Кто создал евразийскую курганную культуру?

     Древние тюрки, около 7000 лет назад, облюбовав речные долины евразийских степных рек и богатые ароматными травами широкие водораздельные пастбища, создали новую экономическую систему — подвижное кочевое скотоводство. Свидетели этих событий являются десятки тысячи  древнетюркских курганов. Наиболее значительное курганное строительство, по мнению учёных,  развернулось во времена эпохи бронзы (III-II тысячелетия до н.э.), когда в евразийских степях существовали ямная культура, катакомбная культура и срубная культура. Традиция сооружения курганов с некоторыми перерывами существовала до ХІІІ-ХІV вв., пока в степях не распространились такие мировые религии как ислам и христианство.
     По словам Н.И.Шишлиной изучение курганной культуры, в первую очередь, необходимо начать с погребального обряда. В связи с этим Н.И.Шишлина пишет, что «погребальный обряд степных культур является основным источником по реконструкции многих сторон жизни населения эпохи бронзы региона. Ставя перед собой задачу фактического анализа всех его элементов, включая и погребальный инвентарь, можно воссоздать как индивидуальные характеристики материальной культуры отдельных групп, оставивших курганные могильники, так и представить общую характеристику культур в целом, оценить развитие технологических навыков материального производства, смену идеологических представлений, выявить общие традиции и время распространения новаций, этнокультурные различия и этнические сюжеты».(104)
     Как известно, представители традиционной исторической науки до сих пор не хотят видеть в современных тюркских народах законных наследников создателей евразийской курганной культуры. Поэтому они время от времени выдвигают различные гипотезы о «мнимых» создателях курганной культуры (кочевые арии-индусы, скотоводы-индоевропейцы, северные степные иранцы, скифы-осетины и арии- славяне).
       Попробуем выяснить какой народ древности всё же создал курганную культуру и постараемся ответить на волнующий сегодня многих людей вопрос: чьи далёкие предки захоронены в этих курганах?

Арии-индусы.

         Современные индийские учёные и некоторые их западные коллеги  утверждают, что индоарии не являются пришлым народом на территории полуострова Индостан, и поэтому они не могли быть создателями евразийской курганной культуры.
      Канадский учёный Клаус Клостермайер в связи с этим пишут следующее: «Сегодня индийские ученые пишут историю своей страны заново. Один из главных пунктов пересмотра истории касается так называемой "теории вторжения ариев"; нередко ее именуют также "колониально-миссионерской", подразумевая тем самым, что она была измышлением колониальных захватчиков, у которых просто в голове не укладывалось, что какая-то более высокая культура могла быть не занесенной в "отсталую" Индию извне, и которые были убеждены, что религия может распространяться лишь путем политически подкрепленной миссионерской деятельности. Индийские ученые с самого начала указывали, что в Ведах нет упоминаний о какой-то миграции из-за пределов Индии, что все упоминаемые в Ригведе географические особенности характерны для северо-западной части Индии и что не существует никаких археологических свидетельств, которые бы подтверждали теорию арийского вторжения…
        В одной из недавних крупных работ приводятся «17 аргументов, почему не было никакого арийского вторжения». Пожалуй, здесь уместно будет вкратце изложить (некоторые из них- Г.Г.)  и проанализировать:
-Модель арийского вторжения строится в основном на лингвистических гипотезах, которые неправомерны (и ошибочны).
-В древнеиндийских источниках нет никаких упоминаний о вторжении или крупномасштабной миграции – их нет ни в Ведах, ни в буддистских или джайнистских текстах, ни в тамильской литературе. Описываемые в Ригведе фауна и флора, местность и климат характерны для северной части Индии.
-Расовое разнообразие скелетов, найденных в поселениях цивилизации долины Инда такое же, как и в современной Индии; среди этих находок нет никаких свидетельств появления представителей новой расы». (8)
           Известный американский учёный Дэвид Фроули в книге  «Миф об арийском вторжении в Индию» также утверждает, что индоарии не являются пришлым народом в Индии и пишет по этому поводу следующее: «Вся теория про кочевников с колесницами была оспорена. Колесницы не являются повозками кочевников. Они использовались только в древних городских культурах, причём там, где много равнин, и речные долины северной Индии весьма для этого подходили. Колесницы совершенно не годятся для пересечения гор и пустынь, что требовалось для так называемого арийского вторжения… Расовых свидетельств такого индоарийского вторжения в Индию нет; напротив, есть лишь свидетельства непрерывного проживания там группы народов, традиционно считающих себя ариями…Существует шаблон игнорирования письменных свидетельств или превратного их толкования в угоду превалирующей идее об арийском вторжении — вплоть до изменения смысла слов Вед... Имеющиеся сейчас археологические данные не подтверждают существования индоарийского или европейского вторжения в южную Азию в какой-либо исторический или доисторический период. Вместо этого можно археологически документировать ряд культурных изменений, отражающих аборигенное культурное развитие от доисторического периода …В гимнах Ригведы нет ничего, что бы показывало, что население, говорившее на ведическом языке, было пришлым…Ясно то, что всё сооружение, выстроенное вокруг теории арийского вторжения, начинает рушиться со всех сторон». (105)
        Необходимо отметить, что на территории Индостанского полуострова нет и никогда не было курганных захоронений. Древние индоарии, как и их современные потомки кремировали покойников, а их прах бросали в воду священных рек Индии.
         Российский исследователь Сергей Рязанцев в книге «Тантология-наука о смерти» приводит некоторые сведения об этой традиционной для индусов форме погребения: «Индуистские обычаи кремации сохранились неизменными с незапамятных времен. Место сожжения мертвых — шамашан — располагается обычно на берегу реки. Погребальный костёр разжигают на пирамиде уложенных в несколько рядов дров. Если сжигают тело состоятельного человека, то в дрова непременно - добавляют несколько поленьев ароматного сандала. Обычно на этом печальном месте сооружается несколько
невысоких каменных платформ. Некоторые из них под каменными же крышами, опирающимися на четыре столба, некоторые открыты небу. Для доставки тела к месту
кремации индусы не используют гроб. Покойника укладывают на бамбуковые носилки и укрывают чистой белой материей…Доставив покойника к месту кремации, его укладывают на землю. Брахманы начинают читать мантры, готовя все еще заточенную в теле душу к возрождению. После этого совершают последнее омовение и тело водружают на пирамиду дров. На колени кладут тяжелое бревно. Сын усопшего должен самолично

зажечь погребальный костер. Если он хоронит мать, то огонь зажигает в ногах, если отца — то у головы. Сын и все представители мужского пола семьи семь раз обходят вокруг погребального костра. При этом они льют в огонь ароматические масла с тем, чтобы разгорающееся пламя охватило все тело покойного. Обычно прах высыпают в воду одной из священных рек, выбранных по воле покойного. В течение десяти дней в доме покойного не готовят пищу. Еду приносят друзья и близкие. Эти десять дней после церемонии кремации считаются самыми важными, так как именно в эти дни душа находит себе новую оболочку». (106)

Индоевропейцы.

         Дж. П. Мэллори считает, что степная курганная культура к индоевропейским народам никого отношения не имеет: «Есть ли какие-то основания, позволяющие обводить кружком различные культуры от Прибалтики до Причерноморья или Прикаспия и заявлять, что все они – индоевропейские?.. Траектории европейских культур неолита и бронзы очень отличаются от причерноморско-прикаспийских… Крайне трудно доказать, что эти миграции (индоевропейских народов – Г. Г.) в начале неолита проходили через причерноморско-прикаспийский ареал, а затем в IV–III тыс. до н.э. захватывали Казахстан…Возможность объединения этих разрозненных географических элементов в единую «теорию поля», похоже, так же далека от индоевропеистов, как и построение сходной теории в физике». (68)
         А вот что пишут об этой проблеме российские исследователи В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский: «Когда в XIX в. было выявлено определенное сходство между языками, столь удаленными друг от друга на современной лингвистической карте и принадлежащими столь несходным друг с другом антропологически и культурно народам, как обитатели Северной Индии и большинство европейцев, то поначалу это вызвало по меньшей мере недоумение…Эту семью родственных языков сначала называли индогерманской, а в настоящее время за ней закрепилось наименование индоевропейской… Для воссоздания картины распада индоевропейской общности и формирования отдельных входящих в эту семью языков, а также истории их носителей ключевым является вопрос о локализации общей прародины индоевропейцев, т.е. определение территории, откуда все эти языки по мере своего выделения из праиндоевропейского единства распространялись в области своего последующего бытования. В настоящее время, несмотря на длительную историю изучения этой проблемы и на применение тщательно разработанной методики языковых реконструкций единства в толковании этой проблемы нет». (107)
       Дж. П. Мэллори пишет о том, что «За период более чем в 150 лет поиски индоевропейской прародины не привели к решению, которое было бы принято за пределами группы сторонников конкретной концепции или тех, кто вследствие недостаточной осведомленности начинал поддерживать ту точку зрения, с которой он соприкоснулся… Самой яркой иллюстрацией этого положения является тот факт, что спустя два столетия лингвисты по-прежнему резко расходятся относительно времени и места распада индоевропейской общности и в целом не используют каких-либо приемов или подходов, которые были бы общепринятыми». (68)
               Академик В. В. Иванов также утверждает, что индоевропейцы не являются аборигенным населением на территории евразийских степей:  «Многие ученые до выхода нашей книги полагали, что именно Северное Причерноморье – прародина индоевропейцев. Но это противоречит расселению многих индоевропейских языков, которые с глубокой древности известны в Малой Азии и в других местах Ближнего Востока. И главное – противоречит общему культурному выводу о том, что культурные злаки, домашние животные и так далее, скорее, двигались в направлении от древнего Ближнего Востока в Европу». (102)
     В.А.Сафронов пишет что: «Прародина индоевропейцев должна, вероятно, занимать среднегорье, предгорье и примыкающие к ним низинные территории. Эти данные сразу исключают из возможного варианта прародины индоевропейцев понто-каспийские степи». (53)

«Степные иранцы».

       Российский специалист по истории древних иранцев И.Н.Медведская пишет: «Аргументы в пользу ираноязычия срубно-андроновской общности в нашей науке собраны, предъявлены, но не до конца убеждают. Ну нет же в Иране ни срубной, ни андроновской культуры!» (108)
      С.А.Григорьев в статье «Археологические основания ближневосточной локализации индоевропейской прародины на территории Евразии» пишет: «Не существует ни одной индо-иранской культуры южной зоны, которая формировалась под воздействием «степных» культур».(74)
          Л. С. Клейн утверждает, что курганные захорения резко отличаются от иранских, так как не имеют ничего общего с типично иранской заботой   «о предохранении мертвых от соприкосновения с землей…Вообще преобладающие погребальные обычаи маздаистского характера у иранцев исторического времени это «башни молчания», астоданы, оссуарии, скармливание покойников собакам и птицам, срезание плоти с костей и т. п.». (108)
       Как известно, в Иране до принятия ислама в основном практиковались два вида погребений: каменные склепы (у ахеменидских царей)  и выставление трупов (у зороастрийцев). У древних иранцев основное требование к погребальному обряду - сохранить в чистоте природные стихии. Для зороастрийцев, например,  неприемлемы зарывание трупов в землю и трупосожжение, которые признаются большим грехом. Зороастрийцы труп умершего выставляли на специальном сооружении (дахма) на съедение птицам. Очищенные таким образом от мяса кости в дальнейшем сохранялись в специальных сосудах - оссуариях (костехранилищах). (109)
        Как известно, ешё Геродот и Страбон писали о том, что во времена Ахеменидов персы натирали тело воском и хоронили умерших царей в особых гробницах или склепах, вырубленных в скалах Накше-Рустама. Маги или жрецы выставляли трупы на особого рода возвышения и погребали “не ранее того, как их разорвут птицы или собаки”. Однако уже при Сасанидах тело умершего выносилось за город, где его клевали хищные птицы; класть тело в могилу или сжигать запрещалось.
    Английский исследователь М.Бойс в книге “Зороастрийцы. Верования и обычаи” пишет: «Царские гробницы находятся поблизости от Персеполя. Гробница Дария находится высоко в скале на торе Накши-Рустам, в нескольких милях от Персеполя, а гробницы трех его преемников расположены рядом. Три последовавших за ними царя этой династии похоронены в похожих гробницах в скале позади Персеполя. Хотя иконография рельефов гробниц свидетельствует о правоверном зороастризме, цари придерживались незороастрийского обычая сохранения своих тел, но при этом старались тщательно изолировать трупы, считая их нечистыми. Геродот пишет, как Дарий огорчился, что не может пользоваться одними из ворот Вавилона, потому что над ними покоится в гробнице набальзамированное тело бывшей царицы (Геродот I, 187).
       Старейшие археологические свидетельства зороастрийского ритуала похорон известны начиная примерно с 400 г. до н.э. Это высеченный в горах Ликии склеп в скале. Остальные могилы на этом кладбище принадлежат ликийским аристократам, но этот склеп отмечен надписями на арамейском и греческом языках. В последней говорится, что “Артим, сын Арзифия, сделал этот оссуарий”. Астодана (персидский), оссуарий (греческий) — “костехранилище, ящик дня захоронения костей”. Под именем “Артим” подразумевается, возможно, Артима, назначенный в 401 г. до н.э. персидским правителем Лидии. Оссуарий, который, как показывает греческая надпись, он соорудил для захоронения своих костей и костей потомков, состоит из двух небольших помещений, в каменном полу которых высечены прямоугольные углубления, покрывавшиеся для большей безопасности каменными крышками-плитами.
     В каждом углублении—кости нескольких человек, собранные после выставления мертвых тел на открытом воздухе. Может быть, Артима происходил из царского рода. Его
     гробница свидетельствует, что обряд выставления трупов принят знатными персами к концу V в. до н.э… Начиная со времен средневековья трупы оставляли на особых похоронных башнях, но в древности (по-видимому, еще в авестийское время) их бросали на оголенном горном склоне или же в пустынном, каменистом месте. Для верующих было важно, чтобы мертвое тело, выброшенное на пожирание птицам и зверям, не соприкасалось с благой землей, с водой или растениями. После того как кости очищались на ветру и под лучами солнца, их собирали и захоранивали в землю, где они должны были дожидаться Дня Суда. Такой похоронный обряд, возможно, имел своей первоначальной целью, как уже было сказано, быстрое уничтожение оскверняющей плоти и освобождение души, чтобы она могла подняться к небу». (110)
           Известный английский учёный Гордон Чайлд в своей книге "Арийцы. Основатели европейской цивилизации" дал конкретные ответы на некоторые интересующие нас вопросы: «Многие исследователи считают, что скифы были иранцами. Данные лингвистики, которые ограничиваются несколькими именами собственными, в основном более позднего времени, являются не очень убедительными…Решающее значение для этнической идентификации скифов приобретает изучение их погребального обряда.        Он сильно отличается от того обряда, который был присущ иранцам или индийцам, как, впрочем, и любому другому индоевропейскому народу. Эти обычаи описаны Геродотом, их следы найдены при раскопках многих курганов, но они совершенно неарийские.  Они находят точные соответствия у кочевников Монголии, причем они существуют у них на протяжении многих веков, как было показано Миннзом. Он считает скифов предшественниками гуннов, татар и печенегов, и это не вызывает сомнения». (110а)

 «Скифы»-осетины.
      Как известно в Осетии никогда не существовала культура курганных погребений. До недавних времён осетины хоронили покойников в каменных склепах. Вот что по данному поводу пишет известный осетинский исследователь В.И. Абаев: «Те, кому приходилось путешествовать по Северному Кавказу в районах, населенных осетинами и ингушами, встречали на своем пути странные города. В горах, довольно далеко от селений, раскинулись на большой площади маленькие домики, сложенные из камня, издалека напоминающие ульи. Когда вы подходите ближе, убеждаетесь, что эти города пусты. В окошках домов в полутьме можно различить человеческие останки: черепа, обветренные и потемневшие кости... Эти "города мертвых" - отголоски погребального обряда очень древней религии, распространившейся в эти районы из древней Персии... Сохранившийся у них обычай хоронить умерших в таких каменных склепах, не закапывая покойника, а оставляя тело на воздухе, не связан с нынешними религиозными традициями". (111)
Следует подчеркнуть, что ареал распространения надземных склепов ограничивается лишь горной частью Северного Кавказа. На равнине и в предгорьях такие склепы не встречаются. Они и не могли быть характерными для равнины, так как в природно-географических условиях гор, помещенное в склеп тело мумифицируется. В равнинных условиях мумифицирование исключалось. Все эти склепы имеют по два или три лаза, через которые заносили внутрь покойника. Внутри склепов были устроены дощатые или каменные нары, на которые клали покойника. По сей день в осетинской деревне Даргавс находится крупнейший на Северном Кавказе склеповый могильник, образно именуемый «Городом мертвых». Здесь по южному склону горы Раминырах спускаются вниз к реке светло-желтые постройки, где нашли вечный покой целые поколения осетин. Этот архитектурный ансамбль «города мертвых» состоит из 97 сооружений, относящихся к трем основным типам: надземные склепы с пирамидально-ступенчатым перекрытием, надземные склепы с двускатным перекрытием и полуподземные склепы, впущенные одной стороной в склон. Самыми монументальными и величественными являются склепы с пирамидально-ступенчатым перекрытием. В плане они квадратные. Камера деревянными настилами разделена на три этажа. Каждый этаж имеет свой четырехугольный лаз, доступный с земли. Некоторые этажи настолько наполнены погребениями, что проникнуть внутрь склепа невозможно: нет свободного места.
      Своды  этих склепов высокие и весьма колоритные - по всем четырем граням они густо украшены рядами выступающих сланцевых полочек, а в верхней точке свода обычно ставился пирамидально отесанный камень - навершие. Полочки имели не только декоративное, но и практическое назначение - перекрывая ступени свода, они препятствовали проникновению воды в кладку свода и его разрушению.   
Обычай погребения в надземных склепах у осетин был связан с культом предков. Умершего хоронили в полном одеянии с мелкими бытовыми предметами. Покойников клали обычно на деревянные полки. До принятия христианства в погребальном обряде осетин немаловажная роль также отводилась ритуальному использованию огня в похоронном процессе. Одним из основных элементов этого ритуала было разжигание костра у могилы. По словам информаторов, во-первых, тем самым могила предварительно очищалась от злых духов. Во-вторых, так решали важную задачу: передать покойному в иной мир частичку огня одной из основных святынь – домашнего очага. Именно от него наиболее влиятельной женщиной данной большой семьи разжигался примогильный костер. Предварительно в доме тело умершего ставили к очагу. По дыму примогильного костра судили о жизни умершего в ином мире. Так, дым, идущий вертикально вверх, означал, что боги даровали покойному вечное блаженство. На следующий после похорон день, к вечеру, женщины отправлялись на кладбище, взяв с собой горящие угли из очага («долю золы и огня»). Рядом с могилой разводили костер». (112)  Кроме этого, у осетин еще недавно бытовал странный для стороннего наблюдателя обычай разжигать огонь на короткое время непосредственно на груди трупа перед помещением в склеп, что можно рассматривать как архаичную форму посвящения покойнику его доли огня. Для этого обычно иногда использовался небольшой заряд пороха. По представлениям осетин покойник нуждался не только в одежде и еде, но и в огне. К ритуальному разведению примогильного костра семантически очень близок еще один осетинский обычай – «Артганан». Семья, у которой в течение года кто-либо умер, разводит костер на третий день после Нового года. Мужчины села приходят со своими дровами и бросают их в общий костер. «Тех, кто не приносил дров упрекали – разве твои покойники не нуждаются в обогревании?!». (112)
       Некоторые другие специфические особенности традиционного погребального обычая осетин:
Погребальная пища, которой снабжали умершего представлена двумя видами:
Питье — в глиняном кувшине или в чайнике. Кувшины, которых большинство, обычно перекрыты полотняной тряпочкой (иногда обмотанной веревкой) и сопровождаются маленьким деревянным ковшом или чашкой. «Чайнику», видимо предназначенному для хмельного напитка (вроде традиционного осетинского пива или медового напитка «ронг»), сопутствует не ковш, а бокал из рога с деревянным донцем, который насаживают на длинный носик чайника. Сколько можно судить, «чайник» с роговым стаканом являлся привилегией мужчин — и то, по-видимому, не всех, судя по сравнительно небольшому их числу по отношению ко всей массе керамики.
2. Пища – не мясная и в малом количестве: нечто вроде лепешек или творожников, которые укладывались в специальную «торбочку» – квадратную салфетку, шелковую или полотняную с шелковым квадратиком в центре, имеющую, кроме того, маленькую кожаную нашивку с отверстием – четыре конца салфетки скреплялись наверху.
    Как мы видим, у осетин мясная пища (в отличие от того, что постоянно имеет место в степных курганных захоронениях) в погребальном ритуале не представлена.
     В Осетии иногда в изголовье покойника ставили бутылку с аракой и чурек. В ходе церемонии старик, ее проводивший, разбивал бутылку и отбрасывал чурек со словами: «Эта пища и это питье да будут, сколько бы ты ни употреблял их, неистощимы для тебя, пока не достигнешь ты рая!».
  До настоящего времени у осетин также считается обязательным отправить еще до начала похорон долю поминальной пищи на кладбище – тем, кому выпала печальная миссия рыть могилу покойному (это могут быть его дальние родственники или соседи). В составе этой пищи, как правило, бывают и крепкие напитки. Закончив подготовку места захоронения, копатели (еще до появления траурной процессии) поминают умершего, желая ему всяческих благ в «истинном мире».
3. Следующая важная специфическая особенность осетинского погребального обряда – захоронения с мельничными жерновами. В осетинском фольклоре известен целый ряд проклятий, где пожелание смерти, гибели выражается как пожелание: «Чтобы твои жернова вертелись на твоей груди». Б.А. Калоев приводит данные о бытовании похорон с жерновами в ряде мест горной Осетии даже в 20-е гг. XX в. Интересно, что жернов возлагался только на могилу последнего представителя семьи или рода. Употребление проклятия «чтоб вы своими жерновами закрыли входное отверстие своего фамильного склепа» в тех районах Осетии, где главным видом погребений были склеповые, свидетельствует, что этот обычай был распространен и в XVI – XVIII вв. (112). Необходимо отметить, что традиционно у осетин практически все основные категории погребального инвентаря — орудия труда, оружие, культовые предметы – часто присутствуют в захоронениях лишь символически: в виде части, заменяющей целое. Так, в женские могилы постоянно клались детали ткацких станков, а также приспособлений для вязания, плетения и т. п., причем именно детали, часто сломанные в древности (или иногда, видимо, специально, при самом акте погребения). При всем многообразии возможных объяснений этого явления его стабильность для самых разных категорий предметов наводит, прежде всего, на мысль о чисто формальном исполнении требований погребального ритуала, об элементе известного плутовства со своими умершими и своими богами. Тот же мотив, вероятно, лежал в основе всего процесса символизации инвентаря вообще.
      У истоков процесса символизации стоит, как известно, замена ритуального убийства человека или животного символическим: так, например, коня, в частности, стали заменять на Северном Кавказе в могилах удилами еще в I тыс. до н. э. Архаической чертой в погребальном обряде у осетин является также ритуал «посвящения жены». Это когда вдова сходит в могилу, трижды ударяется головой об дно гроба и, затем отрезав косу, кладёт её на грудь умершего супруга в знак своей принадлежности ему. (112)
      Итак, как мы видим, археологические данные свидетельствуют о том, что современные осетины никого отношения не имеют к степной курганной культуре.
     Антропологические данные также свидетельствуют о существенном различии антропологических типов современных и средневековых осетин и древнейшего евразийского степного населения. Известный российский антрополог В.П. Алексеев, даже будучи приверженцем ираноязычия скифов, утверждает, что современные осетины являются потомками горцев-кавказсцев: «Из факта древности и автохтонного формирования кавкасионского типа уже был сделан вывод, что осетины представляют собой потомков местных этнических групп, населявших Центральный Кавказ с глубокой древности». (113)
       Как известно, генетические исследования также свидетельствуют о том, что современные осетины не являются потомками степного населения древности (афанасьевцев, андроновцев, тагарцев, скифов). Так, если у степняков в основном (90,0 %) выявлена гаплогруппа R1а1, то у 75% обследованных генетиками осетин, обнаружена гаплогруппа G и только у 2,0% обследованных выявлена гаплогруппа R1а1.

«Славяне-арии».

          В последние годы в России и на Украине появились авторы, которые в своих публикациях пытаются доказать, что «славяне-арии» являются предками не только русских и укараинцев, но также и скифов, создателей курганной культуры. Однако, большинство учёных считают, что славяне и их современные потомки, русские и украинцы, к  курганной культуре никого отношения не имеют.
          Так, например, украинский журналист Дмитрий Киянский в статье «И великие молчальники курганы охраняют сон степных владык» пишет: «Помню много лет назад в перерыве какой-то научной конференции знакомый археолог шепотом, чтобы никто не слышал, доказывал мне, что скифов, как таковых, в нашей истории вообще не было. Этот ученый полагал, что скифы - лишь общее название целого конгломерата разных, не очень сходных между собой народов. Однако, говорил он, заявить о подобных вещах вслух невозможно. За такие крамольные идеи могут запросто выгнать из института. Ведь считается, что скифы в какой-то мере наши предки... Строки из знаменитых «Скифов» Александра Блока (Да, скифы - мы! Да, азиаты – мы. С раскосыми и жадными очами!) многие воспринимают буквально, считая скифов, обитавших в глубокой древности на территории нынешней Украины, нашими непосредственными, чуть ли не прямыми предками. Так ли это?».(114)
  На этот вопрос Дм. Киянского отвечает заведующий отделом скифо-сарматской археологии Института археологии НАН Украины, доктор исторических наук Вячеслав Юрьевич Мурзин: «У Блока скифы - яркий поэтический образ. Называть их своими «кровными» предками, мы, конечно, не можем. Подобное утверждение спекулятивно и, что называется, высосано из пальца. Но точно также нельзя и преуменьшать их роль в становлении поздней славянской культуры. Мы связаны с ними не столько в этническом плане, сколько в духовном».(114)
        Известный российский учёный Л.С. Клейн в интервью журналисту В.Е. Еременко, в весьма эмоциональной форме, выразил своё отношение к интересующей нас теме:
«В.Е. Скажите, пожалуйста, почему интерес публики к ариям столь силен? Публики, очень далекой от истории и археологии.
Л.К. А интерес публики – он разный. Часть публики подогрета националистической пропагандой – арии, нордическая раса, бремя белого человека, арийские славяне, русские в палеолите и т. п. Книг на эти темы уйма, причем профессиональных нет.
В.Е. Но ведь арии на деле не славяне и не германцы, а иранцы и индийцы?
Л.К. Конечно. Но почти все авторы этих книг об ариях – любители, прочитавшие два-три учебника и переводы немецких антропологических писаний XIX – начала ХХ веков. К сожалению, молодежь часто клюет на эту пропаганду. Особенно та ее часть, которую подзуживают националистическими речениями неумные политиканы, да еще в обстановке притока мигрантов из ближнего зарубежья, который вызывает раздражение. Тут и чувства национального унижения при виде нашего реального отставания от Запада, и ностальгия по утраченной империи, хотя в этой империи господами были вовсе не они». (115).
       Необходимо отметить, что в последние годы некоторые российские археологи также решили внести свой посильный «вклад» в вопрос об арийских предках славян.     Речь идёт о приверженцах российского археолога Г.Б.Здановича, которому удалось поднять немалый шум вокруг «славян-ариев».
        Вот как интерпретирует этот чрезмерный интерес определённой группы россиян к археологическому комплексу Аркаим А.А. Формозов: «Широкую известность получили за последние годы исследования поселения бронзового века Аркаим в Челябинской области. Памятник, бесспорно, интересный, заслуживающий изучения и осмысления. Ни то, ни другое по сути дела еще не завершено. Зато развернута мощная рекламная кампания. В печати фигурируют «Русская Троя», «Древнейший центр индоевропейцев», «Аркаимский период русской истории». В буклетах на английском языке, напечатанных Г.Б. Здановичем, изображен ряд любопытных предметов. Таковы своеобразные каменные статуэтки. Ни одна из них не происходит из Аркаима. Это случайные находки, может быть, и совсем другого возраста. Тут же показаны бронзовые изделия, но и они не из Аркаима, а из курганов…Создав шумиху вокруг Аркаима, Г.Б. Зданович добился многого. К памятникам подведены асфальтовые дороги с особой подсветкой. Штат экспедиции приближается к сотне человек… С экскурсией здесь побывал сам президент В.В. Путин. Реальные же плоды научных исследований новоявленной «Страны городов» не так велики. Предварительные очерковые публикации пока не получили продолжения и развития. Интересующихся чаще отсылают к журналу «Техника — молодежи» или к тезисам. Избранный круг археологов несколько раз приглашался на Аркаим, но странным образом демонстрировались им не раскопки, а лишь реконструкции древних жилищ, построенные сотрудниками экспедиции. Насколько обоснованны эти реконструкции, неясно. Спорить и сомневаться как-то неловко, тем более приехавшим в Аркаим на средства, предоставленные Г.Б. Здановичем и Л.Н. Коряковой, сумевшей получить деньги и из-за рубежа. Гостям остается только кланяться, благодарить и восхищаться». (116)
       А вот мнение о славяно-ариях и археологическом памятнике Аркаим российского учёного В.А.Шнирельмана. В статье «Страсти по Аркаиму: арийская идея и национализм» В.А.Шнирельман пишет: «Так, в течение последнего десятилетия в центре насыщенного этнонационалистического дискурса оказался уникальный археологический памятник Аркаим, обнаруженный археологами на Южном Урале. Неожиданно для ученых он стал использоваться различными националистами для преодоления кризиса идентичности и обоснования прав на территорию. Сложился определенный политизированный миф об Аркаиме, окрашенный в шовинистические и расистские тона…Аркаим причисляли к кругу "национальных и духовных святынь"… Термин "арийцы" стал произвольно использоваться в расширительном смысле как синоним индоиранцев или даже индоевропейцев, причем именно в этой версии Аркаим фигурирует в учебном пособии, изданном в Екатеринбурге и предназначенном для учащихся средней школы… Так как формирование огромной Российской империи в течение последних столетий шло за счет победоносных войн, территориальных приобретений и быстрой экспансии русских в регионы, заселенные инокультурными и иноязычными группами, не удивительно, что с ростом этнического национализма в среде местного нерусского населения и среди самих русских стал живо обсуждаться вопрос о легитимности присутствия русских в различных регионах страны. Особое беспокойство это вызвало у русских этнонационалистов, которые начали лихорадочно искать исторические аргументы, способные оправдать очевидную для них необходимость русского доминирования на всей территории бывшей империи. Недавняя и средневековая история, полная завоевательных походов, мало для этого подходила. Более заманчивые перспективы открывало доисторическое прошлое, позволяющее выдавать произвольные амбициозные построения за перспективные гипотезы и достаточно обоснованные теории. Русские этнонационалисты вновь открыли для себя давно отвергнутые наукой и забытые построения "славянской исторической школы", тщетно пытавшейся отождествить славян с древними ираноязычными степными кочевниками (скифами, саками, сарматами и пр.). Но и этого им показалось мало. Вооруженные данными современной археологии, они начали настаивать на том, что "предки славян" владели степным евразийским поясом еще в эпоху бронзы, а возможно, и раньше. Этих предков они все чаще отождествляли с "ариями", "арийцами", произвольно включая в эту категорию те или иные группы индоевропейцев, которые им было желательно выдать за таких предков. Тем самым завоевательная политика Российской империи представлялась в ином свете - как возвращение русских на свои наследственные земли…Чувства, которые порождает Аркаим у русских ультранационалистов, достигают иной раз патетических вершин. "Была Русь, была грамота, были свои духовные ценности - и доказательством тому Аркаим", - заявляет один из них. Ему вторит другой, считающий Аркаим "неотъемлемой частью истории русского народа". Третий безапелляционно трактует Аркаим как "символ русской славы", и его заметку об этом не без удовольствия публикуют русские ультранационалистические газеты "Русский Восток" в Иркутске и "За русское дело" в С.-Петербурге. Этот романтический взгляд на Аркаим пронизан русским этноцентризмом и призван воспитывать у русских откровенно ксенофобные настроения. Ведь он апеллирует к "великой арийской цивилизации, матери русского племени", призывает русских вспомнить о своих расовых корнях и "арийском происхождении", объявляет Аркаим "местом исхода протославянской группы арийского народа"… Впрочем, одновременно арийский миф используется и для обоснования идеи целостности и неделимости государственного единства на территории Евразии. Для ряда русских националистов Аркаим является неопровержимым доказательством того, что древние "славяне-арии" проживали в бронзовом веке на Южном Урале, имея высокую культуру, в том числе письменность, к которой якобы восходит санскрит. Именно с Южного Урала они широко расселились по Евразии. Поэтому - делается вывод - не только центральная и южная Россия, но и Сибирь, Средняя Азия и Дальний Восток являются исконно славянскими территориями». (117)
      Между тем, непредвзятые исследования, проводимые на территории Аркаимского археологического комплекса свидетельствуют о тюркских корнях этой культуры. Об этом пишет, например, российский исследователь Ф.Н.Петров в статье «Археологические памятники Аркаимской долины»: «Степные культуры перешли к кочевому хозяйству на рубеже II-I тыс. до н.э., в период, когда изменения природных условий в степи сделали затруднительным существование оседлого скотоводства…Существуют определенные аргументы в пользу распространения в этот период времени в восточной части Великой Степи племен тюркской языковой группы...У тюркских народов особым почитанием пользовались истоки рек и аржаны – родники с целебной водой. Считалось, что аржаны могут избавить человека не только от болезни, но и от других жизненных неприятностей. У аржанов совершали как индивидуальные, так и коллективные моления и жертвоприношения. Это был обряд, посвященный всем ландшафтным духам данного района, в том числе духу-хозяину аржана. У многих современных тюркских народов существуют образы духов рек и источников: “су иясе” у казанских и западносибирских татар, “су иеси” у казахов, “hыу эйяhе” у башкир. При этом татары различают женских духов воды – “су анасы” и мужских – “су бабасы”. Культ почитания горных вершин также хорошо известен у древних тюрок и у более поздних тюркских народов. В древнетюркских надписях Южной Сибири присутствуют многочисленные указания на вечность скал и священность олицетворенной ими Бурой Земли, строки, возвеличивающие конкретные утесы или даже совсем небольшие сопки. Гора Чека – один из наиболее значимых культовых центров степного Зауралья. Название Чека является татаризированной формой казахского Шокы - “бугор с остроконечной вершиной”, “шелом”.
        Свое культовое значение Чека приобрела уже в эпоху камня, о чем свидетельствуют следы неолитического святилища на вершине горы. В эпоху бронзы в северной части массива были сооружены две крупные аллеи менгиров. Их возведение в древности было связано с большими трудозатратами и применением специальных технологических приемов, поскольку центральные камни в аллеях имеют вес не менее двух тонн. Обе аллеи образуют единый комплекс, обращенный к главной вершине горы.
Эпохе ранних кочевников принадлежат каменные курганы, расположенные на вершинах основных возвышенностей массива. Самый крупный из них находится на главной вершине Чеки. Эти памятниками свидетельствуют о том, что в скифо-сарматскую эпоху Чека воспринималась как сакральное пространство. На нем хоронили достаточно видных членов общества, которые в своем посмертном существовании сближались с духами природных стихий…Большинство курганов могильника Лисьи горы может быть датировано эпохой поздней бронзы и сооружено, вероятнее всего, населением поселений Лисьи горы I и Лисьи горы III.
Степные курганы, создававшиеся в эпоху бронзы над погребениями, реализуется собой не только культ почитания предков. Они встраивались в структуру природного мира, а сами предки, погребенные под их насыпями, воспринимались в контексте сакрального мира природных стихий. На протяжении тысячелетий степные народы считали, что духами природных ландшафтов во многих случаях становятся души умерших именитых людей, вождей и шаманов, чьи погребения находили наиболее зримое воплощение на местности в курганных насыпях». (118)
         В том, что в последние годы некоторые  российские авторы, в качестве наследников скифов, решили осетин заменить на славян-ариев. В этом не последнюю роль сыграли ДНК исследования. Как известно, генетики выявили, что генотип захороненных в курганах Евразийской Степи в основном состоит из гаплогруппы R1a1, а у осетин этот показатель оказался весьма низким, в то время как у некоторых славянских народов, в том числе у русских, высоким. В связи с этим, некоторые российские генетики усиленно пытаются навязать всем мысль о том, что современное население России являются генетическими потомками древних ариев –славян.
        Вот что, например, пишет о древнейших евразийских носителях гаплогруппы R1a1 А.А.Клёсов в статье «О неправомерном отнесении сибирских гаплотипов R1a1 к представителям курганной археологической культуры»: «Ископаемые гаплотипы R1a1 из Южной Сибири прекрасно укладываются на ветви современных гаплотипов России. И совпадений искать не надо. Эти ископаемые гаплотипы имеют общего предка с современными русскими, восточными славянами, и их общий предок жил 4850±500 лет назад. Что вполне согласуется с датировкой ископаемых гаплотипов от 3800-3400 до 1900-1600 лет назад… 3800-3400 лет назад - это времена перехода ариев, гаплогруппа R1a1, в Индию. И предок их был, как еще раз показывают данные в нашей интерпретации - ближайший родственник восточных славян. Технически он был праславянин, но ставший праиндусом». (119)
   Однако, необходимо отметить, что идентичная гаплогруппа R1a1 выявлена также почти у всех современных тюркских народов:
Котоны (монголязычные уйгуры) -82,0 %,
Киргизы- 63,0 %,
Шорцы- 58,8%
Алтайцы- 53,0%
Татары- 34,1 %
Чуваши- 31,6%
Узбеки- 30,0%
Уйгуры- 28,6%
Хакасы 28,3 %
Карачаевцы - 27.54%
Башкиры- 26,3 %
Балкарцы - 25.74%
Каракалпаки- 18,2%
Тувинцы 14, 0%
Кумыки- 13,2%
Гагаузы - 12,5%
Азербайджанцы - 7,0%
Турки- 6,9%
Туркмены - 6,7 %
Казахи - 4,0%
Якуты - 3,2%
       Кроме того генетики выявили, что «восточноазиатские» гаплогруппы (N, O, C), присущие монголидным народам, у «западных» тюркских народов (азербайджанцев, турков, туркмен, гагаузов, карачаевцев, балкарцев, кумыков) не обнаружены.
Ознакомившись с этими данными по ДНК генеалогии мы можем предположить, что гаплогруппа R1a1 изначально была древнетюркской гаплогруппой. А тот факт, что у всех мужчин, захороненных в евразийских курганах, обнаружена эта гаплогруппа, является ещё одним доказательством того, что так называемые андроновцы, афанасьевцы, тагарцы, «пазырыкцы»,  скифы, сарматы, аланы были тюркскими народами и  являются древними предками современных тюрков.
          Об этом в своих  исследованиях пишут большинство зарубежных и  российских генетиков. Так, например, российские исследователи Волков В.Г, Харьков В.Н., Штыгашева О.В., Степанов В.А в статье «Генетическое исследование хакасских и телеутских сеоков» пишут: «Практически все гаплотипы R1a1 у хакасов и шорцев входят в единую группу и отличаются от гаплотипов R1a1 других этносов, но имеют явное сходство с гаплотипами носителей тагарской археологической культуры. Таким образом, данные сеоки являются прямыми потомками тагарцев». (120)
        А в другом исследовании по генетике населения Южной Сибири «Эволюция и филогеография линий Y-хромосомы человека» генетики В.А. Степанов, В.Н. Харьков, В.П. Пузырев пишут, что «Большую часть в спектре вариантов Y-хромосомы в Южной Сибири занимает R1a1 (от 12 % у тувинцев до 55 % у южных алтайцев), носители которой – вероятно, древнеевропеоидное население этого региона – проникли сюда с миграциями по степной зоне Северной Евразии в эпоху от раннего неолита до бронзового века». (121)
       Можно предположить,, что к далёким предкам современных русских эта гаплогруппа, скорее всего, попала в тот период, когда их предки с предками современных тюрков были объединены в единый эль (договорное государственное образование) . Как известно, эль это древнетюркское государство, куда на добровольной договорной основе входили представители различных племен и народов древности (славяне, согдийцы, предки современных венгров, марийцев, монголов и т.д.). Из истории мы хорошо знаем, что такими тюркскими государствами -элями были государственные образования скифов, хуннов, гуннов, тюркютов, авар, хазар, булгар, огузов, кыпчаков. В какой-то мере элем были Золотая Орда и государство Хулагидов, а также средневековые Крымское, Казанское и Астраханское ханства в Восточной Европе. Последние крупные тюркские эли в Азии - это были тюркские государства Бабуридов, Сефевидов, Каджаров, а в Европе - Османская Империя, просуществовавшая до начала 20 века. Как известно, в разные годы в османском эле были объединены албанцы, австрийцы, армяне, абхазы, грузины, болгары, боснийцы, сербы, хорваты, словенцы, греки, киприоты, молдаване, румыны, венгры, турки, чехи, черногорцы, украинцы, крымские татары, гагаузы, словаки и многие другие европейские народы. Как известно, османская империя просуществовала около 600 лет и не удивительно, что за время столь долгого совместного проживания в едином государстве у многих вышеперечисленных народов оказались схожие генетические данные.
      О таком более раннем тюркско-славянском союзе пишет российский автор Г.Н. Клейменов в своей книге «История русской равнины»: «На среднем Дунае праславяне появились вместе с гуннами. Выйдя к границам Византии, славяне ещё долгое время не представляли самостоятельной политической силы. Они участвовали в войнах, но предводительствовали ими другие – гунны, авары. Примерно сто лет они осваивались в пограничье империи, а затем постепенно славяне стали переходить от участия в набегах к заселению весьма опустевших к этому времени Балкан...По мнению ряда исследователей, именно авары стали той силой, которая привела в движение славянские племена и вывела их на историческую арену. Начиная с последних десятилетий VI века, на пространстве от Венского леса и Далмации на западе до Потисья на востоке возникает аварская культура. Ее создателями были не только авары, но и более крупные племена, которые находились в их подчинении. Наиболее многочисленную часть населения Аварского каганата составляли славяне». (122)
        О древнем тюркско-славянском союзе также пишут В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский:  «Славяне и степные номады, по-преимуществу тюрки, были «обречены» на соседство и взаимодействие самим ходом истории… Славяне участвовали не только в походах тюркоязычных болгар и варяжской руси: согласно византийским источникам, с момента появления славян на дунайской границе империи в VI в. они действовали совместно с кочевниками… В «Истории франков» Фредегара, составленной около середины VII в., говорится, что «Каждый год гунны приходили к славянам, чтобы провести у них зиму, они брали тогда жен и детей и пользовались ими, и к довершению остальных насилий славяне должны были [еще] платить гуннам дань». Данные археологии делают очевидными «законные» брачные узы, связующие древних тюрков (гуннов, авар, хазар, булгар) и «славянских жен». (107)
       Как известно, похоронный обряд является одним из наиболее консервативных элементов культуры благодаря устойчивости определяющих представлений, на базе которых он сформировался. Комплекс представлений, связанных с погребением предков, является общечеловеческим и этнические особенности сказываются в деталях и в сочетаниях второстепенных признаков или в разновременности появления этих признаков, тоже в большинстве случаев общих для многих народов.
      Из числа специфических элементов древнеславянского погребального обряда следует назвать: погребальное сооружение в виде человеческого жилища (домовины) и захоронение праха умершего в обычном горшке для еды.
Учёные считают, что причину появления новых представлений о какой-то внутренней связи между посудой для еды и местопребыванием праха предка следует искать, очевидно, в главной религиозной задаче первобытных земледельцев – в изобретении магических средств для обеспечения своей сытости, благополучия.
      Погребальный обряд древних славян подробно рассмотрен в работе С.А.Андреевой: «Горшок с прахом предка зарывался в землю и прикрывался сверху домовиной или курганом. Горшок для варева становился не только вместилищем праха, но и как бы постоянным напоминанием предку о первых плодах, о празднике благополучия.
     Связующим звеном между богом неба, богом плодоносных туч (отсюда “тучный”) и кремированными предками, души которых теперь, по новым представлениям, уже не воплощаются в живые существа на земле, а пребывают в небе, явился тот горшок, в котором уже много сотен лет первобытные земледельцы варили первые плоды и специальным празднеством благодарили бога
           Отсюда оставался только один шаг до появления обряда захоронения останков кремированного предка в простом горшке-урне, зарытом в кормилицу-землю. Обряд трупосожжения, идея которого заключалась в вознесении души умершего человека к небу, в какой-то мере отрывал умерших от земли. Аграрно-магическая обрядность навсегда осталась соединенной с местом захоронения умерших, с домовиной на кладбище, под которой захоронен в горшке-урне прах предка. Обряд захоронения в урне объединял следующие идеи: представление о бестелесной душе (сожжение), заклинательную силу горшка для первых плодов (урна-горшок с прахом предка-покровителя), заклинание плодоносящей силы земли (зарытие урны в землю) и создание модели дома данной семьи (домовина над зарытой урной с прахом предка членов семьи).
      На праславянской территории (в её западной половине) прах предка начали насыпать в горшок в XII – X вв. до н. э., а до этого на всей прародине славян встречаются сосудообразные конические предметы с большим количеством отверстий, своей формой напоминающие синхронные им печки-горшки с небольшим количеством отверстий.
       Вместилище праха – горшок для приготовления пищи – связывал воедино идею культа предков и магическое содействие предка благополучию живых.
Первым, кто описал погребальный обряд древних славян был, живший в XIII в. монах Киево-Печерской лавры Нестор – автор «Повести Временных Лет».
Рассмотрим текст Нестора, относящийся к славянам лесной зоны: “А Радимичи и Вятичи и Север одни обычай имеяху – живяху в лесе, якоже вьсякый зверь … И аще къто умьряше, – творяху тризнy над нимь. И посемь сътворяху краду велику и възложаху на крадy мьртвьца и съжьжаху и. Посемь, събравъше кости, въложаху в судину малу и поставляху на стълпе на путьх, еже творять Вятичи и ныне. Сиже творяху обычая и Кривичи и прочий погании, не ведуще закона божия, нъ творяще сами собе закон”.
     Описание Нестора очень точно соответствует археологическому понятию “полей погребальных урн”. Окончательно утвердиться в этом мы сможем после того, как разберем всю погребальную терминологию Нестора, ставшую частично непонятной уже в XIII в.». (123)
       Археологические истоки славянского обряда трупосожжения пока не могут быть выявлены в весьма отдаленной древности. Вполне определенно история славянского ритуала кремации умерших может быть прослежена начиная с позднего этапа бронзового века на протяжении более полутора тысяч лет. Ретроспективным путем (от раннего средневековья в глубь веков) цепь археологических культур, связываемых со славянским этногенезом, внизу пока завершается лужицкой культурой (последнее столетие II и первая половина I тысячелетия н.э.).
        Погребальными памятниками лужицкой культуры являются бескурганные могильники, нередко насчитывающие по нескольку сотен захоронений. Обряд погребений - трупосожжение. Кремация умерших совершалась на стороне, вне могильника. Собранные с погребального костра остатки трупосожжения (пережженные косточки с пеплом) помещались в глиняную урну, которую ставили в неглубокую могильную яму, или ссыпали непосредственно в подобную могильную яму. В них иногда помещали еще глиняные сосуды, вероятно, с жертвенной пищей. Бронзовые вещи в могилах встречаются редко, что, скорее всего, обусловлено обычаем, а не бедностью населения лужицкой культуры металлическими изделиями.
       Погребальный обряд славян в позднелатинский римский периоды не претерпел каких-либо существенных изменений. Как и в более раннее время в Повисленье и в смежных с ним регионах безраздельно господствовал обряд сожжения умерших на стороне с последующим помещением кальцинированных костей с остатками погребального костра на дно могильной ямы. Преобладающими были безурновые и безинвентарные погребения. Пшеворские могильники бескурганные.
      Срединное положение занимает славянская группировка, характеризуемая глиняной посудой пражско-корчакского типа. Территория ее простирается от верхнего течения Эльбы на восток широкой полосой через Верхнее Повисленье, Волынь и Припятское Полесье до правобережной части Киевского Поднепровья. Историк VI в. Иордан сообщает, что "многолюдное племя венетов" ныне известно "под тремя именами: венетов, антов, склавенов". Географическое распространение пражско-корчакской керамики позволяет связывать племенную группировку славян, пользовавшуюся этой посудой, со склавенами Иордана и византийских историков. Важнейшие этнографические элементы, свойственные этой славянской группировке, позволяют утверждать, что она генетически восходит к населению висленского региона пшеворской культуры. В V-VI вв. повисленская группировка славян расселяется в разных направлениях, осваивая земли Верхнего Поднестровья и Припятского Полесья в восточном направлении, части бассейнов Одера и Эльбы в западном и дунайские земли в южном.
           Археологи ссылаются на сходство погребального обряда (трупосожжение в различных его вариантах) у славян и племен лужицкой, поморской, пшеворской, зарубинецкой и черняховской культур. При этом они обычно ссылаются на свидетельство русского летописца об обычаях восточнославянских племен: радимичей, вятичей и северян. Когда у этих племен кто-либо умирал, сообщает летописец, по нему творили тризну, делали большой костер, клали на костер мертвеца и сжигали, а потом, собрав кости, складывали в малую посудину и ставили на придорожные столбы. Академик Б.А. Рыбаков писал, что у славянских народов одним из самых архаичных обрядов является погребения праха в урне. Урна могла устанавливаться на столпе. Столп ставился на перекрестки дорог. Получалось, что прах предка оберегает поселение. Столп мог иметь вид домовины – небольшого домика, который мог стоять на столбах или на башне. Вариацией этого обряда является традиция заворачивания праха в бересту, известная у славян с X века. С X века распространённым видом урн становится ступа - дубовая колода. С тех пор до наших дней дошли выражения: «дуба дать» или «дать дуба раньше срока», то есть умереть. К малоизвестному факту относится обряд погребения в воде. Урну опускали в озеро, в реку, желательно в место слияния двух рек. А.А. Александров высказывает гипотезу, что исходя из полного параллелизма обрядов, связанных с сожжением в огне и последующим потоплением в воде, обряд захоронения в воде был очень распространён, однако никогда не предпринимались попытки разыскать эти захоронения специально. Такие захоронения находили лишь случайно. (124) Российские исследователи А.З. Винников и А.Т. Синюк в статье «Дорогами тысячелетий» пишут: «В языческую эпоху у славян ни в чем так ярко и многолико не проявилось их мироощущение, как в погребальной обрядности. До принятия христианства на Руси, а в некоторых районах и много позднее умерших сжигали. Огонь— вот что почиталось, чему преклонялись; ничто не могло уравняться с его силой! Огонь горел в самых священных местах. У славянских племен было особое уважение к очагу, были обычаи гадания на углях, золе, пламени. Огню приносили жертвы, все важнейшие праздники проходили при особом почитании огня. На месте будущего захоронения, там, где предполагается насыпать курган, готовились принять остатки кремации. Сооружали деревянную камеру размером 1х2 метра, высотой около полуметра из дубовых плах. Это был ящик с крышей и полом, но с одной из сторон стенка отсутствовала и камера была открыта. Она ставилась не в центре, который был уже намечен для будущего кургана, а в его восточной половине, причем открытой стороной максимально ближе к предполагаемому краю кургана. Затем уже по периметру будущего кургана ставилась деревянная столбовая оградка, которая прерывалась там, где она подходила к открытой стороне камеры. Лишь после этого с погребального костра собирали остатки кремации человека и животных и, очистив их от золы, пепла, а может быть, даже и помыв, помещали в глиняный сосуд (горшок, миску) и ставили в погребальную камеру. Сюда же приносили сосуды с пищей и питьем. Затем наступал момент насыпки кургана. Насыпали не только члены семьи умершего, а, вероятно, «всем миром». Землю ссыпали внутрь столбовой оградки, которая как бы обрамляла курганную насыпь. Погребальная камера с прахом умершего не присыпалась вся, край ее оставлялся свободным от земли, а открытый вход закрывался большим камнем или толстой деревянной плахой. Собственно, в древности курган был не таким, каким он нам сейчас представляется. Это было своеобразное погребальное сооружение из дерева и земли. Во время насыпки сооружения горшки или их части преднамеренно разбивались и разбрасывались по насыпи. Возведя часть будущего кургана, приносили хворост, поджигали, отдавая дань огню. Вокруг кургана образовывался неширокий ровик, из которого брали землю. По окончании работы в ровике зажигали костры в память о покойнике. Завершался ритуал похоронной трапезой или, по-летописному, «стравой». А когда в семье умирал еще один ее член, все повторялось сначала, с той лишь разницей, что камера уже готова, курган насыпан, осталось только отодвинуть камень или плаху от входа, поставить новый сосуд с костями и в память о новом захоронении зажечь новый костер на кургане и в ровике вокруг него. Картина похоронного обряда, нарисованная нами,— это не плод чистой фантазии. Раскопки курганов Боршевского могильника открыли и остатки деревянной погребальной камеры с оградкой, и зольные пятна в насыпи, свидетельствующие о ритуальных кострищах, и ровик вокруг кургана, в котором выявлена яма с остатками кострищ, и фрагменты керамики и кости животных в насыпи — разве мало фактов, чтобы представить все, что было здесь тысячу лет назад?». (125)
        Итак, мы убедились, что погребальный обряд славян существенно отличался от аналогичного обряда древнейшего скотоводческого населения Евразийской степи. Вывод: предки современных русских никого отношения не имеют к курганной культуре евразийской степи. Дмитрий Верхотуров в статье «Скифы между тюрками и славянами» пишет: «До начала XVIII века в литературе полностью господствовало верное представление о том, что предками тюрков были скифы. Это положение было позже доказано археологами, которые нашли целых пятнадцать параллелей между материальной культурой скифов и тюркских народов. 15 признаков - это значительно больше того, что можно было бы считать случайным совпадением. Вот это и не хотят никак признавать патриоты. Не хотят сказать, что на самых ранних этапах сложения древнерусского государства огромное влияние оказали тюркские народы: печенеги, половцы, хазары, булгары и другие. Если признать это влияние, то нужно будет признать влияние тюрков на сложение уже и русского народа, и сказать, что русский народ - это не чистые славяне, а народ полуславянского - полутюркского происхождения, наподобие дунайских болгар, в которых слились дунайские славяне и булгары. Вот это для патриотов страшно. Это разрушает их мировоззрение до основания. Отсюда и стремление удревнить славян настолько, чтобы там, в глубокой древности никаких тюрок не было, и была бы отговорка насчет того, что "был же древний и чистый корень".Расставание с мифами о скифах-славянах и признание их тюрками ставят перед историками и археологами нелегкие вопросы. Придется признавать, что тюрки имели сильнейшее влияние на восточных славян, на сложение Киевской Руси, на сложение древнерусского государства и всего русского народа. Кому-то это, может быть, неприятно, но уйти от этого не получиться».(126)
       Итак, мы выявили, что ни у одного из так называемых «арийских» народов не было традиций курганных погребений. Ни индусы, ни индоевропейцы, ни арии иранцы, а также проосетины и славяне  не хоронили своих близких в курганных могильниках.  И, естестественно, что никакого отношения к евразийской курганной культуре не имеют.

Древние тюрки-создатели курганной культуры.   

       Как известно, евразийские курганы были не просто насыпями над могилами. Они были своеобразными храмами. С их появлением религиозная жизнь выходит за пределы поселений. У курганов собирались общины, чтобы почтить память умерших, принести жертвы богам, произвести праздника, решить важные дела. Курганы через чествования предков олицетворяли для степняков их исконную связь с определенной территорией. Возвышаясь над степными просторами, они обозначали территории расселения скотоводов и пути их передвижения. На вершине многих курганов устанавливались вертикально камни, напоминали человеческую фигуру, а впоследствии антропоморфные скульптуры. Первые курганы появились свыше пяти тысяч лет тому, в первой половине III тысячелетия до н.э. Наиболее значительное курганное строительство развернулось во времена эпохи бронзы (III-II тысячелетия до н.э.), когда в евразийских степях существовали ямная культура, катакомбная культура и срубная культура.
         В настоящее время в ареале расположения евразийских курганов проживают десятки тюркских народов, а также славянские народы (русские, украинцы) и практически отсутствуют ираноязычные народы.
         Ранее мы уже убедились, что современные западные европейцы, арии-индусы, славяне, иранцы (персы, таджики, осетины), а также их далёкие предки с курганной культурой никак не были связаны.   
         Рассмотрим некоторые письменные, археологические, антропологические и этнографические данные, подтверждающие идентичность древних тюрков и населения, создавшего евразийскую курганную культуру.
         Необходимо отметить, что для большинства не политизированных учёных никогда не было большим секретом то, что создателем Евразийской курганной культуры являются именно предки современных тюркских народов. Например, известный итальянский учёный Марио Алинеи без всяких сомнений пишет об этом: «В четвертом тысячелетии до нашей эры курганные народы распространились по всей области к северу от Черного моря, по северной Европе, и вероятно к востоку от естественного барьера Уральских гор. Слово курган на тюркском языке означает холм или могила. Курганная культура характеризована ямными могилами или курганами, т.е. специфическим методом похорон. Самые ранние курганы находятся к северу от Черного моря, откуда они распространяются примерно к 2000г. до н.э по Центральной Европе, пересекая Днепр. Везде, где распространяется Курганная культура, это отмечается общими элементами в отличие от окружающих культур Бронзового века... Традиция возведения курганов на могилах всегда была одной из самых характерных особенностей алтайских (тюркских- Г.Г.) степных кочевых народов, от их первого исторического появления до позднего Средневековья. Как известно слово курган не русского, не славянского, и не индоевропейского происхождения, а заимствование из тюркских языков. В моих книгах я привел доводы в пользу алтайской (тюркской- Г.Г.) аборигенности в Евразии… Слово курган ‘погребальная насыпь’, проникло не только в Россию, но и во всю Юго-Восточную Европу (Русс. kurg;n, Укр. kurh;n, Белорусс. kurhan, Пол. kurhan, kurchan, kuran 'насыпь'; Рум. gurgan, Диал. Венг. korh;ny), и является заимствованием из Тюркского: Др. Тюрк. курган 'укрепление', Тат., Осм., Кум. курган, Кирг. и Джагат. korgan, Каракир. korqon, все от Тюрко-Тат. kurgamak 'укреплять', kurmak 'возвести'. Область распределения его в Восточной Европе близко соответствует области распространения Ямной или Курганной культуре в Юго-Восточной Европе. Как известно, Ямная, или Курганная культура идет от степной культуры называемой Средний Стог. Именно в пределах этой культуры впервые произошло приручение лошади и верховая езда. Средний Стог, как и Ямная культура, согласно этой гипотезе, являются Тюркскими, и это означает, что Тюркские народы были первыми, кто успешно приручил лошадей, и передал это новшество соседним народам». (13)
     Известный советский археолог А.Н.Бернштам считает что: «Прослеживая по археологическим памятникам историю развития кочевых обществ и выявляя автохтонный процесс их развития, мы приходим к выводу, что там, где начиная с эпохи бронзы, шел процесс формирования кочевого общества, там конечным результатом процесса являлся тюркский этногенез». (2)
         По мнению большинства учёных, этнокультурные особенности древних тюрков, полнее всего, отражены в их погребальном обряде.
       Как известно, на сегодняшний день, самым древним тюркским народом о котором наука располагает достаточно обширным историческим, археологическим и антропологическим материалом являются хунны. Вот как описывает погребальный обряд хуннов российский учёный Л.Л.Викторова в книге «Монголы»: «Наибольшей информативностью в этнокультурном отношении обладают знаменитые погребения хуннских шаньюев в горах Ноин-Улы. Особенно знатных хоронили под курганом с каменной наброской, сооружая возле них жертвенники. Под курганом находилась ориентированная по сторонами света погребальная камера, которая была сделана в виде двух срубов, заключенных один в другом и разделенных коридором, т. е. во внешнем и внутреннем гробах. Гробы ставились во внутренний сруб. Погребенного клали головой на север. С ним хоронили богатый и разнообразный инвентарь, состоявший из оружия, одежды, обуви, головных уборов, украшений и других предметов». (128)
       Необходимо отметить, что большинство археологов утверждают, что хуннские погребения в Ноин-Улы похожи на курганы Пазырыка.
         Как известно, в некоторых Пазырыкских и Ноин-Улинских курганах благодаря суровым природным условиям Горного Алтая и севера Монголии, а также особенностям погребальных сооружений (двойные погребальные камеры с полом и двойным, тройным и даже шестирядным бревенчатым перекрытием сверху) в глубоких, вырытых в глинистом грунте могильных ямах, перекрытых в средней части линзами мерзлоты, а снизу заполненных водой, сохранились предметы из органических материалов, которые, обычно, не доходят из столь глубокой древности.
      Ранее мы уже писали о Пазырыкских курганах, а вот как описывает Ноин-Улинские курганы российский учёный П. К. Козлов: «Много труда было затрачено в свое время для установки большой капитальной деревянной погребальной камеры-гробницы с прахом и убранством знатного покойника. Огромные глубокие могилы рылись саженными уступами, с выходом лестницей в полуденную сторону; с этой же стороны и по этому же сходу и вносили торжественно покойника. Большой массивный деревянный гроб, в своем шествии вниз, останавливается на дне могилы, в том же направлении от юга к северу. Внутри гроб отделан узорчатыми тканями, а снаружи - черным лаком с цветными рисунками и золотом; под гробом на полу разостлан ковер с шитьем бегущего во всю прыть рогатого лося, с крылатою рысью на спине, теребящей зубами и когтями свою жертву, или рассвирепевшего быка, дерущегося с леопардом. Ковер оторочен цветной шелковой, со сложным орнаментом, тканью. На стенах погребальной камеры и прилежащих коридоров висят тонкие шелковые драпировки, а поверх их - шерстяные темно-коричневые вышивки с фигурами людей, иногда важных сановников или вождей, на белом породистом коне, окруженных блестящей свитой, или просто охотника со стрелою, направленной в огромную птицу, со змеею в клюве». (129)
       Известный российский археолог А.А.Тишкин в автореферате докторской диссертации «Алтай в эпоху поздней древности, раннего и развитого средневековья» пишет, что «К середине VI в. до н.э. культура населения Алтая существенным образом меняется. Это связано с проникновением сакских племен, а также с приходом из Малой Азии сильной кочевой орды, подчинившей местные народы. В результате сложилась новая общность, получившая в археологии название «пазырыкская культура»… Во II в. до н.э. на Алтай проникло новое население, которое сыграло главную роль в становлении булан-кобинской культуры… Генетическая связь погребальных комплексов булан-кобинской культуры с аналогичными объектами тюрок, на наш взгляд, несомненна. Следовательно, именно полиэтничное «булан-кобинское» население составило местный компонент новой общности, принявшей вскоре после 460 г. самоназвание «тюрк». Тюркская культура сохранила многие предшествующие элементы, но вместе с тем появились и весьма существенные новшества». (130)
          Вот что пишет о погребальном обряде тюрков российская исследовательница С.А.Плетнева в книге «Кочевники средневековья»: «Именно в погребениях прослеживается наибольшее количество черт кочевничества: это, как правило, погребения всадников с останками коней, сбруей, нередко роскошно изукрашенной, оружием — также часто богато орнаментированным и разнообразных украшений одежды — изделий своих и чужих ремесленников. Описания погребальных обрядов кочевников, сделанные древними авторами, также обычно подчеркивают особенности, характерные для всадничества. Наиболее живые рассказы о кочевнических погребениях помещены в хронике Таншу, у Ибн Фадлана, у Карпини и Рубрука. Так, китайский летописец пишет о тюрках: «Тело покойника полагают в палатке. Сыновья, внуки и родственники обоего пола закалывают лошадей и овец и, разложив перед палаткою, приносят в жертву; семь раз объезжают палатку на лошадях... Потом в избранный день берут лошадь, на которой покойник ездил, и вещи, которые он употреблял, вместе с покойником сжигают: собирают пепел и зарывают в определенное время года в могилу. В день похорон, так же как и в день кончины, родные предлагают жертву, скачут па лошадях и надрезывают лицо. В здании, построенном при могиле, ставят нарисованный облик покойника и описание сражений, в которых он находился в продолжении жизни. Обыкновенно, если он убил одного человека, то ставят один камень. У иных число таких камней простирается до ста и даже до тысячи. По принесении овец и лошадей в жертву, до единой вывешивают их головы на вехах». Ибн Фадлан писал о похоронах гуза таким образом: «Если умрет человек из их [числа], то для него выроют большую яму в виде дома, возьмут его, наденут на него его куртку, его пояс, его лук... и положат в его руку деревянный кубок с набизом, оставят перед ним деревянный сосуд с набизом, принесут все, что он имеет, и положат с ним в этом доме. Потом посадят его в нем, и дом над ним покроют настилом и накладут над ним нечто вроде купола из глины (курган.— С. П.). Потом возьмут его лошадей и в зависимости от их численности убьют из них сто голов, или двести голов, или одну голову и съедят их мясо, кроме головы, ног, кожи и хвоста. И право же, они растягивают это на деревянных сооружениях и говорят: «Это его лошади, на которых он поедет в рай». Если же он когда-либо убил человека и был храбр, то они вырубят изображения из дерева по числу тех, кого он убил, поместят их на его могиле и скажут: «Вот его отроки, которые будут служить ему в раю». (127)
            Древнетюркские котлы являются наиболее выразительной «этнографической» чертой тюркского сообщества, по которой мы можем судить о его распространении в европейской степи и лесостепи. Все они примерно одинакового размера и формы (полуяйцевидные, вытянутые, на поддонах). Их ручки и тулова пышно украшены геометрическим орнаментом. Готовить пищу в таких котлах вряд ли целесообразно. Они слишком красивы и дороги для утилитарного использования. Скорее всего, эти котлы несли смысловую нагрузку, а именно были «символами единства» — в данном случае единства патриархальных семей — кошей, из которых и состояло общество периода военной демократии.

О символическом значении котлов свидетельствует один из рассказов Геродота о скифах. В местности Эксампей, лежавшей где-то между Днепром и Днестром, «один скифский царь по имени Ариант пожелал узнать численность скифов. Он приказал для этого всем скифам принести по одному наконечнику стрелы и каждому, кто не послушается, грозил смертью. Тогда скифы принесли такое множество наконечников, что царь решил воздвигнуть из них себе памятник: он повелел изготовить из наконечников... медный сосуд и выставить в Эксампае». Сосуд был огромным — толщина его стенок равнялась шести пальцам, а объем — 600 амфорам. Царь Ариант был главою большого скифского объединения, и его «котел», отлитый из стрел (что также символизирует объединение), отличался громадными размерами. «Таким образом, и в скифское, и в гуннское, и в половецкое время «котел» был символом единения: чем больше котел, тем больше группа, «кормящаяся» от него!». (127)
      О том, что верхняя одежда — одна на из важных этнокультурных особенностей написано немало книг. Так, например, Л.Л.Викторова пишет о том, что по одежде «древние народы с первого взгляда различали «своего от чужого… С. И. Руденко полагает, что в комплексе ноин-улинские памятники наиболее близки к древним алтайским и западносибирским, а культурная традиция хуннов явно прослеживается у современных казахов, киргизов и башкир в типе одежды, обуви, головных уборов, прикладной искусстве и пр.». (128)
      О том, что «пазырыкцы» генетически близки к древним и современным тюркским народам можно судить также сравнивая отдельные элементы их мужского костюма.
      Вот что пишет о войлочных мужских головных уборах российский археолог Н.В.Полосьмак: «К настоящему времени на Укоке найдено три целых войлочных шлема и три войлочных мужских головных убора других фасонов… Аналоги пазырыкским воинским шлемам обнаружены благодаря удивительной сохранности вещей из органических материалов в погребениях северо-западного Синьцзяна. В могильнике эпохи бронзы Гу му гоу на головах мумий европеоидных людей были найдены невысокие войлочные колпаки, сшитые из двух деталей, которые можно интерпретировать как прототипы войлочным колпакам-шлемам евразийских кочевников: скифов, саков и юэчжей (пазырыкцев) в том числе… Головные уборы пазырыкцев - это их племенной символ. На них расположены духи-помощники, олицетворяющие верхний, светлый мир, в который они возможно "улетали" после смерти. Слово "улетел" в значении "умер" отражает целый комплекс религиозных представлений, связанных как с путешествием умерших на небо у древних тюрок, так и с путешествием шаманов у современных алтае-саянских народов... Интересно, что и на каменном изваянии головы Кюль-Тегина, обнаруженном в 1957 г. в Хошо-Цайдаме (Монголия), изображен высокий головной убор, всю переднюю часть, которого занимает фигура птицы с раскрытыми для полета крыльями.Вся положительная символика связана с главным в костюме - головным убором. Именно ему принадлежит охранительная функция. Так, например, у алтайцев существовало представление "о том, что если приснится, что человек потерял шапку, то он умрет". (131) 
         А вот что о женском головном уборе из пазырыкского кургана пишут российские исследовательницы Л.Л.Баркова и Е.И.Чехова в статье «Войлочный колпак из второго Пазырыкского кургана»: «В 1947 г. С. И. Руденко раскопал Второй Пазырыкский курган, относящийся к V-IV вв. до н. э. В кургане было найдено большое количество предметов одежды, деталей головных уборов, выполненных из разнообразных материалов: кожи, меха, войлока. К числу таковых относится головной убор из войлока, найденный в трех фрагментах. Колпак выкроен из двух кусков плотного, толстого, 4-5 мм толщиной, войлока коричневого цвета. Напомним, что аналогичный войлочный колпак был найден в богатом женском погребении в кургане № 1 могильника Ак-Алаха-3 на Укоке (юг Горного Алтая), относящегося к V-IV вв. до н. э. Колпак представлял собой высокий головной убор (84 см) с небольшими полями и так же, как Пазырыкский, был окрашен в красный цвет. Ближайшей аналогией акалахским и пазырыкским колпакам являются войлочные головные уборы, высотой до 60 см. надетые на головы женских мумий, обнаруженные в могильнике Субаши (Синьцзян) IV в до н. э. Интересно, что у казахов существовал похожий головной убор, так называемый саукеле. Он представлял собой конусообразный каркас высотой до 70 см. Саукеле обычно обтягивался сверху сукном или бархатом и украшался бисером, подвесками. Этот головной убор не был каждодневным. Его надевали лишь тогда, когда девушка выходила замуж. Невесте волосы заплетали в две косы и на голову надевали саукеле. Он переходил но наследству от матери к дочери, уже ко второй половине XIX в. он стал исчезать из быта». (133)
Английская исследовательница Тамара Райс в книге «Сельджуки» пишет что «В.В. Бартольд отмечал интересную вещь: упомянутое в орхонских надписях поверие — что покидающая тело душа умершего превращается в птицу или насекомое — и в настоящее время находит отражение в речи оттоманских турок. Так, говоря о смерти, они часто употребляют фразу «он стал соколом». (132)
 О сходстве многих предметов быта древнейшего скотоводческого населения Евразии пишут многие исследователи. Например, известный советский археолог А.Д.Грач писал, что «Неправомерно не замечать очень широкого распространения у кочевников деревянной, а также берестяной посуды — такая посуда бытовала в Центральной Азии и на Алтае в скифское, гунно-сарматское и древнетюркское время, и подобное положение сохранилось вплоть до XIX-XX вв…Надёжным историко-этнографическим индикатором кочевого образа жизни древних племён справедливо считается присутствие в погребениях предметов конского убора или сопроводительных захоронений коней. Этот индикатор надёжно «работает» при интерпретации памятников самых разных исторических эпох — от скифского времени до средневековья и нового времени». (134)
        Другим важным индикатором, по мнению учёных, свидетельствующим об образе жизни древних тюрков, является наличие в погребениях остатков различных частей бараньих туш. Как известно, во многих случаях в курганах обнаружены остатки ритуальной пищи, представленной костями овец. Необходимо отметит, что эти находки дают вполне ясное представление о составе стада у древнего скотоводческого населения Евразийской степи. В те далёкие времена основу поголовья домашнего скота у древних тюрков составляли лошади и овцы. Из шерсти овец изготавливались ткани, образцы которых сохранились в промёрзших курганных усыпальницах. Именно в эпоху древних тюрков доминирующим стало разведение мясных жирнохвостых овец.
         Длительное существование отгонного животноводства связано с необходимостью сезонных перегонов животных на большие расстояния иногда  по бесплодным местностям. Поэтому некоторые породы овец «решили» вырастить «про запас» специальные курдюки - жировые образования на месте хвоста. Такое приспособление позволяет овце легко переносить кочевья и жить в таких местах, где дикого муфлона ожидает быстрая и неминуемая смерть.   
         Вот что об этом пишет Марио Алинеи: «В некоторых могилах были найдены кости хвостов овец. Хвосты курдючных овец предназначались покойникам в качестве сопроводительной пищи. Сами курдючные овцы, выращивались тюрками, с тех пор как началась история. В отличие от европейских пород, эти овцы выращивают огромные хвосты (по тюркски 'куйрук'), подобно горбам верблюдов, жир и костный мозг, подобные вещества запасены в их хвостах, так как в горбах верблюдов, и сами овцы более приспособлены жить в засушливой стране».
       Судя по материалам курганов пазырыкского времени, основной хозяйственной деятельностью у племен, населявших Южную Сибирь было кочевое скотоводство. Основу домашнего скотоводства составляли овцы мясной породы (курдючные овцы). Погребальный обряд пазырыкцев свидетельствует о том, что курдюк был одной из самых ценимых и излюбленных частей барана.
          В 2006 году в горах на границе республики Алтай и Монголии обнаружена могила воина, возраст которой больше двух тысяч лет. Находка сделана сотрудниками Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Вот что об этой находке говорит зам. руководителя Сибирского отделения РАН В.И.Молодин: «На ледяной подушке мы нашли прекрасно сохранившийся укрытый войлоком лиственничный сруб, на нем останки двух лошадей с упряжью, а внутри - в меховых шитых одеждах останки воина со снаряжением. Мужчина был в тонкой работы шапке и шубе: из сурка - верх, из овчины - подкладка, низ оторочен беличьим мехом, воротник соболий… Войлочные штаны, меховые ботфорты, останки мягких тканей. Все прекрасно сохранилось. Здесь же глиняный, деревянный и роговой сосуды на войлочных подставках, деревянное блюдо с бараньим курдюком, железный нож». (135)
Знаменитый российский тюрколог В.В.Радлов в книге «Из Сибири» следующим образом описывает курдючную овцу: «Характерным признаком киргизскои овцы является ее жировой нарост (куйрук). Он формируется с ранного возраста и состоит из двух толстых сальных подушек, отделенных друг от друга хвостовыми позвонками (куимшак судк). У взрослых овец этот курдюк приобретает большие размеры и может весить до пуда. Такой курдюк животное уже не в силах носить и с трудом волочит его по земле на согнутых задних ногах. Киргизы говорят в таких случалх коп куйругун шауланады, и тогда человек приходит па помощь бедному животному и укрепллет под хвост подставку на двух колесах, с ее помощью животному становитсн легче передвигаться.Киргизские овцы не могут потерять в других землях свои курдюк точно так же, как другие виды овец — обрести его в киргизкой земле. В Кулундинской степи киргизские овцы живут вместе с русскими. Если бараны в стаде — русские, то у новорожденных овец курдюк уменьшается, но исчезает совсем он лишь в третьем поколенни. Если же в стаде киргизские бараны-производители, то постепенно появляются курдюки. Мне довелось наблюдать на берегах Исиккелл, что и там, существуя вместе, в одних и тех же условиях, монгольские и киргизские  овцы продолжают сохранять свою породу». (136)
        Необходимо отметить, что во времена В.В.Радлова в России киргизами называли современных казахов, а современных киргизов называли кара-киргизами.
         Как известно, в эпоху бронзы и раннего железного века у скотоводческих народов различные бараньи кости могли применяться одновременно для игры, для гаданий, в качестве оберегов и погребального инвентаря. В курганах, которые расположены на обширных территориях Средней Азии, Восточной Азии, Урала, Сибири, Поволжья, Кавказа и Закавказья и Восточной Европы археологи периодически находят бараньи косточки (ашык - «альчик»).
     Так, например, Марио Алинеи пишет, что «Коленные кости овец были найдены во многих могилах (особенно могилах детей) по всем европейским местам. Коленные кости овец - игральный предмет». (13)
            Российская исследовательница А.В. Давыдова в статье «Иволгинский комплекс (городище и могильник) — памятник хунну в Забайкалье» пишет, что «В погребальном инвентаре Иволгинского могильника изделия из кости ограничены и главным образом представлены оружием — накладками на лук (только концевыми) и наконечниками стрел с расщеплённым насадом. Иногда в могилы клали альчики, полые трубочки-игольники и ложечковидные застёжки. Игральные кости — ими служили альчики с прочерченными знаками, отверстиями, зазубринами и без них. Костерезание может быть названо самым распространённым домашним ремеслом хунну…Характер, формы костяных и роговых изделий, находящих широкие аналогии в культурах сибирских кочевников, как скифского, так и гунно-сарматского времени (Тувы, Алтая, Минусинской котловины), подтверждает исключительно степное происхождение костерезного ремесла. Особенно близкие аналогии, почти полное тождество, костяные изделия Иволгинского комплекса находят в материалах тесинских памятников Минусинской котловины». (137)
       Необходимо отметить, что с давних времён тюркские мальчишки любили играть в «альчики» - по тюркски ашыг ойну. У многих современных тюркских народов эта игра существует до сих пор. А название ашык –«альчик» сохранилось в большинстве современных тюркских языках: древнетюркский по М.Кашгари – a;uq, азерб.- a;;q, турк.- a;;k, туркмен.- a;;q, татар.- a;;q, узбек.- o;;q,, уйгур.- o;uq, казах.- a;;q, киргиз.- a;;q, каракал.- as;q, балкар.- a;;q, башкир.- a;;q, караим.- a;;q, кумык.- a;;q, ногай.- as;q, алтай.- az;q, чуваш.-а;;к. Видимо, русские мальчишки играть в альчики научились у своих тюркских соседей.            
        Вот что об этом слове написано в этимологическом словаре М. Фасмера: «а;льчик -"костяшка, суставчик из ноги молодого рогатого скота…Заимств. из тюрк., тат., крым.-тат., азерб. al;y -"одна из четырех граней игральной кости", казах. al;y -"вогнутая сторона игральной кости". (22)
         Каракалпакский исследователь Х.Есбергенов пишет о некоторых древнетюркских ритуалах, связанных с ашыком -«альчиком»: «Одной из форм проявления культа предков является закапывание последа ребенка под порогом юрты, чем стремились сберечь жизнь последующих детей. Причем необходимо отметить, при рождении сына послед закапывали под порогом вместе с костью для игры асык (алъчик). Если рождалась дочь, то с последом закапывали просо. Этот ритуал, видимо, был вызван представлением о тесной связи последа и новорожденного, и поэтому осуществлялся ряд мер по охране последа. Обычай закапывания последа с костью для игры и просом, видимо, был связан с полукочевым типом хозяйства: асык символизировал скотоводство, а просо — земледелие. Аналогичные обычаи закапывания последа и связанные с этим обряды и верования были и у других народов Средней Азии и Казахстана. По данным Г.П. Снесарева, в Хорезме узбеки всюду послед зарывали в доме, у порога его дверей. Вместе с ним помещали альчик, если желали, чтобы следующим ребенком был мальчик. Узбеки при рождении сына также послед закапывали под порогом с асыком. А.Л. Троицкая, описывая обряды оседлого населения бывшего Ташкентского и Чимкентского уездов, отмечает, что послед закапывают с ошиком (альчик), если родился мальчик, с куклой, если - девочка, в той же комнате, в углу, или у порога, выбирая место, где меньше ступают. Истоки этого обряда связаны с древними традициями народов Средней Азии. Об этом свидетельствуют археологические данные. Например, при раскопках на городище Топрак-кала, памятника античности и раннего средневековья IV-V вв., среди предметов найдены альчики. Археологами Каракалпакии на городище Курганча Тахтакупырского района обнаружены альчики под порогами в слоях VII—VIII вв…Видимо, альчики хранились как культовые предметы. Память об их сакральном значении сохранялась у местного населения до недавнего времени. Не случайно старые каракалпаки говорят: «Пусть всегда твой альчик примет стойку "алшы"», что равноценно доброму пожеланию счастья на все времена». (138)   
         Необходимо отметить, что в Атырау (Казахстан) альчику -ашыку установлены сразу два памятника. Один из них установлен в Атырауском Институте Нефти и Газа, видимо, с надеждой на то, что этот ашык принесёт удачу студентам.
        Как известно у древних тюрков основу питания, наряду с мясными блюдами, составляли различные молочные продукты. Вот что об этом пишет российская исследовательница И. Ю. Чикунова в статье «К вопросу о рационе питания саргатского населения»: «В рационе любого скотоводческого общества несомненно присутствовали молоко и произведенные из него продукты. Скифы, по свидетельствам древних авторов, употребляли не только мясо, но и продукты из кобыльего молока — кумыс и сыр. Скотоводческие племена Центрального Алтая в это же время знали кумыс (молоко), сыр и творог, подтверждением чему служат находки в Пазырыкских курганах бараньих желудков с сухим сыром». (139)
       Необходимо заметить, что молочные продукты ( сыр-мотал, творог, кумыс, масло и др.) тюркские народы с давних времён готовят в бурдюке, «посуде» из желудка или шкуры овцы, коровы или лошади. Древними тюрками молоко различных животных (коровье, козье, овечье, кобылье) использовалось для получения разных видов молочных продуктов. Можно предположить, что молоко древними тюрками употреблялось как в сыром виде, так и для приготовления сметаны (гаймаг), масла, творога и сыра (курут). Как известно, кобылье молоко, богатое сахаром и бедное жирами, незаменимо для приготовления кумыса. Из овечьего молока, которое отличается высокой калорийностью и повышенным содержанием жиров, тюрки вырабатывали различные сыры.
             Как известно ещё с древних времён у тюркских народов было высоко развито войлочное производство, традиции которого дожили до современности.
Удивительно прочные, теплые и мягкие, они широко использовались в быту у древних тюрков. Разложенные на земле и развешанные на стенах степных кибиток и юрт, войлочные ковры защищали от морозов и дождя, сырости и зноя. Позже, когда многие тюркские народы стали вести оседлый образ жизни, коврами застилали пол, завешивали плетеные или каменные стены, на коврах спали, а наиболее тонкими и красиво выделанными укрывались как одеялами. В поисках истоков традиций войлочного ковроделия на территории Евразийской степи можно обратиться к войлочному производству тюркских народов Кавказа, Южной Сибири, Центральной и Средней Азии более позднего времени, их богатым традициям в этой области.       
           Известная российская исследовательница Студенецкая Е.Н в статье «Узорные войлоки Кавказа» пишет: «Мы хотим поставить вопрос об использовании узорных войлоков как одного из дополнительных источников при изучении этногенеза и культурно- исторических связей народов. Войлок -один из древнейших материалов, созданных человеком. Первая в истории человечества шерстяная сотканная ткань. Возможности использования войлока очень разнообразны. Он был «строительным материалом» для кочевников, употреблялся для изготовления одежды, защищавшей от холода, дождя и жары. Войлок-это матрас, и одеяло, и подстилка на пол, и настенный ковер. Практические свойства войлока были известны ещё древним насельникам Азии, что подтверждается материалами пазырыкских курганов.( 5-4 вв до н.э). Вот как писал о пазырыкских войлоках С.И.Руденко; «В одном только пазырыкском кургане встречаются изделия войлока пяти основных сортов….». (140) Как показывают материалы Ноинулунских курганов (рубеж н,э), хунны, создавая войолочные изделия, применяли самые различные способы нанесения узора: простёгивание, наложения шнура, аппликация, инкрустация». (141)
             Исследовательница далее пишет, что на Кавказе наряду с перечисленными способами изготовления войлока существовал ещё «Следующий способ-выкладывание узора из шерсти непосредственно на подстилке. Поверх накладывался толстый слой шерсти, который при валянии становился основой готового изделия. В ряде случаев узор предварительно вырезался из слабовалянного войлока в виде гладких или вырезанных зубчиками полосок. Такая технология нанесения узора была характерна для курдов, азербайджанцев, армян, иранцев. Существовала она и туркмен, и у южных киргизов…Тушинцы-овцеводы в зимнее время находились на пастбищах в Азербайджане и могли перенять у местных жителей зубчатый орнамент. Орнаментика войлоков с зубчатым узором у народов Закавказья имеет много общего…Тюркские народы Азии и Северного Кавказа называли войлок кийиз, наименование, известное ещё у кипчаков. Но туркмены называли войлок кече, азербайджанцы и турки- кеча. Тюркский термин кеча широко употреблялся армянами и курдами, бытует и у тушин, хотя у этих народов имеются и собственные названия для войлока, употребляющиеся чаще в литературном языке (у армян тагик, у курдов- калав, у тушин –тека или надбур). Термин кече, кеча, видимо, пришёл из огузских языков. Описанный выше способ нанесения узора и характер орнамента встречается у многих народов различного происхождения, различной языковой принадлежности. При этом у них бытует общее тюркское наименование войлока. Как можно объяснить это явление? Говорить об общем компоненте в этногенезе в данном случае не приходится. Возможно, известную роль в распространении войлоков этого типа в Закавказье ( а также термина кече- кеча) могли сыграть тюрки-сельджуки, вторгшиеся в 11в. Они приняли участие в этногенезе турок. Армянский мастер Анушиван Манукан говорил «валяние войлоков-турецкое дело. Из армян им занимались только переселенцы из Турции или их потомки». Непосредственное соседство армян, азербайджанцев и курдов, длительные экономические, историко-культурные связи между ними, а также с народами, жившими за Каспием, в Турции и Крыму, могли также способствовать изготовлению войлоков этого типа и их наименования (кече, кеча)». (142)
      В этимологическом словаре М.Фасмера о происхождении русского слова войлок написано:«др.-русск. воилокъ, воилукъ "чепрак", с конца XV в., польск. woj;ok "попона". Из тюрк. ojlyk "покров, покрывало", а о слове «кошма;»- "войлок из овечьей шерсти". По-видимому, заимств. Чагат. kо;mаk "связывать". (22)
        А российская исследовательница А.Я.Кузнецова в книге «Народное творчество карачаевцев и балкарцев» в разделе «Кийизы - войлочные ковры» пишет, что: «Многие роговидные образования карачаевских н балкарских кошм имеют аналогии в орнаменте тюркоязычных народов, находящихся на довольно большом расстоянии от Северного Кавказа. Так, очень характерные фигуры, образованные парными рогами, популярны у алтайцев, киргизов, тувинцев, бурят, каракалпаков. Это лишний раз должно свидетельствовать о степени распространения, о древних корнях рогообразных мотивов, а также об этногенетических связях указанных народов». (143)