Вдыхай мой мир. Глава 2-День молчания

Она сидела, уставившись взглядом в закоптившейся от сигарет и жира кухонные плитки на стенах. Воздух будто перестал циркулировать по комнате. У Павла в горле был комок, который он не мог сглотнуть. Но ему было совсем не до её чувств. Он больше думал о том, что ему теперь делать, будучи лишившемся «своего рая». Лариса будто уловила в наэлектризованном воздухе тайну, которою держал в себе Павел.
- Мне долго ждать ответа?!
Он не произнёс ни одного слова. От этого кровь в ней закипала под действием алкоголя. Она встала с шаткого деревянного стула и начала со слезами выдавливать строгость в словах:
- Значит так! Сейчас ты собираешься в школу…вечером поговорим.
- Сегодня воскресенье – безжизненно ответил он.
Лариса глубоко вздохнула. В это время выпитое вино в перемешку с непонятными таблетками быстро протекало по её венам…сердце стучало ритм тарантеллы…ноги подкосило и она снова рухнула на стул. Лицо её будто бы постарело лет на 10…морщины стали отчётливей, и глаза выражали безнадёжность и скорбь. На миг Павел обратил внимание на неё. Ему показалось, что она умирает…увядает, как не ухоженный цветок с которого ссыпаются последние лепестки. 
- За что ты так со мной? – она повернула скорбный взгляд на Павла. Слёзы так же стекали по её щекам. Сразу она вспомнила про отца, покинувшего его и её, про болезнь прогрессирующую с каждым днём, с каждым выпитым стаканом, с каждой выкуренной сигаретой.
- Тебе никогда не понять…
- Скажи мне…куда ты уходил? Ты принимаешь наркотики?
- Не всё так просто, как тебе кажется…
- Когда молодой человек уходит посреди ночи неизвестно куда – это простая ситуация?!
Павел молча вышел из кухни и пошёл в свою комнату. За его спиной сидела престарелая женщина из последних сил выдавливавшая из себя крик…будто крик о помощи…
- Куда ты пошёл?! Я ещё не закончила! Паша!
Он заперся в своей комнате. Лариса долго барабанила в дверь и кричала, что бы он сейчас же вышел. Но Павлу было не до этого. В мыслях он уносился обратно в свой райский уголок, осквернённый, торчащими от дешёвой танцевальной музыки и наркотиков подростков…«Я больше не смогу туда вернуться…никогда…»
Всё воскресенье он сидел в четырёх серых стенах. На нём было на удивление спокойное  выражение лица, но он медленно умирал…казалось, что душа покинула его. Изредка тишина разрушалась лёгкими постукиваниями в дверь.
- Паш. Выйди, пожалуйста – страдающим голосом обращалась к нему Лариса – Ты ничего весь день не ел. Я мясо приготовила…ну выйди…ради меня…
Но он молча продолжал сидеть на жёсткой кровати, а глаза его были направлены на очередную неудачную попытку ночного пейзажа.
Ночь вновь появилась будто бы из-ниоткуда. За окном вновь образовался умиротворённый ночной пейзаж. Этой весной ночи были волшебными. Звёзды нежно украшали небо и притягивали к себе пытливые взгляды мечтателей. Проснувшись после суровой зимы, насекомые глупо и бесполезно бились в окна квартир. Даже проезжавшие машины по шоссе своим звуком не портили этот мир.
Лариса с другой стороны «совковой» двери, в бессмысленных попытках достучаться до Павла маячила из одной комнаты в другую. В руках то и дело то опустошался, то вновь наполнялся стакан. Факт ночного отсутствия сына, оставшийся без объяснения,  снова поджигал кровь, разбавленную приличной дозой выпивки. Весь день она испытывала жуткую душевную пытку, будто внутри её тела были выпущены шипы терзающие душу. Более менее придя в себя она вновь подошла к двери комнаты Павла.
- Я пошла спать! В школу  завтра не пойдёшь! Займусь твоим воспитанием! – строго осадила его  нетрезвая мать – Мы должны поговорить! Тебе нужна помощь врача…я так думаю…
Высказавшись, Лариса ещё немного постояла и прислонила ухо к двери. Мысленно она оказывалась в одной комнате с Палом и ждала ответа от сидящего парня, уставившегося в свои картины. Но не дождавшись ответной реакции, она развернулась и вошла в свою одинокую комнату. Войдя в неё, сразу в глаза бросается длинный коричневый советский стеллаж. На нём в разнобой стояли книги, фотоальбомы, рамки с фотографиями прошлой «счастливой жизни», которая навсегда ушла в небытие. Иногда Лариса рассматривала фотоальбомы и внутри у неё всё болело. На его страницах навсегда запеклись слёзы от потери. Светло-коричневый пол из убогих дощечек и старый диван покрытый стёртым пледом дополняли и без того печальное убежище Ларисы. У окна стоял лакированный деревянный стол тёмного цвета, на котором стоял горшок с цветком. В этом месте обитала старость и одиночество. Это можно было понять лишь раз кинув взгляд на комнату.
Павел всё ещё сидел на кровати. Глаза рассматривали ночной пейзаж, нарисованный им же. В голове у него была борьба сменяющих одну за другой мыслями:
«Очень резкие тона…надо смягчить свет фонаря…тогда может это придаст спокойствия…всё слишком резко…композиция не та…всё не то…это мать…мать виновата…она мешает мне жить…завтра надо уйти…пойду в школу…наплевать на уроки…главное просто пойти туда, что бы не разговаривать с этой алкоголичкой…почему она так со мной…всё могло быть иначе, если бы она хоть раз удосужилась проникнуть в мой мир, понять меня и чем я дышу…но ей срать на меня…за что мне всё это? За что?»
Взлетев с кровати, он взял изрисованный холст с мольберта и резкими движениями рук порвал его. Он это сделал тихо и быстро. Взмахнув рукой и почувствовав кончиками пальцев рельеф засохшей масляной краски, Павел отправил неровные куски холста в корзину. Тяжело вздохнув, он подошёл к окну и снова вгляделся в тот прекрасный мир, воцарившийся под доминированием ночи на этом участке планеты. Сердце мирно постукивало в его груди. Сквозь стены был слышен скрип старого дивана, на который весом своего тела ложилась Лариса. Павел же растворялся сквозь окно в том мире. Чуть расслабившись, на него накатила жуткая усталость, умноженная на ночную бодрость. Чуть шагнув в сторону кровати, он рухнул спиной на неё и не совсем мягкий матрац подхватил его тело, что бы отпустить в мир снов. Он уснул сразу, будто бы его мозг мгновенно отключился, нахлебавшись переживаний.
Ночь прошла. Слабенькие лоскуты утреннего света проникли в комнату, осветив еле распахнувшиеся голубые глаза.
«Эх…сколько время?...8:41...встаю…так-с…просто уйду щас…ничего ей не сказав и не послушав ни одного её слова…надо одеваться…»
Павел поднялся с кровати. За стеной ощущалась лёгкая вибрация сонного дыхания. Он понял, что уход его ничем не будет осложнён. Прохладный пол обжигал холодом голые ноги и с первым утренним зевком он схватил одежду со стоящего рядом стула.
«Пусть продолжает спать, а я уйду…хоть сегодня мне бы отдохнуть от неё…наркотики?...ну какие там наркотики?...Что она вечно всё придумывает…лучше бы пила меньше…»
Довольно быстро он одел жутко ненавистную ему школьную форму, состоящую из светло-синего пиджака и такого же цвета брюк, белой рубашки и идиотского галстука. Пожалуй, галстук он не любил больше всего. Это жуткий кусок чёрной дешёвой ткани, которую принуждали носить вместе с костюмом в государственном образовательном учреждении, что бы школа выглядела «престижно» в глазах завешенных лапшой родителей, радующихся за своё чадо и раскрывающих свои кошелёчки разной толщины, для того, что бы сделать вклад в кошельки директрисы Валентины Аристарховны и педагогов.
Одевшись, он вышел из своей серой «воскресной тюрьмы» и на автомате двинулся в сторону выхода, но тут же остановился. Какая-то резкая волна промелькнула по телу от ног до головы, будто ударило током. Он опустил голову и немного погодя завернул в комнату, где спала его мать. Медленно отворив слегка скрипящую дверь, он задержал дыхание и, казалось, пытался подсознательно стать легче, дабы не создавать лишнего шума от прикосновения ног с полом. В воздухе стоял тошнотворный запах перегара. Он тихо подошёл к окну и открыл форточку. Свежий весенний воздух ворвался в комнату колыхнув лепестки цветка в горшке. Лариса крепко спала опьянённым сном, предвещавшим головную боль и анальгин. На лице ещё были едва различимые следы слёз и губы были растянуты в стороны. Старческие морщины стали ещё больше отчётливыми, чем вчера. Павел застыл, поражаясь таким изменениям в матери. Утренний воздух, пришедший из окна и уткнувшийся в спину, толкал его к лежащей женщине. Павел нагнулся и поцеловал её в щёку.
«Я очень люблю тебя, мамуля…»
Спустя несколько мгновений он покинул квартиру. Выйдя на улицу, он достал из рюкзака пачку жвачки со вкусом мяты.
«Зубы не почистил…зажую жвачкой…зря я с ней так…но она всё равно не поймёт…»
Он шёл по направлению к школе, совсем не думая об одноклассниках и уж тем более о занятиях. Вскоре, Павел подошёл к зданию школы.  Белое облезлое здание 75-го года постройки совсем не вписывалось в окружающие его высотные дома.  Будучи огороженным старым, много раз перекрашиваемым металлическим забором, и с участком, заросшим многолетними деревьями, которые изо всех сил старались вырваться сквозь заросли своих собратьев к солнцу, школа напоминала заброшенку. Стены были покрыты жалкими попытками граффити, которые то и дело появлялись на свежо-забелённой дешёвой краской стене из маленьких беленьких плиточек. Тяжёлая деревянная дверь со стёртой железной ручкой всегда при открытии создавала противный уху звук. В это время в школу стекались толпы ребят, лениво шагающих к двери здания. Павел не любил школу, но для него сегодня она была убежищем от пьющей матери, желающей внедриться в его скрытый мир.
В 10Б было 19 учеников. Это был самый отстающий класс за всю историю школы. Успеваемость хромала и большинство педагогов просто не хотели нормально работать с ребятами, ибо их всех вместо университета ждало ПТУ. Нет, конечно, были и те, кто старался учиться и занять место в традиционном сценарии жизни, но таких было меньше половины класса. Классным руководителем в этом году была назначена новенькая молодая учительница Анна Сергеевна, заменившая старую математичку. Анна была стройная, красивая 26-летняя учительница биологии и химии. Её светлые волосы были всегда аккуратно прибраны в пучок, а яркие зелёные глаза украшены очками в круглой оправе. Облегающая её бёдра чёрная юбка, подчёркивала достоинство молодой фигуры, а белая выглаженная рубашка в совокупности с чёрной жилеткой создавало ей образ идеальной бизнес-леди, чем учительницы. Она любила своё работу и полностью отдавалась ей. Она, как никто другой понимала все «достоинства» переходного возраста и за это ученики её обожали. Директриса Валентина Аристарховна часто отчитывала её, ибо считала, что ученики к ней относятся, как к своей. Она видела в этом угрозу для психологического и нравственного развития детей. Учитель не должен допускать панибратства к себе. Хотя всегда хвалила её за то, что успеваемость по биологии и химии в безнадёжном, казалось, классе улучшилась.
Павел вошёл в тёмное помещение школьного холла. По боковым стенкам были приделаны зеркала, а рядом стояли старые скамейки с дранными сидушками из кожзаменителя для тех, кто всё таки переодевает сменную обувь.  Чуть дальше справа был гардероб с «тюремными» решётками за которыми сидела старая гардеробщица Татьяна Васильевна. Она часто ворчала на тех, кто забирал куртки во время занятий.
- Такие молодые, а курите! Да я в ваши годы… - каждодневно полоскала мозги подрастающему поколению.
Слева от гардероба была двойная дверь в столовую, которую каждую перемену осаждают толпы школьников, тратящих деньги на пирожки, сладости из непонятно чего (попить кока-колу было и то полезней, чем съесть какие-то крашенные химией, сладкие конфеты в виде бус, браслетов или часов) и газировку отечественного производства, на которых производители нагло писали об артезианском происхождении данной жидкости. О банальном понятии очереди ребята вообще не знали, ибо к прилавку было никак не протолкутся, а самые маленькие вовсе пролазили везде, где только можно. Напротив входа в холле за убогим, светлым деревянным столом сидела охранник, имя которой никто не знал. Это была женщина 60-летнего возраста с вечно хмурым лицом. Часто она сидела в толстенных очках и разгадывала кроссворды в газетах, на обратной стороне которых светилась реклама эротических услуг, всяких чудо-приборов спасающих от всех болезней и магических услуг с обещаниями вернуть любимого и настроить денежный поток. Холл был украшен растениями в горшках, которые тянулись своими отростками к окнам в желании получить хоть немного солнца в этом несветлом помещении. Школьники послушно ступали в длинный тёмный коридор слева от входной двери и расплывались по классам, где должны будут потерять своё время, слушая про несчастную жизнь педагогов в перемешку с учебным материалом, который педагоги подбирали с учётом дурацкой устаревшей программой образования.
Павел прошёл к гардеробу и снял свою куртку. Сдав её, он как и остальные ученики затерялся к шагающей толпе по направлению в коридор. Но тут его остановила охранница.
- Где ваша сменка молодой человек? – с небольшой окраской строгости осадила его любительница кроссвордов.
- Она на мне – спокойно ответил Павел.
Охранница вооружённым глазом оглядела внешний вид кед и сморщив губы посмотрела сквозь очки в голубые глаза ученика этого заведения.
- Ладно. Проходи.
И он двинулся по коридору по направлению к лестнице на второй этаж. Стены были небрежно покрашены оранжевой краской. На полу были ужасные серые плитки, на которых светились следы не переодевших сменку детей. Павел поднялся на второй этаж по старой бетонной лестнице с маленьким одиноким окошком на котором стоял бедный измученный цветок в горшке. Проникнув в зелёный холл второго этажа, он повернул направо и зашёл в класс русского языка и литературы. Класс был достаточно широкий и светлый. По нему были распределены три ряда одинарных белых парт в паре с чёрными стульями с мягкой спинкой и сидушкой. По боковым стенам висели…угадайте что?...ну конечно же портреты великих русских деятелей культуры. А в конце класса был большой портрет солнца русской поэзии, украшенный полумёртвыми цветами, напоминающими папоротник.
- А ты чего это не здороваешься Паша? – перебила ход мыслей Павла, странная женцина с седыми волосами и узенькими глазами.
- Здравствуйте Светлана Вячеславовна – монотонно ответил он.
Павел занял своё место в первом ряду, третья парта. Справа от него гордо висел Тютчев в кругленьких очках и приятным взглядом. Сидящему за партой, открывался обзор на новенькую белую доску на которой были видны следы плохо стёртого чёрного маркера. На контрольных иногда можно было найти подсказку на той самой доске. Слева стоял преподавательский стол заваленный тетрадями и какими-то бумагами. За ним сидела та самая Светлана Вячеславовна. Женщина преклонного возраста. Она славилась чёрствым, строгим характером и острым языком. Этот человек никому не позволял вести на своих уроках беседы и уж тем более передавать записки. Если кто-то рисовал на партах, она немедленно перебивала ход своих мыслей по теме занятия и строго поливала помоями провинившегося. За этой строгостью скорее скрывалась её одиночество, ибо она жила одна в старой квартире, брошенная своей взрослой дочерью, уехавшей в Америку к жениху. Седые неухоженные волосы, старый шерстяной серый свитер и убогая чёрная юбка из которой выглядывали дешёвые китайские чёрные ботинки с небольшим каблучком. Она была брошена, что бы доживать свой век.
В класс продолжали стекаться одноклассники Павла. Напротив него сидела Вера. Девочка из богатой семьи. Её рыжие волосы всегда были прямые и словно река стекали по её хрупким девчачьим плечам. Лицо было открытое, ибо чёлку она всегда убирала назад. Её нельзя было назвать красавицей. Нос с небольшой горбинкой, узкие губы и карие глаза. Брови были часто прокрашены карандашом. На юном лице виделись веснушки. Она отличалась от класса тем, что училась хорошо и впереди у неё светила перспектива обучения заграницей, проплаченная её папашей с толстым кошельком. Она была неравнодушна к Павлу и часто пыталась позвать его погулять или в кино, но Павел отказывал, говоря, что у него много дел. Ну совсем она ему не нравилась.  Слева от Павла сидел Марк. Парень из еврейской семьи. Марк был с короткими чёрными курчавыми волосами. Лицо у него умное. Был единственным отличником в классе. Павел часто спрашивал у него ответы на контрольных и Марк подсказывал ему. Сейчас он сидел и с интересом перечитывал учебник. У большинства класса его привычка читать вызывала желание набить ему морду. Особенно у Андрея. Андрей был главным альфой класса. Спортсмен, но при этом он был глуп. Часто педагогов просили подтягивать ему оценки, потому что школе нужны спортсмены, которые отстаивали честь образовательного учреждения на спортивных соревнованиях. Андрей одевался по моде. Часто носил футболки поло из которых были видны его накаченные руки. Не поддаться его харизме было невозможно. Глаза были синие. Красивое лицо и короткая модельная стрижка светлых волос. Толпы девчёнок со всех классов стояли в очереди к нему.
Прозвеневший звонок разрядил обстановку в шумном классе. Светлана Вячеславовна попросила закрыть всем рот. Она пошла к двери, что бы закрыть в дверь и тут в последний момент в класс влетел Вадим. Ошарашенная от неожиданности «русичка» и засмеявшийся класс слегка смутил его. Вадим был человеком странным и поглощённым идеей защиты окружающей среды, потому что его отец и мать были региональными лидерами какой-то там Эко-партии. Часто на улице его можно было встретить у метро, раздававшего всякие буклеты о том, что нужно экономить электричество и воду, что нужно перестать распылять лак для волос, потому что он дырявит озоновый слой и что необходимо перестать пользоваться косметикой, ибо её испытывают на животных. За такое весь класс посмеивался над ним, но он как-то не обращал на это внимание. Высокий, худощавый и неуклюжий парень с длинными, убранными в хвост каштановыми волосами преодолел смущение и спросил у разъярённой учительницы:
- Можно пройти на урок?
- Нет. Вы опоздали! Я попрошу выйти Вас за дверь!
Вадим, возможно обрадовавшийся такой ситуации, послушно развернулся к двери и вышел.
- Ну это просто возмутительно! Молодёжь совсем распоясалась! Я буду жаловаться Валентине Аристарховне!
Немного попричитавши сонным детям, она всё-таки приступила к учебному материалу. Павел делал вид, что записывал в свою тетрадь конспект. На самом деле он думал о том, что бы сегодня сходить на заброшенный бассейн.
«А может всё не так плохо…ну выпили, помусорили…поставлю новый замок…тайна…теперь это не тайна…ладно…решено…сегодня ночью пойду туда…»
Прозвенел звонок. Светлана Вячеславовна дав домашнее задание, отпустила учеников. Зелёный коридор второго этажа вновь ожил толпами передвигающихся людей. Павел, встав с парты и сложив учебник с тетрадью в рюкзак, почувствовал стоящего рядом человека:
- Привет Паша. Ты сегодня идёшь на день рождение к Вере? – спросила его стоящая рядом девушка. Её звали Алина. Красивая, с восточными чертами в лице и длинными чёрными волосами. Хорошая фигура, к которой стремятся многие девушки. Узкие чёрные джинсы заканчивающиеся красивыми и дорогими ботильонами  из кожи с украшением в виде бантика и рубашка фиолетового цвета с подчёркивающими тонкость и хрупкость её рук и плеч, создавали ей образ, который можно встретить на страницах журналов о моде.
«Я не знал, что у неё ДР...»
- Нет, я не смогу.
- Жаль. Она очень хотела, что бы ты пришёл. Паш…ты ей нравишься – с лёгким оттенком ласки сказала она ему.
«Вера…нравлюсь я?...хм…зачем мне это говорить я и сам уже давно догадался…ну некрасиво как то отказывать…она даже подругу подослала ко мне, что бы я пошёл…всё таки день рождения…»
- Ну…окей…я буду.
- Пашка! Это же здорово! – Алина дала ему в руки бумажку, где красивым подчерком был написан адрес.
- Она живёт в новостройке?
- Да. У её родителей там пентхаус. Там сегодня будет вечеринка. Обязательно приходи.
С этими словами она красиво вышла из класса оставив после себя шлейф приятных духов. Выйдя из класса, Павел увидел в стороне, как она говорила с Верой. Та была очень рада и увидев Павла она улыбнулась ему. Алина, тоже развернулась и кокетливо подмигнула.
«Ну что ж теперь делать?...придётся идти…сразу после пойду к бассейну».
Остальные уроки прошли спокойно. Иногда Павел замечал, как Вера пилила его взглядом. Его это слегка смущало, но он понимал, что не стоит портить человеку праздник и иногда натягивал улыбку в её сторону.
После уроков Павел вышел во двор школы. Солнце слепило глаза, а шелест молоденьких листьев на деревьях поднимал настроение. Павел достал телефон и набрал телефон матери. После пары нудных гудков он услышал её голос. На удивление он звучал спокойно.
- Привет, милый. Как в школе?
- Хорошо мам. Меня Вера позвала на день рождение.
- Ясно. Домой зайдёшь?
- Конечно. Я уже иду.
Настроение Павла поднялось. Сразу исчезли следы вчерашней обиды на мать. Ему хотелось быстрее вернуться домой, что бы извиниться перед ней и объяснить, что он ничего не употребляет, что он просто рисует по ночам граффити на заброшенной стройке. Незаметно для самого себя, он вошёл в свою квартиру.
- Мам, я дома!
Лариса вышла из своей комнаты. Направив строгий взгляд на Павла, она снова включила старую пластинку.
- Ты что? Издеваешься надо мной?!
- Мам. Прости меня, пожалуйста!
- Нет! Ты сначала выслушай меня! Я тут вся, значит, извелась, а ты ещё собираешься на день рождение идти?! Ты не оборзел?!
- Мам! Успокойся! Я хочу, что бы ты знала, что я ничего не употребляю, я просто…
- А где же ты шлялся ночью?! Нет…я этого так не оставлю…
- Да выслушай же меня!
- Заткнись! Ты никуда не идёшь! Будешь дальше сидеть в своей комнате! Я вызову врача! Мне нужно удостовериться, что ты не наркоман!
- Прекрати это! Ты ненормальная и никому не нужная старая дура! Тебе самой нужен врач! Алкоголичка! Да ты посмотри на себя! Тебе всего 46, а ты выглядишь на все 80! Это ты не-но-рмаль-на-я!
Лариса застыла. Каждая клеточка её тела перестала работать. Время зависло над ними. Дыхание Павла, подгоняемое дозой адреналина, впрыснутого в сердце, звучало в тишине этой немой сцены. Повинуясь импульсу, он схватил сумку и вышел из квартиры. За дверью послышались быстрые шаги, удаляющиеся вниз по лестнице. Лариса двинулась в кухню, где достала из холодильника свежую бутылку холодного вина. Налив его в помытый стакан она села на шатающийся стул. Слёзы текли ручьём из её глаз и попивая солёное вино, она разом вспомнила предательство своего мужа и теперь предательство сына.
Павел, вылетев из подъезда, побежал в непонятном ему направлении. Он бежал куда угодно, только подальше от дома. Вскоре он скрылся с поля зрения. Павел отдышавшись, достал из рюкзака кошелёк и, увидев незначительную сумму денег, положил его обратно. Слёзы пытались выбраться из уголков его глаз, но он сдерживал их. Внутри тела в области груди, что то жутко щемило. Он подошёл к остановке автобуса и присев на скамью, почувствовал в заднем кармане джинс какой-то комок. Он достал его оттуда и увидел адрес дома, написанный уже знакомым подчерком.
«Значит вечеринка?...»