Остановка

     Бабулька сошла с ума. Это была ее остановка, видимо, она и сошла.

     И сразу жить стало легко. Память улетела далеко-далеко, осталось ее минут на пятнадцать.  Последние пятнадцать минут она еще как-то держалась, часто порхая крылышками, а потом куда-то улетала. И опять день с чистого листа.
     Помнилось только, что мать ждет,  что  нужно вовремя домой прийти, а то заругает, еще и за косы может оттаскать: не дай бог совратит  кто до свадьбы красавицу юную, стыда не оберешься.
    А как в Германию угоняли, как при побеге  с поезда неудачно спрыгнула, отчего и болел всю жизнь позвоночник, как после войны вышла замуж за офицера, объездила с ним  гарнизоны дальние, с трудом родила сына, проработала до пенсии в секретном отделе завода, похоронила мужа и много лет ежедневно ездила к нему на кладбище – это все было настолько второстепенно, видимо, что не помнилось.

    Бабульку перевезли из украинского города в российский в семью сына, когда стало ясно, что одна она уже не может себя обслуживать. То есть она по-прежнему одевалась и причесывалась, внешне была прежней, на скамеечке общалась с соседями, а с головой творились чудеса. То соседа вызовет выгнать толпу цыган с балкона - на балконе никого, естественно, не оказывается, то  отдаст все деньги, вырученные за кирпичный гараж, за ремонт газовой колонки, то все присланные сыном деньги потратит на рекламируемые  по телевизору лекарства от всех болезней, измажется мазью от всех болей….И всех просила отвезти ее домой, называла адрес, по которому и жила. Не понимала, где она.

     В  квартире сына она сразу запомнила, где стоит ее кровать и начала сносить под подушку личные вещи – расческу, туалетную бумагу, карандаши, разные мелочи, которые казались ей личными вещами. Представлялось ей, что она в комфортабельном санатории, что подлечат ее как всегда – и опять домой.  Лица российских родственников  были ей приятны и даже вроде знакомы, только вот то ли это бывшие сотрудники, то ли соседи по санаторию… Всех она встречала и провожала радушно, с улыбкой, вечером, когда семья из нескольких поколений постепенно собиралась  у телевизора, она охотно отвечала на вопросы. Это было грустно и смешно одновременно.  На вопрос, где она сегодня гуляла, сидящая взаперти, не реагирующая на звонки, еле переставляющая ноги скрюченная бабулька рассказывала, как она обошла весь базар, но ничего не купила по причине дороговизны. И обязательно добавляла, что ей бы домой сегодня попасть, мать-то с ума сойдет, уж который день дома не была. На вопрос, сколько лет матери – отвечала, что много уже. Про свой возраст говорила только, что она с 25 года. На сына иногда думала, что это  муж, иногда не понимала, кто это. Из еды предпочитала борщ. Какими бы деликатесами она ни питалась, после любого застолья спрашивала: ”А борщика нэмае?” Борщик ей наливали – вот, говорили, мама тебе передала. Печально, но что делать?



    Лютый и Серый, бывшие соседи по шконкам, встретились после выхода на свободу Лютого, который на несколько месяцев “пересидел”.  Встречу требовалось отметить. Отметили на все имеющиеся деньги. Душа требовала продолжения банкета. Зашли к Серому за инструментом, достали из тайника в полу. Дождался инструмент своего часа, сколько лет пролежал, “от звонка до звонка”.  Слегка уже протрезвевшие кореша сели на лавку у подъезда, заелозили глазами по окнам противоположного дома.
   -Серый, вон окна приличные, и кондиционер у них. Кто живет?
   -Да целый день на работе все, видишь, машин у подъезда нет, они вечером только съезжаются.

   Позвонили в домофон. Тишина. Поднялись на цыпочках  на нужный этаж, позвонили в квартиру. Тишина. Позвонили в квартиры соседей. Вот удача – нигде никого.
   -Работяги, блин, горбатятся все, уроды.  Доставай, Серый, - на всякий случай шепотом отдал команду Лютый.

   В несколько движений  пуленепробиваемая дверь была открыта, замки бесшумно легли на пол у порога. Вторая дверь оказалась вовсе без замков.  Серый сделал картинный жест – прошу, мол, сэр, входите. Сам встал на пороге, готовый как войти, так и выйти в любой момент, смотря по обстоятельствам.  Напряг слух – шагов в подъезде  не слышно, все в порядке.
    Повернув круглую ручку второй двери, Лютый метнулся в квартиру, на ходу оценивая,  чем можно поживиться, пролетел до конца квартиры и застыл от неожиданности, увидев бабульку.
    Бабулька сидела на диване и  смотрела  спокойными добрыми глазами, губы постепенно растягивались в улыбке. Время для Лютого остановилось, кровь ударила в голову, пронеслись картинки из детства в деревне у бабки, единственного человека, любившего его в этой жизни.
    -Здрааавствуйте, я уж заждалась вас, - нараспев,  с украинским акцентом произнесла бабулька, привычно протягивая  руки, - помоги встать, хлопчик!
   -Мочи ее, Лютый, она сдаст нас,  гадом  буду!- громким шепотом  затараторил  затрясшийся  Серый, чувствуя, что за такую левую наводку не поздоровится ему скоро.

 Лютого сбивало непривычное спокойствие жертвы.  Не нужно было затыкать рот, бить. Он подал руку, помог подняться. Хотелось хоть немного  продлить общение с коротким детством, слушать ласковый голос. В нем боролись чувства, что было очень непривычно.
   -Вы сейчас в центр  случайно не поедете? – спросила бабулька, улыбаясь почти кокетливо.
   -В какой еще центр?- обалдевший Лютер даже охрип.
   -Я живу в центре, у  завода, отвезите меня домой, пожалуйста. Здесь у меня денег нет, а там я с вами расплачусь. Остановку я вам покажу,- и бабулька  стала доставать из-под подушки зубную щетку, расческу…
   -Шухер!- Серый вернул Лютого к действительности, оба  бесшумно выскользнули из квартиры, прошелестели на последний этаж, скрылись в недрах чердака.

   - Мама, куда это ты собралась, зачем вещи сложила? Я приехал тебе борщика налить. У меня несколько минут, быстро рассказывай, кто здесь был, кто замки сломал?
   -Здесь были мужчины, они меня хотели домой отвезти.
   -Ты дома, успокойся, садись. Сметану клади. Вкусно? Мама твоя прислала.

Через пятнадцать минут бабулька, забыв навсегда о произошедшем,   дошаркала до любимой подушки, сложила под нее свое добро и улеглась, счастливо улыбаясь, с мыслями о скорой встрече с мамой.