Мечты сбываются, глава 2

Мама сидела на кухне, поворачивая руками стакан с водой из стороны в сторону. Взгляд ее был туманным, она редко моргала и смотрела в какую-то точку. Затем она откашлялась и хриплым голосом строго приказала:

-Марш спать! Обе!

Я сразу же с мирным видом поплелась в сторону двери. Мира же, переминаясь с ноги на ногу, задержалась на несколько секунд у стола и приоткрыла рот, чтобы высказаться, как мама обрубила ее, не дав даже начать:

-Я неясно выразилась? Пять минут вам на все, – тихо сказала мама, показывая жестом руки на дверь.

Я вышла из кухни и остановилась в коридорчике, опираясь на шкаф, а Мира, продолжая несколько неуверенно переставлять ноги, дошла до двери и снова остановилась. Нам не было понятно, из-за чего мама так нервничает, ведь ничего же еще не случилось.

Но мама просто чувствовала, что что-то идет не так. Она знала, что ее девочки никогда не опаздывают, не пропадают и не забывают предупреждать, если что-то пошло не так. Но ведь Ранта была уже совсем взрослой женщиной, она сама за себя отвечала, сама понимала, что к чему может привести. Мама часто нам говорила, что мы все для нее одинаковые и навсегда дети, пока она жива. Так и было, ведь рядом с ней чувствовать себя даже капельку взрослой не получалось.

Мама продолжала вертеть в руках стакан и явно не оставила бы это занятие еще долго, как вдруг, услыхав шорох она резко обернулась.

-Вы решили поиграть со мной? Или мои слова уже ничего не значат для вас?

-Но мама… - почти разом попытались возразить мы с Миррой.

-Пять минут закончились уже давно, так почему я вас еще вижу здесь?

-Спокойной ночи, мама, - протороторила Мирка опередив меня.

-Спокойной ночи,- сказала и я вслед за ней.

Услышала ли нас мама или нет, не знаю, однако она ничего нам не ответила, и мы побрели наверх, по пути не промолвив ни слова. Наши спальни располагались на втором этаже. Это были две, когда-то абсолютно одинаковых комнатки с большими окнами и персиковыми шторами, кроватями у стены, столиками, шкафчиками и большими круглыми коврами в центре. Теперь же все изменилось от того, что мы с Мирой не желая быть похожими, постоянно затевали перестановки, преображения или что угодно еще, только бы создать у себя нечто неповторимое.

Я отворила дверь и, сделав пару небыстрых шагов, тут же споткнулась о ежедневник, больно ударив мизинчик. «Ай!» - вскрикнула я негромко, «какая же ты, Аня, растяпа».

У меня никогда не было показательного порядка, какой был у Миры – уже только из-за этого наши старания различаться были бессмысленными. Моя личная идиллия – это аккуратный творческий беспорядок. Да-да, именно творческий. Я очень любила танцевать, но из-за своей учебы мне пришлось бросить дело всей своей жизни. Я часто сбегала с последних уроков, чтобы подсмотреть за девочками, с которыми раньше танцевала вместе. Я стояла в коридоре и, подглядывая в щелочку, пыталась повторять движения.

Даже в комнате все напоминало мне о танцах. В шкафу моем непременно было пару десятков костюмов, до которых я не позволяла касаться с тех пор, как получила запрет от отца в посещении танцев. На стене восемь дипломов, шесть из которых за первые места, и только два – вторые. В ящичках, на прикроватном столике и подоконнике располагались булавки, шпильки и прочие мелочи, используемые для крепления платья и фиксирования прически. И самое дорогое, самое любимое и ценное, что у меня было это «счастливые» красные туфли с тоненьким ремешком, обвивавшем ногу. Они хранились в затрепанной временем коробке, стоявшей под столом. Они так были названы мной потому, что только благодаря этим туфлям, подаренным мне когда-то давно моим отцом, я имела такой успех в своей танцевальной карьере, так внезапно закончившейся, в один день.

Я помню этот день в мельчайших подробностях. Отец пришел домой рано, в хорошем настроении, принес нам с Мирой большую сумку вкусностей, которую мы быстро затащили на кухню и начали делить полученные трофеи. Папа был очень веселым, его лицо всегда было добродушным, глаза улыбались, даже когда его губы оставались недвижными. Мамы дома не было, поэтому Мира, оставив меня наедине с добычей, направилась к плите, чтобы разогреть отцу ужин. Как вдруг, в проходе появилась мать. Уставшая, измотанная тяжким днем она стояла с тремя пакетами. Мне показалось, что она чем-то озабочена и вот-вот выдаст нам свою реплику, которая повергнет всех в шок. Но мама не решалась сказать именно то важное, что вертелось в ее голове, отчего решила зайти издалека, а когда заходят издалека, всегда начинают говорить о погоде. Так и сделала наша мама.

-Чудная сегодня погодка, не правда ли, Анна?

Именно в этот момент я почувствовала неладное. Мама редко звала меня полным именем, это значило, что она собирается разговаривать со мной как с совсем взрослой, что тема будет тяжелой для нас обеих, что меня это сильно огорчит, но я не должна расстраиваться, потому что у взрослых так принято – подавлять расстройство внутри себя или, по крайней мере стараться это сделать.

-Что-то случилось, мам? – неуверенно вставила я.

-Да вот работа все, замучила совсем, сил моих нет.. Не на долго меня хватит, коли так все пойдет.

-Да что ты такое говоришь, мамочка, все пустое..пустое, глупости это, - пробормотала Мира, как обычно, повторяя слова, которые по-особому хотела выделить.

-Да если бы хоть вы меня не огорчали, то еще куда ни шло… А то Анечка, совсем из-за своих танцев учебу забросила…

Вот оно что. Вот к чему все и шло. Взрослые всегда выдают суть как бы между делом, когда не могут или не хотят говорить прямо. Мама сказала это как бы между слов, между делом, просто так. Невзначай. И только я понимала, чем это все обернется, к чему приведет, что будет.

Через пару месяцев мне пришлось бросить танцы из-за того, что мать попросту не выпускала меня из дома по причине плохой успеваемости и я стала пропускать много занятий. Я просила ее взять отсрочку, наладить учебу и вновь вернуться, но нет же, она настояла на том, чтобы я ушла окончательно. Под предлогом того, что в самом крайнем случае я смогу восстановиться.

Одной только мечтой жила я: вернуться на танцы. «Танцы это жизнь, гармония, пластика. Танцы это любовь». Так говорила я всем, вне зависимости от того, хотели они это слышать или нет. Но, по большому счету, меня никто не слушал или не слышал, не знаю.

И время стало тянуться километровыми лентами, а я все ждала и надеялась, что вот-вот смогу вернуться в наш большой зал со станками во всю стену, с двумя зеркальными сторонами, вечно открытым окном, музыкой и красивейшими движениями ей в такт.

Все трофеи хранились в неприкосновенности, никому не разрешалось до них дотрагиваться, а убирать и переставлять было бы страшнейшим преступлением. Так оно все и стояло на своих местах, и. видимо, только мне ничего не мешало, и то, только от того, как сильно я это любила.

Очнувшись от воспоминаний, я поняла, что за окном уже глубокая ночь, а я, босая, сижу на прикроватном коврике, аккуратно перекладывая булавочки и шпильки с места на место. Я медленно встала, убрала в стол шкатулку и села на диван. Полнолуние. Вокруг луны светящийся, словно нимб, ободок. Очень красивый вид, вдохновляющий, раскрывающий душу, распахивающий ее навстречу миру.

Я заползла на кровать с ногами, придвинулась к стенке и обняла колени. Поток лунного света устремился на меня, а влажный ветерок пробежался по рукам и ногам. Я натянула одеяло и стала вглядываться в небо. Какое все-таки умиротворение на душе установилось в этот миг. Я начала вспоминать свой день и вновь погрузившись в себя, уснула.