься?»
Толстая,  добрая  Циля (сестра  тёти  Энны,   медсестра  в  санатории ) как-то  «забрела»  ко  мне  в гости,  принесла    пакет  с  витаминами  и  вкусными  плиточками  «гематогена»  и  осторожно  спросила  : «  Тебе  Юра  что - деньги  не  даёт  совсем?  А  как же  ты  живёшь?»
 Тётя  Люба  после  операции  стала  работать  врачом  в  сан.станции  и  ходила      на  работу  через  наш  двор. Заходила  ко  мне  часто  по  дороге  домой ,  всегда  что -  нибудь  приносила  для  «дытыны» . А   если  мне  надо  было  нести  его  к  Софье З. , прибегала  с  работы,   чтобы  « иметь  радость»,  как  она  говорила,    понести  малыша  до  трамвая.   Она  тащила  тяжёлого  Мишку   на  руках,  без  умолку  с  ним  разговаривала, тормошила  и  они  оба  радостно  смеялись  и  целовались  все  7-10  минут  до  трамвайной  остановки.
Юру  она  молча  презирала.  И  если  я  начинала  «плакаться  в  жилетку» , резко  обрывала: «Ты  мне  про  этого  паразита  не  говори.  То  не  мужик,    а  пустобрёх! Раз  терпишь – значит  тебе  так  нравится!»
Как-то  она  зашла  ко  мне,    возвращаясь  с   работы.  Было  уже  часов  8 вечера  и  я  удивлённо таращилась  на   тётю  Любу,    выкладывающую  из  сумки  на  стол  почти  пустую    бутылку  дорогого  вина  и  большой  кусок  торта.  –«Света,  ну  шо  ты  як  ота  статуя?!   Ну,   выпыли  мы  трошки  з  «бабочками»  з   отдела.   Ты  знаешь,  какой  сегодня  день?   Главный  день  в  моей  жизни!  Серёже  18  лет   стукнуло.»   Тётя  Люба  стоя     разливает  по  чашкам  остатки  вина  (по  глотку),  медленно,  как  - то  задумчиво    выпивает  и  неожиданно  мягко  сползает  на  стул.  Голова  бессильно    падает  на  руки .  Она  с  трудом  поднимает  голову,  смотрит   на  меня  с  удивлением  и  задумчиво  говорит:  « Ну  ты  скажи,  за  шо  меня   Господь  так  наградил?  Такой  сынок  у  меня  славный  !  одна  радость  с  него! На  Виктора  стал   дуже  похож.  А  тот  за  все  годы  хоть  бы  открытку  ребёнку  прислал.  Я  ж  ничего  не  прошу , нехай  живёт!  Но  такой  хлопець  гарный,  а  папаша  даже  не  видел  его  ни  разу!» -  и  несгибаемая  оптимистка,   моя  мудрая,   сильная   тётя  Любочка    плачет.  Я  иду  звонить  Ал. Аф. (после  операции  она   может  потерять  сознание  даже  от    пары  глотков  вина)  и  по  дороге  обдумываю  «план  помощи»  тёте  Любочке.
И  я,  как  всегда,  «влезла». 
Письмо  Серёжиному  отцу  я  написала  в  тот  же  вечер.  В  нём,    представив  себя  как  « давнего  друга  Любовь  Ивановны», я   поведала  ему  какой  у  него  вырос  замечательный  сын и  намекнула ,  как  сам  он  много  теряет  не  общаясь  с  Серёжей.
Ума,  правда , хватило  не  вмешивать  сюда  тётю  Любу  и  послать  этот  «крик  души»  «до  востребования» (не   по  домашнему  адресу).
Ответ  пришёл  неожиданно  скоро. Замирая  от  любопытства,  волнения,  а  потом  от  стыда,  я    читала  сухие  строчки,   в  которых  чужой  мне  человек  благодарил  меня  за  внимание  и  деликатно  советовал   разобраться  сначала  в  своих  проблемах,  а  затем  « влезать»  в  чужую  жизнь.
«Щелчок» я  получила  правильно,  надолго  его  запомнила,  но….. всё  равно  «влезала»  ещё  по  жизни  не  раз,  снова  получая  и  «щелчки»  и  благодарности.  А  ситуацию   с  ребёнком,  выросшим  без  отца  судьба     много  лет  спустя,  повторила   уже   лично  со  мной.
Но  это  всё  было  потом , а   тогда…  нужно  было  срочно  белить  кухню (  Ленка  пришла  в  ужас  от  паутины  и  грозилась  прийти  в  воскресенье  и  «навести  красоту»),  написать  всем  письма  , перегладить  гору  белья,  перештопать  наволочки,  Мишкины  носочки  и  трусики,  проверить  пачку  тетрадей,  написать  урочные  планы,  сварить  на  завтра  обед,  отдать  в  починку  старые  туфли……..                               

       
                ***


По  выходным  приходила    уставшая  Лена  с  Игорёшкой  и  пока  мальчишки  ползая  на  полу  играли  с  машинками  и  кубиками,   рассказывала  мне   про  свои  «битвы»   с  пьющим  Павликом.   Высказавшись,  она   приступала  к  устройству  моей  неустроенной  семейной  жизни.  Тогда  у  меня  появилась  «идея – фикс» - поменять  местожительство  на  какой – нибудь  небольшой   городок  в  Подмосковье.   Всё  мечталось  поселиться  где –нибудь   на  берегу  красивой  реки,  подальше  от  Юры,  от   проблем  с   работой (почему – то   думалось, что    там   мне  сразу  дадут  класс в  школе).  По  легкомыслию  и  неопытности  мне  не  приходило  в  голову,   что  на  новом  месте  буду  я  совершенно  одна….
Я  стала  на  учёт  в  бюро  обмена  и  даже     съездила – таки    посмотреть  предлагаемые  квартиры  в  Бийск ( Урал)  и  в  Ржевск ( почти  Прибалтика). Но  к  счастью  что – то там  не  сложилось.   Лена   уговаривала  меня  не  меняться,  отвлекала  планами  на  лето,  тащила  в  гости  и    даже  как-то  на  целый   учебный  год   устроила  меня  работать  «на  подмену»  в  свой  интернат  для  детей  с  дефектами  речи,  где-то  на  краю  города.

Однажды   она  зашла  ко  мне  и  увидела    на  стене  профиль  Юры ,  обведённый  карандашом.    Он  перед  этим,    вечером  приходил  ко  мне  с  еженедельной  проверкой  и,  сидя  на  стуле  у  лампы ,   отчитывал  меня   за  пыль  под  кроватью ,  за  не  поглаженное  бельё,  посуду  в  раковине  и  т.д….А  я  у  него  за спиной  в  это  время  обводила  карандашом,    чёткую  тень  его  головы  на  стене -  покатый  лысеющий  лоб,   прямой  нос,  изогнутую  линию  усов  с  чуть  задранной  кверху  бородкой…
Ленка,    увидев  «портрет»,  замерла  на  пороге  и  потрясла  меня  неожиданной  фразой : «Ты   что  его  любишь?».  Я  поспешила  объяснить,    что  любовь  здесь  не  причём ,  что   это  просто  творческий  порыв –очень  уж  «руки  чесались»   вспомнить  уроки  графики  у  Григория Дмитриевича. Ленка  поверила  и….побелила  комнату  в  розовый  цвет .  Я  крутилась  у  неё  под  ногами,  подавала  ведро,  замывала  полы  и  давала  клятвы  больше  не  пачкать  стены   «всякой  дрянью».
 Эта   жизнь  врозь ,  я  думаю,    нас  с  Юрой  устраивала  обоих,  создавая    иллюзию    семейной  жизни. Я  по  слабости  характера  предпочитала  «плохой  мир  хорошей  ссоре»,  отдыхала  и  восстанавливалась  за  промежутки  между  Юриными  посещениями.  Он  жил  в  привычной  и  спокойной  обстановке  у  мамы,  приходил  иногда  среди  недели  с  «проверкой»,    оставался  ночевать,  или  в   воскресенье    уводил  Мишуню    куда-то  гулять.    Они  поднимались  по  нашей  улице  к трамваю – оба  черноволосые,  коренастые ,  с  одинаковой  походкой,   очень  похожие  Коломийцы – большой  и  маленький.  Я  выходила  на  балкон,  смотрела  им  вслед  и  молилась  тихонько: « Господи!  Только  бы  характер  не  повторил!»  и шла  в  дом  разгребать  накопившуюся  гору  дел – стирать,  убирать, мыть,  варить,  проверять  школьные  тетради,  составлять  поурочные  планы…….-  «бежать  свои  километры»,  как  говорила  тётя  Нина.
Она  тогда   собиралась   на  пенсию  и  старела  потихоньку   в  своей  уютной  квартире  в  Киеве,  не  забывая  регулярно  присылать    посылочки  на  мой   день  рождения. Я  писала  ей  письма,   описывая  свою  жизнь  и  она    отвечала  иногда,   давая  советы,  успокаивала….
Вторая  наша    соседка  по  киевскому   бараку Фаня  Абрамовна   переехала  к  дочке   Оле  в  Москву  и  раз  в год   тоже   собирала    посылочку   для  Мишуни  с  аккуратными  вещичками  своего  внука  Кирилла. 
Я  и  сама  шила  понемногу – то  из  старенького  платья  юбку    себе  «скомстралю»,  то подрежу  серое   мамино  старое  пальто  и  ношу  как  куртку.  А  однажды   пошила  из  мягкого  коричневого  покрывала  на  диване  (кто-то  подарил) трёхлетнему  Михею  хорошее  пальто,  чем  заработала  у  своей   суровой  свекрови  комплемент. Как  доказательство  этого  моего   подвига   осталась  фотография,    где  я  держа  за  ручку    трёхлетнего   Мишуню    в  новом  пальтишке,   стою  на  фоне  огромной  нарядной    ёлки,  которую  ставили  под  Новый  год  на  площади  им.Ленина.
В  нескольких метрах  от  неё  стоял  памятник  нашему  вождю  и  учителю  В,И. Ленину.     Гордо  развернув  могучие  каменные  плечи  и  величаво   подняв   голову  в  кепке,  он  с  интересом  наблюдал  за  народным  гуляньем  у  его  ног.( В  жизни  он  был,  оказывается,  небольшого  роста, лысоват,   прятал  руки  под  мышки…) .
В  новогодние  каникулы  к  этой  главной  ёлке  собиралась  масса  народу.  С  утра  до  вечера  звучала  весёлая  музыка  из  репродуктора  прямо  над  ухом  «вождя  и  учителя».   На  переносных  лотках  продавали  пряники,  леденцы,  печенье в  пачках,  сладкие  петушки  на  палочках,  мороженое  в  вафельных  стаканчиках. За  пределами    большой  нарядной  площади можно  было  увидеть  и  услышать ( только  в  праздники)    какого-нибудь  простого  дядьку  с  баяном,   поющего  военные  песни,   пацана,   продающего   глиняные  свистульки,  тетку  в  ватнике,   закутанную  в  тёплый  цветастый  платок,    торгующую  семечками  или  земляными  орешками…
  Падал  и  почти  сразу  же  таял  снег ( зимы на  Украине  редко  бывали  холодными).  Дед  Мороз   из  картона,   одетый  в  тонкую   красную      шубу  из  ситца  с  белым    ватным  воротником,    стоял  под  ёлкой  и  со  скрипом  поднимал  парализованную  руку  в  огромной  варежке,  приветствуя  гуляющий  народ.  При   каждом  приветствии   в  его  глазах  загорались  красные  лампочки.  Детей  невозможно  было  оттащить  от  этой  « страшилки».  Рядом  стояла  живая,   но   уже   очень  замёрзшая  ( в  отличии  от  Деда ) Снегурочка  в  голубом  сарафане    поверх  куртки  и  продавала  билеты  на  детские  новогодние  утренники  в  Дворцы  культуры  и  театры. Было  шумно  и  весело – народ  отдыхал.
 На  каникулах  советские  учителя   обязаны  были  являться  ежедневно  в  пустые    школы,  чтобы  обновлять  учебные  пособия,  наводить  порядок  в  классах,  посещать  разные  собрания,  совещания,  симпозиумы,  педсоветы    и  работать  над  повышением  квалификации  и   своего  политического  и  педагогического  образования .  Короче,  наше  народное  образование  находило  чем  занять  простого  советского  учителя,  чтоб  не  зря  ел  свой  трудный  хлеб  даже  когда  дети  отдыхали. 
Иногда  более   чуткий  директор  отпускал  нас  пораньше  домой    «работать  над  собой». Счастливые  учительницы  бросали  недописанные  (никому  не  нужные ) доклады,  отчёты,  пособия,  тетради, планы  и  мчались,  на  праздничную   распродажу  в  магазины,  на  базар,   в  кино,  театр,  в  парикмахерскую,    домой  к  детям,  к  мужьям,  короче,  «работать  над  собой»……
Я  помню,  ехала  как-то   рано  утром  на  работу  в  троллейбусе.  Мне  повезло  -   я уселась  у  окна  и  в  полудрёме  пыталась  распутать  клубок  мыслей   о  том,   что  не  успела  застирать   утром  Мишкину   простынку,  о вчерашнем  визите  Юры  с  его  замечаниями,  о  забытой  дома  ручке  с  красным  стержнем (чем  сегодня  ставить  оценки  в  тетрадях?!) ,  о  предстоящей  контрольной  в   незнакомом  ещё  классе, о  не купленной   картошке  для  борща….
Вдруг,  подняв  голову  я   обнаруживаю,  что  сейчас  моя  остановка.  Я  вскакиваю  с  места  и,   видя   перед  выходом  нескольких  человек , в  сонной  троллейбусной  тишине    громко  спрашиваю : «Кто  последний ?» ( вместо  - вы  выходите?).  На  остановке   я  как  ошпаренная  выскакиваю  из  троллейбуса , а  пассажиры       удивлённо  смотрят  мне  вслед  из  окон.
 


                ***

Как-то   в  августе  перед  новым  учебным  годом  меня,  как  обычно,   направили  работать в  новую  школу . Она  оказалась   недалеко  от   дома,    где жила  тётя   Люба.
Серёжа  тогда  учился  в  лётном  училище  в  Киеве   и   у  Ковтунов         жила  старенькая  парализованная  мать  Ал. Аф.  - Федосья    Игнатьевна. Маленькая,   худая,  с   искорёженными   суставами  на  руках  и  ногах  от  многолетней  работы  в  сыром  помещении  разделки  рыбы  в  порту   на  Азове (Азовское  море).
 Пару  недель  перед  работой  я  приводила  Михея  к  ним  домой,  потому  что  в  яслях  был  какой-то  «карантин»,  а  тётя  Люба  была  в  отпуске. Сразу  с  порога  Мишка  попадал  в  её  объятья.   Она  с  поцелуями  и  прибаутками  переобувала его (в доме  всегда  было  чисто)   и  вела в  комнату  «здоровкаться» -   «Дывыться, мамо, хто    до нас  прыйшов! –громко  и  радостно  обращалась  она  к  лежащей  на  большой  кровати  свекрови. Та делала  удивлённое  лицо,    всплёскивала  скрюченными  больными  руками и обнимала   улыбающегося  Михея:  «  Мыша,  цэ  ты?  Дуже  ты    гарный  хлопэць!  Будэмо  з  тобою  кашу  йисты?»  Мишка  вырывался  из  объятий  и  бежал  в  кухню: «Где  моя  бошая  йошка? – солидно  спрашивал  он  у  тающей  от  умиления  тёти  Любы. Пока  находилась  ложка,    мылись  ручки   и  одевалась  салфетка , приходила  в  кухню,    держась  за  стенки  Федосья  Никитична: « Ты  дывы, Люба,  як  мырошнык  мэлэ!»(мельник  мелет  муку) –восхищалась  старушка.  И  обе  женщины  радостно  наблюдали  как  Мишка, постукивая  ложкой,    уплетал  за  обе  щёки  вкусную  кашу.
 В  этом  доме  ему  позволялось  всё – прыгать  на  диване,  играть  пуговицами  в  большой  шкатулке,  разглядывать  кортик,  медали  и    ордена  Ал. Аф., вырезать  картинки  из  старых  красивых  журналов,  рисовать  купленными  для  него  карандашами,  заказывать  на  обед  любимый «бошщ»  и  мороженое  в  магазине  рядом  с  детской  площадкой  в  сквере, куда  он  с  тётей  Любой  ходил  гулять.
В  школе  мы готовили  классы  к  1 сентября .  Как-то   строгая  директриса  позвала  меня  к  себе  в  кабинет,  задумчиво  на  меня  посмотрела  и  тоном  нетерпящим  возражений  предложила  мне поменяться  местом  работы  с её  «протеже». Та  жила  рядом  и  давно  ждала  место  учителя  начальных  классов  в  этой  школе,    Работала   она  в  школе   где-то  за  городом,  куда нужно  было добираться  25  мин  на  автобусе.  Я  в  полном  расстройстве  всё  рассказала тёте  Любе.
 Сначала  энергичная  воительница  тётя Люба убеждала  меня  не  сдаваться  и  не  соглашаться  ни  на  какой  обмен .   Я  приходила  утром  на  работу,  рисовала  карточки,  расставляла  в  шкафу   книги  и  папки  и  репетировала  фразу  вежливого   отказа  пойти  работать  «у  чёрта  на  куличках». 
Дня  за  два  до  начала  занятий  перед  самым  педсоветом  меня  снова  вызвали в  кабинет.  Выслушав  мой  лепет  про  маленького  ребёнка,   которого  мне  до  работы  нужно  собрать  и  отнести  в  ясли,    она подняла  на  меня  ледяной  брезгливый  взгляд  и  произнесла,  чётко  выговаривая  слова:  «Значит  так!  Сейчас  на  педсовете  вы  заново  познакомитесь  с  коллективом  и скажите,  что  вы  Светлана  Абрамовна,  а  не  Георгиевна. Это – раз!  С  первого  сентября  я  буду  посещать  ваши  уроки  и  подробно  их   разбирать    с  завучем.  Это – два! Всё ,  можете  идти!»
 После  работы  я  горько  рыдала  на  кухне  у  тёти  Любы.  Она  кормила  меня  варениками  с  вишнями  и  успокаивала: «Ты  Света,  не  реви!  Ну  не  боец  ты! Та  «грэць  з  нэю (чёрт  с  нею),  з  этой  работою!  Не  даст  эта  зараза  тебе  жизни  - съест  с  потрохами! Уходи!» И  я,  не  дожидаясь  начала   репрессий,  ушла  работать  в  школу  поближе.
               

                ГЛАВА  16                флешка
1982



Сегодня  у  Буликов  семейный  праздник – Сяпочке 3  года.  Я  глажу  Мишуне    нарядный  костюмчик,  надеваю    «приличную»  школьную  юбку  с  блузкой   и,   захватив  в  подарок  игрушку,  мы  отправляемся,  наконец, – то  пообщаться  с  роднёй.
Там  как  обычно  «вкусный  стол»,   хрусталь  за  стеклом  в  серванте  и  на  столе,  уют  и  порядок  в  небольшой  квартирке  на  Набережной.    Витя  в  светлой  рубашке  с  расстегнутым  воротом,  старенькая    мудрая    тётя  Паша  с  седой  «гулькой»  волос  на  макушке,  полная,  розовая  в  нарядном  фартуке  тётка,  серьёзный,  всегда  сосредоточенный,  «застёгнутый  на  все  пуговицы»  Женя.   
 Дядя  Ваня   за  столом  уже  гудит  своим  мягким  басом  что – то  смешное.  Радостно  улыбается  мне  навстречу  Нинка ( оказалось,  что   у  тихой,  необщительной  Нины  я   -   единственная  подружка).  «Светка,  ты  где  пропала?,  садись»  -  усаживает  меня  рядом  с  собой  Витя. – давай  выпьем  за  моего  замечательного  внука  Сяпочку!  А  твоему   тоже  замечательному  сыну  нальём  Энкин  компот -  вкуснейшая  вещь!».
За  столом  всё  семейство  Буликов,  скрывая  зависть,  восхищается  вслух   аппетитом  моего  сына – «мырошнык  мэлэ»  всё  подряд  с  большим  аппетитом,  а   Сяпочка  ест  плохо,  как  и  его  папа   Женя  в  детстве. Оба  малыша   потом  идут  играть  в  соседнюю  комнату,  а  мы  долго  сидим  за  столом,  нахваливаем   всё  это    кулинарное  великолепие  домашнего  приготовления (я  даже  в  очередной  раз  старательно  записываю  рецепты  в  блокнот,  хотя  использовать  буду  нескоро),  беседуем,  слушаем  анекдоты  «от  дяди  Ванечки»,  подпеваем  ему  русские  народные  песни,  а   я  запоминаю,  рассматриваю,  прислушиваюсь,  учусь,  как  нужно  создавать   уют  и  порядок  в  доме  и  вкусно  накормить  гостей.
Уходя,  я  получаю  пакетик  с  куском  торта  и   баночку  с    салатом.  Тётя  Энна   достаёт  для  меня    из  своих  швейных  запасов  отличное  «лекало» - выкройку  из  плотной   бумаги  -  я  буду  шить  себе  платье.  Лорка  Островская  пригласила  меня  «дружкой»  на  свою  свадьбу.   
Свадьба  была  «типичная , советская,  скромного  достатка».  В  огромном  неуютном  зале  поселковой   общественной  столовой  составили   длинной   буквой  «П»    столы  с  выпивкой  и  закуской, и  после  торжественной  части  в  местном  ЗАГСе,   молодые  встречали  гостей  у  входа,  принимая      подарочные   конверты.   Играл    маленький  оркестр,  было  весело,    пьяно  и  шумно. Поскучав  с  часок    без  кавалера  по  танцам,  я,  как  обычно,  затосковала  в  шумной  компании  и  незаметно  убежала  домой.
 А  муж  у  Лорки  симпатяга  и  смотрятся  они  отлично. Они  потом  родили  двоих  сыновей  и  много  лет     жили  с  маленькой  худенькой  Лоркиной  мамой.  в  тесной    «хрущовке»  на  б. Шевченко.   Лорка  для  меня  тоже  всегда  была  образцом    хозяйки  дома  -  и  денег  всегда  в  обрез,  и  квартира  маленькая,  и  дети  малые,  а  всегда  порядок  в  доме,  чисто  и  сытно.       

                ***


Первые  годы  мы  с  Мишуней  встречали  Новый  год  у  бабушки  Сони. Я  помогала  убрать  к  празднику  дом,  приготовить   «вкуснятину» ( за  мной  было  приготовление  пюрэ  и  салатов),  помогала  мыть  посуду  и  приводить  дом  « в  нормальное  состояние»  после  гостей.
Обычно  на  Новый  год  приезжал  Борис  и  всегда  привозил  матери  какой - нибудь  нужный  подарок:   тёплый  большой  плед , байковый   халат,  кастрюлю-скороварку.  А однажды  привёз  большой  рулон  линолиума,  чтобы  закрыть  облезлый  пол  на  середине  комнаты.   С  таким  грузом  не  пускали  в  вагон  и  Боря  ехал  зимой    на  крыше  товарного  поезда.
 Сразу  сбегалась  вся  его  родня  и  дом  наполнялся  радостью.  Борис  всех  будоражил  какой-то  весёлой  энергией,  шутил,  балагурил,  всем  дарил  забавные  подарки,  фотографировал,  подбадривал,  мирил,  что-то  чинил,  забивал,  возился  с  детьми  …спорил ( вернее  убеждал  )   с  Юрой  каждые  пол  часа.  В  июле - августе     он  обычно  сам  или  с  семьёй  уезжал  лазить  по  горам  Кавказа.  Летом   на  свой  любимый  Кавказ  отправлялся  и  Юра ,  но  другим  маршрутом – в  походе  братья  не  могли  быть  вместе  из – за  несходства  характеров.
Вышла  замуж  Валюха  Артёмова  и  осенью  родила  сына  Виталика.  Я  несколько раз   ездила   к  ней (очень  уж  далеко,  на  самом  краю  города).  Познакомилась  с  тихим,  пьющим  Витей -  он  тогда  очень  старался  «завязать»,  пообщалась  с  радостно  озабоченной  тётей  Марусей  и  Ив.  Игн.,  надавала  кучу  советов  и  уезжала  в  свою  жизнь,  переполненную  проблемами,  заботами,  делами  и   хлопотами.       

                ***

Мишеньке  сделали  операцию  и  он  стал  нормально  спать  по  ночам  ( и  я  тоже). А  вот  мочил  постель  ещё  долго,   лет  до  десяти. Он  рос  спокойным,  созерцательным  ребёнком, немного увалень,     редко  плакал,   хорошо  ел,    никогда  ничем  не  болел,  всегда  был  самым  рослым  в  группе,  в  классе.   «Морденя»  славная,  улыбчивая,  характер  неторопливый,  добродушный.  Рано  стал  говорить.  Первый  стишок  про  «мишку  косолапого»  рассказывал,  когда  ему  не  было  ещё  двух  лет,    сильно    умиляя  этим  бабушку Соню.    Она  была  к нему  очень  привязана,      по  субботам  после  «генеральной  уборки»,  поила  отваром  шиповника  ( и  меня  приучила) ,  читала  ему  сказки,   никогда  не  повышала  голос.
Он  очень  любил  собирать   что-нибудь  из  конструктора,  с  папиной  дотошностью  и  с  бабушкиной  аккуратностью  крепко  закручивая  все  винтики  и  детали  и  складывая  всё  в  коробочку.
Как-то  в  субботу,   уже  после  ужина  я   заторопилась  домой  и  Юра  строгим  голосом  приказал  Мише  собрать  игрушки. Мишка  никак  не  отреагировал  и  продолжал  что-то  завинчивать. Юра  угрожающе  повысил голос  и  стал  считать  «до  трёх». Мы  с  Софьей  З.  выбежали  из  кухни    в  комнату,  понимая,   что  сейчас  будет  скандал,  но  опоздали. 
Юра  в  бешенстве  схватил  Мишку  за  шиворот,  сильно  его  встряхнул  и  уже  орущего  от  испуга  швырнул  в  угол  комнаты.   Затем  с  перекошенным  от  злости  лицом  схватил  мешок  с  игрушками ( хорошо, что  не  самого  Мишку ! )  и  вышвырнул   с  балкона  на  улицу – шумную  и  многолюдную.  Мы  с  С.З.  испуганно  посмотрели  друг  на  друга  и,  как  только  Юра  пошёл  на  кухню , я   шмыгнула  из  дома  и  побежала  спасать  игрушки.  Но  мешка    уже  не  было. Всё  те  же  его  любимые  «жестокие  методы»! 
 А  в  следующую  субботу,   когда  Юры  не  было  дома,  Софья З.     строгим  тоном  снова  пыталась  мне  внушить,    что  я  должна  быть  более  внимательна  к  Юре,  щадить  его  нервную  систему,  потому  что  он  вспыльчивый  и  неуравновешенный  из-за  музыки  и  я  не  должна    расстраивать  его  своей  несобранностью  и  неаккуратностью,   быть  терпеливой  и  понимающей  «как  жена  Достоевского».  Вот  так,  ни  больше  ни меньше.!
Я  сознавая,   что  отличаюсь  от  этой  героической  женщины  не  только  характером,  но  и  преданной    любовью   к  гениальному  мужу,  молча  все  выслушивала,  глотая  слёзы   одевала  Мишуню,  и  шла  домой   в  свою  жизнь.

                ***

С  каждым  годом  наши  отношения  с  Юрой  становились  всё  больше  болезненными  для  нас обоих.  Я  раздражала  его  уже почти  постоянно.  А  я   в  свою  очередь   стала    серьёзно  обижаться  на  его бесконечные  придирки  и  замечания,  часто  плакала  после  его  ухода,  стала  редко  смеяться  и  тихонько  напевать  себе  под  нос  -  перестань  мычать!  -  раздражённо  останавливал меня   Юра  и  я   испуганно  замолкала (я – то  думала,  что  меня  не  слышно!).
 Помню,    мы  с  Мишуней  остались  почему  с  ночёвкой  в  субботу  у  Юры.  Часов  в  9 вечера ,  когда  я  уже  уложила   малыша   спать,  пришли  девушка  и  двое  ребят  с  гитарой.  Они   пили  в  кухне  чай,  о чем-то  спорили,  а  потом  бородатый  Саша  стал  под  гитару  петь  песни  Окуджавы,  Визбора,   Высотского.
Сердце  моё  взволнованно забилось и  я,   потоптавшись  в  коридоре,  робко  зашла  в  кухню,  надеясь  незамеченной  приткнуться  где-нибудь  в  уголке  и  приобщиться  к  этой  компании  «избранных» – хрустальной  мечте  всей  моей  молодости.  Но  Юра  вызвал  меня  в  коридор  и  сердитым  шёпотом  не  велел  являться  в  кухню.  На  мою  мольбу - «Почему?»  он  резко  и  сердито  ответил :  « Ты  всё  равно  ничего  не  поймёшь.  Они  все  друг  друга  знают  и…  тесно».
Я  думаю,  что  ему  было  неловко  перед  приятелями  за  меня – простенькую,  в  очках,  с  усталым  лицом . А  мне, той  молодой  дурёхе  так  и  надо,  раз  позволяла  так  унижать  себя , не  могла    ответить,   «поставить  его  на  место»,  теряла  гордость  и  уважение  к  себе.
 С  годами  я  стала   элементарно  его  бояться ,  всё  больше  отдаляясь  и  ненавидя.  Он  презрительно  называл  меня  «мадам  с  мировозрениями   уборщицы».  Приходил  изредка  с  ночёвкой – у  него  был  свой  ключ . Как  только  он  осторожно  поворачивался  в  замке,  сердце  моё  испуганно  замирало  и  я , вскочив  с  постели ,  закрывалась  в  ванной   на  хлипкую  задвижку.  Юра  тихо  и  вкрадчиво  уговаривал  меня  открыть  дверь,  а  я   включала  воду,  чтоб  он  не  слышал  как  я плачу .  Потом    обречённо  вздохнув,  умывалась  и  открывала   дверь. Я   уже  как-то  видела  его   взбешённым  с  оторванной  задвижкой  в  руках!   

                ***


Раз  в  месяц  Юра  давал  мне  какие-то  небольшие  деньги  и   по  его  требованию  я  записывала  в  блокнот,  куда  я  их  потратила  и  отчитывалась  за  каждый  рубль. Удивлялась  тётя  Люба,  возмущалась  Ленка,   а  я  старательно  выводила  столбики  цифр – молоко – 5о  коп,  сахар – 1р.50,  масло -  3р. 50,  Мише  ботинки – 8р….-  воспитывала  в  себе  аккуратность  и  бережливость. .
Как-то  Ленка  пригласила   нас  с  Михеем  к  себе  на  Новый  год  и  очень  удивилась,  обнаружив,  что у  меня  нет  «приличного»  платья.  Она  затащила  меня  в комиссионный  (магазин  ношенных  вещей)  и мы  купили недорогое  кримпленовое  платье  розового  цвета .
По телефону   Ленка   непринуждённо  объявила  Юре,  что  одолжила  мне  10  рублей   и    пусть  это  будет  первый  его  подарок  за  5  лет,  и  что  я  это   заслужила,   и это  совсем  недорого – Павлик  ей  дарит  подарки  в  сто  раз  дороже  и тд . и тп. 
Юра  был  поставлен  перед  фактом  и  возмущению  его  не  было  предела – как  я  могла  купить «лишнюю»  вещь   от  его  имени  ?!   Моё  легкомыслие  безгранично,  а  наглость  просто  потрясла,  у  него   денег нет  даже  на  настройку  пианино  и  вообще    я  не  заслуживаю  подарков  вообще,   что  мне  нельзя  доверять  ребёнка,  что  с  моим  интеллектом  и  несобранностью  Миша    вырастит  каким  -   нибудь  алкашом,  забивающим  во  дворе  «козла»  (игра  в   «домино»)  с  дружками .  (Что-то  похожее  происходит  сейчас,   к  сожалению,  с  его  младшим  сыном)……
Я  стояла  у  Ленки  за  спиной  чуть  жива  от  страха  и  лихорадочно  соображала,  как  теперь  отдать  ей эту   «десятку»  за  два  раза.  Но  моя  храбрая  подружка  «давно  мечтала  сказать  этому  «жлобу»  всё,  что  она  о  нём  думает». И  он  получил  по  полной  программе!  «  Я  тебе  не  Светка!  Я  скажу  тебе,    кто  ты  есть  на  самом  деле!»   зловещим  шепотом  начала  Ленка. Трубка  жгла  ей  руку,   низкий  голос  звенел  от  возмущения,   лицо  раскраснелось  от  праведного  гнева  и  обвинения -    справедливые , хлёсткие и  откровенные  сыпались  и сыпались  на  моего  обидчика.

                ***

С  деньгами  вечно  была   «напряжёнка».  Я  как-то  умудрялась  жить  « на   одну  зарплату» (как  в  анекдоте) ,  но   одалживать  иногда  всё  же  приходилось. Из  моей  зарплаты (90  рублей)  после  вычета  налогов  и  разных  взносов, я  отдавала  19 р.  за  квартиру ,  за   свет,  газ,  потом  за  ясли….  Ужасно  мне  мучительно  было  просить  в  долг. Это  была  «душевная  пытка» ,насилие  над  самим  собой – я  тщательно  обдумывала  и  репетировала  просьбу , меня  бросало  в  жар  и  в  холод ,  я  забывала  и  путала  слова,  бледнела  и  потела  от  волнения  и  унижения  и   выглядела,  наверное,  жалко.
Спрашивать  нужно  было  у  тётки.  У  неё  всегда  ответ – « Ты  знаешь,  у  меня  дома  совсем  нет  наличных  денег.  Нужно  идти  снимать  в  банк,   а  он  сегодня  закрыт.»  Пару  раз  Витя  случайно  слышал  наш  разговор,  лез  в  карман  и  давал  мне  сколько  там  у  него  было.  Поэтому  после  нескольких  таких  попыток  я  всё  же  научилась  выживать  без  долгов. «Долги  нужно  отдавать!»–   говорила  моя  Мама.  Исключения  были  крайне  редки – за  всю  жизнь   я  могу  насчитать  их  по  пальцам   одной  руки. Потом  даже  мои  малоимущие  подружки  часто  одалживали  «по мелочам»  у  меня  и  я  этим  тайно  гордилась.