Сны разбитого сердца

Доктору Джонатану Норвич-Граческий время от времени снились эротические сны, и он это считал абсолютно нормальным, хотя снились они исключительно на «Обочине». Он уже давно не задумывался, почему только здесь, он привык к этому. Раньше во снах ему являлась только Патриция, его бывшая жена, которую он не переставал любить. Она являлась во снах под разными предлогами, но всё всегда заканчивалось одинаково красочно и ярко, а после пробуждения само собой холодный душ. Но в этот раз «сюжет» был изменён всего лишь на одну деталь, которая перевернула всё с ног на голову. Монтана. Он таки пробрался в самые сокровенные грезы Джона. А после – холодный душ, но в этот раз доктор стоял под ледяными струями на несколько минут дольше, чтоб наверняка выбить из себя любые мысли и воспоминания об этом сне. Но стоило закрыть глаза и даже под студёными потоками становилось жарко. В голове проскальзывали обрывки сновидения одни ярки и острые – они врезались в сознание, и в низу живота всё нагревалось, все мышцы напрягались, и тело становилось, словно пружина готовая выстрелить, а другие – туманные – они обволакивали разум, кружили голову и расслабляли тело. И в этом полусне Джон слышал повторяющиеся звуки: звон бокалов с игристым вином, чужое сердцебиение, чужое дыхание совсем рядом над ухом и свои слова: «Только обещай, что это будет в первый и последний раз. Обещай. Обещай больше не делать так, не приходить ко мне посреди ночи. Обещай», и ответ Монтаны:  «Конечно…», прошепченный в рот. Ну и сон, аж передёргивает, только вот холод здесь не причём.
Джон, было, хотел понизить температуру воды ещё на пару градусов, но стрелка термометра была опущена до предела. Простояв в душе, ещё минут десять он, наконец, вышел оттуда совсем синий, но только потому, что домашний компьютер выключил воду ради сохранения здоровья хозяина. Доктор не стал на него орать, хотя и мог, просто вовремя вспомнил, что законы робототехники относятся и к умным домашним компьютерам: главное для них это жизнь, здоровье и счастье хозяина-человека.

***
Доктор вспомнил тот день когда он в месте с Йеном и их «пассажирами» Чао и Фрэнком пришли к Ли Монтане за информацией и получили даже больше чем ожидали: убийство десятков людей ставших на пути Галактической Корпорации под шумок устроенный безголовыми диверсантами-идеалистами, которые хотели припугнуть глав Галакик-Корп, но не это было сейчас для него главным воспоминанием. Те десять минут на которые он задержался, на которые он остался наедине с Ли гораздо ярче жгли его память.
Джон подошёл к двери, но подумал, что он должен что-то сделать для Монтаны. Вынув из кармана сенсорный сапфировый блокнот, потыкал его немного и запихнул обратно.
- Ну вот, – улыбнулся доктор, – проверь свою почту. Я послал тебе координаты одного нашего друга. У него есть бар на станции достаточно удалённой отсюда, чтобы Космическая полиция тебя не нашла.
- Прости, не совсем тебя понял, – удивился Монтана.
- Что тут не понятного? После того как ты опубликуешь свой репортаж обо всё этом, полицейские с тебя шкуру снимут.
- Ну, да такое возможно, – пожал плечами Ли немного беспечно так, как будто они говорили о погоде.
- Знаешь, меня беспокоит то, что ты не особо беспокоишься.
- Просто я не параноик.
- Паранойя тут не причём, это здравый смысл: если есть большая вероятность того что полиция, тебя четвертует через час после того как ты выложишь информацию о грязных делишках Галактической Корпорации (а такая вероятность есть), то логично удрать с «Обочины» подальше. Ты ни находишь?
- Ну, да наверно, – опять пожал плечами Монтана, улыбнувшись. – Но это так мило, что ты обо мне волнуешься.
- Конечно, я о тебе волнуюсь, ты же мой друг.
Монтана сник и покачал головой:
- Это не то, что я ожидал от тебя услышать. Я посмотрю почту, не волнуйся, – помолчав, добавил, – Знаешь, вам тоже нужно будет скрыться, то есть замаскироваться.
- Замаскироваться? – усмехнулся Джон.
- Не смейся. Вам нужно сменить номера и документы на время, тогда если полицейские патрули вас остановят, то будет шанс от них улизнуть.
- Н-да, это хорошая идея, – задумался доктор.
- Я могу дать тебе адрес одной станции, там можно сделать всё необходимое за несколько минут и без лишних вопросов.
- Да, я в курсе. «С.Вишес»?
Ли кивнул, а когда Джон уже собирался прощаться, быстро шагнул к нему и их глаза оказались всего в паре сантиметров друг от друга:
- Позволь поблагодарить за твою заботу, «друг», – выдохнул Монтана ему в рот и поцеловал в губы, но Джон сжал их и, не моргая, смотрел на Монтану, сопротивляясь неловким попыткам парня соблазнить его.
- Пожалуйста, Джонни, – взмолился Ли, – всего один маленький поцелуйчик. Может ты прав и полиция придёт за мной, пускай. Я не собираюсь прятаться у чёрта на рогах. Этот клуб, эта станция – это мой дом и никто не заставит меня бояться в собственном доме, а тем более покинуть его. И если полиция придёт за мной, то пусть так и будет. Ты же понимаешь, что мы можем больше не встретиться? Если тебе действительно не всё равно, то подари мне это напоследок.
Джон выдохнул и посмотрел на парня: его глаза блестели, его губы были слегка приоткрыты, а дыхание было таким жарким, что доктор послал к чёрту все свои принципы. Он притянул к себе Ли и поцеловал. Сначала они целовались просто в губы, потом подключились языки, они проникали в глотки друг друга всё глубже. Доктор даже сам не ожидал от себя такой страсти, он сжимал парня в объятьях так крепко, что тот постанывал от желания. Шли минуты, и голова Джона кружилась всё больше с каждой секундой. В этой круговерти он не заметил, как оказался прижатым к двери. И как только Ли удалось прижать Джона, он стал более напорист и уверен в себе, его страсть казалось вот-вот впрессует доктора в стальную дверь. Джон окончательно растворился в поцелуи, и его сознание унеслось куда-то в нирвану, в общем, очень далеко. Кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы из коммуникатора не раздался голос охранника:
- Сэр, сэр Монтана, тут посетители у входа бузят, говорят уже пора открывать клуб. Сэр, вы меня слышите? Что прикажите?
Монтана не отрываясь от «дела» на автомате нажал какую-то кнопку и коммуникатор заглох. Но момент был упущен. Джон очухался и оторвал от себя Ли, тот так обиженно посмотрел на него, что на секунду ему снова захотелось поцеловать Монтану, но он справился с этим желанием.
- Думаю достаточно, ты получил больше, чем просил.
- Ты знаешь, что я люблю тебя?
- Конечно, ты как напьёшься, всё время мне это говоришь и лезешь целоваться. Сейчас ты хоть не пьян?
- Нет. … Ты … Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, Джон! Почему ты меня ненавидишь? – в глазах Ли стояли слёзы.
- Ну что за чушь! Я не ненавижу тебя, – Джон обнял парня, по-дружески похлопав по спине. – Я тебя не ненавижу. Я люблю тебя, но как друга.
- Это не то, что я ожидал … – начал было Монтана, но осёкся, поняв, что повторяется.
- Я не могу ни чего тебе больше предложить. Я не могу дать тебе нечто большее, не могу дать тебе то, что ты хочешь.
- Почему нам хотя бы не попробовать? – всхлипывал Монтана, уткнувшись в его плечё.
- Прости, но нет. Я могу понять насколько тебе сейчас больно, но даже если мы попробуем, ничего не изменится, я не смогу полюбить тебя так, как ты того хочешь, и когда ты поймёшь, тогда тебе станет в десяток раз больнее чем сейчас. Ты не заслуживаешь такой участи.
Монтана хотел что-то сказать, но Джон его перебил:
- Я знаю тебя ты сильный, ты переживёшь это, ты справишься. Это всего лишь юношеская влюблённость. Тебе всего двадцать пять. Это пройдет, как только ты повзрослеешь.
Доктор поцеловал Ли в макушку и вздохнул:
- Мне пора. Слышишь, Монтана? – тот оторвался от него и отошёл на шаг. – У тебя всё будет хорошо, не переживай. Ещё увидимся, – подмигнул Джон и вышел за дверь.
Это произошло три года назад, а ничего не изменилось: каждый раз как они встречались в клубе или случайно сталкивались на «улицах» станции Джон видел в глазах Ли те же чувства, что и раньше, не на йоту не уменьшившиеся. Хотя тот пытался их скрыть, пытался показать, что он «пережил» это, что Джон был прав это всего лишь юношеская влюблённость, но каждый раз встречая Монтану доктор убеждался в обратном. И каждый раз поражался, насколько силён этот парень: вот так нести такую тяжёлую ношу в одиночку. Джон знал всё о неразделённой любви, он сам нёс в своём сердце что-то подобное, а ещё немного разочарования. 

***
Рубашки, футболки, брюки, пиджаки, куча разных тряпок и обуви были разбросаны по дивану, кровати и полу. Маленькая комнатка, отданная под гардероб, опустела наполовину, но Джон ещё не нашёл идеальное сочетание. Нужно что-то говорящее: «Я рад тебя видеть», но Джон не хотел, что бы она поняла, как он тщательно подбирал одежду для их первой за год встречи. Они виделись один раз в год, если везло то два, и всегда она назначала день, время и место встречи, а он готов был всё бросить и лететь с другого конца вселенной. Триш командовала им даже спустя пять лет после развода. Почему она это делала? Сама Триш называла это актом благотворительности: раз, в год, давая ему шанс снова и снова вернуть её, но у него никогда не получалось. Надо сказать, что всё это было всего лишь представлением с её стороны и попытки Джона были обречены на провал, но он этого не знал и не понимал. И единственной подлинной причиной, по которой она это делала, было нездоровое любопытство: «Насколько его хватит, насколько хватит его терпения и когда он, наконец, поймёт?». И вот Джон капался в своей одежде и обуви, чтобы одновременно произвести впечатление на свою бывшую жену и не выглядеть как праздничный торт или мальчик на первом свидании.
По календарю станции «Обочина» была четвёртая декада июля, а по времени – восемь вечера, температура плюс двадцать по Цельсию, давление и влажность в норме. Джон выглянул в окно, спектр искусственного солнечного света сменился на янтарно жёлтый (предзакатный) ещё пара часов и спектр смениться на закатный. В таком освещении он хорошо выглядел бы в светлом. Белые широкие джинсы и свободная белая рубашка на выпуск с закатанными рукавами и парой расстегнутых верхних пуговиц, а ещё белые мокасины. Просто шик, особенно в контрасте с загорелой кожей. Гладковыбритый, с отбеленными ровными зубами и маникюром – Джон прилетел на станцию за неделю до встречи и постарался над своей внешностью на славу. Он просто не мог допустить ошибок на этот раз. И конечно он очень волновался. Пришлось зайти к приятелю на старое место работы, в госпиталь, и выпросить успокоительное, чем ближе была встреча, тем сильнее у него тряслись поджилки. Джон ворчал и ругал себя последними словами – взрослый мужик за сорок, а так трясётся как какой-то подросток.
Кофейня «Монмартр» славилась своим эспрессо и выпечкой, когда-то много лет назад они здесь часто завтракали, обедали и ужинали. С тех пор он ни разу сюда не заходил, не мог, один вид столиков на улице возле входа, и запах сдобы навивал на него воспоминания, приводящие к замыканию мозга, которые как ножи вонзались в его сердце.
Официантка в коротенькой чёрной юбчонке и белом переднике принесла Джону воду со льдом и лимоном, как-то по-особенному взглянула на него и улыбнулась. Джон проводил её взглядом и подумал, что может быть он ещё не настолько стар, раз на него так глядят девушки чуть за двадцать. Это приятно – быть не настолько старым как ты думал о себе. Триш задерживалась, как всегда, на полчаса и у Джона была возможность рассмотреть посетителей кафе. Контингент заведения казалось, стал моложе, чем десять лет назад. Несколько счастливых парочек – красивые мужчины и женщины – такие молодые и прекрасные, и Джону подумалось, что в закатном освещении они выглядели бы ещё лучше. Он обернулся на звук смеха и увидел совсем юную пару, те не стеснялись целоваться взасос. Джон, было, хотел крикнуть им: «Оставьте хоть что-то для гостиничного номера!», но осёк себя и отвернулся. Нет, всё-таки он старый ворчун. Зачем Триш назначила встречу именно здесь?...
Прошло ещё полчаса и двадцатилетняя официантка, на роликах принёсшая ему уже третью чашку эспрессо глядела на него с жалостью, и это было противно. Джон громко отхлебнул кофе и почувствовал, как он стал старше ещё на сотню лет. А когда он съежился над пустой чашкой, глядя куда-то вперёд, появилась Она. Она шла по улице прямо к нему, сквозь волны тёплого воздуха похожая на мираж в пустыне, на видение из снов, из его «мокрых» и непристойных снов о ней. Она подошла и поздоровалась, мило улыбнувшись. Невидимое облако духов с запахом грозы и южного бриза будто оживило иссохшего, скрюченного, слепого и трясущегося старика, превратив его в мужчину среднего возраста, но всё ещё молодого и поджарого с прямой спиной и блестящим влажным взглядом.
Джон встал, придвинул ей стул, поцеловал руку, он был само обаяние, даже не напрягаясь, будто она поменяла его естество только лишь своим присутствием.
Несколько дежурных фраз, они разговаривали о том, что изменилось в их жизнях за этот год. Она рассказывала о том, что её повысили на работе, о том, что за ней ухлёстывают три кавалера, и она не знает, кого выбрать. Он говорил, как ему нравится её новая причёска и что её кожа такая красивая и молодая, даже спустя столько лет она не изменилась ни на день с момента их первой встречи. Она описывала своих «женихов» и говорила, что каждый из них лучше, чем Джон раз в сто. Она говорила, что каждый божий день благодарит проведение за то, что не замужем за ним. А у него в голове пронеслась шутка, что где-то на мрачном чердаке под замком, наверное, есть портрет, который стареет за неё, и он, мысленно, уколол себя, ну что за ерунда. Она спрашивала, работает ли он на той же посудине вместе с шайкой алкоголиков и капитаном, который проводит в борделях больше времени, чем шлюхи, и пьёт, как рыба. Он ответил, что всё изменилось, и его капитан изменился. Она ухмыльнулась мол: «Ну да, конечно». Неловкое молчание продлилось минут пять, и Джон снова заговорил о том, что счастлив, видеть её. Он говорил о том, что всё это глупо, что они упускают годы, которые могли бы быть вместе. Он говорил, как сожалеет, что причинил ей столько боли и обиды. Он умолял простить его за всё, из-за чего она так долго на него злится. Он обещал, что сделает всё, чтобы исправиться, лишь бы видеть её каждый день рядом. Потому что каждый день без неё это чистилище, а каждая такая встреча раз в год это рай. Он спрашивал, что может уже достаточно его наказывать. Она, молча, смотрела на него холодно и спокойно, на её лице не дрогнул не один мускул. А он всё что-то мямлил о том, как любит её до сих пор, не смотря не на что. И когда он, наконец, замолчал, выжидающе смотря на неё большими карими щенячьими глазами, она тяжело вздохнула, этот разговор её утомлял, этот человек её нервировал своим голосом и видом.
- Может, хватит, – жёстко произнесла она, – может, хватит этого лепетания, этих жалких подмазываний? Прекрати корчить из себя брошенного щенка с перебитой лапой. Когда?! Когда ты уже будешь вести себя как мужик?! А? Сколько лет прошло с тех пор как мы расстались? Пять? А ты всё ходишь за мной, зовёшь на встречи, посылаешь сообщения. Хватит послать мне открытки на годовщину свадьбы, на Новый год, на день Св. Валентина, «Восьмое марта», хватит поздравлять меня с днём Св.Патрика (Я только на четверть ирландка!), не присылай мне дурацкие поздравления: «С первым днём весны!» (Какая ещё может быть весна здесь!). Я не понимаю, почему тебе просто необходимо быть таким жалким неудачником.
- Ты прекрасна даже в гневе, – улыбнулся Джон.
- Боже, помоги мне! Этот человек слабоумен, – взвыла она от усталости. – Может тебя избавить от мук, как хромую лошадь, и пристрелить прямо сейчас? Это последняя встреча, – объявила она, выпрямившись на стуле. – Я хотела посмотреть, насколько тебя хватит, но уже сама устала от этого эксперимента. Ты надоел мне, а моим друзьям надоело выслушивать мои истории о тебе и том, каким ты становишься жалким с каждым разом, с каждой встречей. Раньше это меня и их забавляло, но вся эта шутка устарела и ты тоже. Работа на этом корабле явно не идёт тебе на пользу, ты похож на сухого старикашку с жёлтой кожей и больной печенью. В общем, сегодня я встретилась с тобой чтобы сказать только одно: не преследуй меня больше, иначе мне придётся получить судебный запрет и тебя переселят на другую станцию. Вот и всё. Прощай.
Она ушла так же, как и пришла подобно миражу и ведению, забрав запахи грозы и бриза с собой. И как только она исчезла, всё как-то потухло, будто искусственное солнце закрыли искусственные серые тучи, а воздух наполнился смогом. Руки и ноги стали тяжёлыми, а на грудь, будто кто-то положил свинцовую плиту. Джон сидел не в силах подняться и каждый вздох ему давался с трудом. Ему не хотелось дышать вовсе, но упрямое тело продолжало почему-то жить, хотя он точно знал, что только что умер. И всё равно никак не мог понять: «За что?».
Джон и в правду знал всё о неразделённой любви и разбитом сердце, у него во всём этом был огромный опыт, но это, ни, то знание, которое ему было нужно.
Спектр искусственного солнечного света уже давно сменился на «закатный» и его «розовое время» подходило к концу. Кафе закрывалось. Ещё немного и начнут зажигаться уличные фонари. Молодая официантка положила руку на плечё Джону, и тот посмотрел на неё.
- Простите, кафе закрывается, пожалуйста, покиньте его.
- Да, конечно, – отстранённо сказал он и встал. Официантка взяла его за руку.
- Знаете, я слышала, что она вам говорила. Ненароком, случайно. Она не права. Вы хороший человек.
- Ты даже не знаешь меня, – сухо отозвался Джон.
- Да, возможно, но просто по вам видно, что вы хороший человек, а она не справедливо с вами поступила. Я, конечно, вам не советчик, но попытайтесь жить дальше.
- Спасибо за совет, – устало улыбнулся Джон. Девушка не хотела отпускать его ладонь, но он высвободил её и добавил, – До свидания, и ещё раз спасибо.

Джон шёл от кофейни довольно долго в какой-то странной задумчивости, он вновь и вновь прокручивал весь разговор в голове. В его ушах был её голос и сознание пыталось уловить в каждой фразе другой смысл, в его глазах было её лицо и разум пытался вспомнить и расшифровать все микровыражения чтобы найти её истинные мысли. Ведь не может быть так, что всё, что она говорила это не притворство, что это её настоящие чувства. Джон искренне был убежден, он чётко знал, что она – его Триш – всё ещё любит его, но отрицает это по какой-то не известной, но видимо очень серьёзной причине. Джон искренне верил, что разгадав эту причину, он сможет её вернуть, он освободит её от не ведомого препятствия, и они снова будут вместе. Одна часть его личности рыдала при таких мыслях, а другая язвила и плевалась словами, которые могли бы вырезать сердце заживо.
Весь этот хаос происходил в его сознании, и он был настолько погружён в себя, что фактически шёл в слепую, не разбирая дороги. Джон обнаружил себя через два часа напротив клуба «Радиохэд», и чуть не впал в отчаянье. Как же так, он только что был в другом крыле станции, сколько же километров он протопал? И почему здесь? Сегодня он не собирался в клуб. Джон смотрел на вход и ходил из стороны в сторону, нервничая и куря одну шалфейную сигарету за другой. Плюнул, развернулся и пошёл на другую улицу, но его остановила парочка девчонок на вид не старше шестнадцати.
- Ни будет сигаретки? – спросила яркая блондинка с двумя короткими хвостиками, лазурными глазами (явно линзы) и алой помадой.
- А вам не рановато? – свысока хмыкнул Джон.
- А ты чё? Наш папаша? – влезла вторая со смольными волосами, чёрной помадой и черными глазами, как у демона (тут уж точно линзы).
- Нет. Я доктор. – Джон улыбнулся, эти девчонки были фанатками Монтаны, вот смеху-то.
- Может, тогда пропишите нам «контры»? – вновь вступила блондинка, подойдя на шаг ближе, и положила руку на его плечё.
- Что простите? – не понял тот.
- «Контры», идиот. Контрацептивны, – уточнила брюнетка, хмурясь ещё больше.
- Сигареты я вам могу дать, хотя и не должен, а вот насчёт второго это вообще уголовное дело.
Брюнетка заскрипела зубами, а блондинка надула губки, и Джон продолжил.
- Я знаю это не справедливо, но вам секса не видать до восемнадцати, такой закон, это вам не Земля где всё можно. – Джон вытащил из-за пазухи пачку сигарет, заполненную только на половину, и отдал девушкам. Такие как они часто трутся возле клубов для взрослых и пытаются туда проскользнуть, но их часто ловят, а конкретно эти девушки были фанатками Ли Монтаны – тот ещё контингент, самые упрямый вид подростков, что угодно сделают лишь бы попасть в «Радиохэд» и увидеть кумира. Джон развернулся и пошёл к клубу, парочка, было, последовала за ним, надеясь, что он их проведёт, но Джон подошёл к охраннику что-то сказал и показал на них. Охранник пропустил Джона внутрь, посмотрел испепеляющим взглядом на девчонок, указал на них пальцем и крикнул громовым голосом:
- Эй, вы двое, стойте там, я вызываю полицию, сейчас вас быстро заметут.
Девчонки дали дёру так, что аж шпильки сверкали, в принципе охранник на это и рассчитывал, больно надо ему дёргать полицию по таким мелочам.
Клуб гудел голосами посетителей, клуб переливался мелодичным звучанием, будто бы повисшем в воздухе, клуб пах вкусным сладковатым алкоголем, фруктами, восточными сладостями, пряностями и табаком (сегодня был день Персии). Джону жутко захотелось пить, и не просто пить, ему захотелось взять коктейльную трубочку и втянуть воздух клуба, выпить его до дна. Джон блаженно стоял в толпе и наслаждался всеми этими звуками и запахами, пока его не похлопали по плечу. Монтана. Приветливый и улыбчивый, он уже давно не носит цветные линзы, но Джон только сейчас заметил это. Оказывается настоящие глаза у Монтаны серо-зелёные как нефрит на свету. А его волосы по-прежнему блондинистые, но хотя бы более естественного оттенка. Монтана предложил ему пройти к забронированному столику с балдахином.
Когда они устроились поудобней, Монтана закурил кальян, предложил Джону, но тот отказался.
- Ты снова куришь? – строго спросил он.
- Сегодня мы в Персии, почему бы и нет, – весело отозвался тот.
- Господи, я думал, что вытащил тебя тогда, тринадцать лет назад, но видно против статистики не попрёшь, завязавшие всё равно срываются.
- Ты говоришь как моя мама, – недовольно заметил Монтана.
- Я кстати говорил в тот раз с ней и предупреждал о статистике, но сам надеялся, что не прав.
- Это всего лишь трава, экологически читая и лёгкая (с пониженным уровнем).
- У тебя так всё просто, – хмыкнул доктор. – Помнишь, в тот раз ты говорил, что всё в порядке, волноваться не о чем, что у тебя нет зависимости, что те кристаллы, которые потреблял ты, синтезированы без свойств к зависимости.
- Нашёл что вспомнить, это когда ж было, – надулся Монтана.
- Да, это было словно сто лет назад, но сейчас кажется, что буквально вчера.
- Ну, хватит! Ты говоришь как моя мать.
- Что бы она ни говорила, я с ней согласен.
Монтана надулся ещё больше и минут пять хмурил брови, сверля Джона взглядом, и только дымил, как паровоз, будто назло ему. Джон знал ещё пять минут такого пыхтения, и здесь можно будет вешать топор. Нужно было как-то разрядить обстановку. Может пошутить, может рассказать про тех девчонок-фанаток, но у него почему-то вырвалось совсем другое, то о чём он не хотел, ни с кем говорить и не заговорил бы, потому что это только его дело, только его проблемы.
- Сегодня я встречался с Тришей… – Это прозвучало немного отстранённо, да и сам Джон выглядел так, как будто его здесь не было. Монтана перестал пускать кольцами дым и наклонился ближе к собеседнику, с любопытством глядя на того, приготовившись слушать. Но собеседник молчал и смотрел сквозь него.
- Ну… – не выдержал Монтана, – Что? Что она сказала?
Джон резко втянул воздух, словно до этого не дышал и с выдохом произнёс:
- Да много чего. – Доктор посмотрел в зал и свистнул проходящему мимо официанту. – Можно мне Гиннес и что-нибудь пожевать.
- Посмотри на меня, – Монтана щёлкнул пальцами перед Джоном и тот посмотрел. – О чём вы говорили?
- О разном: политике, религии, деньгах... Я говорил о том, как она прекрасна и молода, а она говорила о том, насколько я жалок и бесхребетен. В итоге мы решили, что оба правы.
- Когда ты перестанешь себя мучить? – устало проговорил Монтана, выдыхая дым.
- А ты? Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – пристально посмотрел на него Джон.
- Не понимаю о чём ты, – пожал плечами Монтана и, закусив мундштук, от души затянулся, запрокинул голову на подголовник и выдохнул (было похоже на заводскую трубу).
- Да, – вздохнул Джон. – Это я тебя мучаю, приходя сюда и рассказывая о Патриции, о бывших жёнах, и всех девушках, которых встречаю даже на одну ночь.
- Как будто их так уж много, – хмыкнул парень, закатив глаза.
- Наглец, – одобрительно улыбнулся доктор.
- Джон, – уже серьёзно обратился Монтана, – зачем ты сюда приходишь?
- Не знаю, мне нравится здешняя музыка, здешняя атмосфера, люди, всё это моя тема. Мне нравишься ты. Проводить с тобой время и говорить обо всём что происходит. Шутить. Глазеть на посетителей. Обсуждать новости и сплетни…
- И твоих жён… – перебил Монтана.
- Да, и их тоже.
- Не знал, что я твой личный психоаналитик. Видимо зарплаты мне не видать.
Джон улыбнулся, стиль юмора Монтаны нравился ему больше всего потому что походил на его собственный: где-то подтрунивающий, где-то саркастический, а иногда ядовитый. Доктор посмотрел на парня и прочёл по его лицу, что он сдерживает себя, чтобы не включить этот «яд», чтобы не обидеть. Это было Джону знакомо, когда твои шутки превращаются в токсичную кислоту, а слова становятся острыми лезвиями. Это происходит потому что злишься на себя и на того человека, который тебе не безразличен, и ты хочешь сказать ему что-то предупредить о «граблях», на которые он вот-вот наступит на твоих глазах, но из твоего рта вырывается вся эта едкость и острота и рвёт чувства того человека на части. Но Монтана себя сдерживал, сглаживая тон, при разговоре с доктором, как тот, в свою очередь, сдерживал себя каждый раз при разговоре с Патрицией. И все острые, заточенные слова, токсичные фразы, замечания обрушивались внутрь сознания, растерзывая в клочья разум.
Доктор протянул руку и Монтана вложил в неё мундштук кальяна. Джон затянулся и выпустил тонкую струю дыма вверх, запрокинув голову, как его собеседник минуту назад, блаженно улыбнулся.
- Так всё-таки это кристаллы?
- Чистая гидропоника, – гордо ответил Монтана.
- Хорошооо… – протянул Джон, затянулся ещё раз, закинул ноги на низенький столик и слегка сполз вниз. Монтана кивнул официанту, чтобы тот принёс ещё одни кальян для него. Звучала музыка, сновали официанты, мелькали туда-сюда посетители. А они обсуждали их, сплетни в глянцевых изданиях и новую политику руководства станции по ужесточению правил приобретения личного транспорта и увеличения числа велорикш. «Как будто общественный транспорт – панацея». «И не говори».
Вечер в клубе шёл своим чередом. А ночь? Что ж ночь он проведет один, а утро встретит в холодном душе. Всё это Джон знал наверняка, только единственное оставалось на волю случая – сновидение. Кто будет сегодня в его неприличном, «грязном», «мокром» сне?