Перед любовным поединком

                П е р е д  л ю б о в н ы м  п о е д и н к о м
                (К и н о р а с с к а з  №16)



      Идя домой, Маяковский дал себе зарок больше не смотреть на Небо. Но не выдержал. Что-то, что было сильней его, заставило его  посмотреть вверх.
      Он поднял глаза к Небу. Дата его конца весела над ним…

      Утро 14-е апреля. 
      Придя с телеграфа домой, Маяковский побрился, принял душ. Безуспешно пытался вздремнуть пару часов – не получилось. Не выспавшись, отправился на такси к Полонской, с которой вчера у Катаева договорился встретиться утром у ее дома. У его шофера был выходной, поэтому пришлось брать такси. Ночью, пытаясь заснуть, долго ворочался и, сам не замечая того, стонал тихим, жалостным, детским стоном.
      Был яркий солнечный день.
      – Как хорошо! Смотри, какое Солнце. Неужели у тебя опять глупости в голове? – как всегда после сна в радостном настроении, обратилась к нему Вероника, когда они встретились.
      – На Солнце я давно уже не смотрю. Мне не до него сейчас. А глупости я бросил. Я понял, что не смогу убить себя из-за мамы. А больше до меня никому нет дела.
      Часов в 10 утра он привез ее к своему дому. После вчерашней выпивки и бессонной ночи болела голова. В комнате он усадил ее на диван, а сам, не раздеваясь, в пальто и шляпе, сел на ковер у ее ног.
      – Вчера над тобой все смеялись. Мне так обидно за тебя было, –   начала Вероника.
      – Я не был смешон. Не был! Правдивость, человечность не могут быть смешными. – Маяковский вскакивает и ходит по комнате. – Напрасно веселятся твои друзья. Я не покончу с собой. Не доставлю им такого удовольствия. Вот когда все мерзавцы стали!
      – Ты напрасно сердишься. Они к тебе хорошо относятся.
      Мимо ушей пропускает эти слова Маяковский.
      – Глупо нам ждать новую квартиру. Нам надо начать жить вместе еще до приезда Бриков. Оставайся сегодня у меня. Не ходи на репетицию… Позвони, скажи, что ты из театра уходишь.
      – Не начинай все сначала.
      В это момент в комнату позвонили. Маяковский открыл дверь. Книгоноша из ГИЗа принес подписной томик Ленина.
      – Не до вас мне сейчас, товарищ. Обратитесь к соседке. К  Мэри Семеновне Татарийской. Она в курсе, – говорит Маяковский и захлопывает дверь перед самым носом посыльного.
      Из кармана пальто достает пачку папирос и пустой коробок спичек. Комкает его, задумавшись, и бросает на пол. Только теперь  замечает, что не разделся. Снимает пальто и вешает его в гардероб. Пиджак вешает на спинку стула.
      – Норик, и ты разденься.
      – Через полчаса мне надо идти. Премьерный показ спектакля Немировичу-Данченко. Это моя первая большая роль. Опаздывать никак нельзя.
      Маяковский скривил угол рта. Ему невыносимо захотелось курить.
      – Извини, Норик. Схожу к соседке за спичками.
      Разминая папиросу, проходит в соседнюю комнату.
      – Мэри Семеновна – я к вам. Нечем прикурить!
      Татарийская передает ему спички.
      – Владимир Владимирович, я расплатилась, как вы велели, за книгу. Вот вам квитанция и сдача.
      Маяковский берет квитанцию и, дымя папиросой, идет к двери.
      – Нет, лучше давайте вечером, – говорит он, возвращает квитанцию и уходит.
      А Мэри Семеновна, которая, проходя этой ночью мимо его двери, слышала его стоны и оханья, смотрит ему вслед и покачивает головой.
                (П р о д о л ж е н и е  с л е д у е т)